Глава 30

В начале лета тысяча девятьсот сорок девятого года старшего лейтенанта Крашенинникова, с отличием закончившего общевойсковое училище, вызвали в особый отдел. Что было странно. И даже немного беспокойно. Лейтенант надраил сапоги и постучал в дверь, мимо которой, как и все прочие, обычно проходил с опаской.

— Товарищ майор, старший лейтенант Крашенинников по вашему приказанию прибыл! — отрапортовал он.

— Проходи, Крашенинников, садись, — показал майор на стул.

— Назначение получил?— Никак нет, жду.— Ну, считай, что дождался. Вот оно, твое назначение, — кивнул майор на какие-то лежащие на столе бумаги. — Ты сам-то куда хочешь?— На Камчатку или на Дальний Восток!

Тогда, как ни странно, далеко не все мечтали попасть в Арбатский военный округ.

— У тебя там что, родственники или девушка?— Никак нет!— А, понятно, романтики хочешь хлебнуть?

Лейтенант покраснел.

— Ладно, будет тебе романтика. Только не на востоке, а на западе. Поедешь в Прибалтику, в Вильнюс. Знаешь, что там сейчас происходит?— Нет…

Майор внимательно взглянул в глаза лейтенанту, так, что у того мурашки по спине побежали, — прикидывается он или действительно не знает.

— Война там. С гитлеровскими недобитками, которые мешают местному населению строить мирную жизнь. Ты хочешь помочь нашим братьям-прибалтам?— Я?!.— Ты!

Майор вытащил из стола и открыл папку.

— Парень ты грамотный, по политическим дисциплинам только пятерки. Кандидат в члены партии. Стреляешь прекрасно — нормативы кандидата в мастера выполнил. Физическая подготовка… Тактика…

Характеристика положительная… — «инициативен, способен принимать самостоятельные решения…» — зачитал майор. — Жаль, если такие таланты пропадут.А там — не пропадут. Там — пригодятся.Для начала получишь отделение…Наверное, на лице лейтенанта отразилось разочарование.Не просто отделение, а отделение разведки! Которое иного взвода стоит. А то и роты. Нормально себя проявишь — дадут взвод.Выдержал длинную паузу.

— Ну что скажешь? Только честно! А что тут можно сказать?— Я хотел на Дальний Восток…— Хотеть можешь куда угодно, а служить придется там, где Родина прикажет! Ясно?— Так точно!..

На месте назначения старшего лейтенанта приняли не очень ласково.

— Опять «зелень» прислали. Сколько раз просили — дайте фронтовиков. А они опять за свое…

Ладно, иди, принимай отделение.В первую же ночь отделение подняли по тревоге. Выскакивали из казармы пулей — на ходу натягивая гимнастерки и уже на улице доматывая портянки. К крыльцу подогнали «Студебеккер».

— Справа, слева по одному…

Машина ехала минут сорок и остановилась в глухом лесу.

— Отделение, приготовиться к атаке! — скомандовал лейтенант, мало что понимая в происходящем. На него посмотрели как на сумасшедшего.— Незачем нам атаковать, они сами на нас выйдут, — объяснили ему.

Через полчаса на засаду выскочили какие-то люди с автоматами. Их мгновенно положили на землю. Кого навсегда, кого, чтобы связать за спиной руки и этапировать в особый отдел,

— Так это и есть диверсанты? — удивленно спросил лейтенант.

На вид диверсанты выглядели как самые обыкновенные мужики, только вместо вил и лопат у них в руках были немецкие автоматы.Все следующие дни лейтенанта вводили в курс дела.

— Эти были так, распропагандированной деревенщиной. А есть такие зубры… На прошлой неделе загнали одного в болото, так он три часа отстреливался, а потом. подпустил солдат поближе и подорвал себя гранатой. Двоих ранил. А себе башку начисто снес.— Как башку?..— А, ты же новенький. Это на фронте гранату себе под брюхо закатывали, а эти — нет. Эти когда видят, что дело дрянь, чеку выдергивают и гранату к лицу прижимают, ну, чтобы их потом не опознали…— Нет, так стрелять не надо. Лучше заранее дослать патрон в ствол, взвести затвор, опустить предохранитель и держать автомат на поясе, на ремне, дулом в землю, сунув палец в скобу спускового крючка.

— Но так нельзя! По уставу оружие во время передвижения должно находиться в разряженном состоянии!— То устав, а то жизнь. Когда идешь по лесу, видимость ограничена и с противником можно встретиться в любое мгновение нос к носу. Пока ты передергиваешь затвор и ищешь спусковой крючок, он из тебя решето сделает. Хоть ты и мастер спорта по стрельбе.— Кандидат в мастера.— Тогда тем более…

Практика сильно отличалась от преподаваемой в училище теории. Тем более там готовили к полномасштабной войне с регулярной армией противника, а здесь приходилось иметь дело с партизанами.

— Так по густолесью не ходят.— А как ходят?— Плавно продвигая ногу вперед, вдоль самой земли, чтобы отгрести сучки и ветки, которые могут хрустнуть под подошвой. Тогда тебя не услышат, тогда ты выстрелишь первым…

Вечерами офицеры расспрашивали лейтенанта о жизни там, на «большой земле», с уважением рассматривали многочисленные «корочки» и грамоты нового командира отделения. Сами они, в большинстве своем, были из военного призыва и имели за плечами в лучшем случае ускоренные пехотные курсы. А у этого, вишь ты, высшее образование!..Премудрости полупартизанской войны лейтенант осваивал быстро — учился бесшумно ступать, стрелять навскидку, спать вполглаза, скакать на коне, читать лесные следы, сидеть в засаде без еды и курева сутками кряду, бросать гранаты с двухсекундной выдержкой…Несколько раз жизнь лейтенанта висела, что называется, на волоске.Когда прочесывали хутор Лиска, на него выскочили два «лесных брата», вооруженные автоматами. Лейтенант среагировал первым. Одного врага он положил на месте, выстрелив от бедра. Не целясь, но попав. Слава богу, что оружие было изготовлено к бою… Второй боевик полоснул очередью навстречу. Пули просвистели над самой головой, сбив фуражку. Лейтенант, как его учили, упал и выстрелил длинной очередью наискосок, снизу-вверх, перерезав противника в поясе.Это были первые убитые им враги. Первые убитые им люди.Переживал он сильно, но не долго. Долго не дали.Командир приказал отвести его к месту последнего боя. Чтобы «проветрить» мозги. Лейтенанта подвели к сложенным возле школы трупам. Нашим и не нашим.

— Они вчера двух солдат в плен взяли, — рассказывал сопровождавший его старшина. — А сегодня мы их нашли…

Откинул брезент.Солдаты были изуродованы до неузнаваемости. У них были отрезаны носы, уши, у одного отрублены руки.

— Они их живых резали. Хотели, видно, что-то выпытать. Только что рядовые могут знать…

Ну ничего, мы тоже…Лейтенант повернулся к чужим трупам. Он не был специалистом, но сразу понял, что они погибли не в бою. И понял, что их не застрелили. Их прикончили штыками и ножами.

— Они нас — мы их. На войне как на войне, — жестко сказал старшина.

Больше лейтенанта от вида смерти не мутило и кошмары ночами не мучили. Он усвоил главную истину войны — остается жив тот, кто не сомневается. Потому что стреляет на долю секунды раньше. Он перестал воспринимать людей, попавших на мушку, людьми, стал воспринимать целями.Очень скоро в часть пришло пополнение, и лейтенанту дали взвод. И спустя месяц присвоили очередное звание. На войне продвижение по службе идет быстро за счет убыли офицерского состава. К тому же новоиспеченный, капитан единственный в части имел высшее образование, и поэтому обойти его было нельзя.Звездочку, как положено, обмыли.Капитану никто не завидовал, потому что там, где стреляют, счастлив не тот, кто получает звания и ордена, а кто остается жив.Жизнь командира взвода капитана Крашенинникова изменилась мало. Раньше, когда был командиром отделения, бегал по лесам недоедая, недосыпая, подставляясь под пули, и теперь бегал. С той только разницей, что раньше отвечал за десять бойцов, а теперь за тридцать.Получалось у него не очень.

— Вы почему оружие не почистили?— Я почистил.— А это что, — показывал капитан ствол на просвет.— Но я чистил. Честное слово, товарищ капитан…— Неужели вы не понимаете, что от вашего отношения к оружию зависит не только выполнение поставленной командованием боевой задачи, но и ваша и ваших товарищей жизнь! — втолковывал он прописные истины, Солдаты виновато рассматривали носки своих сапог.

— Распускаешь ты своих бойцов, — не раз выговаривали ему офицеры. — С ними одним только добром нельзя — на голову сядут. А ты как в детском саду… Им же хуже, делаешь. Дойдет до дела…

До дела дошло скоро.В первом же бою взвод потерял четырех человек убитыми. Трех потерял из-за того, что высланные в дозор бойцы, вместо того чтобы нести службу, решили искупаться, по безалаберности оставив на берегу оружие. Их даже не застрелили, их зарезали ножами, когда они пытались добраться до составленных пирамидой автоматов.Капитану объявили строгий выговор. И заставили заполнить похоронки и написать письма родителям погибших бойцов.После чего «добрые» разговоры с личным составом закончились.

— Вы оставили без присмотра свое оружие! Два наряда вне очереди!— Но я в туалет ходил…— Три наряда! И если еще раз замечу…

Военная педагогика — это не подтирание сопливых носов, это жесткое, порой жестокое обучение премудростям войны. Кто их освоит — вернется домой. Кто нет — ляжет в землю.Капитан Крашенинников быстро подтянул свой взвод, который стал одним из лучших в части.Через год он получил роту. Но так получил, что лучше бы и не получать…Местным особистам стало известно о нападении на один из хуторов бандитов. Сообщил об этом прискакавший на коне малолетний сын председателя колхоза.

— Сколько их было?— Десять или, может быть, больше. Я не видел, меня отец посадил и велел к вам скорее ехать..— Он что-нибудь еще сказал?— Сказал. Он сказал, чтобы я передал, что это отряд Оборотня.— Так и сказал, ты ничего не путаешь?— Так и сказал…

За отрядом Оборотня охотились уже полгода. А тут вдруг он сам объявился…Часть подняли в ружье.Две роты рассадили по машинам.Первые два километра двигались одной колонной, потом разделились. Четыре взвода двинулись к хутору по дороге, два свернули на целину.

— Проедете сколько возможно, потом пешим порядком, вдоль реки выйдете к северной оконечности хутора, чтобы отрезать им путь к отступлению, — поставил задачу командир части. — Только не опоздайте — упустим их теперь, потом еще год искать будем…— А машины как же?— Да черт с ними, с машинами! Оставь возле них пару бойцов, а сам марш-броском…

Три «Студебеккера», переваливаясь на кочках, углубились в лес.Командир нагнал основную колонну возле моста.

— Давай, давай, не задерживай, с ходу проезжай Головная машина въехала на мост, с трудом вписываясь в его ширину. Доски настила прогнулись и заскрипели. На машинах здесь не ездили, только верхом на конях и в повозках.— Езжай, не стой!..

Машина выбралась на противоположный берег. Вторая съехала на мост. Третья, почти упираясь ей в задний бампер, замерла на спуске.Колонна растянулась и потеряла управление.И именно в этот момент, из подступавшего к мосту леса, в головную машину полетели гранаты. Штук десять одновременно.

— Засада!..

Гранаты взорвались в кузове, среди сидящих вплотную друг к другу бойцов. Сзади и спереди, в голову и в хвост колонны и вдоль колонны, длинными очередями застучали ручные пулеметы и затрещали автоматные очереди. Полетели, взрываясь на обочинах, гранаты.Солдаты посыпались из машин на землю. Но еще в воздухе их рубили пулеметные и автоматные очереди и осколки гранат. Не зная, куда деться, испуганные, обезумевшие бойцы метались среди машин.

— Залечь, окопаться! — дико орал бегающий среди них, палящий из пистолета в сторону леса командир. — Падай, мать твою!..

Стоящего в рост командира быстро нашла пуля. Он схватился за бок и, обливаясь кровью, упал на дорогу.

— Всем огонь… пулеметы на фланги, — шептал он, пытаясь приподнять голову.

Офицеры хватали солдат за шинели, бросая на землю.

— Ложись! Ложись, дурак!

И падали один за другим, сраженные кинжальным огнем. По офицерам били прицельно. Если выбить офицеров, то с солдатами будет справиться легко. Сами они вряд ли смогут организовать отпор.

— Пулеметы! Где пулеметы? — перекрывая стрельбу, кричал ротный.

Из-под машины выполз испуганный, белый как смерть пулеметчик.Ротный схватил его за грудки и бросил на землю.

— Стреляй, гад! Стреляй, в бога в душу!..

Пулеметчик разбросал сошки «Дегтярева» и стал палить длинными, бестолковыми очередями, опустошая магазин.

— От машин! Отойти от машин! — кричали, махали руками ротный и другие командиры. — Сейчас рванет!

Из пробитых баков машин струйками вытекал бензин. Деревянные борта занимались огнем.Ротный схватил еще одного подвернувшегося под руку солдата, пригнул к земле и, дернувшись головой назад и вбок, упал. Пуля попала ему в подбородок, вывернув на сторону челюсть. Вторая ударила в грудь, пробив легкое.Недалеко от ротного был только один офицер, был капитан Крашенинников. В два прыжка он добрался до раненого командира, ухватив за воротник, потянул его в сторону. Вокруг вздыбливалась, шевелилась от ударов пуль земля.Пристрелялись, гады!Ногу чуть выше колена обожгло, словно кипятком. Попали все-таки!Капитан упал на бок и потащил ротного под прикрытие лежащего недалеко трупа.

— Побудь пока здесь, — сказал он.

Навалил сверху еще одного мертвеца, выстраивая баррикаду из человеческих тел.Услышал, как захлебнулся ручной пулемет. Мертвый пулеметчик упал лицом на приклад.Без пулемета швах! Без пулемета они могут решиться броситься в атаку, чтобы добить колонну. Чтобы не выпустить живым никого…Капитан перекатился по земле к пулеметчику, потянул, вырвал из мертвых рук пулемет, бросил ствол на тело и, прикрываясь пулеметчиком, как щитом, и, выцеливая основания деревьев, нажал на курок.Он стрелял короткими очередями, стрелял расчетливо по вспышкам огня в лесу. Он догадывался, он знал, что попадает. И понимал, что теперь весь огонь сосредоточился на нем.Тело пулеметчика шевелилось от десятков попадающих в него пуль. Предназначавшихся ему. Но он продолжал вести огонь, потому что менять позицию было поздно. Он вел огонь и что было сил кричал:

— Огонь! Всем огонь!

Но не голос, ровный стук пулемета внес в сумятицу боя новую ноту. Кто-то сопротивлялся, кто-то знал, что делать. Кто-то единственный знал…Бойцы потянулись к оружию. В унисон пулемету затрещало несколько автоматов. Вначале робко, но потом к ним присоединились другие. Лес зашевелился, ожил. На землю полетели сбиваемые пулями ветки и сучья, посыпались листья.Шквал ответного огня заставил замолчать притаившихся в чаще врагов. Фактор внезапности был утрачен, солдаты начали оказывать сопротивление. Организованное сопротивление. Ход боя был переломлен…Еще несколько минут колонна огрызалась автоматными очередями, пока вдруг все не поняли, что стреляют напрасно, что врага нет. Враг ушел.Капитан посмотрел на часы. Бой продолжался девять минут. Всего девять минут, хотя казалось, что прошли сутки…

— Соберите раненых и оружие, — тихо сказал он. Солдаты разбежались выполнять приказание, Раненых стащили в одно место, под борт единственной уцелевшей машины. Трупы оставили на месте.— Какие потери? — спросил капитан.— Тридцать два раненых, остальные убитые.

В ходе девятиминутного боя погибли двадцать четыре бойца и практически все офицеры…Командира части, допустившего разгром колонны, хотели отдать под суд военного трибунала. Потому что кого-то надо было обязательно отдать. Но он находился на излечении в госпитале, в связи с получением тяжелого пулевого ранения. И дело спустили на тормозах.Вину, как водится, свалили на мертвых, которые сраму не имут. Командира комиссовали.В герои вышел единственный оставшийся боеспособным офицер — капитан Крашенинников. Которого за «умелое командование личным составом в условиях навязанного противником боя» и спасение своего ротного командира представили к награде. И дали роту. Но уже не за заслуги, а потому что офицеров в части осталось всего ничего.После окончания училища прошло чуть больше полутора лет, а Крашенинников вышел в ротные и стал в части, куда пришел лейтенантом, «стариком». Такая вот, замешанная на чужой крови, карьера…Разгром автоколонны наделал много шума, и в часть понаехали проверяющие. И не только проверяющие.

— Так вы никогда их не одолеете. Бессмысленно носиться по лесам за разрозненными малочисленными отрядами бандитов, которые к тому же из местных, знающих здесь каждую тропинку жителей. Они будут проходить у вас между пальцев, как вода. Разве только к каждому кусту по солдату поставить, — рассуждал приехавший из Москвы подполковник. — Но на это, пожалуй, и дивизии будет мало, а вас тут дай бог если два батальона наберется…

— Так что же делать?— То, что немцы делали в Белоруссии и на Украине, где им партизаны особенно сильно досаждали. Тропы перекрывать, выявлять среди местного населения пособников, устраивать, ставить, организовывать партизанские отряды…— Как так отряды?— Не настоящие отряды — лжеотряды. Чтобы потом объединяться с настоящими, выявлять их базы и уничтожать.— Так, может, здесь то же самое попробовать?— Попробуем. Для того я сюда и прибыл…

Подполковнику понравился инициативный, быстро все схватывающий и, судя по всему, боевой, раз с новеньким орденом на кителе, капитан-Ему и партизанить…Очень скоро в окрестных лесах объявился новый, до того никому не известный отряд не согласных с советской властью патриотов, называвших себя «Борцами за свободу и независимость латышского народа». Энкавэдэшники и милиция активно расспрашивали местное население о местонахождении, численности и составе отряда. С воздуха разбрасывались листовки, обещающие за любую информацию о «борцах» награду.Но не листовки делали отряду рекламу — дела.За неполный месяц было зарегистрировано четыре нападения на представителей советской власти и военных.Делалось это просто — командиру отряда заранее сообщалось, когда и где нужно ставить засаду. В одну из машин, на которую должно было быть совершено нападение, затаскивали трупы погибших накануне и свезенных в одно место солдат. В кабину, рядом с водителем — усаживали и привязывали к спинкам сидений, в крытый брезентом кузов — сыпали внавал.В условленном месте отряд «нападал» на автоколонну, устраивая бешеную пальбу. От них «отбивались», а потом вытаскивали Из обстреленной машины и раскладывали на земле «погибших». Которых видели проезжающие мимо местные жители.Пару раз, для достоверности, проводили против «борцов» масштабные облавы.Но вечно расстреливать транспортные колонны было нельзя. Тем более что настоящие лесные братья на военных нападали нечасто, предпочитая иметь дело со слабо вооруженной милицией и гражданскими служащими. И подполковник Сергеев из Москвы предложил провести показательное наказание «предателей».

— Но как я могу?.. Это же мирное население!— Можешь! Или ты думал, тебе без крови поверят? Не поверят! Они там не дураки! Им нужны акции, которые они смогут проверить.— Может, еще лучше одну машину?— На расстрелах трупов славы не сделать. Пора выбираться из леса. Пора показывать лица. Так что личный состав отряда придется поменять. Рязанские физиономии нам больше не нужны. Я попросил прислать нам латвийских товарищей. Возьмешь их под свое командование. Ребята все надежные, проверенные, коммунисты.

— Но я ведь тоже не прибалт.— Но немного похож. Поэтому, по легенде, у тебя мать будет латышка, а отец русский. Но воспитывал тебя отец, поэтому латышского языка ты не помнишь.— По какой легенде?

— Легенда — это вымышленная биография. Которую ты должен знать лучше настоящей. Так вот, по легенде, ты был призван в ряды Красной Армии, закончил краткосрочные курсы — все равно твою военную выправку не скроешь, — дезертировал, организовал отряд, полгода удачно воевал, но потом тебя выследили особисты, и пришлось с боями уйти сюда, в Литву, где ты продолжаешь бороться с советской властью.

Это если без подробностей.Теперь ты решил наказать изменников, продавшихся Советам, как это делал у себя в Латвии.

— Я приказал местным особистам подобрать тебе людей, связанных с лесными братьями. Ты ведь не обязан знать, что они служат и нашим и вашим. А тебя совесть мучить не будет.

Капитан вздохнул облегченно.

— В деревню придешь под утро, они всегда приходят под утро, захватишь председателя сельсовета и участкового милиционера и повесишь или расстреляешь, это как душе угодно, в присутствии местного населения. Можешь считать, что приводишь в исполнение приговор военного трибунала.

Только будь готов к тому, что сопротивляться они будут по-настоящему. Так что не подставляйся…Отряд «борцов» пришел в деревню на рассвете. В дом председателя удалось войти без шума, откинув финкой щеколду. Председатель спал с женой в грубо сколоченной кровати, и его взяли «тепленьким».С милиционером по-тихому не получилось. В его дворе забрехала собака, и он, мгновенно проснувшись, метнулся к окну. Собаку прибили выдернутым из забора колом, но было поздно. Милиционер вышиб прикладом стекло и резанул по двору длинной очередью из «ППШ».Выкурить его из дома быстро не удалось, и один из «борцов» зашвырнул внутрь гранату. Автомат замолк.Внутри нашли смертельно раненного, в исподнем, милиционера, в погребе жену и двух испуганно прижавшихся к ней детей.Их, конечно, не тронули, захлопнув приподнятую крышку.Мертвого милиционера отволокли на площадь, туда же привели председателя сельсовета.

— За измену литовскому народу… — без вдохновения сказал капитан.— Все равно будет по-нашему! Да здравствует советская власть! — крикнул председатель.

Его застрелили и бегом ушли из деревни…Лишь потом, позже, капитан понял, что его обманули. Не могли председатель и милиционер быть предателями. Не могли! Разве стал бы участковый палить из «ППШ», если бы был предателем? Нет, он вначале попытался бы разобраться, кто к нему из леса пришел. А вдруг свои… И председатель… Так изменники не умирают…Подполковник сразу все понял.

— Возможно, это была ошибка особистов. Но даже если это так, пусть — так, но все равно лучше потерять двух человек, чем двадцать или двести. Вспомни бой на мосту. И подумай, что бы было, если бы вы знали о засаде заранее. Вернее, чего бы не было. И подумай, согласился ли бы ты заплатить за это жизнью посторонних людей. Того же председателя и милиционера?

Время такое: лес рубят — щепки летят.А может, и верно…

— Оправдать ошибку может только одно. Знаешь что? Ликвидация бандитов. Которые уже не убьют наших товарищей и никого не убьют. А если нет, если ты не сможешь, то тогда действительно, тогда все это было зря… Лесные братья вышли на «борцов» быстро. От них пришел и связник.— Мы действуем разрозненно, и Советы бьют нас. Бьют поодиночке, — начал издалека связник.— Что ты предлагаешь?— Не я предлагаю, мы предлагаем. Надо объединить наши усилия, и тогда мы будем способны на серьезные действия.— Это верно.— Тогда я приглашаю вас на переговоры.— Пожалуйста, приходите, поговорим.— Нет, не мы к вам, вы — к нам.— Почему?— Наш отряд больше.

Это был риск, смертельный риск, но принесенные во имя победы жертвы надо было оправдывать.

— Хорошо, я согласен…

В лагерь бандитов шли две ночи, постоянно меняя направление движения,Следы путают. Значит, не верят.Только зря путают, подполковник предусмотрел такой поворот и должен был пустить по следу отряда следопытов…В лагере «борцов» со всех сторон обступили лесные братья. Разом лязгнули затворы.

— Сдавайте оружие!— Так-то вы встречаете своих союзников?— Береженого бог бережет.

«Борцов» загнали в землянку и, вызывая наверх, допрашивали по одному.

— Как вы здесь оказались?— Нас обложили особисты, там, в Латвии, пришлось пробиваться на юг…— Что-то ты не похож на латыша.— У меня отец русский.— Скажи что-нибудь на латышском.— Я не знаю латышского. Меня воспитывал отец…

Легенды были продуманы хорошо, допросы многократно отрепетированы. А выбивать из будущих союзников признание силой они не решились.

— Мы рады, что не ошиблись в вас, — сказал командир лесных братьев. И протянул руку. Выходит, поверили?— Предлагаю закрепить наш союз совместно проведенной операцией.

Нет, все-таки сомневаются. И потому хотят проверить в деле. Прав был подполковник насчет веры и крови.На этот раз лесные братья решили напасть на районную милицию. Раз сил прибыло.В город просочились мелкими группами в гражданской одежде, спрятав оружие под плащами. Собрались на ближайших к зданию милиции улицах. Позади каждого «борца» шли несколько лесных братьев.

— Стой здесь.— А когда начнется?— Когда начнется, тогда и начнется. Твое дело улицу прикрывать.

«Борцов» в бой так и не пустили.Эх, кабы вместе собраться да ударить в тыл, думал каждый из людей капитана. Но с места никто не сдвинулся, чтобы не раскрыть себя и не погубить своих товарищей.На площади раздалась интенсивная стрельба. И через пять минут стихла. Нескольких живых милиционеров выволокли на улицу.

— Теперь ваша работа. Милиционеров подтащили к стенке. Перед ними шеренгой выстроили «борцов». За их спинами, изготовив автоматы, встали сами.— Ну что, кто будет первым?

Первым должен был быть командир.Капитан подошел к одному из милиционеров, приподнял за подбородок его лицо, взглянул в ненавидящие и молящие о пощаде глаза и выстрелил в ухо.

— Ловко он его! — одобрительно загудели лесные братья.— Теперь вы! — приказал капитан «борцам», приказал своему отряду.

Каждый подошел и выстрелил. Первые — в живых милиционеров, остальные в дергающиеся в агонии трупы.

— Уходим!

Теперь за спинами «борцов» никто не маячил. Они были очень наивными, эти литовские партизаны, они думали, что убийство милиционеров гарантирует их от предательства.

— Начинаем сегодня в четыре утра, — шепнул капитан. — Передай остальным.— Сегодня в четыре…— В четыре…

«Борцы» по двое и по трое рассредоточились по землянкам. Капитан остался в командирской. Его не погнали. Ему поверили по-настоящему.Двенадцать…Два…Без четверти четыре…Капитан и его бойцы осторожно потянули из ножен финки. Ровно в четыре они зажали рты ближайшим к ним «братьям» и одним коротким взмахом перерезали им глотки. Капитан вогнал нож под кадык командира.Спящие рядом не проснулись. Переползая через истекающие кровью тела бойцы придвинулись к следующим жертвам…Но завершить дело тихо было невозможно. У кого-то сорвался нож, и тот, кто должен был умереть мгновенно, умер не сразу, успев вскрикнуть, где-то звякнула угодившая в пуговицу финка, кто-то свалился с нар, разбудив соседей.Но все же в каждой землянке четыре или пять врагов погибли, не успев оказать сопротивления.

— А-а!.. Русские!..

Теперь нужно было действовать очень быстро. Теперь финки были бесполезны. Бойцы капитана отпрыгнули к входу, сорвали со стен заранее изготовленное к бою оружие и, встав плечом к плечу, стали поливать свинцом мечущихся в тесноте землянок врагов. Они били в упор до полного опустошения магазинов и обойм.Клацнули не нашедшие патронов затворы.Перезаряжать оружие было некогда.

— Уходим!

«Борцы» полезли по приставным лестницам наверх. Сзади слышались предсмертные хрипы и стоны.Но в такой мешанине всегда кто-нибудь выживает, и поэтому нельзя быть застрахованным от выстрела в спину,В двух землянках прозвучали автоматные очереди, нашедшие цели. В одной — кто-то из смертельно раненных лесных братьев успел выдернуть чеку из гранаты…Но исход дела был предрешен. Со всех сторон, в сумраке начавшегося рассвета, к лагерю, стягивая кольцо окружения и снимая секреты, набегали цепи бойцов частей особого назначения.

— Все ко мне! — крикнул выбравшийся из командирского схрона капитан. — Ко мне!

Его бойцы нашли его и встали вокруг, ощетинившись во все стороны стволами автоматов. Но не все нашли своего командира, кто-то остался там, в землянках. Остался навсегда.

— Всем лечь! Занять круговую оборону! Все рухнули на землю; работая прикладами, стали нагребать перед собой вал земли.

Капитан, задрав китель, рванул подол исподней рубахи, привязал белый лоскут к дулу автомата, поднял, замахал из стороны в сторону.

— Мы здесь… Мы здесь… Мы здесь…— Вон они! Туда не стрелять! — крикнул шедший в первой цепи подполковник.— В белый флаг не стрелять! — скомандовали командиры.— В белый флаг не стрелять!.. Не стрелять!.. — разнеслось по идущим в атаку цепям.

Зажатые между наступающими войсками и отрядом капитана лесные братья били из автоматов в мечущуюся в сумраке белую тряпку.Пуля ударила капитана в руку. Он выронил тряпку.Крикнул:

— Флаг, флаг!

Кто-то нашел, вскинул сигнал…Из лагеря не ушел никто. Большинство бандитов погибли на месте, в землянках. Часть наверху. Часть была взята в плен.Отряд Оборотня перестал существовать… Раненого капитана положили на носилки и понесли.

— Вот видишь, не зря, не зря все было. И там, в деревне, тоже не зря… — говорил шедший рядом с носилками подполковник.— Не зря, — повторял про себя его слова капитан. — Не зря…

Сразу после выписки из госпиталя капитана перевели в Москву. Подполковник перевел.

— Будешь теперь служить под моим началом. Согласен?— Конечно!..

Новая служба была не сахар. Хоть и с видом на столицу. Капитан бегал кроссы, преодолевал полосы препятствий, стрелял из различных типов оружия, «снимал» часовых, прыгал с парашютом, «допрашивал» пленных, сочинял легенды…Случалось выезжать в командировки, обкатывать вновь полученные знания в реальных боевых. Тот, кто плохо усвоил теорию, бывало, получал «неуд» и уезжал домой в гробу…Через два года подполковника перевели на новое место службы. Перевели с повышением. И он забрал капитана с собой.

— Выхлопочу тебе майорскую должность, ну и, значит, через год быть майором.

Так и вышло. Через год капитан получил майора. Подполковник — полковника.В конце пятидесятых под полковником зашаталось место. С кем-то он не с тем водил дружбу, кто-то не тот ему покровительствовал. От полковника стали шарахаться как от чумного. Все. Кроме разве майора.

— Дрянь дело, — вздыхал за бутылкой водки полковник. — Носом чую — копают под меня…

Скоро майора вызвали к начальству, через голову непосредственного командира.

— Есть мнение продвинуть вас на более высокую должность… На должность вашего командира.

Майор опешил.

— Но полковника никто от дел не отстранял.

Ему не ответили. Ему сказали:

— Подумайте и дайте ответ завтра. Майор пошел к полковнику.— Мне предлагают ваше место.

Полковник внимательно посмотрел на своего, которого он когда-то привез в Москву, ученика.

— Чем ты должен отработать?— Ничем.— Не верю. За просто так такое не предлагают. Думаю, они захотят подвести меня под суд за перегибы и потащат тебя на процесс свидетелем. Я думаю, тебе надо соглашаться.— Соглашаться?!— Меня спишут в любом случае. Если с твоей помощью, то на мое место сядешь ты. А это для дела лучше, чем если сядет кто-нибудь другой. Другой все развалит.

Ты должен согласиться..Майор согласился.Полковника отдали под суд, лишили званий и наград и дали пять лет лагерей. Майора назначили на его место и присвоили внеочередное звание.Новые хозяева по достоинству оценили его преданность.Несколько лет подполковник Крашенинников занимался своим делом и его никто не трогал. Он пробивал штаты, звезды и деньги.

— В будущей войне побеждать будут не танки и артиллерия, а мобильные, хорошо обученные и вооруженные десантные группы, — убеждал он начальство.

Ему, памятуя о масштабных сражениях последней войны, не верили, но на всякий случай деньги давали. На фоне отпускаемых на оборону многомиллионных средств его копейки ничего не значили.Подполковник обучал кадры и разрабатывал новые приемы противодиверсионной и противопартизанской борьбы. Но чтобы знать, как бороться против, надо было быть чуть-чуть диверсантом и чуть-чуть партизаном.Подполковник готовил из своих людей и тех и тех. Одних он отправлял в тыл условного противника, других заставлял их ловить.Среди подчиненных он слыл «зверем», потому что никого никогда не жалел и за невычищенный после стрельб автомат был способен объявить десять суток ареста. А мог и снять звезду.Его не всегда понимали.А он просто помнил, к чему приводит небрежное отношение с оружием… И гонял своих подчиненных нещадно. До кровавого пота.И выдавал на-гора результат.На окружных и армейских соревнованиях его ребята занимали первые места.Однажды он играл в «войну» с армейскими разведчиками. Те должны были захватить и взорвать пусковую ракетную установку «синих», его бойцы — не дать им этого сделать.Подполковнику придали батальон охраны, но он от него отказался.

— Здесь не числом надо брать.— А чем?— Вот этим… — постучал подполковник указательным пальцем по лбу.

И, вызвав командиров подразделений, поставил им боевую задачу — проникнуть на объект. Тому, кто придет первым, обещал внеочередную звезду.Других поставил в охранение. И тоже обещал звезду — за поимку диверсантов. Он играл сам с собой — за обе стороны.Пять групп были выброшены вблизи пусковой. Три из них выбрали один и тот же маршрут. Две избрали свой, особый путь.на пусковую лишь одна.

— Теперь вы знаете, где они пойдут, — сказал подполковник. — Выставите на маршруте засады.

Большинство диверсионно-разведывательных групп выбрали стандартный путь, потому что он был самым оптимальным. И вышли на пулеметы. Вышли сами.Одна группа действовала по нестандартной схеме, по той, по которой на объект проникла учебная группа. Но этот путь был тоже закрыт.Подполковник переиграл своих противников, получив из рук министра именные часы.

— И все равно это не то, ерунда это, — говорил он. — Мы взяли их, потому что мыслили так же, как они. Однотипно.— Значит, правильно мыслили, раз взяли!..— Неправильно! Мы подобны, мы живем в одной стране, учимся в одних школах, читаем одни книги… Это накладывает отпечаток на мышление. Вполне возможно, что француз, американец или китаец в этой ситуации действовали бы по-другому.— Эк куда ты хватил!— Нужно изучать не оружие, нужно изучать психологию противника. Воюют не винтовки, воюют люди!..

Именно подполковник начал впервые прогонять бойцов через морг. Он приводил их целыми подразделениями, расставлял вокруг столов, где происходило вскрытие, и заставлял смотреть. И заставлял брать в руки вынутые человеческие внутренности.

— Это что еще за самодеятельность? Ты что, совсем охренел?! — ярилось начальство.— Это не самодеятельность, это психологическая подготовка бойцов.— Копаться в потрохах?— Да, копаться во внутренностях. Солдаты должны привыкнуть к виду смерти. Иначе, когда дойдет до дела, они будут зажмуривать глаза.

Его не понимали и объявляли выговора. А он гнул свою линию.

— Мы должны готовить людей к войне, а не к парадам. Им придется убивать. И придется умирать. Если они не преодолеют свои страхи, свою брезгливость теперь, то там, в реальных боевых, у них времени на это не будет. Враг им этого времени не даст.

И гнал подразделения в морги и на бойни.

— Когда я убил первого своего врага там, в Прибалтике…— Опять ты про свое! Это когда было? Теперь война другая!— Война всегда одинакова!..

В подполковничьем звании он дотянул до Афгана. Стремительно начавшаяся карьера дала сбой. Но его мало интересовали звания, его волновало дело.Он написал рапорт об откомандировании его и его людей в Афганистан.

— Наград ищешь?— Работы.

В Афганистане подполковник в штабах не отирался. В Афганистане подполковник лез в самое пекло.

— Вы не можете возле каждого кишлака поставить по гарнизону, — говорил он. — Тогда надо вводить не одну армию, тогда нужно вводить десять армий.— А что же тогда делать?— Выявлять и уничтожать с помощью авиации базы и склады оружия, перекрывать пути снабжения, вербовать информаторов, ссорить лидеров повстанцев…— Это не задача армии.— А что задача армии?— Ведение боевых действий.— Вы своими пушками здесь такого наворочаете…

Подполковник никого ни в чем не убедил. В дело вступила артиллерия.Но он не сдался, он начал воевать так, как считал нужным воевать.За несколько месяцев люди подполковника взяли под контроль несколько караванных путей, по которым из Пакистана шло оружие. Они ни за кем не бегали, они просто ждали — день, два, неделю… столько, сколько придется. И почти всегда дожидались — на тропе показывались поднимающиеся на перевал вьючные лошади или верблюды.Небольшие караваны они не трогали. Небольшие караваны они пропускали, чтобы убедить противника в том, что дорога безопасна. И вслед за малыми приходили большие караваны.

Они давали им возможность втянуться в ущелье и внезапно, с двух сторон открывали ураганную стрельбу, рассекая колонну на две и более частей. Укрыться было невозможно: пули летели со всех сторон. Занявшие окружающие высотки снайперы выбивали командиров. Если караван был слишком большим, они вызывали по рации «вертушки» и отходили на запасные позиции. Вертолеты по наводке корректировщиков утюжили местность ракетами. И, отработав, эвакуировали группу на базу.Афганцы назначили за голову подполковника награду. Но он был неуловим. Потому что был очень расчетлив.За полтора года почти непрерывных боевых действий он потерял только десять бойцов!И вполне заслуженно получил Героя Советского Союза и звание полковника. Война щедро рассыпает на погоны и кителя звезды. И еще на кладбищенские памятники…

Другой бы на его месте притих, выслуживая генеральские погоны с лампасами. А он написал большой, страниц на десять, рапорт, где предлагал вывести из Афганистана девяносто процентов войск и вести войну опосредованно, то есть с территории Таджикистана и Туркмении, используя мобильные десантные соединения и небольшие диверсионные группы.Его позиция сильно отличалась от общепринятой, и полковника-бузотера предпочли убрать подальше. Выскочек тогда не любили. Как, впрочем, и всегда.Полковника вернули в Союз, назначив замом по тылу в заштатный, забытый богом и командованием округ. Формально это было повышение, так как должность соответствовала генеральскому званию. На самом деле это была ссылка, так как его оторвали от любимого дела.Но в армии не принято говорить «нет», в армии принято говорить «есть!;». Полковника произвели в генералы и вручили в руки вместо автомата арифмометр.Он начал работать как умел.Вызвал к себе снабженцев и бухгалтеров и велел «по-быстрому» объяснить ему премудрости проводок.

— Но это же целая отдельная наука, — сказали ему.— Ничего, я понятливый.

Он не привык кому-нибудь доверяться. Он привык все делать сам.Итогом учебы явилась отставка двух его, непонятно чем занимавшихся, помощников. Один из которых оказался зятем командующего округом.Который тут же вызвал не в меру ретивого зама на ковер.

— Ты что это творишь? Кто тебе позволял разбрасываться кадрами?!— Вам нужен тыл или дырка от бублика? — спросил генерал Крашенинников.— Что, все так плохо?— Хуже, чем вы думаете. С таким тылом не то что Отечественную войну, в футбол не выиграть!

Командующий был фронтовиком и не очень любил лизоблюда зятя.

— Ладно, поступай как считаешь нужным, — махнул он рукой.

Потом командующего перевели в Москву. И он, как водится, потащил за собой своих людей. В том числе потащил зама по тылу, без которого был как без рук. Это великих стратегов в армии — пруд пруди, а толкового хозяйственника — днем с огнем не сыщешь!..Должность была та же — зам по тылу. Но тылом стала чуть не вся страна.Генерал перестал заглядывать в дула автоматов, теперь генерал разносил в хвост и гриву забывших сдать отчет снабженцев. Но разносил, как если бы увидел в оружейном стволе живых слизней.Служба шла гладко, звания присваивали в срок… И пора было уже думать о пенсии и садовом участке в пригородах Москвы…Но в конце восьмидесятых жизнь резко изменилась.У генерала.Потому что у всей страны…

Продолжение следует...