Эта война досталась нам по наследству, и началась она не в феврале, и не восемь лет назад. Эта война у нас в крови. Вся история наша — это смена короткого мирного времени от одной войны к другой. На каждое поколение приходится своя война: информационная, гибридная, отечественная, мировая, интернациональная, гражданская — это одна и та же война, которая живет, пока живы мы.
А живы мы — пока мы ей не сдаемся. Война похожа на раковые клетки в организме. Каждую секунду они рождаются и умирают. И только если перестать их контролировать, позволить им множиться, — сразу появляется опухоль, которая может убить организм. Сейчас эту опухоль развивают в нашей истории, в языке нашем, в культуре. Внутри нас. Против нас. Незаметно и тихо.
Всё резко обнажилось в феврале. Началась СВО. Вначале прозвучали слова по радио: мы начали специальную военную операцию. Не было шока. Как пугаться того, что ты не видишь, не ощущаешь своей шкурой? Это что-то где-то далеко, думалось. Это не со мной. Затем стал искать информацию. Через официальные каналы Донецкой и Луганской республик в Telegram нашел канал одного военкора, затем другого. Начал вникать. Читать. Следить. Впускать в свою жизнь. Умом понимал, что сейчас творится что-то огромное, но сердцем не чувствовал. Спустя несколько дней младшая дочь спросила: «Папа, а ядерная война будет?» Вот тогда стало не по себе. Страшновато.
Но больше ядерных бомб меня испугало то, что я ощутил, читая, просматривая огромное количество новостей. Новостей со всего мира. И с нашей стороны, и с чужой. Я ощутил, что чего-то важного не оказалось у меня в душе, в сердце, в голове. Откуда-то вдруг стыд за себя. За свою страну. За то, что русский. Вдруг я понял: это — увечья, полученные на войне. На войне, которая ведется тихо и незаметно. На войне, где применяется мягкая сила. Там нет пулевых ранений, осколочных травм, нет видимых повреждений. Нет физических смертей и разрушений мирной инфраструктуры.
Зато есть страшные мутации души и дикое развращение сердца.
Это результаты действия какого-то жуткого яда, незаметно отравляющего организм. Он проникал в меня, в нас через поп-музыку, рекламные ролики, через книги Джоан Роулинг и Стивена Кинга, через идеологию американской мечты.
Что, в сущности, представляет собой западная культура в понимании нашего человека? Утрировано: голливудский хэппи-энд, рваные джинсы, Макдональдс, пепси-кола. Так? Это то, чем кормят и во что одевают пролетариат. Разве нет? Кино, музыка, литература, СМИ и социальные сети форматируют сознание. Навязывают тебе мечты, образ мыслей, цели и смыслы. Внедряют в сознание чужеродную модель общественного поведения.
Не оттого ли так много людей, ненавидящих свою работу? Чувствующих себя по-настоящему свободными только дома, на выходных или в отпуске. Неосознанно страдающих от тотального диктата. На этом страдании, кстати, тоже зарабатывают. Вспомните, что огромная часть населения западных стран принимает препараты, снимающие симптомы депрессии, тратят огромные деньги на психотерапевтов.
Вещевые бренды решают то, в какую униформу ты будешь одет. Не ты сам, а массовая культура (мода) решает, какую одежду тебе надо носить на работе, что надевать дома, а что во время отпуска и т. д. Если ты хипстер, отрасти бороду. Если рокер, обязан носить кожаные штаны. И, главное, обрати внимание, какое разнообразие выбора! Но выбирай только из того, что тебе предлагают в сетевых магазинах.
Что представляют собой рестораны быстрого и дешевого питания? Часто это безликое, не дающее никакого выбора меню или создающее иллюзию выбора. Красочные рекламные материалы, креативные видеоролики, поражающий воображение дизайн интерьеров.
Сделано всё, чтобы понравиться нам — потребителям. Чтобы увидев, ты воскликнул: как здорово жить в таком мире! Мире будущего! Мире, где нет голода и страданий! Меня всегда до глубины души поражали очереди в МакАвто. В этой очереди я видел автомобили стоимостью в целый ресторан. Меня поражало, как человек, который может позволить себе купить любую еду из любой точки мира, может стоять в автомобильной очереди в маленькое окошко, из которого он получит красиво упакованную, вкусно пахнущую и химически правильную дозу бесполезных калорий. Какое-то дьявольское причастие…
Транснациональные ресторанные компании — это сетевые кормушки человеческого материала, смыслом существования которого в системе западных культурных (читай: буржуазных, капиталистических, либеральных) ценностей является создание добавочной стоимости товара, увеличение прибыли — и никакого тебе спасения бессмертной души.
Вот такая «культура» проникала в нас десятилетиями.
И нет! Не последние тридцать лет после распада СССР. Если говорить про недавнее прошлое, то как минимум последние шестьдесят лет после первой американской выставки в Москве, когда советским людям продемонстрировали жизнь простых жителей США. Повседневную жизнь. Возможно, именно тогда главным оружием в этой мягкой войне стали низменные животные инстинкты человека. Ведь нам всем хочется вкусно есть, сладко спать. И когда инстинкты берут верх над нашим разумом, мы не хотим знать, какая за это назначена цена.
Когда инстинкты берут верх над духовностью, мы готовы платить и самую высокую цену — продать свою душу за то, чтобы жить красиво, как завещает всем Instagram*.
Вы знаете, чему обучают сценаристов в главном киновузе страны? Брать на вооружение лучший западный опыт. Вот маленький пример. Современный способ записи сценария называется «американка», потому что так пишут сценарии в Америке. Именно так привыкли читать сценарии американские продюсеры, которые выделяют бюджет; режиссеры, которые экранизируют текст; актеры, которые будут воплощать героев.
Да, перенимать чужой лучший опыт здорово, но как это помогло российскому кино за последние тридцать лет? Где Шпаликовы, Тарковские, Сергеи Бондарчуки, Роммы, Эйзенштейны?
Так почему наши кинематографисты пытаются выстроить на развалинах советского кино новую прозападную систему, просто насаждая чужие технологии? Может быть, просто потому, что у западных киноакадемиков, режиссеров и актеров уж очень красивые дома на голливудском холме и дорогие автомобили?
Уж очень нам всем хочется жить красиво, и оружие это действует безотказно. Против нас. Внутри нас. Тихо и незаметно.
Поэтому считаю самым большим своим страхом не ядерный апокалипсис, не бряцающее устаревшим вооружением НАТО, не очередную пандемию или чипирование.
Мой самый большой страх и заветная мечта всех сбежавших в «отпуск» ургантриотов заключается в том, что наш сегодняшний режим падет, когда закончится Путин и снова будет поставлен крест на том, что удалось сделать. На возрожденных или возрождающихся традициях.
Вот чего действительно стоит бояться. Стоит бояться того, что власть наша так и не сможет сформулировать и произнести вслух, ради чего мы бьемся на фронте, ради чего мы живем.
Ведь люди сражаются на войне не за Путина лично, не за Сталина или Ленина, не за Николая II, не за Петра I.
Мы сражаемся за идею, которую эти лидеры олицетворяют, за право говорить на родном языке и молиться в своих храмах. Забыть или отказаться от своего наследия — вот чего стоит бояться. Разобщение нашего многонационального общества приведет к исполнению желаний тех, кто нам противостоит многие века.
Поэтому сила наша в единстве. Не случайно эта мысль выдвигается в политические лозунги. Не случайно теоретики марксизма ставят это условие в основу спасения всего человечества. Единство общины — то, чем жива была страна наша многие века. То, чем спасалась она и во времена татарского ига, и Гражданской войны, и Великой Отечественной, и сейчас.
Единство общины рождает и питает те смыслы, что движут и молодыми ребятами, идущими на украинский фронт из большой России, и старшими добровольцами из шахтеров, музыкантов, учителей Луганской и Донецкой земли.
Поэтому мечта моя о том, чтобы научиться нам беречь и передавать традиции свои из поколения в поколение. Научиться нам хранить верность родителям своим и своей земле. Возвратиться в свои церкви, к святым мощам, к могилам героических предков наших. Помнить, за что сражались они, помнить, в чем они видели смысл, и жить сообразно заветам их, чтобы быть достойными славы их.
