Впервые вопрос проливов встал именно при Екатерине, когда по итогам побед над турками и быстрого освоения Новороссии появился инструмент в виде Черноморского флота и победоносной армии, и образовались средства на дальнейшую внешнюю экспансию за счет экспорта хлеба. Россия дворянская достигла пика могущества и уверенно рвалась в клуб великих держав, в чем ей сильно мешало отсутствие свободной морской силы. Флот у нас вроде был, даже два – Балтийский и Черноморский, но для выхода с мелководной Балтики в Атлантику нужно проходить пролив в водах Датских, а Черное море – идеальная ловушка, соединенная с морем Средиземным узким проливом Босфор, за которым следует море Мраморное, а потом еще более узкий и извилистый пролив Дарданеллы. По сути, русский флот, что военный, что торговый, оказался абсолютно зависимым от доброй воли Османской империи, той самой, с которой мы воевали всю свою историю и которая Россию, мягко говоря, ненавидела, вдобавок все больше впадая в зависимость от Англии и Франции.Был момент и идеологический, хотя и глубоко вторичный: Стамбул – это Константинополь, Второй Рим, место, откуда на Русь пришло христианство и где мы взяли многое из культуры и традиций. И это место с 1453 года находилось под властью мусульман. Одним словом, так сложилось, что проливы стали краеугольным камнем внешней политики России, и именно Екатерина первой попыталась решить эту проблему. Ясский мир, несмотря на название – Трактат вечного мира и дружбы, заключенный между Империей Всероссийскою и Оттоманскою Портою в Яссах в 29 день Декабря 1791-го года, все воспринимали правильно – как перемирие, России надо было освоить Новороссию и усилить Черноморский флот, Турции – зализать раны. Предыдущий договор – Кючук-Кайнарджийский:
Арт. 11.
Для выгодностей и пользы обеих империй, имеет быть вольное и беспрепятственное плавание купеческим кораблям, принадлежащим двум контрактующим державам, во всех морях, их земли омывающих; и Блистательная Порта позволяет таковым точно купеческим российским кораблям, каковы другие государства в торгах в ее гаванях и везде употребляют, свободный проход из Черного моря в Белое, а из Белого в Черное, так как и приставать ко всем гаваням и пристаням, на берегах морей и в проездах или каналах, оные моря соединяющих, находящимся.
Он тоже нес в себе много хорошего, например, право беспрепятственного прохода русских торговых кораблей в Средиземноморье, но окончился – войной. Россия готовилась. Даже одного из внуков императрицы назвали с намеком – Константином, поговаривали, что именно он возглавит возрожденную Византию, но...Но не взлетело. В Европе начались Наполеоновские войны, и стало не до планов, а потом и вовсе – Екатерина умерла, Павла быстро убили, а Александр был заинтересован исключительно в политике европейской. И в войне 1806–1812 годов мы, скорее, оборонялись. Бухарестский мир в режиме проливов не менял ничего, и война эта в целом решение вопроса не продвинула ни на шаг.
Попытки Николая Павловича
В 1828 году вспыхивает уже очередная Русско-турецкая война. Русская армия и флот действуют успешно, русские войска вошли в Болгарию. До проливов остался один шаг...Но снова не сложилось.Во-первых, в армии начались массовые болезни, а во-вторых – европейская политика. Все крупные игроки были против занятия Константинополя русскими войсками. Пришлось довольствоваться статьей Адрианопольского мира:
Блистательная Порта обязуется наблюдать тщательно, чтобы торговля, и особенно плавание по Черному морю, не подвергались каким-либо препятствиям; на сей конец она признает и объявляет, что ход через Константинопольский канал и Дарданельский пролив совершенно свободен и открыт для российских судов под купеческим флагом, с грузом или с балластом, имеющих приходить из Черного моря в Средиземное или из Средиземного в Черное. Сии суда, если токмо будут купеческие, невзирая ни на величину их, ни на количество их груза, не будут подвергаться ни остановке, ни притеснению, согласно с тем, как выше постановлено.
Она подтверждала право на свободную торговлю, но не давала уверенности в постоянстве и решении данной проблемы. А между тем львиная доля доходов империи и дворянства – хлеб, и проблему надо было решать. Второй попыткой Николая Павловича стала Крымская война.Впрочем, сначала она была просто Русско-турецкой и имела интересную предысторию. В 1833 году русские войска все-таки оказались на берегах Босфора, правда, по просьбе турецкого султана, спасая Османскую империю от гибели. Итогом стал Ункяр-Искелесийский договор, согласно которому Россия получила право свободного прохода военных и торговых кораблей и судов через проливы и право закрывать проливы для военных кораблей третьих стран, плюс совместная оборона проливов. Это была несомненная дипломатическая победа, решавшая все проблемы России без взятия Константинополя и креста на Святой Софии, к которому прагматик Николай не очень-то и стремился. Но срок договора истек. И режим проливов пришлось обсуждать в Лондоне – с Великобританией, Францией, Австрией и Пруссией. Итогом этого обсуждения и стали Конвенции 1840 и 1841 года, согласно которым в мирное время Черное море было закрыто для военных кораблей всех стран. Николай Павлович считал Конвенции успехом, потому как искренне надеялся решить проблему «больного человека Европы» путем мирным и совместными действиями «европейского концерта».Но, как показало будущее – надежды эти были беспочвенными, ни одна из европейских держав не была заинтересована в появлении России в Средиземноморье и ее дальнейшем усилении… Собственно, одна из причин Восточной войны кроется именно в этом. Так, Британия – путем кредитования Порты наращивала там свое экономическое и политическое присутствие, Австрия – переживала за свою часть Балкан, Франция – хотела вернуться в клуб сверхдержав...Россия, оставаясь в одиночестве, тем не менее не верила что «партнеры» по Священному союзу предадут и атакуют, тем более уступки 1841 года были серьезнейшими.Да и не было планов
проливов, были планы в Порте, это все-таки разные вещи. Сам повод для конфликта был дурацким – кто будет владеть одной из церквей Иерусалима: Россия или Франция? Но в итоге возгорелась сначала Русско-турецкая война, а потом и европейская. И здесь Николай допустил страшную ошибку – вместо погрома османского флота и десанта в Босфор (а силы для этого были) он приказал занять Молдавию и Валахию до удовлетворения русских требований. Турки же, ощущая за спиной европейские державы, удовлетворять ничего не собирались.Сами турки в ту войну проявили себя, как всегда: от Синопа и до Карса султанские войска и флот терпели поражение за поражением. Но судьба конфликта решалась не на Кавказе, а под Севастополем. А Парижский мирный договор не только поставил крест на планах по проливам, но и лишал Россию главного инструмента в борьбе за них.
Статья XI.
Черное море объявляется нейтральным: открытый для торгового мореплавания всех народов вход в порты и воды оного формально и навсегда воспрещается военным судам, как прибрежных, так и всех прочих держав, с теми токмо исключениями, о коих постановляется в статьях XIV и XIX настоящего договора.
Статья XIII.
Вследствие объявления Черного моря нейтральным на основании
статьи XI, не может быть нужно содержание или учреждение военноморских на берегах оного арсеналов, как не имеющих уже цели, а посему е.в. Император Всероссийский и е.и.в. султан обязуются не заводить и не оставлять на сих берегах никакого военноморского арсенала.
В итоге Россия потеряла право оборонять свои берега, а Черноморский флот сводился к флотилии из 6 судов по 800 тонн водоизмещения и четырех – по 200 тонн водоизмещения.Именно это и было катастрофой в глазах общества того времени, а не поражение (довольно условное) в войне. Впрочем, к тому времени Николай Павлович был уже мертв, а на престол взошел Александр Николаевич, будущий Освободитель, западник и либерал. Как бы там ни было – время было упущено, шанс потерян, в первую очередь из-за доверчивости верхушки империи к западным партнерам по Священному союзу.Но сама проблема никуда не делась – России нужен был контроль над проливами.В идеале – как при Николае по условиям Ункяр-Искелесийского договора, только бессрочно. Не в идеале – присоединение, несмотря на всю пропаганду: что делать со Стамбулом и окружающими землями – в Петербурге толком не знали. Предстояли новые войны и новые дипломатические конфликты, причем в положении худшем, чем ранее.
