Глава 6. СНОВА ТУДА, ГДЕ МОРЕ ОГНЕЙ.

В пять часов тридцать минут утра ракета общего назначения «АS.30L», выпущенная с борта французского истребителя «Мираж F-1», поразила психиатрическую клинику городка Сочаница.

Фугасная боевая часть ракеты массой двести тридцать килограммов прервала жизни двадцати девяти человек из числа пациентов и обслуживающего персонала и уничтожила две стены лечебного корпуса. Ударная волна обрушила забор, окружающий клинику, и те больные, кто не был ранен или контужен при взрыве, разбежались по окрестностям.

Никто их не ловил.

Все силы пожарной охраны Сочаницы были брошены на тушение пламени, что охватило два уцелевших корпуса. Из огня удалось спасти не больше половины врачей и пациентов. Остальные находившиеся в этих корпусах люди сгорели заживо — перепуганные больные прятались по углам, не в состоянии адекватно оценить происходящее, а медперсонал пытался их вытащить — даже ценой собственной жизни.

В полетном задании французского «Миража» было указано, что целью являются казармы югославской полиции. Карты составлялись на основе данных с разведывательных спутников США.

* * *

За сутки Влад преодолел около двадцати километров. Путь его лежал мимо горы Шаторица, и биолог изрядно намучился, обходя отвесные скалы и крутые песчаные осыпи.

В своем решении отправиться на поиски подпольной лаборатории, где проводились медицинские опыты над детьми, Рокотов ни разу не усомнился. Война есть война, и каждый участник ее по мере сил должен способствовать поражению неприятеля. Конечно, можно сказать, что русскому биологу негоже лезть в разборки между Милошевичем и НАТО, но сам Владислав так не считал. Военная машина Запада уничтожала не режим югославского президента, а перемалывала сотни и сотни жизней мирных сербов, цыган, венгров, албанцев, египтян, греков, македонцев, ассирийцев. Всех тех, кто волею судеб оказывался на выбранных для бомбардировки объектах. И не важно, принадлежат объекты военному ведомству Югославии или нет.

Эта война стала войной и русского ученого. Войной за не всегда ясное для цивилизованного мира понятие справедливости. За давным-давно позабытое большинством славянское братство, за ценности православия, за право именоваться порядочным человеком. Войной не против ислама, как пытаются представить американские и европейские аналитики от политологии, а наоборот — за него. За право каждого придерживаться своих собственных религиозных убеждений.

На пути домой ждало очередное испытание…

На рассвете Влад выскользнул из зарослей мисканта и оказался на окраине небольшой деревушки. Стояла тишина, прерываемая лишь далекими криками лесных птиц.

Рокотов достал бинокль.

Пятнадцатиминутное наблюдение за поселком результатов не дало. Улицы были пусты, ни в одном окне не пошевелилась занавеска, над трубами не клубился дымок.

И ни единого звука.

Впрочем, не было видно и следов разрушений — все дома оставались чистенькими, без пулевых отметин, без проломов от попадания снарядов, без подпалин после пожара. Создавалось впечатление, что жители тихо собрались и покинули деревушку, оставив машины, вывешенное для просушки белье и разложенные во дворах инструменты.

Но забрав с собой всех животных.

Владислав осторожно подобрался к крайнему забору и заглянул во двор.

Никого.

Биолог взял автомат наизготовку и обошел дом по периметру. Его шаги были единственным звуком, нарушающим вязкую тишину.

Он подергал дверь. Заперто.

Рокотов пробрался между теплицей и забором, отделяющим один дом от другого, и проник на соседний участок.

Та же картина. Деревня будто вымерла.

«Ерунда какая то, — Влад поскреб пятерней затылок. — Если жителей насильно депортировали, то остались бы следы. Выбитые стекла, узлы с вещами возле домов, собаки, коровы…»

Он осторожно приоткрыл калитку и выглянул на улицу. Метрах в тридцати из придорожной травы торчали подошвы сапог.

«Ну вот! Абориген. Либо набрался, либо его грохнули. Хотя ни то, ни другое странностей этой деревни не объясняет. Если б тут была стрельба, я бы заметил сразу…»

Владислав прокрался вдоль забора к сапогам и увидел тело, лежащее головой в канаве. Человек наполовину погрузился в воду; в волосах на затылке запуталась проплывавшая по канаве веточка. Человек явно был мертв.

Рокотов опустился на корточки, еще раз внимательно огляделся и пощупал труп.

«Уже окостенел. Но непонятно, как этот бедолага погиб… Внешних повреждений не видать… Утонул в пьяном безобразии? Это вряд ли. Давно бы вытащили. Тут что-то другое. А ну, давай, дружочек, мы тебя осмотрим…»

Биолог подтянул тело за ноги и перевалил на обочину.

Мужчина лет сорока, обыкновенная внешность. Судя по лицу, хоть и искаженному гримасой боли, алкоголем не злоупотреблял. И не мог по пьянке утонуть в канаве глубиной по колено.

Рокотов расстегнул на трупе овчинную поддевку и рубашку, проверил тело под брюками.

Никаких следов удара. Кости грудной клетки не повреждены, позвоночник в порядке. Крови тоже нет, что однозначно указывает на отсутствие ножевых и пулевых ранений.

Глаза у трупа прищурены. Влад пальцами разлепил веки. Склера была в порядке, лишь зрачки расширены до того, что почти перекрыли всю радужную оболочку. Но такое происходит и при болевом шоке.

«Непонятно. С виду — совершенно здоров. А передвижной прозекторской под рукой не имеется. Тем более что тут, видимо, требуется гистология, а не примитивное вскрытие… Хотя кто мне мешает? Живых в этой деревне нет. И налетать с криками: „Что ж, ты, сволочь, глумишься над трупом?!“ — никто не станет… А почему он отбросил лапти, узнать надо. Из соображений самозащиты. Мало ли что…»

Рокотов прошелся по улице, заглядывая в каждый двор.

Пусто.

«Хорошо. Приступим, помолясь…»

Владислав разместил тело на ровном участке обочины и вытащил свои инструменты — набор скальпелей, узкий десантный нож и тесак. К тесаку он присоединил ножны, и получились клещи.

Конечно, можно было, обойтись и без вскрытия. Просто выложить тело на дорогу и уйти. Рано или поздно жители вернутся, мертвеца опознают и похоронят. Но Владу мешала его привычка доводить до конца любое дело. В каждой проблеме он старался добраться до сути.

Рокотов сделал продольный разрез на груди трупа от горла до пупка, развел ткани в стороны и клещами перекусил ребра. Обнажились внутренности. Биолог закатал рукава куртки и, орудуя скальпелем, по порядку извлек сердце, печень, почки, селезенку и желчный пузырь. Желудок и кишечник решил не трогать, чтобы не задохнуться от запаха: респиратора-то нет.

«Со стороны я, наверное, похож на каннибала, свежующего добычу и выбирающего кусочек посочнее. Реализм на грани обморока… Так, внешне сердце в порядке. Ни разрывов, ничего. Печень и почки — тоже. А что у нас с селезенкой?»

Влад ощупал селезенку, почему-то ставшую твердой, как камень. Это было необычно — внутренние органы человека деформируются подобным образом только при хроническом заболевании. Или при использовании боевой химии.

Биолог тщательно вымыл руки в проточной воде, ополоснул инструмент и, поднявшись, внимательно осмотрелся по сторонам. Вскрытие было завершено за двадцать минут, но, как это часто случается, старые вопросы остались. Да еще и новые добавились.

Уже не скрываясь, Рокотов направился к ближайшему дому, ногой выбил входную дверь, зашел в комнату и остановился в раздумье. Худшие предположения подтвердились: хозяева были мертвы. Лежали на своих кроватях.

В соседней комнате десятилетняя девочка распласталась на полу, а маленький мальчик сжался комочком у окна.

Влад вышел во двор. Обходить соседние дома смысла не имело, там он наткнется на то же самое. Вся! деревня в течение нескольких минут была поражена! сильнейшим химическим оружием. По всей вероятности — нервно-паралитическим.

Остаточных явлений биолог не боялся. Боевой газ рассчитан на моментальное действие, чтобы уничтожить неприятеля и не повредить собственным войскам. Через тридцать-сорок минут он разлагается на безопасные составляющие.

«Нечто вроде зарина или фосгена, — устало подумал Рокотов. — Распылили взрывом контейнер, и все дела. Пустая железяка валяется где-нибудь в поле. Естественно, без опознавательных знаков. Полный аут! Какому же уроду такое в голову пришло? Или это из той же категории, что и уничтожение Ибарицы? Доказательство этнических чисток… Если так, то в самом скором времени тут будет толпа западных журналистов в сопровождении косоваров. И мне придется туго… Но! В любой деревне есть телефон. Пусть не в каждом доме, но есть. Так, номер Марко я помню…»

Влад быстрым шагом добрался до центральной площади, прикладом разбил окно административного здания и залез внутрь.

Телефон, к счастью, работал.

— Да-а, — после трех гудков раздался голос тетушки Ангелины.

— Утро доброе, это Владислав. — Биолог представил себе удивление пожилой женщины и продолжил: — Тетя Ангела, позовите, пожалуйста, Марко. И сделайте вид, будто звонят какие-нибудь родственники. — Он всерьез опасался, что Ангелина завопит от радости и к телефону бросятся его бывшие подчиненные. А объяснять перевозбужденным сербам, где он и что с ним, времени нет.

Спустя минуту трубку взял Марко.

— Слушаю тебя.

— Здравствуйте. У вас есть знакомые в военном ведомстве?

— Да. Племянник в комендатуре Крушеваца.

— Можете с ним связаться?

— Безусловно. — Старик ничего не спрашивал. Если Влад захочет что то сообщить о себе, сам скажет. Если нет — то и болтать попусту нечего.

— Ага… Значит так. Я примерно в пяти километрах к востоку от Сочаницы. В деревне. Как называется — не знаю.

— М-гм… Я понял.

— Требуется немедленно направить сюда войска. Деревня полностью уничтожена. Видимо, химическим оружием с воздуха.

— Боже! Ясно. Сейчас же звоню…

— Только обо мне не упоминайте. Придумаете как?

— Не беспокойся, это мои проблемы.

— Все. Конец связи, — Владислав положил трубку.

Теперь надо уносить ноги. И как можно быстрее.

Рокотов не сомневался, что через час другой патрули югославской армии войдут в поселок.

* * *

Полного майора и худощавого капитана из отдела "Т" Главного Разведуправления Генерального Штаба друзья называли Толстый и Тонкий. Те не обижались и иногда даже поддерживали беззлобные шутки в свой адрес.

Толстый первым обнаружил странности, имевшие место в точке приземления пилота со сбитого американского «стелса», и увязал их с гипотезой, будто бы в том квадрате, возможно, находился российский биолог, о судьбе которого не было никаких достоверных сведений. Согласно официальным документам, он был благополучно вывезен самолетом МЧС России в самом начале войны, а потом трагически погиб в авиакатастрофе. Его квартира была тут же оформлена на подполковника внутренней службы из питерского ГУВД, не имеющего с Рокотовым никаких родственных связей.

В официальную версию Толстый не верил ни на йоту. И Тонкий был с ним солидарен. Негласная проверка выявила еще большие несуразности. Но жестких доказательств подделки документов и совершения преступлений со стороны высоких должностных лиц пока не находилось.

По служебной необходимости Тонкий съездил на неделю в Петербург, где проживал пропавший биолог, и параллельно со своей работой навел кое-какие справки по этому делу.

В воскресенье Толстый и Тонкий встретились в парке: они договорились не обсуждать на работе тему собственного расследования.

— Ну? — нетерпеливо спросил Толстый, когда приятели двинулись по аллее вдоль пруда.

— Веселье продолжается, — Тонкий огладил бородку. — Квартира перешла в собственность родного племянника Ковалевского.

— Что за птица?

— Ковалевский Николай Ефимович, пятьдесят седьмого года рождения, уроженец Брянской области. В Питере живет с девяносто пятого года, — на память Тонкий никогда не жаловался, — женат вторым браком, от первого имеет сына. Был прописан у первой жены. Прошлое темное — привлекался за вымогательство, которое потом переквалифицировали в самоуправство…

— Бандит? — уточнил Толстый.

— Да нет, дерьмо мелкое… Типа бизнесмен. На пару с дружками из ментовки пытались получить деньги с левого человека. Под видом взыскания долга. Труслив, заложил всех своих подельщиков.

— Почему не сидит?

— Дал на лапу следователю и прокурору района. Обычная история.

— Где теперь?

— Вот это малость поинтереснее. Наш Колюня нынче — главный защитник прав обездоленных граждан Питера. Возглавляет движение «За права очередников». Соображаешь? Кредиты-шмедиты, ипотека-фигатека, расселение общежитий, членские взносы и так далее. В ба-алышие люди метит. Избирался депутатом, но провалился. Денег не хватило. Теперь мышкует по очередникам на жилье.

— Грамотно, — хмыкнул Толстый. — У племяшки — контакты в жилищном фонде, а дядюшка ему освободившиеся квартирки подыскивает. Семейный подряд, понимаешь.

— Угу, — Тонкий поддал носком ботинка пустую банку из-под джин-тоника. — Судя по всему, этот случай у них не первый. Племяш раскатывает на новой «вольво», а мент достраивает себе коттедж под Рощино.

— Я вот чего не пойму: как они в такое короткое время смогли это дельце прокрутить? И кто им сообщил, что Рокотов не вернется?

— Вопрос… А если он жив? И через месяц явится к себе домой? В этой истории что-то многовато допущений. Проворачивать подобную схему можно, только если объект гарантированно мертв. То есть — владелец квартиры. Но Рокотов был в Югославии, и никаких подтверждений его гибели ни старший Ковалевский, ни младший получить оттуда не могли. Иначе их придется перевести в разряд суперагентов… Но ведь агенты не станут заниматься кражей имущества. Или они готовы пойти на устранение Рокотова, если тот все же объявится? Опять чушь выходит…

— Может, на шару решили проехать?

— Может, — Тонкий опять пнул банку, — однако это не объясняет их информированность… Думаю, есть некто третий, кто стоит за всем делом. Тот, кто дал Ковалевским отмашку и уверил их в гибели владельца квартиры. Кто имеет доступ к документам МЧС в Москве. Вероятно, именно этот третий и подчистил данные по нашим специалистам в Югославии.

— Круг таких людей достаточно узок…

— Ага, — развеселился Тонкий, — и страшно далеки они от народа.

— Надо бы племянника пощупать. Эх, вернуть бы на денек старые времена, — Толстый мечтательно поднял глаза к небу. — Послали бы за ними спецгруппу, да вытрясли все за час. И кто, и что, и сколько это стоит.

— И надо выйти на мужика, у которого он деньги вымогал, — добавил Тонкий. — Мужик у Ковалевского в фирме по недвижимости работал, может кое-что знать.

— У тебя есть знакомцы для этого?

— Есть. Один следак по особо важным. Как раз в Питере обосновался. В следующий раз навещу его… У тебя как?

— Тоже кое-что. Пилота с «невидимки» зовут Коннор, капитан ВВС. Бортовой номер машины — четыреста восемьдесят шесть. Наш премьер обломки сюда приволок…

— Знаю.

— Ну вот. Живет этот пилот тихо-мирно, никого не трогает, к психоаналитику ездит. Журналисты пытались у него интервью взять, да не тут то было. Всю информацию по этому случаю закрыли, с пилотом встречаться запрещено.

— Вот как! — удивился Тонкий. — Странно… Он ведь герой, по штатовским меркам ему положено с экрана не вылезать, про свои подвиги рассказывать.

— Именно. А подвиг засекретили. Но это еще не все. Летчика, когда его сшибли югославы, искал специальный отряд некоего майора Ходжи. Он у нас в ориентировке проходил как инструктор по диверсионной работе.

— Не помню, — нахмурился Тонкий.

— Я тоже не помнил, пока в файлах не наткнулся. Короче, отряд этого Ходжи был полностью уничтожен всего за неделю. Но в столкновениях с югославской армией не участвовал. Вывод?

— Конфликт с более подготовленным противником.

— А что в это время делал пилот «стелса», пока его спасателей кто-то методично вырезал? Ответ: находился в том же районе.

— И те, кто расправился с Ходжи, летчика почему-то не тронули?

— Или летчик был на их стороне. И они вместе гасили албанцев.

— Смысл?

— Не знаю. Но как версия подходит.

— Хорошо, — согласился Тонкий. — Однако какое это имеет отношение к Рокотову?

— Самое прямое. Если помнишь, биолог пропал где-то рядом.

— Фантастика получается. Как Рокотов вышел на летчика?

— Случайно, — Толстый достал сигареты. — Шел-шел и наткнулся. Расстояния там — тьфу. Вся интересующая нас зона — сорок на сорок километров. И не так уж много дорог…

— С определенной натяжкой принять можно, — согласился Тонкий. По опыту своей работы он знал, что самые невероятные совпадения случаются в жизни гораздо чаще, чем это представляется обывателю. — Но по-прежнему непонятно, как им удалось справиться с албанцами. В армии Рокотов не служил, армейских навыков не имеет.

— Предположительно не имеет! — Толстый предостерегающе поднял палец. — Его биографию еще предстоит изучить. И насчет армии не ясно. Ты же в курсе, что службу в некоторых частях легендируют.

— И все равно я не понимаю, какого хрена его там бросили? — обозлился Тонкий. — Спец он или не спец, неважно. Сообщили бы официально — дескать, да, один наш гражданин пропал, надо искать. Югославы послали бы полицию, прочесали район. И нет проблем!

— По-моему, дело в следующем, — грустно заявил Толстый. — Кто-то наверху поспешил отрапортовать о законченной эвакуации. Нынешний премьер мыслит коммунистическими категориями, понятия «я не смог» для него не существует. Вот и пошло-поехало… Одно вранье зацепилось за другое, документики быстро подчистили, инсценировали автокатастрофу. А Ковалевские тут с боку припеку, квартирка им случайно досталась. Просто одна сволочь из Москвы шепнула другой сволочи в Питере, что есть бесхозное жилье. На самом деле судьба Рокотова нам пока неизвестна. Но больше шансов за то, что он жив-здоров и сейчас находится на пути домой… Так что тебе надо побыстрее на свой питерский контакт выйти. Появление живого владельца квартиры в планы Ковалевских не входит. А с учетом места работы дядюшки последствия могут быть печальными — Рокотова тихо удавят в камере, и все наши наработки пойдут коту под хвост…

Тонкий кивнул, и они неспешно направились к павильончику, где всегда было свежее пиво.

* * *

Владислав оказался абсолютно прав.

Когда две танковые роты^[12] югославской армии приблизились на сто метров к безжизненной деревушке, из-за крайнего дома по ним выстрелили из американского гранатомета «Тоу». Снаряд чиркнул по башне головного «Т-72» и взорвался в десятке метров от второго танка.

Молодой албанец, нажавший на спусковую кнопку гранатомета, просто очень испугался. Он впервые участвовал в боевой операции, и трясущиеся руки помешали ему прицелиться более тщательно.

Своим промахом солдат подписал смертный приговор и себе, и всему отряду, и трем турецким фотокорреспондентам.

Взревели форсированные двигатели, и танки, увеличив скорость, разошлись цепью. Первая рота двинулась в лоб на позиции боевиков, вторая через две минуты отрезала косовским «освободителям» дорогу в горы.

Албанцы попытались оказать сопротивление, но их огневые точки были моментально подавлены стодвадцатипятимиллиметровыми орудиями. Одновременно на всех шести башнях заработали спаренные крупнокалиберные пулеметы. Укрыться в деревне было негде, и за полчаса танкисты уничтожили более сотни бойцов УЧК.

Потом на зачистку вышел спецназ.

Однако чистить оказалось уже некого. Батальон Освободительной Армии Косова с претенциозным названием «Беспощадные волки» был уничтожен до последнего человека.

В подвале под зданием почты спецназовцы обнаружили тела трех безоружных турок с удостоверениями аккредитованных при НАТО журналистов. Турок убили сами албанцы в начале боя, когда те отказались стрелять по югославам.

На место трагедии прибыли несколько чинов военной разведки. А на следующий день в деревне уже работали бригады экспертов из Белграда, документируя преступления НАТО против мирного населения. Медицинские заключения экспертов должны будут стать основой обращения Югославии в международный суд. Но до этого еще очень далеко.

Человек, благодаря которому и заварилась вся эта каша, в этот момент находился в семи километрах севернее и даже слышал отдаленную стрельбу. Но ему было не до радости по поводу удачного исхода дела — у него появилась очередная проблема…

* * *

В фармацевтическую лабораторию Института Ласкера, расположенную в штате Висконсин, пришла очередная партия альфа-фета-протеина. Десять капсул по двести миллиграммов были уложены в специальную кювету и перевозились в емкости с сухим льдом.

Профессор Брукхеймер принял препарат по описи и тщательно взвесил каждую капсулу.

На ящике, пришедшем в лабораторию, среди прочих стояла и отметка Государственного Департамента. Это означало, что посылка опять пришла из-за границы. Профессор машинально расписался в ведомости и подумал, что в последние годы поток иностранных отправлений увеличился, особенно сложных биологических реагентов.

* * *

Перебравшись через километровый хребет и очутившись на почтительном расстоянии от деревни, Владислав позволил себе привал.

Он уселся в тени сирени, с удовольствием оперся ноющей спиной о торчащий из земли валун и расслабился. Примолкшие при его появлении птицы осторожно возобновили свою беседу среди густой листвы. Итак, в штабе Альянса кто-то решил, что атака мирной деревни с применением запрещенного химического оружия поспособствует успеху во всей югославской войне.

И этот кто-то отдал приказ о ликвидации нескольких сот ни в чем не повинных людей.

«Да ладно, кто-то! Подобные распоряжения могут поступать только с самого верха. От Кларка или Соланы, или выше, из Белого Дома… Сами по себе генсек НАТО или этот генералишка на себя такую ответственность не возьмут. Кишка тонка. — Рокотов меланхолично сорвал травинку и пожевал. — Жаль, что „юги“ ничем ответить не могут. Да и незачем. Если кого и надо к стенке выставить, так это Олбрайт, Билла и нашу кремлевскую свору… Во главе с Самим. И пусть напоследок друг про друга поболтают. Кто больше скажет, тот и поживет подольше. Кто какие распоряжения подписывал, о чем договаривались, как зоны интересов делили… Ох, не верится мне, что все эти конфликты возникают спонтанно и их невозможно решить мирным путем. На таком то уровне! Стоит только захотеть. Но не хотят. Да и сам Милошевич заваруху устроил не с бухты-барахты, явно на чью-то поддержку рассчитывал… То ли на нас, то ли на американцев».

Влад глотнул воды из фляжки и отломил кусочек пшеничной лепешки с фермы Марко.

«Резюме: в населенные пункты я больше не ходок. Или — не ходец. Не хватает еще задохнуться от боевого газа. Бр-р! И вообще — следует двигаться к цели максимально быстро. Если я прав в своих предположениях, то дорог каждый час. Эта лаборатория несомненно работает с полной нагрузкой. — Рокотов расстелил карту. — Итак, мы недалеко от Сочаницы. Дальше у нас Быстрина, потом — Митровица. И Ибар, который придется форсировать… Затем можно выйти к Преказе, оттуда — Лауше, напрямую — к Влашки Дреновацу… Ага, а потом через Ораховац к Велика Крушу. Там мы натыкаемся на Белую Дрину, ее снова форсируем и обходим Призрен. Вот в Призрен нам точно заходить нельзя. Гнездо сепаратистов. Пристрелят без разговоров. Так. Идем западнее Призрена, минуем Жур и оставляем по правую руку Бродосавце… Вот и финиш. Оттуда до нужной мне горочки двадцать пять кэмэ. Если двигаться в обход населенных пунктов, то придется протопать около двухсот. Неделя пути, не меньше. И самое подлое в том, что мне нельзя пользоваться транспортом. Остановят либо те, либо другие. И в обоих случаях…»

— И дорогая не узнает, каков танкиста был конец… — пропел Влад, вновь заставив птиц умолкнуть.

Настроение не улучшилось. Слуха и голоса у биолога отродясь не было.

«И тут мне не везет. Даже спеть не могу толком. Хотя в нашем деле это не главное. К сожалению… А если по реке? Пожалуй… Так, по Ибару я смогу добраться аж до Урошеваца. Стоп, это не Ибар, а Ситница. Один хрен, река! Надо свистнуть катер, тогда я сокращу путь вдвое… И сэкономлю минимум три дня. Монтана! Но где взять этот катер? А здесь, — палец нашел нужный значок, — в Баньске, там есть маленький порт. Ладно, тогда ноги в руки. До Баньски пилить часов шесть, если ничего по дороге не случится…»

Рокотов поднялся, попрыгал на месте, прилаживая рюкзак поудобнее на спине, и двинулся в путь на юго-запад.

Он дошел почти до Ибара, когда на неожиданно открывшейся полянке заметил человека в грязной пижаме, сидящего на камне и что то бубнящего себе под нос.

Влад опустился на одно колено и взял незнакомца на мушку. До того было полсотни метров — не промахнешься.

Человек замахал руками, забубнил громче, однако не встал и даже не обернулся.

Рокотов опустил автомат и бесшумно приблизился к человеку со спины, ежесекундно готовый отпрыгнуть в сторону. Первому впечатлению он не доверял. С десятка шагов уже можно было бы разобрать отдельные слова из несмолкаемой речи незнакомца, но до Влада по-прежнему доносилось лишь невнятное бормотание. Человек был явно не в себе и что-то горячо доказывал невидимому собеседнику. Желудок у Влада сжался.

«Сумасшедший. Злокачественная форма шизофрении… Бли-ин! — В пору студенческой юности Рокотов подрабатывал санитаром на машине скорой психиатрической помощи и вдосталь насмотрелся на душевнобольных. — Что же делать? Оставить его здесь — помрет, а брать в попутчики дурака — это полный апофегей! Интересно, сколько он уже без лекарств? Если день-два — не страшно, а вот если больше — кранты. — Рокотов покопался в памяти. — Ему нужен галоперидол, что-нибудь из группы аминазинов. У меня нет, и быть не может… Так, у парня, скорее всего, одна из форм аутизма. Совсем труба… А бросить его ты не имеешь права, — неожиданно подумал Влад. — Он не виноват, что болен. Черт, откуда же он тут взялся? Сбежал, ясный перец… До города далеко. Может, на машине перевозили, и тут с воздуха накрыло? Запросто, только он мне об этом не расскажет. Потому что не помнит. Испугался, побежал, сейчас немного угомонился…»

Владислав обошел душевнобольного и остановился в пяти метрах перед ним, пружиня ударной ногой. При попытке нападения он был готов действовать максимально жестко — ненормальных следует останавливать сразу и желательно надолго. Иначе исход непредсказуем. Больные, случается, даже не чувствуют ударов, валящих нормальных людей наповал.

Человек не отреагировал на появление Рокотова, продолжая диспут с пустотой.

Влад покачал головой и подошел ближе.

Больной поднял глаза и сжался, втянул голову в плечи.

— Спокойно, — проговорил Владислав, не делая резких движений. — Я друг. Не бойся, все будет хорошо.

Человек что-то тихо пробормотал.

— Я отведу тебя домой, — Рокотов подошел почти вплотную.

Больной посмотрел на биолога и обхватил руками плечи.

— Холодно, я понял, — Владислав снял рюкзак, вытащил свернутое шерстяное одеяло и набросил на спину ненормального. Тот быстро закутался в обновку.

«Слава Богу! — облегченно вздохнул биолог. — Что-то соображает и, судя по пижаме, в штаны не гадит. Стало быть, обслужить себя может… Пока».

— Хочешь есть?

Больной радостно забулькал.

Влад дал ему лепешку. Человек неожиданно аккуратно разломил угощение на две части и половину протянул Рокотову, просительно заглядывая тому в глаза.

Сумасшедшие живут в вакууме безразличия общества. Любое проявление доброты порой расценивается как признание их нормальности, однако окружающие люди, за исключением настоящих, искренне преданных профессии врачей, сторонятся любого контакта с пациентами клиник, не скрывают страха или брезгливости, иногда откровенно издеваются над беспомощными существами. Не понимая того, что в любой момент природа, создавшая сложнейший мозговой механизм, может отвернуться и от них самих.

Сорокасемилетний инженер, попавший в психиатрическую лечебницу после тяжелейшей травмы головы, прошел через все круги ада. Над ним потешались знакомые, его бросила жена, дети отказывались встречаться с отцом, и долгие месяцы он провел за зарешеченными окнами клиники… Пока однажды ночью в клинику не попала натовская ракета. И он побежал через обломки досок, через поле, через болото, обдирая голые ноги об острые камни и от ужаса не чувствуя боли…

Продолжение следует...