Развитие сирийских вооруженных сил: основные тенденции и проблемы

Армия считается одним из важнейших государственных институтов, во многом определяющим политическую и социально-экономическую стабильность страны, а также прочность всей государственной системы и ее способность к выживанию. Это особенно справедливо для Ближнего Востока, где роль военных была и остается ключевой. Со второй половины XX в. военные на Ближнем Востоке и в Северной Африке стали играть заметно большую роль в областях, выходящих за рамки их традиционной сферы деятельности — в политической жизни, экономике и финансах, общественном секторе и т.д.

Арабские волнения и восстания 2010-х гг. подтвердили важность военных в странах региона. Армия сыграла решающую роль в определении результатов «революционных» выступлений в Египте, Ливии, Тунисе, Сирии, оказав, тем самым, влияние на политическое и экономическое развитие региона на долгие годы вперед.

С начала войны и до сих пор государство и его вооруженные силы в значительной степени полагаются на поддержку негосударственных проправительственных вооруженных формирований.

В Сирии во многом благодаря военным была сохранена существующая система, хотя их профессионализм и участие в конфликте в целом оцениваются неоднозначно. За семь лет гражданской войны сирийская армия претерпела существенные изменения и сегодня она нуждается в масштабном восстановлении. Одним из центральных вопросов стабилизации обстановки в стране и политического примирения сторон является проблема реформирования сирийских вооруженных сил. В зависимости от того, удастся ли Дамаску выбрать правильное направление восстановления своих вооруженных сил, будет зависеть очень многое.

В данной статье приводится анализ эволюции Сирийской арабской армии (САА) в ходе гражданской войны — ее причин, проблем и возможных альтернатив развития.

До начала гражданской войны в Сирии в 2011 г. общая численность САА оценивалась в примерно 325 тыс. человек, из которых 220 тыс. служили в сухопутных войсках. В состав Сирийской арабской армии входят три вида войск — сухопутные войска, военная авиация (100 тыс. военнослужащих, в том числе 40 тыс. в ВВС и 60 тыс. в ПВО) и военно-морские силы (4 тыс. военнослужащих). Помимо вооруженных сил в Сирии существуют формирования жандармерии – около 8 тыс. и Народная армия (ополчение), которая служила резервом вооруженных сил (до 100 тыс. ополченцев).

Основные изменения и проблемы

За годы гражданской войны САА значительно изменилась. Перемены стали происходить практически с самого начала конфликта из-за этнических, политических и географических особенностей сирийского государства. С первых месяцев стало ясно, что Сирия и ее вооруженные силы не были готовы к внутреннему мятежу и не могли его эффективно подавить.

Конфессиональный фактор в армии

До начала восстания 2011 г. САА состояла преимущественно из призывников, которые служили 2,5 года. В мирное время на военную службу ежегодно призывали до 125 тыс. мужчин в возрасте 19–40 лет. 345 тыс. человек числились в мобилизационном резерве.

Сунниты в Сирии составляли большинство — около 60–70% населения. Поэтому, в соответствии с системой обязательного призыва, в армии в основном служили именно они, особенно на уровне рядового и младшего офицерского состава. Алавиты составляют до 12% населения страны, однако принадлежащая к ним семья Асадов находится у власти на протяжении последних 50 лет. Вдобавок к этому оставшиеся 18–28% сирийского населения представляют другие меньшинства: 10–15% — курды, 3–5% — христиане, 2–4% — друзы и по 1% — шииты и туркоманы. В результате арабское суннитское большинство не имело должного представительства ни во властных структурах страны, ни среди армейского руководства. Таким образом, несбалансированность этнической, религиозной и политической структуры страны предопределила трудности, с которыми Сирия столкнулась во время протестов. Хотя межконфессиональный фактор нельзя назвать одной из главных причин гражданской войны в Республике, он определенно помогает их понять, в том числе учитывая положение дел в армии.

Обычно на военную службу отправлялась молодежь из бедных крестьянских семей (в большинстве своем — арабские сунниты), которая использовала ее в качестве социального лифта. Благодаря политике Башара Асада с 2000-х гг. в армии установился религиозный баланс. По решению президента, стремившегося обеспечить лояльность офицеров среднего звена, многие из них — в основном сунниты — получили возможность продвижения по службе.

За почти восемь лет гражданской войны негосударственные военизированные формирования, сражающиеся на стороне сирийского правительства, стали крупнее, многочисленнее и влиятельнее, что, естественно, ставит под угрозу государственный суверенитет и целостность страны.

По некоторым оценкам, в 1980–1990 гг. 60% высших и старших офицеров были алавитами, как и не менее 14 из 24 наиболее высокопоставленных военных. К 2010 г. усилия Б. Асада по изменению конфессионального баланса в армии увенчались успехом. Доля суннитов среди командиров второго эшелона (начальники штабов дивизий и бригад, руководители отдельных разведслужб) составляла 55%, суннитами были до 65% командиров батальонов. Эти изменения были направлены на создание системы, которая лучше отражала бы межконфессиональную структуру населения и способствовала развитию устойчивой правящей элиты. Вместе с тем, на ключевых военных постах по-прежнему доминировали алавиты и представители других религиозных меньшинств, которых система считала своей опорой.

В результате, когда в 2011 г. началось восстание, Б. Асад поостерегся направить против повстанцев, представленных в основном суннитами, воинские части, укомплектованные, в основном, тоже суннитами. Вместо этого Дамаск предпочел использовать наиболее лояльные группы и воинские формирования, в которых большинство и/или командный состав составляли представители религиозных меньшинств — алавиты, христиане, друзы и т.д. Это стало показателем того, что государство относилось с подозрением к своему суннитскому населению и боялось потерять контроль.

В конце концов, технологическая и организационная отсталость, неэффективность системы оперативного управления, а также конфессиональная специфика не позволили САА решить возложенную на нее задачу полностью использовать свой потенциал полностью и быстро адаптироваться к новым реалиям гражданской войны. Это оказало серьезное влияние на снижение надежности и эффективности армии и подорвало ее авторитет.

В дополнение к этому Дамаск также прибегнул к использованию иностранных шиитских групп, спонсируемых главным образом Ираном. В их число входят организации ливанская «Хезболла», иракские «Лива аль-Зульфикар» и «Абу Фадль аль-Аббас», подразделение иранского Корпуса стражей Исламской революции «Аль-Кудс», а позднее — и части иранской регулярной армии, «Лива Фатимиюн» афганских шиитов и пакистанская «Лива Зейнабиюн». В результате это привело к чрезмерной зависимости от Ирана и позволило Тегерану установить усиленное военное присутствие в Сирии.

Отсутствие единого военного командования

С начала войны и до сих пор государство и его вооруженные силы в значительной степени полагаются на поддержку негосударственных проправительственных вооруженных формирований. Такая ситуация привела к размыванию единого военного командования, дальнейшей раздробленности Сирийской арабской армии и утрате государством монополии на применение силы.

Для противостояния антиправительственным силам были организованы так называемые народные комитеты, поддерживаемые спецслужбами и проправительственными предпринимателями по всей стране. Их также называли «Шабиха» и ошибочно относили к ним все проасадовские алавитские и шиитские вооруженные формирования, насчитывающие до 40 тыс. ополченцев. На самом деле, понятие «Шабиха» означает проасадовские вооруженные формирования самых разных организаций и сообществ, далеко не все из которых состоят из алавитов.

Их основная задача заключалась в том, чтобы помочь САА взять на себя ответственность за решение отдельных боевых задач, а также продемонстрировать внутреннее единство и выразить поддержку центральной власти. Эти военизированные формирования стали результатом мобилизации имеющего серьезный политический вес меньшинства населения Сирии, желающий поддержать существующую систему, и создавались отчасти (но не исключительно) на конфессиональной основе.

По оценкам Международного института стратегических исследований, к середине 2013 г. номинальная численность личного состава сирийской армии, сократилась в два раза по сравнению с показателями довоенного периода и составляла около 110 тыс. человек из-за дезертирства и потерь. Эта цифра может быть спорной и неточной, но она указывает на бесспорную тенденцию к уменьшению численности САА за годы гражданской войны. В результате к 2018 г. зависимость государства от нерегулярных проправительственных вооруженных формирований лишь возросла. По некоторым данным, в 2018 г. в Сирийской арабской армии насчитывалось только 20–25 тыс. солдат и офицеров, в то время как число проправительственных ополченцев, действующих в Сирии, составляет до 150–200 тыс. бойцов. Соотношение государственных и негосударственных вооруженных акторов составляет 1:10. Следовательно, негосударственные вооруженные формирования играют ведущую роль на поле битвы, что еще больше осложняет вопрос их подотчетности и контроле над ними.

Сегодня ни сирийское правительство, ни его союзники — Россия и Иран вместе взятые — не смогут профинансировать восстановление страны.

Эти военизированные группировки действовали достаточно эффективно, однако правительство не контролировало их полностью, что также указывало на ослабление централизованной власти государства. В 2012 г. Дамаск начал объединять многочисленные добровольческие формирования (общей численностью более 100 тыс. человек) в общую структуру — Национальные силы обороны (НСО), которые должны были подчиняться единому центру управления войсками. НCO формировались по образцу иранского военизированного ополчения «Басидж», а лица, ответственные за создание НСО, прошли подготовку в Иране.

Однако Дамаску не удалось полностью поставить НСО под свой контроль. Во многих случаях командиры Национальных сил обороны превращались в полевых командиров, которые не хотели терять свое военно-экономическое влияние и делиться им с центральными властями. САА и НСО нередко боролись за зоны влияния внутри страны, и это привело к дальнейшему ослаблению сирийской армии и системы управления.

Помимо НСО, существуют и другие негосударственные военизированные группировки — «Батальоны Баас» (представляющие собой вооруженное крыло сирийской правящей партии), «Иерусалимская бригада», «Ястребы пустыни», Благотворительный комитет аль-Бустан (имеющий собственную структуру безопасности) и др.

Сегодня сирийским вооруженным силам недостает дисциплины, централизации, технической и организационной модернизации, авторитета, и их нельзя назвать настоящей армией.

Этот вопрос является одним из главных препятствий на пути к разрешению конфликта. Для будущего национального примирения необходима реформа спецслужб. Для ее проведения государству нужно либо разоружить все негосударственные группировки, либо поставить все оружие и полевых командиров под свой контроль, либо встроить их в новые военные структуры, что представляет собой очень непростую задачу, решение которой требует поиска трудных компромиссов.

За почти восемь лет гражданской войны негосударственные военизированные формирования, сражающиеся на стороне сирийского правительства, стали крупнее, многочисленнее и влиятельнее, что, естественно, ставит под угрозу государственный суверенитет и целостность страны. Вот почему в конечном итоге Дамаску придется придумать формулу, которая будет учитывать интересы полевых командиров и найдет им место в новой военной системе. В этом контексте активное участие Ирана в создании и финансировании проправительственных группировок в Сирии осложняет проблему еще больше.

Чрезмерное присутствие Ирана

Кроме того, некоторые из наиболее эффективных проправительственных группировок ополченцев получают финансовую помощь из-за рубежа, прежде всего от Ирана. Это чревато риском попадания в чрезмерную зависимость от иностранного патрона, преследующего собственные интересы, которые совсем не обязательно совпадают с интересами клиента.

С первых дней гражданской войны в Сирии Иран был одним из главных сторонников сирийского правительства. По разным оценкам, после начала гражданской войны в 2011 г. Тегеран ежегодно тратил на САР от 5 до 20 млрд долл. Деньги выделялись на выплаты Хезболле и другим действующим в Сирии проиранским группировкам шиитов (более 40 тыс. человек), в том числе боевикам из Афганистана, Пакистана и Ирака, на поставки военной техники, оборудования, нефти и нефтепродуктов, на зарплату государственным служащим, а также военнослужащим и сотрудникам спецслужб и на содержание в Сирии собственного контингента.

26 августа 2018 г. Дамаск и Тегеран подписали соглашение о военном сотрудничестве, которое предусматривает помощь Ирана в восстановлении сирийской военной промышленности и инфраструктуры. Фактически, эта сделка может усилить присутствие Ирана в Сирии и еще больше увеличить зависимость Дамаска от Тегерана. Если Иран займется восстановлением сирийской армии и военной промышленности, то это будет означать дальнейший рост иранского влияния на Дамаск.

В то же время Иран создает ряд довольно серьезных препятствий продвижению реформ и развитию политического процесса в Сирии. Чрезмерное присутствие Ирана в Сирии раздражает Израиль, США, Турцию, Россию и даже сам Дамаск. Будучи слабым и не имея альтернативного иностранного источника средств на восстановление страны, сирийское правительство вынуждено идти на сближение с Ираном. В результате вряд ли удастся добиться прогресса в политическом процессе, восстановлении и возвращении беженцев, поскольку все это требует активного международного участия.

Кто будет финансировать восстановление сирийских вооруженных сил?

Одной из наиболее серьезных проблем послевоенного восстановления Сирии является отсутствие источников финансирования. Сегодня ни сирийское правительство, ни его союзники — Россия и Иран вместе взятые — не смогут профинансировать восстановление страны. Тем более что и у Москвы, и у Тегерана есть свои экономические проблемы, которые надо решать. Что же касается восстановления и реформирования вооруженных сил, то здесь ситуация еще сложнее.

Россия должна использовать возможность для создания противовеса иранскому влиянию в сирийских вооруженных силах с помощью иностранных доноров, чьи средства оказали бы содействие в деле восстановления и реформирования вооруженных сил страны и единой системы управления войсками.

Во-первых, за последние семь лет Иран вложил в Сирию значительные средства, его присутствие там является многоплановым и прочным, и рассчитывать на то, что его представители покинут страну, не получив отдачи, не приходится. Он уже заключил сделку с Дамаском, которая предоставляет Тегерану исключительные права на восстановление сирийской военной промышленности и инфраструктуры, что создает дополнительные риски для сирийского государства. Высокая степень вовлеченности Ирана в дела Сирии станет серьезным раздражителем для Израиля и США и почти наверняка не позволит снять санкции против Сирии, а снятие санкций является залогом успешного восстановления страны и экономики.

Во-вторых, иранское влияние является сильным раздражителем и для Москвы. Слишком активное участие Ирана в сирийских вопросах является препятствием для достижения Россией долгосрочных целей по урегулированию сирийского кризиса — для проведения политических преобразований и реформ, а также примирения с региональными державами и Западом. С самого начала развертывание военной кампании России в Сирии преследовало несколько целей. С одной стороны, решение Кремля осенью 2015 г. развернуть в Сирии российский военный контингент явилось результатом соглашения с Дамаском и Тегераном о предотвращении распада Сирии. Российское прикрытие с воздуха без поддержки иранских наземных сил было лишено всякого смысла, поэтому в данном случае договоренности представляли собой взаимовыгодное разделение труда, которое оказалось успешным.

С другой стороны, развертывание российского контингента послужило сигналом для Израиля и Запада о том, что в Сирии появились ограничители иранского влияния. Москва воспринимается как сила, способная в определенной степени ограничить влияние Ирана в стране. Недавняя договоренность между Россией, Израилем и США, предусматривающая отвод иранских сил от сирийско-израильской границы, является тому подтверждением Дамаск это понимает и может использовать в качестве козыря на переговорах с Западом и государствами Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАПГЗ) по поводу привлечения их денег на восстановление страны.

В-третьих, во время пребывания в Сирии Россия планировала реорганизовать сирийскую армию с целью повышения ее управляемости, профессионализма и автономности. С 2015 г. Москва старалась свести к минимуму влияние и роль различных нерегулярных военизированных формирований ополченцев, сражавшихся за правительство, поскольку они нередко преследовали свои интересы в ущерб государственным. Вооруженные силы страны могут эффективно выполнять свои задачи только при наличии сильного и эффективного управления из единого центра, а его в Сирии сейчас нет.

В 2015 г. Москва инициировала формирование 4-го корпуса, находившегося под непосредственным руководством САА и состоявшего из действовавших в Латакии группировок ополченцев и вооруженных формирований. В 2016 г. Россия создала и обучила 5-й корпус, в который вошли группировки НСО и бывшие перебежчики из сирийской армии, решившие вернуться. В 2015 г. российские военные помогли реорганизовать элитное подразделение САА «Сила тигров» и с тех пор продолжают оказывать помощь, поставляя оружие, направляя советников и обеспечивая прикрытие с воздуха. Реорганизация стала важным шагом в преодолении тенденции, на которую делает ставку Иран, — создание и развитие параллельных негосударственных военных структур, не подчиняющихся напрямую сирийскому государству (так, Иран принимал участие в формировании и обучении НСО) и более лояльных Тегерану, чем Дамаску.

Однако задача все еще не выполнена, и вопрос, удастся ли Москве реформировать и восстановить структуру сирийской армии, остается открытым. В то же время Москва использовала новаторский подход при реформировании расколотой на части армии. Создавая 4-й, а затем и 5-й корпус САА, Россия взяла на себя ответственность за снабжение их оружием и военной техникой, воздушное прикрытие, а также направление военных советников. Этот шаг во многом обусловил стремление других группировок, желающих действовать как часть сирийской армии, войти в состав этих новых корпусов. Хотя еще предстоит выяснить, удастся ли Москве выполнить эту задачу, Россия уже показала пример, который можно использовать и в других странах региона (Ливии, Ираке, Йемене и пр.) при проведении реформ в армии.

В заключение

Сегодня сирийским вооруженным силам недостает дисциплины, централизации, технической и организационной модернизации, авторитета, и их нельзя назвать настоящей армией. При наличии множества проправительственных негосударственных вооруженных группировок и в отсутствие у страны сильной армии Сирия не сможет полностью восстановить свой суверенитет и обеспечить благоприятную среду для проведения политических преобразований и реформ. Вот почему реформирование вооруженных сил является неизбежной необходимостью.

Одной из главных задач России в Сирии является воссоздание вооруженных сил страны практически с нуля, что будет чрезвычайно сложно сделать. Во-первых, армия должна осуществлять контроль над всей территорией страны и иметь монополию на применение силы, таких условий на сегодняшний день не существует, и вряд ли они появятся в ближайшем будущем. Во-вторых, за последние семь лет Иран создал в Сирии обширную сеть лояльных Тегерану военных структур, и рассчитывать, что они войдут в состав вооруженных сил страны или расформируются сами и уйдут, не приходится. Эта проблема может стать камнем преткновения в отношениях России и Ирана в предстоящие месяцы и годы. И, в-третьих, у России недостаточно ресурсов для решения этой задачи.

В этих условиях возможность привлечения иностранных источников для восстановления сирийской армии все-таки существует. Страны Персидского Залива и Израиль могли бы быть заинтересованы в восстановлении Сирии при меньшем присутствии Ирана. Помогая России выполнить эту задачу, региональные игроки накладывают косвенные ограничения на присутствие Ирана в Сирии. Без иностранной же помощи Тегеран получает больше возможностей для дальнейшего усиления своего влияния в стране. Москве понадобится помощь, чтобы сделать новую сирийскую армию свободной от влияния Ирана или, по крайней мере, от доминирования в ней. Чем сильнее армия и центральное правительство, тем меньше эти институты нуждаются в опоре на иностранных партнеров. Более того, в регионе Ближнего Востока и Северной Африки армии являются важным элементом государственного строительства, что делает успешную военную реформу ключевым фактором в процессе восстановления страны. В противном случае у Ирана появятся возможности еще больше усилить свое влияние и стимулировать дальнейший рост этноконфессионализма в Сирии.

Таким образом, Россия должна использовать возможность для создания противовеса иранскому влиянию в сирийских вооруженных силах с помощью иностранных доноров, чьи средства оказали бы содействие в деле восстановления и реформирования вооруженных сил страны и единой системы управления войсками. При всей своей амбициозности эта задача представляется вполне выполнимой — Россия уже доказала свою способность находить общий язык с региональными акторами, в том числе богатыми странами ССАПГЗ, несмотря на существующие разногласия. Такой подход поможет не только найти компромисс по Сирии, но и восстановить межрегиональные экономические связи, разрушенные во время войны.

 

Алексей Хлебников, Эксперт по Ближнему Востоку и российской внешней политике, магистр международной политики, Школа Публичной Политики им. Хьюберта Хамфри Университета Миннесоты, магистр международных отношений ННГУ имени Н.И. Лобачевского.