Никита Цицаги — молодой историк, который бросил привычный мир Москвы и уехал в Армению. Не для того, чтобы участвовать в конфликте, нет. Для того, чтобы показать людей, к которым пришла война. Так получается, что война становится в наш век чем-то совершенно обыденным. Но кто сказал, что это правильно и хорошо?
Спустя месяц после начала войны в Нагорном Карабахе каждый разговор в Ереване так или иначе сводится к обсуждению войны. Не важно, возвращаешься ли ты в этот момент на такси домой или знакомишься с пожилой ереванкой у прилавка магазина, пересекаешься вечером с соседом по хостелу или смотришь новости на экране телевизора.
В теплом Ереване стоит солнечная погода, по его улицам неспешно прогуливаются семьи, на площади Свободы на аттракционах катаются дети, в парке Победы с видом на гору Арарат обнимаются парочки. Но на фоне всего этого громким гулом звучит одна короткая фраза: «Война».
— заявил Никол Пашинян в своей недавней трансляции.
Спустя несколько дней правительство приняло новый порядок формирования народного ополчения.
Рекламные щиты и ряды транспарантов по всему городу показывают кадры с передовой. Витрины магазинов и балконы частных квартир увешаны флагами Армении и непризнанной Нагорно-Карабахской Республики. В центре в небольших палатках люди организовывают пункты сбора помощи солдатам на фронте. Вокруг этих пунктов часто собирается небольшая толпа людей, вслушивающихся в каждую фразу, произносимую в микрофон. Все активно общаются с волонтерами, о чем-то их спрашивают и объясняют в ответ.
Если у вас появится намерение поселиться в одном из хостелов Еревана, вы вскоре обнаружите, что сделать это почти невозможно. В каждом из них сейчас живут дети, эвакуированные из Нагорного Карабаха в первые дни войны. Хозяйка одного из таких хостелов, Карина, отдала целый блок своего небольшого дома-гостиницы беженцам из Степанакерта:
— Это была наша личная инициатива. Мы пытались помочь этим людям всем, чем можно.
Хостел Карины находится в Кентроне, центральном районе Еревана.
— В одной из комнат живут два мальчика и мама. Их отца ранило осколком в шею во время бомбежки. Семь дней он лежал в больнице в тяжелом состоянии, не мог говорить, есть, двигаться. Сейчас, слава богу, идет на поправку. Я надеюсь, что все станет хорошо.
— Идея с расселением семей, покинувших Нагорный Карабах, была инициативой государства?
— Нет, это была наша идея. Только наше желание помочь. Недавно нам позвонили из государственного учреждения, спрашивали, сколько мы тратим воды, электричества, газа. Думаю, они хотят компенсировать часть расходов. Будут оказывать поддержку. Скоро ведь начнется зима.
Гургена Накатэчряна я встретил на одной из улиц Конда, старого района Еревана. Медленно, заложив руки за спиной, он поднимался по высокой каменной лестнице, делая передышку каждые несколько десятков метров. А потом закуривал сигарету.
Когда-то дома в этом районе построили из всего, что имели под рукой. Узкие переулки района петляют между домами, поднимаясь то вверх, то вниз. Под вечер в этих лабиринтах легко заблудиться.
Разговорившись, Гурген рассказал мне, как двадцать восемь лет назад он принял участие в первой карабхской войне, как два года провел на фронте и как трудно было потом возвращаться с войны домой. Теперь он застает время, когда новый этап старого конфликта принимает еще более разрушительную форму.
— Я просился на фронт. Говорил им, возьмите в тыл или в гуманитарные войска. Буду помогать раненым, таскать носилки, снаряжение, — рассказывает Гурген, медленно подбирая по памяти русские слова. — Как молодые парни могут гибнуть на войне? Я видел, что такое эта война. Знаешь, кто там сейчас воюет? Сто пятьдесят тысяч азербайджанцев, наемники, нанятые за лиру, Турция. Вот с кем воюет один Арцах. Но ведь они не могут по-другому. Эрдоган строит Великий Туран. И он подстегнул Азербайджан на эту войну.
Вернувшись к вечеру домой, я пересекаюсь в курилке с Тиграном, соседом по хостелу. Через несколько дней он вместе со своим товарищем из Еревана должен уехать в Нагорный Карабах в составе добровольного ополчения.
Большинство из тех, кто приезжает в Армению с целью попасть на передовую остается потом в Ереване. Министерство объясняет им, что пока солдат на передовой достаточно, но как только понадобится их помощь, с ними оперативно свяжутся. По словам Тиграна, ему трудно оставаться в таком ожидании. Каждый вечер он слушает новости из информационных каналов, спрашивает у меня, какие новости идут из Москвы.
— Нет больше сил здесь сидеть. Вот увидишь, мы победим. Даже если мы ушли с какой-то территории, это стратегическое отступление. Потому что война есть война. Но за всю историю Нагорного Карабаха этот край никому не удалось покорить. Поверь, ты ещё узнаешь, что это за люди. Три маршала Советского Союза были из Арцаха, 12 генералов родились в одном арцахском селе. Многие из наших лучших офицеров в Армении родом оттуда. Эти люди знают свое дело, воевать они умеют.
Простой рабочий свитер Тиграна подчеркивает его крепко сбитую фигуру. Из-за прямой осанки и живого открытого взгляда он кажется гораздо моложе своих лет. Перед отправлением на фронт он сбривает свою густую черную щетину. Вечером, выкуривая сигарету, он читает новости последних двух дней.
— Вы не боитесь туда уезжать?
— Нет, не боюсь. Знаешь, я атеист. В Армении этого многие не понимают. Просто нужно привыкнуть к мысли, что смерть — это сон, от которого ты никогда не проснешься. Если бы бог вправду был, он бы допустил то, что сейчас происходит?.. Когда людям отрезают головы на войне, когда они убивают друг друга и кидают на головы бомбы? Наверное, бог бы спустился с небес, пригрозил из облаков огромным пальцем. Все бы посмотрели на него, послушали и перестали воевать. И не было бы этого зла, и смертей бы не было. Но этого не происходит.
— Думаете, эта война ещё может закончиться миром?
— Мне кажется, что это уже невозможно. Должно вырасти новое поколение и пройти еще 30 лет, чтобы люди забыли эту войну и то, что здесь происходит. Даже если Азербайджан или Турция завоюют часть территорий, как они потом будут жить с этими людьми, как они найдут мир с теми, кто там остался? Но они ничего не завоюют. Уйдут регулярные войска, начнется война партизанская. Как это уже происходило в других конфликтах.
Мнение людей, мысли людей... Война, как знают многие из наших читателей, — это состояние. Состояние тела, состояние души. Состояние мыслей. Кто-то спокойно смотрит на происходящее через монитор или экран телевизора, кто-то всеми возможными путями старается помочь, кто-то идет на сборный пункт, вспоминая, как правильно вкрутить запал в гранату и снарядить магазин.
У каждого свой путь.
Мы хотим показать происходящие события с обеих сторон. Сейчас не так важно, кто сделал первый выстрел, важнее показать то, что происходит в умах и сердцах людей по обе стороны противостояния.
Никита Цицаги находится в Ереване и ждет решения МИДа Армении, общаясь с армянами. Роман Скоморохов будет пробовать наладить диалог с азербайджанской стороной. Вообще, диалог даже между воюющими сторонами — это уже какой-то, но шаг к миру. Нам, в России, не так важно, кто какие цели преследует в этом конфликте, нам важнее знать и понимать, кто и что думает по обе стороны линии фронта. Это залог того, что через год или два война снова не начнется.
