Глава 17
В это утро представитель арабского шейха Иван Васильевич Иванов не пил. И его партнеры-собутыльники тоже не пили. В это утро, несмотря на мучительное похмелье предыдущей недели, не пил никто. Потому что это был день сделки.
Представитель и партнеры бессмысленно слонялись из угла в угол по гостиничному номеру, то и дело заворачивая в ванную комнату, где жадно прикладывались к крану с холодной водой.
— Вы уверены, что сделка состоится? — каждые пять минут спрашивал представитель шейха.
— Да! Да! — хором орали партнеры, ожесточенно кивая головами. — Как можно! Если договорились железно!
— Ну и когда? — уточнял представитель.
— Скоро. Уже совсем скоро. Уже совсем чуть-чуть, отвечали бывшие собутыльники. — Если шеф обещал, значит, так и будет!
— Что будет?
— То, что обещал!..
В полдень к гостинице подрулила заляпанная грязью иномарка шефа.
— Готовы? — с порога спросил он.
— Мы — да. А вы?
— Мы всегда готовы. С октябрятского возраста. Сейчас поедем смотреть товар.
— Где?
— Там.
— Мы куда-то поедем?
— Да. Тут. В одно место. Недалеко. Деньги с собой?
— А сколько надо?
— Все надо. Все, что есть.
— Но только на образцы. Остальное потом.
— Хорошо. Только на образцы.
Представитель открыл стенной шкаф и вытащил из него здоровенный металлический с шифрозамком кейс.
Собутыльники жадно взглянули на импортный, ручной носки сейф. Прикинули на глазок его внутренние объемы и быстро пересчитали предполагаемое содержимое на водку. Подобную конвертацию долларов в поллитровки способен в уме произвести только российский человек, потому что никто другой превращать денежные знаки иностранного достоинства в сложной конфигурации объемы, заполненные градусами, не умеет. Даже с помощью особо умных компьютеров.
По самым скромным прикидкам, деление зеленых бумажек на стеклянную, известной вместимости тару, помноженную на 40, выливалось в… небольшое водочное озеро. Из которого хлебать — не перехлебать.
Представитель вытащил из специального отделения кейса наручники и застегнул их на руке.
— О'кей. Я готов.
— А наручники зачем? — настороженно спросил щеф. — А впрочем, все равно…
Вся компания села в автомобиль и отбыла в неизвестном всем, кроме шефа, направлении.
Ехали долго. Вначале по улицам, потом по загородной бетонке, по суженному до одной полосы асфальту, по грейдеру, потом, на каждой выбоине наклоняясь и наваливаясь друг на друга, — по разбитому тракторами проселку.
— Когда? — то и дело спрашивал представитель..
— Скоро, — отвечал шеф. Свернули в лес. И остановились.
— Здесь наконец?
— Нет. Надо еще пешком пройти немного.
— Зачем пешком?
— Тут дело такое… Там, за леском, воинская часть. Полигон. Туда через пять минут подгонят технику. Ну, чтобы испытать, пострелять. Как вы просили. Если поехать на машине, то гораздо дольше. И могут заметить. А если напрямую — рукой подать. И никаких лишних глаз. Ну что, пошли?
— Раз так — пошли.
Все вылезли из машины.
— Куда?
— Вон туда.
В направлении «вон туда» сплошной стеной стоял лес.
— Нам только этот перелесок пройти. А там сразу. Пошли. Ну не стоять же на опушке, как вон те обросшие опятами пеньки…
Ветки сомкнулись, и почти сразу же стала видна поляна, мало похожая на полигон. На поляне стояла еще одна иномарка. Совершенно не напоминающая ни танк «Т-80», ни даже броневик. Но очень — иномарку шефа. Возле машины томились ожиданием четверо крупного телосложения парней. Они переминались с ноги на ногу, курили и о чем-то переговаривались.
— А где же полигон? — наивно спросил представитель. И остановился.
Сзади, прямо за его спиной, встал шеф. И легонько подтолкнул вперед.
— Там полигон. Там. Сейчас увидишь полигон.
Парни заметили вышедших на поляну людей и вразвалочку направились им навстречу.
— А это кто?
— Это? Это испытатели образцов.
Недавние партнеры-собутыльники отступили в тень деревьев.
— Мы того, — смущаясь, сказали они. — Тут дело одно. Нам надо. Мы забыли. Извини…
— Давай-давай, шагайте, — поторопил их шеф. Собутыльники извинительно развели руками, еще один раз с жалостью взглянули на оставляемый ими среди обступивших его со всех сторон дюжих парней кейс и пошли назад.
— Что здесь происходит? — спросил представитель.
— То самое. Чемодан давай, — отозвался один из парней.
Представитель быстро оглянулся по сторонам, сунул руку в карман пиджака, вытащил и бросил далеко в кусты ключ от наручников.
— От гад! — выдохнул один из парней и побежал в направлении броска.
— Оставь! — крикнул ему вдогонку шеф. — Все равно в такой глухомани ни черта не найдешь. Тащи лучше зубило с молотком. Там, в багажнике, в ящике с инструментами, должны быть.
— Не, не получится. Хрен ее зубилом возьмешь, — покачал головой один из парней, взглянувший на цепочку. — Ее разве только автогеном.
— Где я тебе здесь автоген возьму?
— Не надо автогеном. Топором надо, — сказал еще один.
— Скажешь тоже! Топором стальную цепочку!
— Зачем цепочку? Вовсе даже не цепочку…
— Тоже верно…
Парни придвинулись к перепуганному до полусмерти представителю шейха. Чтобы уже испугать до смерти.
— Ну…
С дальней стороны поляны объявился дядька с грязной штыковой лопатой в руках. И с такой же грязной рожей.
— Эй! Мужики. Погодьте с делом, — закричал он издалека. — Мне бы вначале с оплатой.
— Уйди отсюда, — бросил через плечо один из парней.
— Что значит уйди? Вы сказали выкопать. Я выкопал. Два на метр. Как велели. Расплатиться бы надо. Как сговаривались. Литр. По пузырю за метр…
Значит, и яма уже была готова.
— Уйди, я тебе сказал, — с угрозой в голосе повторил парень. И повернулся.
— Да ладно ты. Дай ему. Все равно не отвяжется, — остановил его другой. — Слышь, дядя, возьми там, под задним сиденьем. Одну возьми.
— Почему одну? — возмутился «дядя».
— Потому что вторая после того, как закопаешь.
Землекоп радостно побежал к машине. Парни надвинулись.
— Ну вот и все.
— Зря вы это, — предупредил представитель. — Меня хватятся. Выйдет международный скандал. Вас искать станут. А потом судить. По законам государства потерпевшей стороны. По законам великого и всемилостивейшего султана Абу-Аба-Уби Седьмого.
— И что нам выйдет по законам этого, всемилостивейшего?
— Если по совокупности, путем поглощения меньшего большим, то сперва публичная кастрация тупым серпом. Потом варка в кипящем масле.
— Чего варка?
— Всего остального варка.
— Не, мы к вам не поедем.
— Какая кастрация? Какая варка? Кого вы слушаете? — зло усмехнулся шеф. — Кто его хватится? Кто здесь в лесу его найдет? Кому он вообще нужен?
— Шейху.
— Шейх далеко. Мы ближе. Кончай его, ребята.
— Ну все. Молись своему Аллаху, — сказал один из парней, вытягивая из-за спины тяжелую монтировку.
— Я не могу молиться Аллаху. Я Иванов. Православный. Такой же, как и вы. И должен напомнить, что согласно православию всякое зло воздается сторицей.
— А хоть и православный, — сплюнул парень с монтировкой и размахнулся.
Представитель инстинктивно отшатнулся, дернул вверх «дипломатом» так, что у того отлетели в стороны обе крышки, и уставил в лица нападавшей стороны дуло скорострельного автомата.
— Хорошая вещь, — похвастался он. — Вроде бы держишься за ручку чемодана, а кнопку нажал — и уже взведенного и готового к стрельбе шпалера. Из которого два отделения положить — как нечего делать.
Парни отпрянули.
— Стоять! — гаркнул представитель. И резко ударил каблуком ботинка назад. Попытавшийся достать его из-за спины противник упал на землю и, крича, завертелся на месте.
— Или лежать. Кому не стоится!
Он специально говорил так. Плакатно. Как говорят в кинобоевиках. Их наверняка смотрели эти неудачливые убийцы. Он пытался походить на любимых ими жестокосердных героев, которые вначале семь раз стреляют, а потом один раз думают, зачем стреляли. Он пытался навести их на определенные ассоциации. С последующими, после угроз, кадрами. Это когда герой с холодной усмешкой на губах расстреливает своих врагов. Ему нужно было, чтобы они узнали в нем этого героя. И чтобы они поверили ему.
— Я же предупреждал — зря вы это.
— Ты че, мужик? — напряженно спросил шеф, опасливо косясь на отблескивающий черным воронением ствол. — Ты че, в натуре. Мы же пошутили.
— А я нет. Я без чувства юмора.
Парни, медленно пятясь, пытались ретироваться с места событий.
— Куда вы? Я предупреждал. Я просил всех стоять на месте! — напомнил представитель. — На коленях стоять… — и, вскинув автомат, запустил поверх голов короткую очередь. Очень расчетливо запустил. С просвистом. Так, чтобы пули шевельнули волосы на макушках.
Непривычные к реальным боевым действиям парни присели. И так застыли на полусогнутых.
— Где оружие? — спросил представитель, поводя дулом от лица к лицу.
— Как-кое ор-ружие?
— Танки «Т-80» три штуки, зенитно-ракетный комплекс «Заря» пять штук, плюс боевые машины пехоты… — перечислил представитель заинтересованной стороны позиции прайс-листа. — Где обещанное оружие?
— Нету, — ответил за всех шеф.
— А где есть?
— Вообще нету. Мы все придумали. Розыгрыш это был. Шутка такая.
— А как же новый образец зенитных ракет? Как же «Фиалка»?
— «Фиалка» — тоже шутка. Нет никакой «Фиалки».
— Врешь. Такие подробности придумать нельзя. Я видел тактико-технические данные. Тебе предлагали «Фиалки». Ты предлагал их мне. Значит, они есть. Просто мы в цене не сошлись.
— Ну нет. Ну, честное слово, нет. Ну мамой клянемся — выдумали все. Чтобы денег срубить по-легкому, — заканючили, захлюпали носами убийцы.
— Вы, может, и выдумали. А он, — показал лже-Иванов на шефа, — нет. Он товар предлагал. Он реальный товар предлагал.
— Ну слышь, парень, отпусти нас. Мы больше не будем, — затянули обычную в таких случаях песню убийцы.
— Конечно, не будете, — согласился представитель. — Потому что не сможете… — и, повернувшись в сторону машины, закричал: — Эй! Мужик! Да, да, ты, с лопатой. Возьми там еще четыре бутылки.
— Зачем четыре? — напряженно спросили бандиты.
— Ну вас же пятеро. Всего. Одну бутылку вы дали задатком. Итого еще четыре.
— Так ты что?.. В самом деле?
— А вы мне другого выхода не оставляете…
— Что? Копать? — крикнул от машины мужик с лопатой.
— Копай, дядя. Копай.
— А этоть… можно, чтоб для экономии, одну? А то ежели на каждого — то труднее. Потому как получается всего четыре. А земля здеся суглинок, лопата трудно идеть. Цепляеть лопата. А вот ежели одну, то легше. Одну я зараз. Одна она ширше, и кидать легше.
— Ладно. Давай одну.
— А бутылок?
— Бутылок четыре…
Этот бытовой, в общем-то, диалог убедил бандитов больше, чем даже свист пуль над головой. Бутылки за просто так платить никто не станет. Какой дурак станет отдавать водку за ненужную работу? Значит, работа нужна.
— Слышь, паря, это все он. Он нас подговорил. Мы не хотели. Ты скажи, чего сделать, чтобы нас не того. Чем помочь тебе. Мы разом…
— Ну не знаю, — пожал плечами представитель. — Водку я уже отдал. Мужик копает, старается. Что он, зря трудится? Ну вот разве только вы уговорите вон этого вашего приятеля мне правду сказать. Насчет товара. Тогда может быть.
— Уговорим. Да уговорим! Он мужик понятливый, — загомонили бандиты. — Ты только разреши! — и бандиты, подобострастно улыбаясь, поползли в сторону своего недавнего главаря.
— Ну что, разрешить? — спросил лже-Иванов. — Или, может, так вспомнишь?
— Ладно. Твоя взяла, — зло сказал шеф, — есть оружие.
— Это я знаю, что есть. Ты скажи, где есть. И у кого есть.
— Говори! — зарычали бандиты. — Говори, гад! Пока он согласен. Или мы из тебя все жилы… Говори!!!
— Город Новоковровск. От вокзала недалеко. Дом там бревенчатый…
— Адрес!
— Привокзальная, пять. Спросить Федорова.
— А ты часом не ошибся?
— Не ошибся я.
— Смотри. Если что не так, если ты что-нибудь вдруг перепутал, то я вернусь. Не один вернусь. С друзьями. И любого из вас, кого первого встречу, подвешу. За… язык. Промахнулись вы, ребята. В такую историю вляпались. Таким людям дорогу перешли, что лучше бы мне вас здесь пристрелить. Чтобы не мучиться.
— Не ошибся? — с угрозой переспросили парни.
— Да вы что? Нет, конечно! Привокзальная, тридцать пять.
— Ты же говорил: пять.
— Я говорил?
— Ты! Гад!
— Ну, может, запамятовал чуток.
— За такой чуток…
— Тридцать пять! Ну точно, тридцать пять! Ну честное слово! Теперь точно! — заорал шеф, закрываясь от наступающих на него подчиненных.
— Ладно, на этот раз поверим, — за всех сказал лже-Иванов, — на чем и закончим обязательную часть. И перейдем к прениям. По поводу профилактики правонарушений и наказания за совершенные правонарушения. Ты, и ты, и ты — отошли направо. Ты и ты — налево.
— Зачем налево? — насторожились парни.
— Я же сказал, для воспитания. В духе православных заповедей и уважения к общечеловеческой морали, которые гласят: не убий, не укради, не возжелай… Слышали о таких?
— Ну.
— А чего же нарушаете?
Бандиты молчали.
— Похоже, недостаточно хорошо учили. Предлагаю закрепить пройденный материал. По новой методике. Ты, да ты, что с краю, ну-ка врежь вон тому. Только сильнее. Не стесняйся. И скажи: «Не убий!»
Крайний слегка ткнул стоящего напротив товарища кулаком в грудь. Сказал мрачно: «Не убий!» И вопросительно посмотрел на человека с автоматом.
— Вы так ничего и не поняли, — вздохнул тот. — Похоже, вы неисправимые второгодники. Похоже, говорить миром с вами безнадежно…
И, жестко взглянув на топчущихся на месте бандитов, вскинул автомат на уровень плеча.
— Считаю до трех. Раз!
— Да ты что, мужик? Ты бы так и сказал! Да я зараз, — засуетился крайний. И что есть сил врезал своему напарнику по сопатке.
— Ты забыл сказать: «Не убий!» — напомнил представитель.
— «Не убий!» — повторил драчун. И ударил еще раз.
— Ты что, гад, творишь?! — возмутился его поверженный наземь товарищ, размазывая по щеке сопли и кровь.
— Все остальные делают то же, — приказал представитель. — Самого вялого пристрелю. Два!..
Через минуту парни мутузили друг друга по чем ни попадя. И все сильнее мутузили. Потому что, получая увесистые удары, старались ответить еще более сильным. Потому что тут же в отместку получали еще более болезненный.
— «Не укради»… У-у, падла!
— Ах, ты так?! На — «Не возжелай!». На — «Не сотвори!». На! «Не возжелай!», «Не возжелай!», «Не возжелай!»…
— Ах, ты так…
Драка — она хоть и вынужденная, а все равно драка. А удар по морде — удар по морде. Чем бы он ни был вызван. И за него очень хочется воздать. Сторицей.
— Ах, ты еще и ногой…
Это очень важно было — организовать среди противников междуусобную свару. Чтобы впоследствии они выясняли: кто кому куда и насколько сильно врезал, а не объединялись для поиска обидчика. Нужно было бросить в стаю спорную кость, чтобы волки развернулись друг к другу оскаленными пастями.
— На, получи, сволочь…
— Ах ты, падла! Ты куда бьешь, выкормыш…
— Ты еще и кусаться…
Парни входили в раж.
— Ну все, я удовлетворен, — подвел черту представитель. — Можете прекращать, — и, повернувшись, пошел к машине. Чтобы на чем приехал — на том и уехать.
— Ну за это… За это — я тебе все кости! Гнида!
— Ты что ж это творишь?..
— Убью! Всех!..
Орали, матерились, пыхтели позади него парни.
— Я сказал, хватит! — гаркнул представитель. И для острастки пальнул в воздух.
Но на него уже никто не обращал внимания.
— Да пошел ты на… со своим автоматом, — орал, сверкая глазами, ближний парень, лихорадочно нашаривая под ногами жердину или камень.
— Где монтировка? Монтировка где?! — вопил владелец так и не использованной по назначению и потерянной монтировки. — Всех порешу! Монтировку дайте! Монтировку мне!..
С дальней стороны поляны, сбрасывая на ходу телогрейку, азартно матерясь и вскидывая на манер меча обломок деревянного черенка, в общую свалку бежал пьяный мужик с лопатой.
— А ну, расступись! А ну, дай мне! А ну-у!..
Представитель плюнул и пошел к машине. Теперь их, пока они друг друга не искалечат, все равно не остановить. Мужики они и есть мужики. Им лишь бы морду кому набить…
Глава 18
Безработный Сидорчук Митрофан Семенович шел в булочную, чтобы купить полторы буханки хлеба: целый серый и еще половинку белого. На половинку больше, чем обычно. Чтобы не ходить в булочную завтра. На улице занепогодилось. По асфальту расплылись лужи, и в дом на ногах тащилась мокрота и грязь. А убирать в квартире лишний раз не хотелось. И если не выходить, можно было сэкономить на приборке. Если купить на полбуханки больше…
Примерно так думал Митрофан Семенович. Или примерно так должен был думать.
Он шел, аккуратно обходя лужи, и не заметил внимательно присматривавшегося к нему прохожего.
— Здорово, Митяй! — вдруг радостно вскрикнул тот и хлопнул увиденного им мужчину по плечу. И по спине. И снова по плечу. — Ну ты чего? Не узнал, что ли? Ну десятый класс. Ну вспомни. Ну напряги извилины.
— Простите, не узнал…
И посмотрел на часы. Наверное, чтобы успеть в булочную до обеденного перерыва.
… — Объект вошел в контакт, — доложил третий наблюдатель, для отвода глаз ковыряющийся в моторе заглохшей недалеко от булочной машины. — Время 13 часов 32 минуты.
— Вас понял. 13.32. Объект в контакте, — продублировал полученную информацию корректировщик и переключился на другой диапазон. — Четвертый.
— Четвертый на связи.
— Четвертому разрешаю работать.
Во двор, по месту проживания встретившего друга детства объекта, въехала машина «ГАЗ-53» — фургон с надписью по двум бортам — «Ремонтная» и изображением стилизованных телевизионных антенн.
Машина остановилась напротив одного из подъездов.
…— Ну ты чего? Ну ты посмотри. Ну вот так посмотри, сбоку, — орал обрадованный встречей одноклассник. — Ну ты чего? Совсем, что ли, все забыл? Серега я. Кузнецов. Я от тебя за две парты сидел. Ты — у окна, а я — посередине.
— Я не сидел у окна, — возразил Сидорчук.
— Ну правильно, не сидел. Потом не сидел. А вначале совсем чуть-чуть сидел. Но потом тебя пересадили. Ну вспомни, чертяка…
…Из фургона вышли четверо рабочих и зашли в подъезд. Один остался на первом этаже, перегородив площадку разборной лестницей-стремянкой и открыв коробку с антенным кабелем. Двое поднялись на третий этаж. Еще один — на четвертый. И тоже открыл коробку.
Двое разошлись по сторонам и заклеили «глазки» трех квартир прозрачными пленками, которые пропускали свет, но до неузнаваемости искажали изображение, создавая рисунок запотевшего стекла.
— Все нормально, — сказал в прилепленный лейкопластырем к шее микрофон ремонтник с четвертого этажа.
— В порядке, — подтвердил тот, что находился на первом.
Телевизионщики подошли к известной им квартире. Один перекрыл своим телом обзор, другой быстро засунул в замочную скважину универсальную отмычку и ковырнул ею в одну и тут же в другую сторону. Дверь открылась. Ремонтники, стараясь не наступать и не сдвигать придверный коврик, просочились внутрь и прикрыли за собой дверь.
Комнат было две.
— Ты туда, я сюда! — показал один из них…
…— Ну Митьку-придурка ты помнишь? Ну Митьку? Который училке на стул краску налил. А она села. Ну тогда ведь этих самых «О'Би — О'кей» не было. И она подумала… И как… Ну помнишь?
— Вы меня с кем-то путаете, — еще раз повторил Сидорчук и попытался высвободиться из цепких объятий одноклассника…
…Ремонтник наклонился, просунул между стеной и батареей руку и вдавил в металлическое теплое ребро пластиковую оболочку микрофона. Так, чтобы он распластался по поверхности и его невозможно было смахнуть при уборке.
— Как слышно? — спросил он.
— Слышу хорошо, — ответил ему голос в наушниках. — Работайте следующий…
…— И все-таки вы меня с кем-то путаете, — в который раз попытался объяснить Сидорчук, дергая рукав из пальцев любвеобильного однокашника.
— Не может быть. Ну не может быть, чтобы так был похож. Ну одно лицо! Ну не может быть! Ну скажи, что ты меня разыгрываешь. Что ваньку ломаешь. Как тогда, в школе…
…Второй микрофон «сел» на патрон одной из ламп висящей под потолком люстры.
— Второй микрофон.
— Слышу второй микрофон. Второй микрофон в порядке…
…— Простите, я опаздываю. Мне надо в булочную. Она скоро может закрыться, — сказал Сидорчук, отодвигая с дороги настырного собеседника.
— В булочную? За хлебом, что ли?
— За хлебом.
— Ну давай я с тобой схожу.
— Нет, спасибо, я сам.
— Да давай схожу. Мне нетрудно. Мне все равно по пути.
— Не стоит…
…— Проверка, — сказал ремонтник в соседней комнате, — раз, два, три, четыре, пять.
— Слышу тебя. Кончай считать. Не на эстраде. Все в порядке.
Еще один микрофон был размазан по изнаночной стороне висящего на стене ковра. Почти в самом низу. Там, где менее всего перекрывался звук.
— Как меня слышно?
— Слышу тебя хорошо…
…Сидорчук поглядел на часы. 13.47. В булочную он еще успевал. А вот домой опаздывал. Еще четыре-пять минут, и могло случиться нежелательное…
…— Комнаты обработаны, — доложили ремонтники.
— Слышу вас. Работайте кухню и ванную.
— Ты туда, я туда, — показал на двери кухни и ванной комнаты один из ремонтников…
…— Ба! — вдруг вспомнил и хлопнул себя по лбу Сидорчук. — Я же деньги дома забыл. Чтобы хлеб купить. Мне же за ними успеть сбегать надо! — и резко рванулся в сторону.
Но «одноклассник» держал его цепко.
— Да ладно с ними, с деньгами. Я дам тебе деньги. у меня есть деньги, — затараторил он.
— Мне не нужны ваши деньги. Спасибо. У меня свои есть. Дома.
— Да ну брось ты. Какие счеты между старинными приятелями. — И еще крепче вцепился в рукав.
— И все же спасибо! — еще раз поблагодарил Сидорчук и вдруг, попытавшись вырваться, неловко оступившись и почти падая, задел «одноклассника» каблуком ботинка по голени.
Тот охнул, отпустил руку и вцепился ею в случайно травмированное место.
— Ой! Простите! — извинился Сидорчук. — Я вас, кажется, случайно задел.
— Ничего! Не страшно, — стискивая зубы, ответил «одноклассник» и попытался ухватить ускользающего друга детства за полу пиджака.
— Ну как же ничего? Я сейчас домой за аптечкой сбегаю…
…— Внимание! Объект возвращается домой. Объект возвращается домой! — быстро заговорил копающийся в заглохшем моторе Третий.
— Где он?
— В пятидесяти метрах от поворота в первый квартал.
— Черт! — в сердцах выругался корректировщик. — Четвертому эвакуация. Четвертому срочная эвакуация! Как меня поняли? Эвакуация!
Ремонтники мгновенно замерли на месте. И рванулись к двери. Очень быстро, но очень аккуратно рванулись, так, что ни одной пылинки с места не стронули.
— Первый. Мы выходим. Прикрой, Первый, — попросили они на ходу.
Телевизионный ремонтник на первом этаже сошел с лестницы, перевернул ее и поставил поперек лестничной клетки. Так, чтобы невозможно было обойти.
Сидорчук стремительно приближался к своему кварталу.
— Шестой! Шестой! Объект движется в твоем направлении. Останови его на несколько минут. Сделай что-нибудь, — крикнул в микрофон корректировщик.
— Понял вас, — ответил Шестой. — Остановить объект…
…Навстречу почти бегущему Сидорчуку из кустов вывалился в дым пьяный мужчина. И упал ему под самые ноги.
— Ой, — сказал он, — прости-те вели-кодуш-но, — и цепко ухватился за штанину посланного ему судьбой прохожего, пытаясь подняться. — Я тут немножко упал.
Он действительно упал. Потому что с его вполне приличного костюма капала на асфальт грязная вода.
— Помоги мне встать. Я сам не могу, — попросил пьяница. И проникновенно поглядел в глаза случайному спасителю.
— Ладно, давай вставай, — пожалел пьяницу Сидорчук и потянул за воротник пиджака вверх.
Пьяница встал, но тут же упал снова. Так, что клацнули зубы.
— Ну давай, давай, поднимайся…
— Вы меня простите. У меня свадьба. Годовщина. Десять лет совместного брака. Большой праздник.
— Давай вставай…
— Я встаю, встаю. Только у меня ноги обратно гнутся. Ты меня не бросай, прохожий. А то я не встану. А у меня юбилей. Десять лет семейного счастья…
…Ремонтники вышли из квартиры и из подъезда. Споро забрались в машину, которая тут же выехала со двора…
…Пьяница увидел мелькнувшие в проулке борта фургона, изрисованные антеннами, и неожиданно взял себя в руки. Он выпрямился, отстранился и, шатаясь и пригибаясь к земле, прошел несколько шагов. Сам прошел.
— Все нормально! Спасибо тебе, прохожий! — поблагодарил он.
— Сам-то дойдешь?
— Теперь дойду. Если не упаду.
…— Всем отбой! — объявил корректировщик. — Пятому продолжить наблюдение…
Возле подъезда забывшего дома кошелек Сидорчука встретила соседка.
— Вы не видели? — спросила она.
— Что?
— Машину. Ремонтную. Вот здесь только что стояла.
— У нас что, опять воду отключили?
— Да нет. Это другая ремонтная. Та, что антенны чинит. Я их в окно заметила. А у меня как раз телевизор шестой канал не показывает. Я думала, может, они заодно посмотрят.
— Нет, не видел.
— Жаль. Очень жаль. Значит, не успела.
— Значит, не успели. Ну ничего, вы не расстраивайтесь. Они наверняка еще приедут.
— Вы думаете?
— Не думаю — уверен. Эти если начнут что чинить, то уж не отвяжутся…
Глава 19
Командир шестого отдела ГРУ полковник Трофимов отсматривал очередную сводку случившихся в армии происшествий за истекшую календарную неделю.
Отслеживание внутренних армейских неурядиц официально не входило в прямые обязанности подчиненного ему шестого отдела. Но, с другой стороны, исполнения прямых обязанностей с шестого отдела уже тоже почти не требовали. По причине реорганизации армии, утраты прежнего вероятного противника и отсутствия полноценного субсидирования. Но зато требовали много чего прочего. Что не требовало выделения дополнительных средств и штатных единиц.
С некоторых пор на разведку навешали всех собак, — которых умудрились с себя посбрасывать все прочие ведомства. С некоторых пор разведка утратила свои элитные, неприкасаемые позиции, и всяк, кому не лень чуть не каждую неделю специальным приказом передавал ей чужие обязанности, Оттого и приходилось теперь прочитывать еженедельные сводки происшествий с целью «непропущения» имевших место и угрожающих внутренней безопасности и снижению авторитета армии фактов. Полковник Трофимов надел очки и стал читать распечатанные на принтере страницы. Согласно информации, присланной командованием с мест, войска пили, ссорились с местным мужским населением, насиловали местное женское население, мародерствовали по огородам местного пожилого населения, дрались между собой, угнетали солдат первого года службы, вешались, сбегали из караулов, прихватив с собой автоматы Калашникова, допускали пожары, порчу автотранспорта и другого казенного имущества, совершали наезды на прохожих и гражданский автотранспорт и прочее. В общем, все было относительно спокойно. Как всегда. В пределах разрешенных и повторяющихся из месяца в месяц процентов.
Отдельно по самоволкам.
Отдельно по самострелам.
Отдельно по убийствам.
Отдельно по изнасилованиям.
Отдельно по несчастным случаям и прочее.
Ничего интересного для военной разведки.
Кроме разве происшествия в в/ч 67235, где была обнаружена пропажа со складов танковых и артиллерийских снарядов. Дело совершенно смутное. Завскладом утверждает, что снаряды были выписаны и переданы в войска согласно представленной им накладной. Но при проводке по отчетам в графе «количество» была проставлена и проведена по прочим документам неверная цифра. Созданная на месте комиссия, напротив, считает, что кладовщик означенные боеприпасы потерял с подотчета в период хранения. А накладную подделал с целью сокрытия факта пропажи.
Хотя непонятно, зачем ему могли понадобиться снаряды к танковым и полевым орудиям? Это же не солдатские бушлаты, не котелки, не запасные двигатели к автомобилям «ГАЗ», «ЗИЛ», не масло из солдатской столовой, которые можно загнать по сходной цене местному населению. И даже не пистолеты и не гранаты, имеющие устойчивый спрос в криминальных структурах.
Пистолеты и гранаты воруют часто. Настолько часто, что военная разведка перестала обращать на подобные факты внимание, оставляя их на совести военных следователей и прокуратуры. Это раньше из-за дюжины пропавших автоматов поднимали на уши всех и вся. И рыли землю на пять метров вглубь, пока не находили. Те времена давно миновали. И стрелковое вооружение из армии уходило ящиками. Но вот снаряды…
Скорее всего это действительно была путаница в учетных документах. Или интриги местных работников, освобождающих под своих родственников теплые складские места. Скорее всего так оно и есть… А если нет?
Полковник Трофимов пожалел, что отсматривал сегодня сводку происшествий. Если бы он ее не отсматривал или, к примеру, пробежал мельком, то он бы данный факт не углядел. И имел бы полное моральное право о нем не думать. Но он его углядел. И делать вид, что его как бы не было, уже не мог. Как профессионал не мог. Как человек, который всю жизнь за второстепенными на первый взгляд событиями ищет их второй, более глубинный смысл.
Полковник Трофимов поднял трубку и набрал номер подразделения ГРУ, дислоцированного в области, где имело место быть происшествие со снарядами.
— Здоров, майор, — сказал он. — Ты сводки происшествий по своему округу отсматриваешь? Ну, значит, о пропаже снарядов знаешь. Знаешь? Тогда так, не в службу, а в дружбу, потряси там этого прапора. На предмет криминала. Я понимаю, что не совсем наше дело. Хотя, с другой стороны, и наше. Понимаю, что людей нет. Что зарез. Я все понимаю. Но я же тебя не следствие прошу проводить. А только легонечко пощупать, что почем. На предмет злого умысла. Все-таки снаряды. Может, их местное население по избам растащило, чтобы рыбу глушить? Или дурак какой; чтобы бабу свою гулящую подорвать? Тогда наше дело сторона. Тогда это дело прокуратуры и милиции. А если кто-нибудь эти снаряды надумал под полотно железнодорожное подсунуть? С террористическими целями. Toгда с нас с тобой потом спросят. Почему не углядели?! Почему не предупредили? Вернее, они с меня спросят, а я с тебя. Понял? Ну, тогда действуй.
Полковник положил трубку и успокоился. И забыл о снарядах. Потому что в традициях армии вовремя перевел стрелки потенциальной угрозы с себя на ближнего. На случай, если это дело вдруг перерастет в скандал и каким-нибудь боком зацепит их отдел. Теперь, если что, он чист. Он отдал приказ на места. А если там не углядели, не проверили, не разобрались, то это их проблемы. А значит, уже не его.
Давай, майор. Крутись, майор. Демонстрируй свое усердие и выучку…
Продолжение следует...