Турция — старинный сосед России, одна из крупнейших стран, располагающихся в Черноморском бассейне. В течение последних 30 лет её политический курс менялся очень существенно. Не сильно преувеличу, если скажу, что Турецкая Республика в это время вертелась как угорь на сковородке, поражая своими кульбитами заинтересованных наблюдателей.С началом 90-х она приступила к экспансии на постсоветском пространстве. Неофициальной доктриной Анкары стал пантюркизм. Турция пыталась взять под свою руку получившие суверенитет после распада СССР государства тюркоязычных народов и установить как минимум моральный протекторат над входящими в состав прочих независимых стран регионами с тюркским населением, от Гагаузии до Якутии. Кроме того, она оказывала значительную поддержку сепаратистским и исламистским движениям на Кавказе. С другой стороны, Анкара активно устремилась в Евросоюз.
В начале «нулевых» на фоне интенсивного роста торгово-экономических связей с Москвой и турпотока из России подпитка Турцией джихадистско-сепаратистского движения на Северном Кавказе минимизировалась.
Пантюркистский вектор параллельно с укреплением независимости стран Центральной Азии также весьма ослаб.
В то же время усилилось движение Турции в ЕС. Власть в стране поменялась — к ней пришла Партия справедливости и развития (ПСР) во главе с Р. Т. Эрдоганом и её союзники-исламисты. Республика быстро развивалась экономически, совершив в этой области огромный рывок. Анкара стала руководствоваться девизом «Ноль проблем с соседями». Во внешней политике были достигнуты успехи, нередко вызывавшие удивление.
Так, во многом нормализовались отношения Турции с Сирией и с Грецией, которые всегда в большей или в меньшей мере были конфликтными. Кроме того, произошло практически невозможное: стали налаживаться связи Анкары с Курдской автономией в Ираке и с Ереваном; с Арменией были достигнуты договорённости об установлении дипломатических отношений и об открытии турецко-армянской границы. Русский человек сказал бы по этому поводу: «Медведь в лесу помер».
Но вскоре «медведь» воскрес. После инцидента у берегов Газы в мае 2010 года чётко обозначился очередной внешнеполитический поворот Анкары, признаки которого появились немного раньше. По-видимому, руководство ПСР — и прежде всего премьер-министр Эрдоган — посчитало, что страна достаточно окрепла для того, чтобы вести ту независимую от расположенных вне Турции центров силы линию, которой эта партия в принципе и собиралась следовать в соответствии со своей программой и планами.
Называется она неоосманизмом и направлена на рост влияния Анкары на территориях, некогда входивших в состав Османской империи. Кроме того, этот курс предполагает возрождение ислама — в той его версии, которую поддерживают Р. Т. Эрдоган и его ближайшее окружение.
Прежде всего, были испорчены отношения с Израилем. Турецкое руководство поддержало палестинский ХАМАС. Греко- и армяно-турецкая «разрядка» практически выдохлась.
Когда же наступила «арабская весна», то Анкара была в первом ряду тех, кто поощрял антиправительственные выступления от Алжира до Сирии.
В результате во многих арабских странах «всплыли» представители международного движения «Братья-мусульмане» (ихваны), которых с огромной долей условности можно назвать «масонами исламского мира». Они получили немалую долю власти в Тунисе и бразды правленья Египтом — ключевой страной арабского мира. «Братья-мусульмане», стремящиеся к созданию всемирного халифата, — одни из главных союзников Эрдогана и ПСР в Турции.
Их, а равно и Анкару, поддерживает газовый микрогигант Катар — страна-«бородавка», однако очень богатая и ведущая политику независимо от Саудовской Аравии и её союзников — Бахрейна, Кувейта и в огромной степени ОАЭ.
Соответственно, на Ближнем Востоке сложился новый, турецко-катарский альянс, в котором Доха играла роль денежного мешка и медиарупора (прежде всего благодаря созданной ею телекомпании «Аль-Джазира»), а Анкара давала административные и военно-силовые ресурсы. Рассеянные же по миру ихваны были агентами этого альянса-тандема.
В то же время отношения между Турцией и Саудией существенно охладились и довольно часто колеблются на грани враждебности.
На гребне «арабской весны» в 2011–13 годах Анкара достигла пика влияния в мусульманском мире. И именно она едва ли не больше, чем Вашингтон и другие столицы Запада, способствовала разжиганию гражданской войны в Сирии, поддержав джидадистов, протурецкие силы и других противников Асада.
Но тогда же это влияние получило мощный удар: египетские военные свергли режим, установленный «братьями-мусульманами». Те десятилетиями зарабатывали авторитет и поддержку масс в «стране пирамид», но осуществляемая ими политика пришлась по вкусу не всем. Кроме того, в Египте традиционно не любят Турцию. Одно наложилось на другое, в результате Анкара позиции там утратила. В качестве ответного шага она помогла развязать партизанскую войну на Синае.
Сейчас обе стороны столкнулись и в Ливии. Турция помогает «своим», которые сидят в Триполи. Это так называемое правительство национального согласия (ПНС). Египту же иметь протяжённую границу с турецкими сателлитами решительно ни к чему. Он приложит все силы, использует внушительную для арабского мира армию, чтобы сторонники ПНС вдруг не одержали победу. 14 июля ливийский парламент, располагающийся на востоке страны, в области Киренаика, возможную интервенцию Каира одобрил.
Эрдоган — личность параноидального склада, поглощённая реализацией сверхзадачи. Заключается она в том, чтобы переучредить Турцию, созданную в 1920-е годы Мустафой Кемаль-пашой, Ататюрком как секуляризованное, светское государство.
Он хочет стать анти-Ататюрком или «Ататюрком навыворот», застыть на скрижалях турецкой и мировой истории. И если Ататюрк пытался (насколько у него получалось) быть «европейской» головой балкано-анатолийского «кентавра», то Эрдоган стремится заменить эту голову привычною «азиатской», увенчанной султанской чалмой. Он видит себя султаном, если не султаном-халифом своей Новоосманской империи.
Поэтому курс на и без того сильно пробуксовывающую евроинтеграцию Анкарой оставлен — до тех пор, пока рулит Эрдоган, о ней можно забыть.
Как уже говорилось, важнейшим пунктом неоосманизма является реисламизация Турции. Эрдоган проводит её последовательно и упорно, накапливая в этой области политический и символический капитал.
И здесь происходящее на наших глазах превращение собора Св. Софии из музея в мечеть является абсолютно закономерным, едва ли не неизбежным шагом. Тем самым восстанавливается положение, существовавшее ещё в Османской империи, и ликвидируется едва ли не главный символ политики Ататюрка, секуляризировавшего важнейший памятник победы ислама на Балканах.
Готовился этот шаг давно. Ещё в 2006 году в комплексе Айя-Софии выделили помещение для проведения сотрудниками музея мусульманских религиозных обрядов, а через 10 лет в стенах собора во время Рамадана проходили чтения Корана, транслировавшиеся в прямом эфире. Сейчас конечная цель достигнута «росчерком пера».
Не исключено, что в среднесрочной перспективе Эрдоган или же наследники его курса попытаются вернуть столицу страны на берега Босфора, где располагалась резиденция османских султанов и одновременно халифов.
Таков неоосманизм в действии текущем и ожидаемом.
До Крыма он тоже не прочь добраться. Там, по всей вероятности, предполагается создать вассальное государство, управляемое каким-нибудь карманным меджлисом/«диваном» во главе с политическим карликом из числа аборигенов, — всё как в эпоху величия стамбульских владык.
…В своё время римлянин Апулей написал роман о превращениях, который назывался «Метаморфозы», или же «Золотой осёл». Контур «Золотого осла» турецкой внешней политики и представлен выше.
