В истории «консервативной революции» фигура Освальда Шпенглера (1880–1936 гг.) является одной из ключевых для понимания идейной сущности немецкого «революционного консерватизма». Как справедливо отмечают историки, Шпенглер, исходя из своей философии истории, предпочитал занимать позицию героического пессимиста и трезвого политического аналитика. По этой причине он занимал определенную дистанцию к другим представителям «консервативной революции».Немецкий исследователь К. Волльнхальс, подчеркивая особое место Шпенглера в «консервативной революции», называет его «элитарным одиночкой» в кругу «революционных консерваторов» [3]. Основоположник изучения феномена немецкой «консервативной революции» и впоследствии один из ведущих идеологов «новых правых» Армин Молер, характеризуя мировоззренческую и социально-политическую позицию Шпенглера, определяет ее как «героический реализм» [4].Одной из последних работ Освальда Шпенглера стала монография «Годы решений», опубликованная в 1933 году. Монография возникла из доклада «Германия в опасности», который немецкий философ сделал еще в 1930 году. Произошедшие в Германии события заставили автора изменить название: «Германия в опасности» звучало бы странно и подозрительно для новой власти. Поэтому было избрано новое название «Годы решения. Германия и всемирно-историческое развитие».Первоначальная форма доклада, а стало быть, прямое обращение к публике, заставляло Шпенглера формулировать многие тезисы в эмоциональной (по сравнению, например, с «Закатом Европы») форме. Тем не менее он старается воздерживаться от оценочных суждений, вводя некоторые важные методологические ограничения. Прежде всего, Шпенглер настаивал на необходимости серьезной исторической дистанции – он полагал, что действительная оценка события возможна только тогда, когда оно стало «далеким прошлым», когда его окончательный успех или неудача стали фактами истории. В этом аспекте о Наполеоне стало возможным адекватно судить только в конце ХIХ века [2].
«Великая задача знатока истории состоит в том, чтобы понять факты своего времени и, исходя из них, предвидеть, указать, обозначить то будущее, которое наступит, хотим мы того или нет [1]»,
– полагал Шпенглер.Глобальные политические прогнозы, которые немецкий мыслитель озвучил в данном произведении, и рассмотрим в данном материале.
«Годы решений»: последнее произведение Освальда Шпенглера
Освальд Шпенглер, являющийся автором одной из самых известных и дискуссионных культурно-исторических концепций в истории гуманитарной мысли XX столетия, нашедшей свое отражение в «Закате Европы», как консерватор, выступал за сохранение традиций. Но его консерватизм был иного рода, чем традиционный германский консерватизм кайзеровской эпохи. Немецкий мыслитель полагал, что старые традиции в его эпоху были уже в значительной мере утрачены. Традиция уступила место индивидуализму классов, слоев, индивидуумов [5].Такого же мнения придерживалось и большинство других мыслителей «консервативной революции». Дело в том, что, в противоположность либеральному консерватизму (который ныне трансформировался в неоконсерватизм), истоки которого находятся в наследии Эдмунда Бёрка и англосаксонской политической традиции в целом, «консервативная революция» была во многом уникальным явлением и опиралась на идеи и учения тех консерваторов-традиционалистов XIX века, для которых «национальная идея» превратилась в неотъемлемую часть консервативной теории. В отличие от либеральных консерваторов, представители «консервативной революции» отводили экономике подчиненную роль по отношению к морали, религии и политике. Экономическая свобода подчас считалась ими даже вредной. Консервативные революционеры негативно относились к рыночной экономической системе, парламентаризму и демократии, а политических целей предлагали добиваться революционным путем [6]. Шпенглер, как казалось ему, нашел идейно-теоретическую основу обновления германского консерватизма в условиях краха европейской и немецкой культуры в синтезе пруссачества – традиционной идейно-политической доктрины немецкого консерватизма и социализма. Шпенглер был тем консервативным мыслителем, который не просто использовал прусско-немецкие ценности, а трансформировал их, исходя из современной ему политической ситуации, что в общественно-политических реалиях Веймарской республики позволило преобразовать немецкий консерватизм из охранительного в наступательное и динамичное политическое направление [5]. Интерес О. Шпенглера к анализу политики не исчезал до конца его жизни, о чем свидетельствует изданный незадолго до смерти мыслителя труд «Годы решения». Книга появилась в продаже в августе 1933 года. В предисловии говорилось о «сверхличностной» мощи переворота 1933 года, о его прусском характере, о фундаментальном воздействии на массовое сознание.Подобные словесные экзерсисы поначалу оказали свое воздействие: книга была хорошо принята нацистами. Однако вскоре хитрость была раскрыта: при всей похвале перевороту 1933 года Шпенглер умудрился ни разу не упомянуть имя Гитлера, хотя воздал должное Муссолини. Книга подверглась жесткой критике, а имя автора перестали упоминать в периодической прессе Германии. Зато тут же эта книга вышла в свет в США, Франции, Англии и Италии [2]. Тем не менее, несмотря на противодействие нацистов (и Геббельса в частности), книга побила рекорд продаж знаменитого «Заката Западного мира» («Заката Европы»). Успех работы объяснялся множеством диагнозов, поставленных Шпенглером европейской и шире – западной – цивилизации, а также его «алармистскими» предсказаниями. Прогнозы Шпенглера относительно политического мироустройства, экономической глобализации и демографических проблем «белого мира» оказались во многом точны. «Годы решений» стали итогом эволюции исторической и политической мысли Шпенглера. Основные идеи книги отразили глубокий пессимизм немецкого мыслителя относительно перспектив германской и мировой политики [5]. Как справедливо отмечает доктор философских наук Сергей Вершинин, некоторые из сюжетов данной монографии оказались настолько актуальными для начала ХХI века, что на них следует подробно остановиться.
«Мы вступили в эпоху мировых войн»: Шпенглер о войнах минувших и грядущих
Основной темой «Годов решений» еще раз выступила проблема заката Европы, но на сей раз не в форме отвлеченных философско-исторических размышлений, а в форме анализа конкретной политической ситуации, сложившейся в мире и Германии за годы после завершения Первой мировой войны [5]. Шпенглер делает верный прогноз о том, что мир находится на пороге новой мировой войны:
«Никто не знает, как, в каких формах и кем будут осуществляться изменения, и какие последствия они будут иметь для внешней политики. Всякая революция ухудшает внешнеполитическое положение страны, и для того, чтобы этого не допустить, нужны государственные деятели такого высокого ранга, как Бисмарк. Может быть, мы находимся перед второй мировой войной с неизвестной расстановкой сил и непредсказуемыми последствиями, новыми военными, экономическими и революционными целями и средствами [1]».
Говоря о войне, немецкий мыслитель отмечает, что история человечества есть история войн, а сейчас началась эпоха мировых войн.
«Мы вступили в эпоху мировых войн. Она начинается в XIX веке и будет продолжаться в нашем и, вероятно, в следующем столетии. Она означает переход от системы государств XVIII века к мировой империи (Imperium mundi)… Империализм есть идея, независимо от того, понимают это ее носители и исполнители или нет [1]».
Первую мировую войну Освальд Шпенглер рассматривает как «осаду Германии целым миром». События, по его мнению, могли развиваться совершенно в ином ключе, если бы Берлину удалось заключить договор с Россией и привлечь ее на сторону центральных держав. Без этого в той форме, в которой развивалась война, она была неизбежным провалом для Германии. По итогу Европа оказалась «между Америкой и Азией» (под Азией Шпенглер понимает и Советскую Россию, так как, по его мнению, после победы большевиков Азия овладела Россией). По мнению Шпенглера, человеческая история века высоких культур есть история политических держав, а формой этой истории – война. Мир же является продолжением войны другими средствами: попытками побежденного избавиться от последствий войны в форме договоров и стремлением победителя их сохранить [1]. Государство, по его мнению, означает «быть в форме» народного единства, созданного для дел ведения настоящих и будущих войн.
«Быть в форме» государства среди государств означает, прежде всего, силу и единство управления, организации, авторитета, без которых действительное государство невозможно. Государство и управление – это одна и та же форма, мыслимая в качестве существования или в качестве деятельности. Государства XVIII века были в форме династических, придворных и общественных традиций и были идентичными с этими традициями. Церемонии, такт в обществе, приятные манеры поведения и поступков есть лишь внешнее проявление этого…
Все революции происходят из-за падения авторитета государственности. Восстание в одном переулке не может иметь такого действия. Оно может быть только следствием. Современная республика есть не что иное, как руины монархии, которая сама от себя отказалась [1]»,
– отмечает Шпенглер. По мнению Освальда Шпенглера, одним из главных признаков падения государственности является мнение о том, будто бы экономика важнее политики. Был создан миф о том, что единственной задачей политической власти является служение экономике, причем она не только должна служить экономике, но и полностью управляться хозяйственными руководителями.Немецкий мыслитель полагал, что в жизни народов экономику нельзя отделить от политики, поскольку они являются двумя сторонами одной жизни и относятся друг к другу как управление кораблем к назначению его груза. Первым человеком на борту всегда является капитан, а не торговец, которому принадлежит груз [1]. Поэтому Шпенглер подвергает критике либеральных идеологов, для которых экономика стоит выше всего остального.
О примате экономики над политикой и возрастании роли США в мире
«Без сильной политики нигде и никогда не было здоровой экономики, хотя материалистические теории утверждают обратное. Их основатель Адам Смит рассматривал хозяйственную жизнь как главную, а добычу денег считал смыслом истории, при этом он старался показать государственных людей вредными животными [1]».
Немецкий философ отмечает, что вследствие обмельчания государственных деятелей, которые в большинстве своем сами занимаются частным предпринимательством, бизнес и промышленность стали играть основную роль при принятии политических решений. [1].
«Это видно в Англии, которая в середине XIX века стала «нацией лавочников»: враждебное государство должно быть не побеждено, а устранено как экономический конкурент, оставаясь, однако, потребителем английских товаров. Такова была цель «либерального» империализма свободной торговли, начиная с Роберта Пиля [1]»,
– полагает Шпенглер. Он отмечает, что после Первой мировой войны началась новая экономическая война, а распределение власти в мире через усиление Соединенных Штатов и рост их финансов, а также через новый облик Российской империи, которая перешла под контроль большевиков. Американские финансовые группы пытаются заставить целые государства работать на банки, чтобы спасти существование своей нации за счет уничтожения других, однако О. Шпенглер справедливо полагает, что «пушки, в конечном счете, сильнее угля», поэтому рано или поздно политические игроки обратятся к военным средствам. Размышляя о том, способны ли американцы стать державой с большим будущим, Шпенглер отмечает, что Соединенные Штаты уже стали главным элементом мировой политики, хотят они этого или нет. Однако он крайне скептически и даже с изрядной долей презрения относился к американской культуре. Мыслитель находил много общего между США и Советской Россией, где всех граждан пытаются уравнять.
«Сходство с большевистской Россией больше, чем обычно полагают. Жизнь организована чисто экономически, что исключает глубину по мере того, насколько отсутствует элемент действительной исторической трагики, великой судьбы, какая веками углубляла и воспитывала душу европейских народов. Религия, бывшая в начале строгим пуританизмом, стала здесь обязательным видом общения, а война – новым видом спорта. Здесь и там все та же диктатура общественного мнения, партийная или общественная, которая вмешивается во все, что в Европе является делом личным: в любовь и религию, обувь и косметику, модные танцы и модные романы, мышление, питание и удовольствия [1]».
По мнению Освальда Шпенглера, современное положение в мире будет определяться борьбой Англии и России на Востоке и Англии и Америки на Западе. Англия, отмечает Шпенглер, в обоих случаях будет терять свои позиции в экономическом, дипломатическом, военном и моральном плане, которые невозможно будет вернуть даже путем войны [1]. Историк Олег Терехов не без оснований отмечает, что отвращение Шпенглера в отношении социализма, либерализма, капитализма в «Годах решений» достигло поистине вселенского масштаба. Значительная часть книги посвящена критике «белой революции», под которой Шпенглер понимал торжество идеи классовой борьбы – главного духовного и политического оружия либерализма и социализма [5].
«Большевизм есть последняя фаза либерализма»
«Между экономическим либерализмом и социализмом не существует противоречия... Оба имеют одни и те же духовные корни, мышление деньгами, действия деньгами на асфальте больших городов, и не важно идет ли речь о величине зарплаты или о прибыли за счет курса акций [1]»,
– констатирует Шпенглер. По его мнению, идеал либеральной и большевистской классовой борьбы создан людьми, желающими без успеха достичь высокого положения в обществе или находиться в социальном слое, к выполнению этических требований которого они не готовы. Маркс, как отмечает немецкий мыслитель, является неудачным предпринимателем, отсюда его ненависть к буржуазии [1]. О. Шпенглер полагал, что социализм является «капитализмом снизу», капитализмом заработной платы. «Капитализм снизу» хочет продать продукт – свою работу – как можно дороже, без учета возможностей покупателя, а работать хочет как можно меньше [1]. В целом Шпенглер констатирует, что капитализм и социализм одинакового возраста, внутренне родственны, появились из одного и того же способа видения и отягощены одними и теми же тенденциями. Социализм – это капитализм низшего класса. И вырос он, по его мнению, из христианской теологии, которая является «бабушкой большевизма» [1].В «Годах решений» Шпенглер постоянно подчеркивает, что большевистская революция в России – это не нечто чуждое Европе. Демократия XIX века уже по сути своей является большевизмом. Большевизм – это последняя фаза европейской либеральной демократии после 1770 года и последний триумф политического рационализма, означающего самонадеянное стремление усовершенствовать живую историю с помощью книжных систем и идеалов [2]. Философ отмечает, что финансисты и социалисты, которые мыслят только категориями «классовой борьбы», хотят устранить власть традиции, как политической, так и экономической, для того, чтобы дать «силам подземелья возможность к мести и господству».
«Начинается уничтожающее нападение на действительную, бесконечно сложную экономическую жизнь белых народов с двух сторон: гильдия торговцев деньгами, спекулянтов, крупных финансистов проникает с помощью акций, кредитов, наблюдательных советов и подчиняет своим интересам руководство предприятий, где находится много бывших рабочих, которые благодаря своему старанию и уму достигли руководящих должностей.
Действительный руководитель экономики становится рабом финансиста. Он старательно работает на фабрике, в то время как они в один момент могут через спекуляцию на биржах, о которой он ничего не знает, сделать ее банкротом. Снизу же профсоюз рабочих вождей разрушает медленно, но верно организм экономики.
Теоретическим оружием одних является ученая «либеральная» политэкономия, формирующая общественное мнение по экономическим вопросам и вмешивающаяся со своими советами и установками в законодательство. Теоретическим оружием других является Коммунистический манифест, на основе которого левые партии всех парламентов также нападают на законодательство.
Обе представляют принцип «интернационала», совершенно нигилистический и негативный [1]»,
– считает Шпенглер. Таким образом, и интернациональный капитализм, и социализм, по его мнению, являются теми силами, которые стремятся уничтожить национальную экономику и национальное производство. Кроме того, все это подготовило почву для «цветной революции».
«Цветная революция» шагает по миру
В геополитической ситуации первой трети ХХ века Шпенглер выделяет две основные тенденции – близящуюся к завершению «белую» революцию и все более набирающую силу «цветную» революцию. Белая мировая революция началась с середины XVIII века, с эпохи Просвещения, а около 1840 года социально-политическая тенденция, т. е. борьба против аристократов, превратилась в хозяйственно-политическую – борьбу против имущих вообще [2]. Место кризиса европейской цивилизации, по мнению Шпенглера – это большие города, где собираются лишенные корней и земли массы. Шпенглер выстраивает почти апокалиптическую картину смены социальных ценностей: возникает эгоизм вместо инстинкта продолжения рода, дух дня вместо мудрости старых крестьянских родов, чувство мести вместо долга. Развивается нигилизм как ненависть к форме любого рода, к культуре как совокупности форм, т. е. к такту, вкусу, смыслу, красоте, воспитанию, самоконтролю, чести и т. д. Белые народы находятся под властью диктатуры черни, т. е. диктатуры извлекающих из нее пользу профсоюзов и партийных функционеров всех мастей [2].Белое мировое господство вследствие классовой борьбы, считает Шпенглер, может уступить место «цветной» власти.
«Никто не осмеливается сказать рабочим массам, что их победа была тяжелым поражением, что их рабочие вожди и рабочие партии привели их к этому для того, чтобы утолить свой голод на популярность, власть и высокие посты, и что они не собираются выпускать своих жертв из рук и уходить. Между тем цветные работают дешево и долго, доходя до границ своих возможностей [1]»,
– отмечает немецкий мыслитель. Он фиксирует, что промышленность постепенно будет «убегать» к цветным, а белый рабочий станет не востребован. Т. к. после того, как революция снизу в форме рабочего социализма с помощью политических зарплат создала брешь, ворвалась цветная экономика, которая, используя экономику низких зарплат, намерена разрушить экономику белых народов.
«Вокруг больничной койки белой промышленности стоят смешные авторитеты, не заглядывающие в будущее дальше одного года, и, исходя из уже давно устаревших, «капиталистических» и «социалистических» взглядов, спорят о небольших суммах денег. Никто не говорит о последствиях этой более века длящейся мировой революции, которая из глубины белых столиц уничтожила экономическую жизнь и не только ее; никто не видит ее, никто не осмеливается видеть ее [1]».
Прогнозирует Шпенглер и наступление ислама, который может постепенно вытеснить собой христианство. На примере Африки он показывает, что ислам там стал распространяться гораздо быстрее, чем христианство.
«С севера и востока, сегодня уже у Замбези (Ниасланд) наступает с гораздо большим успехом исламский миссионер. Где вчера стояла христианская школа, завтра будет стоять мечеть. Воинственный мужской дух этой религии понятнее неграм, чем учение о сострадании, которое только отнимает у него уважение к белым; прежде всего подозрения падают на христианского священника, поскольку он представляет белый господствующий народ, против которого с умной решительностью направлена исламская пропаганда в большей мере политически, чем догматически [1]»,
– прогнозирует философ. Поднимает Шпенглер и еще не менее важную тему – падение рождаемости белых народов и высокую рождаемость у «цветных».
«Во Франции некоторые области за 50 лет потеряли одну треть своего населения. В некоторых из них число рожденных в два раза меньше умерших. Некоторые небольшие города и многие деревни стоят почти пустые. На юге каталонцы и итальянцы становятся крестьянами, поляки и негры везде входят даже в средний слой. Есть черные священники, офицеры и судьи. Эти приезжие, составляющие более чем десятую часть населения, имеют такую плодовитость, которая позволяет поддерживать число «французов» на одном уровне. Но истинные французы в ближайшее время не будут больше господами во Франции. Кажущийся рост белого населения земли так мал по сравнению с наплывом цветных, основан на временной иллюзии: число детей становится все меньше, а число взрослого населения растет не потому, что его больше, но потому, что оно дольше живет [1]».
По словам немецкого философа, когда белый говорит о «человечестве» и вечном мире, «цветной» воспринимает это как отсутствие воли себя защитить. Поскольку «цветные» не пацифисты.
«Опасность стучит в двери. Цветные не пацифисты. Они не держатся за одну жизнь, чья длительность есть единственная ценность. Они поднимут меч, если мы его опустим. Они боялись однажды белого, сейчас они его презирают. В их глазах написано осуждение, если белые мужчины и женщины ведут себя так, как они это обычно делают дома. Однажды их охватил ужас от нашей власти – как германцев перед первыми римскими легионами. Сегодня они сами стали силой [1]».
Шпенглер и его диагноз современному миру (в качестве заключения)
«Я вижу дальше, чем другие. Я вижу не только большие возможности, но и большие опасности»,
– писал Шпенглер в «Годах решений». Как справедливо отмечает С. Вершинин, постановка социальных диагнозов и составление политических прогнозов – дело неблагодарное и рискованное, требующее не только эрудиции, но и теоретического мужества. Далеко не все прогнозы Шпенглера, озвученные им в «Годах решений», сбылись – например, он полагал, что Китай больше не сможет играть серьезной роли на мировой арене. Однако немецкому философу удалось охарактеризовать многие важные тенденции развития современного мира.Шпенглер предсказывал, что «белый рабочий» постепенно вымрет, т. к. становится слишком дорог и невыгоден для «капиталиста». «Белый рабочий» жил за счет монопольного экономического положения крупных европейских государств. Эта монополия была поставлена под угрозу, а в наше время, в XXI веке, как отмечает историк философии Дмитрий Моисеев, утрачена полностью. Шпенглер предсказывал вымирание рабочего класса в западном мире и оказался прав – сейчас товары производят в основном страны третьего мира. Но если во времена Шпенглера им диктовали условия труда силой оружия, то в наше время их труд просто более выгоден транснациональным корпорациям. Они работают дешевле и больше [7]. Кроме того, «белые рабочие» во многих странах Европы заменяются мигрантами. Вместе с мигрантами (эта проблема общая и для Европы, и для России), которые постепенно заменяют собой белое население, на Европу также наступает ислам, который начинает вытеснять собою традиционные религии, т. е. христианство. Как тут не вспомнить высказывание Шпенглера –
«где вчера стояла христианская школа, завтра будет стоять мечеть».
Например, как показывает социологическое исследование Национального института статистики и экономических исследований Insee, впервые в истории Франции число приверженцев ислама, не только исповедующих веру, но и регулярно молящихся, превысило число католиков. Согласно статистике, во Франции число практикующих мусульман среди населения континентальной части страны в возрасте от 18 до 59 лет достигло 5,8 %, а католиков – 4,35 %. Речь идет именно о людях, которые молятся хотя бы один раз в неделю. Если же рассматривать общее количество верующих во Франции, то католиков пока в три раза больше, чем мусульман. Однако тенденции очевидны. В России число мусульман также растет. Ситуация с рождаемостью белых народов со времен написания Шпенглером книги «Годы решений» тоже намного ухудшилась. В Швеции, например, наблюдается быстрый прирост мусульманской диаспоры: 22 % новорожденных за год – дети афро-арабских иммигрантов. Подобные тенденции наблюдаются и в других странах. Таким образом, несмотря на то, что Шпенглер ошибся в некоторых своих прогнозах, многие из диагнозов, которые он поставил миру, в целом оказались верными. Поэтому его монография «Годы решений» во многом не утратила своей актуальности.
