Диверсант-одиночка. УКУС МОСКИТА (часть 11)

    Придя к подобному выводу, подполковник медленно достал из кобуры табельный пистолет. Протянул его Карцеву, проговорив:
    — Я все понял, Игорь Иванович, ты прав! Можешь отдать меня под трибунал. Я готов ответить за свои поступки и понести наказание!
    Карцев отстранил ствол:
    — Вот как? Спрячь ствол! И не хрена передо мной тут сцену раскаяния разыгрывать! Готов ответить за дела свои? Ответишь, но не перед следователем, а перед отрядом! Службой своей ответишь! В конце концов, ты не мог знать, кем на самом деле являлся Оболенский. Но догадаться был обязан! Не захотел… Ладно. Зачем вызывал тебя генерал в Москву?
    — Приказал усилить контроль над тобой и отрядом в целом, особенно в первые по прибытии дни, то есть сегодня и завтра.
    — Ясно. Как раз во время переброски оружия боевикам. Что еще?
    — Еще велел проследить, чтобы в эти самые дни штурмовые группы не были задействованы ни в каких мероприятиях, включая и разведывательные рейды. В случае проявления тобой самодеятельности я должен тут же доложить об этом генералу.
    Полковник кивнул:
    — Логично! Если бы я вывел отряд с базы, то генерал, получив твое сообщение, тут же приказал бы мне вернуться. Дальше?
    — Если выйдет на связь Лопырев, попытаться узнать точное местонахождение Москита. Ну, и пообещал осенью перевести в Москву на должность своего заместителя, вместо Жирнова.
    — А того куда?
    — Не знаю.
    — Оболенский просто решил избавиться от тебя. Ни хрена бы ты не получил никакого повышения, а вот пулю снайпера после акции с оружием легко и… гарантированно. Но не сразу! Ближе к осени! Ладно! Сейчас возвращаемся на базу. Штурмовые группы еще ночью начали выдвижение в квадрат предстоящей бандитской сделки, чтобы заранее, до подхода основных сил боевиков, заблокировать его. Ты же доложишь Оболенскому, что отряд в полном составе находится на месте и никаких действий проводить не собирается. А ближе к вечеру вновь вызовешь генерала. Я скажу, что тебе следует ему передать. И еще. С момента прибытия на базу при тебе неотлучно будет находиться прапорщик Захаров.
    Подполковник бросил на командира быстрый взгляд, но тут же опустил голову, проговорив:
    — Понятно! Теперь мне доверия нет. Что ж, это справедливо.
    — Нет, Саша, ты не прав. И дело тут не в доверии. Просто при проведении Оболенским своей операции может произойти сбой, совершенно от нас не зависящий. И я не хотел бы, чтобы сбой, если он произойдет, конечно, можно было как-то связать с тобой. Я должен быть уверен в том, что отряд выполнил все от него зависящее в любом случае. Накроем ли мы банду с оружием или нет. Ведь вполне возможно, что Оболенский или еще кто-то, стоящий над ним, а может, и моджахеды, возьмут и по каким-то известным только им причинам перенесут акцию! И мне необходимо будет знать, что ты к этому отношения не имеешь. Понял меня?
    — Понял!
    — А насчет доверия… Я знаю тебя давно. И прекрасно понимаю твое настоящее состояние. Все мы в дерьме оказались. И если бы не Андрюша Москвитин, то и дальше продолжали бы плясать под дудку Оболенского. И ты, и я, и отряд, и вся Служба! Так что давай закроем эту тему. И поехали. Предстоящие сутки, чувствую, будут для нас ох не простые.
    Подполковник тронул командира за плечо:
    — Один вопрос, Игорь.
    — Ну?
    — Я вот о чем подумал. Ведь даже если отряд и накроет сделку, возьмет, скажем, пленных, то все равно Оболенскому-то лично предъявить будет нечего.
    — Я тоже так думаю, а вот Москит считает по-иному. Он уверен, что Оболенский сполна ответит за все свои мерзопакости! И я почему-то верю Андрюше.
    — Может, у него есть какие-то документальные доказательства?
    — Может, есть, может, нет. О том, что произойдет в Москве, нам думать не стоит. Отряду необходимо здесь сработать как надо. А наверху разберутся.
    Вертолет «Ми-8», приняв на борт пассажиров, взмыл в небо, чтобы спустя недолгое время благополучно приземлиться на одной из площадок отдельного мотострелкового батальона, где за бетонкой начальство ждал прапорщик Захаров, рядом с командирским «УАЗом».
        Оболенский возле служебного «Мерседеса» встретил капитана Григоряна, ранее обследовавшего подъезд, в котором находилась московская квартира руководителя спецслужбы. Генерал вышел с опозданием, поздоровался с телохранителем, кивнул водителю, спросил у капитана:
    — Какие дела, Армен?
    — Да вроде нормально все. Одно происшествие, случившееся ночью в усадьбе одного преступного авторитета, привлекло мое внимание.
    — И чем оно тебя заинтересовало?
    — Может, о нем лучше в машине? А то стоим перед машиной двумя неприкрытыми мишенями.
    Генерал бросил на капитана удивленный взгляд:
    — У тебя есть основания чего-то опасаться?
    — Не знаю. Но и пренебрегать мерами элементарной безопасности не стоит. Разве я не прав, Петр Константинович?
    Генерал и капитан устроились в служебной машине руководителя спецслужбы, и та мягко вышла из охраняемого двора новой современной высотки, шедевра строительного искусства постсоветского периода.
    Оболенский приказал:
    — Докладывай о происшествии!
    Григорян доложил. Все, что узнал о бойне на даче Артура в деревне Голодухино.
    Генерал, выслушав, спросил:
    — И что в нем заинтересовало тебя? Гора трупов? Что, разве подобное в столице является редкостью? Тем более если, как ты говоришь, этот Артур был связан с организацией проституции и недавно, до трагедии, собственноручно изуродовал одну из своих шлюх?
    Капитан согласился:
    — Да, в их среде разборки случаются часто, но… генерал, как правило, нападающие после себя оставляют не только кучу трупов, но и множество стреляных гильз, а также следов, в том числе транспорта, на котором прибывают к месту бойни и на котором потом уходят. В случае с Артуром ни в доме, ни на территории усадьбы и даже за ее пределами не обнаружено ни одного чужого следа, ни человека, ни машины, а самое главное — ни одной стреляной гильзы. Причем проживающий рядом старик, страдающий бессонницей, в своих показаниях ментам утверждает, что не слышал никакого шума. А со слухом у старика все в порядке.
    — И что из этого следует?
    — То, что в усадьбе сутенера работал профессионал-одиночка.
    Генерал добавил:
    — Или кто-то из охраны. Может, та блядь, что покалечил этот, как его, Артур? Так вот, возможно, изуродованная шлюха являлась возлюбленной какого-нибудь охранника. И тот отомстил. Что для него не составило никакого труда. Отсюда и отсутствие чужих следов. А гильзы он собрал и спустил в канализацию. Как тебе такой расклад?
    Григорян задумался.
    — Возможно. Об этом я как-то не подумал.
    — А о чем ты подумал?
    — Если честно, то сначала о взломе квартиры Москита, а затем о бойне в Голодухине.
    Генерал внимательно взглянул на подчиненного:
    — Ты предположил, что Москвитин в Москве? И происшествия на его хате и в усадьбе сутенера — дело рук Москита?
    — Да.
    — Как были убиты люди в особняке Артура?
    — Ну как? Обычно. Убийца просто расстрелял их.
    — Контрольные выстрелы имели место?
    — Да.
    — Вот! А ты помнишь хоть один случай, когда Москит поражал свою жертву двумя выстрелами?
    — Нет.
    — Правильно! Майору хватало одной пули, чтобы гарантированно поразить цель. На то он и диверсант особого применения, а не обычный киллер. И потом, в усадьбе обнаружили тела всех охранников?
    Капитан задумался, вспоминая подробности преступления в Голодухине:
    — По-моему, одного не нашли! Да, точно, тачку, на которой тот ездил, обнаружили, охранника — нет!
    — Ну, вот видишь! Так что выбрось это дело из головы. Своих проблем хватает. А Москвитину в Москве делать нечего. Здесь ему — вилы. Ну, вот и приехали. Займись ребятами, что завтра будут сопровождать груз. Я, если что, в кабинете. До обеда. Дальше — по обстановке. Вечером — на дачу. Работай, Армен.
    «Мерседес» въехал на территорию центрального офиса секретной спецслужбы. Генерала, как и положено, докладом встретил оперативный дежурный. Совершив традиционный обход, Оболенский поднялся в кабинет, приказав секретарше без особой необходимости не тревожить его.
        Андрей, уйдя от Оксаны, поймал такси, на котором доехал до центрального офиса спецслужбы. Вернее, до улицы, параллельной той, на которой находилось управление.
    Зайдя в подъезд ближайшего дома, надел парик и в новом обличье вышел к забору, что опоясывал парк. За деревьями и старыми, крепкими стенами планировались секретные мероприятия, направленные против терроризма. И как выяснилось, в большинстве своем планировались лишь на бумаге или таким образом, чтобы не иметь никаких перспектив на успешное претворение в жизнь. И все из-за кучки мерзких тварей под покровительством оборотня — руководителя этой самой спецслужбы, в штате которой Москвитин еще состоял, но уже числился среди лиц, подлежащих немедленной нейтрализации. Но посмотрим, кто кого быстрей нейтрализует: Оболенский майора или Андрей продажного генерала!
    Прогуливаясь по тротуару, Москвитин увидел Анатольича, дворника и бывшего полковника государственной безопасности. Водолеев, как обычно, находясь не совсем в форме, лениво махал метлой, думая о чем-то своем, и скорее о том, как дождаться начальства и слинять в ближайшую забегаловку, что находилась на углу. Туда и направился Андрей. С утра в рюмочной было полно народа. Они стояли в очередь за дежурными ста граммами и корочкой посоленного хлеба, чтобы, опохмелившись, продолжить путь. Кто на работу, кто на поиски средств для продолжения похмелки.
    Москвитин, в отличие от большинства мужиков, взял бутылку пива и пачку дорогих сигарет. На него обратили внимание. Сначала. Потом забыли. Своих проблем хватает. А Андрей устроился у окна, откуда ему был виден штаб спецслужбы и дворник Водолеев, подметающий территорию у парадного подъезда. Он увидел, как с опозданием подъехал к управлению «мерс» Оболенского. И генерала увидел. В компании с Григоряном. При виде телохранителя руководителя спецслужбы кулаки Андрея непроизвольно сжались. Ведь перед ним был убийца семьи Ковалевых, который в угоду шефу безжалостно забил женщину и расстрелял ребенка. Да, в Чечне Москвитин тоже положил семью, но он, в отличие от капитана Григоряна, не знал, кого убивает, потому что за дверью той проклятой комнаты должны были находиться главари банд, а не дети! А Григорян пришел к Насте, заведомо и коварно спланировав убийство, за что должен непременно ответить собственной кровью. Он и ответит. Капитан не уйдет. Он приговорен, а значит, обречен! Успокоившись, Москвитин допил бутылку, взял еще две и двести граммов водки, ожидая скорого появления Анатольича.
    Тот не заставил себя долго ждать. Только Оболенский скрылся за углом штаба, не прошло и пяти минут, как дверь рюмочной открылась и в помещение зашел Водолеев. Очередь к этому времени значительно уменьшилась, но человек пять стояло вдоль стойки, жадно наблюдая за тем, как бармен лениво отмеряет очередному покупателю дозу.
    Андрей окликнул дворника:
    — Анатольич!
    Водолеев повернул голову на голос, позвавший его, но тут же отвернулся. Не узнал и подумал, что ослышался.
    Москвитин повторил:
    — Анатольич! Иди сюда, старина!
    На этот раз дворник пристально уставился на мужчину с длинными черными волосами. Медленно подошел, удивленно воскликнув:
    — Андрей? Ты?
    — Здравствуй, Михаил Анатольевич!
    — Но… ты и… здесь? Ведь говорили…
    — Мало ли что говорят! Я это, Анатольич! Собственной персоной!
    — Ну и дела! А…
    — Интересуешься, как я оказался в столице?
    — Да!
    Майор предложил:
    — А может, для начала водочки примешь? Специально для тебя взял!
    — Приму!
    Водолеев медленно выпил почти полный стакан.
    Крякнув и занюхав выпитое, дворник вроде пришел в себя.
    Андрей произнес:
    — А теперь я вкратце поведаю о том, что произошло за время моей командировки в Чечню. И еще кое-что поведаю, думаю, небезынтересное для тебя, бывшего командира подразделения спецназа, о господине Оболенском.
    — Ну, давай! Послушаю с превеликим интересом.
    После того как Андрей закончил свой рассказ, Водолеев ударил кулаком по столу, выругался:
    — Ну, Петя! Ну, сука! Эх, и тварь, чтоб ему пусто было!
    Андрей попытался успокоить бывшего полковника:
    — Спокойней, Анатольич, на нас обращают внимание, а это лишнее.
    Водолеев огляделся, поморщившись:
    — Кто обращает внимание? Эти, что у стойки? Да им, кроме своей утробы, ни до чего дела нет. Но каков же пидор Оболенский! Надо же, против своих пошел!
    — Я сказал, Анатольич, успокойся.
    — Ладно, все, спокоен, спокоен! Так ты здесь, как понимаю, для того, чтобы этой гниде прищемить хвост?
    — Точнее будет сказать, для того, чтобы наказать оборотней.
    — Оборотней? На Оболенского еще кто-то из Службы нашей пашет?
    — А тебя это удивляет?
    — Да! По идее, Петруха должен работать один. В Службе, я имею в виду. Конечно, помощники ему нужны, без них не обойтись, но таковых безопасней взять со стороны. А он, значит, кого-то из своих к себе прицепил?
    — Да! Григоряна и Лопырева! Это те, о ком я точно знаю. Лопырь, правда, теперь не в счет. Но, возможно, ими круг сообщников генерала не ограничивается.
    Дворник потер лоб:
    — Постой, постой! Оболенский сегодня приехал с Григоряном. Я находился недалече и разговор их слышал. Генерал сказал капитану, чтобы тот занимался с теми, кто будет завтра сопровождать груз, что сам он до обеда просидит в штабе, потом по обстановке, а вечером на дачу. Точно. Так сука Оболенский и сказал.
    — У тебя отличная память!
    — Не жалуюсь! Ты мне вот что скажи, ты уверен, что Лопырь насчет убийства Ковалевой сказал тебе правду? Ну, не свалил вину на Григоряна, чтобы ты его там в горах сгоряча не удавил?
    — Уверен! Лопырь не смог бы хладнокровно расстрелять семью, а тем более ребенка. Он меня-то не смог зацепить, хоть я ему и предоставил такую возможность.
    — Зачем?
    — Чтобы не стрелять в безоружного человека.
    — Ясно! Значит, Армен Ковалевых порешил?
    — Он. И только вот за это.
    Андрей передал конверт дворнику, объяснив:
    — Там фотография, которую Настя сделала в кафе, и досье на Батыра. Из-за этих бумаг всю семью и загубили. Сохрани их! Мало ли что? А мне они не нужны.
    Взяв конверт, бывший полковник тяжело вздохнул:
    — Что ж это на земле-то нашей грешной творится, а, Андрюша?
    И тут же посуровев, Водолеев протянул майору руку:
    — Дай ствол! У тебя есть, знаю! Мне терять нечего. Я прямо сейчас пойду и замочу обоих! На виду у всех!
    Москвитин отрицательно покачал головой:
    — Нет, товарищ полковник, эти ублюдки мои. Да и рано еще мочить их. Но ты не переживай. От меня им не уйти. И ты это знаешь.
    — Знаю, но зачем тебе жизнь свою молодую из-за этих гадов калечить?
    — Она уже искалечена так, что дальше некуда. И давай эмоции в сторону. Мне нужна твоя помощь.
    — Все, что в моих силах! Говори, Андрей.
    — Помнится, у тебя была машина.
    Водолеев протянул:
    — Э-э, когда это было? Машина-то и сейчас существует, да вот толку от моего «Москвича» никакого, но есть «семерка» внука. Недавно купил. Сам с семьей на юга укатил поездом, а «жигуленок» свой мне под присмотр оставил. С документами. Сейчас пойдем ко мне домой, заберешь ключи, доверенность сам нарисуешь. Что еще?
    Андрей допил пиво:
    — Еще мне хотелось бы узнать, где сейчас обитает капитан Григорян. Не в смысле, где он на данный момент находится, а где живет, где ночь сегодняшнюю проводить будет. Не думаю, что на даче генерала.
    Дворник посоветовал:
    — А ты на машине новой встань возле этого бара вечером, да сам и проследи, куда поедет Армен!
    — Он на какой тачке катается?
    — Последнее время его пара каких-то молодчиков на «Форде» после службы подбирает.
    Москвитин взглянул на Водолеева:
    — На «Форде», говоришь?
    — Ну да! Генерал только свалит, следом и капитан. А «Форд» его часов с четырех ждет, на этой же стороне, только ближе к центральным воротам.
    — Отлично, Михаил Анатольевич, тебе просто цены нет.
    На что бывший полковник резонно заметил:
    — Каждому из нас нет цены, ибо жизнь человека бесценна.
    — Есть еще вопрос, но вряд ли ты на него ответишь.
    — А ты спроси, может, и отвечу, ведь я, Андрюша, много чего знаю.
    — Не сомневаюсь. А вопрос такой. Что собой представляет охрана дачи Оболенского?
    Водолеев как-то хитро ухмыльнулся, кивнув на стакан:
    — С тебя пятьдесят грамм!
    — Без проблем, а что, ты…
    Дворник не дал договорить майору:
    — Сначала, браток, деньги, стулья потом!
    — Понял! Выполняю заказ! Только не многовато ли сразу полбутылки будет?
    — В самый раз! Пивали и побольше! Без серьезных осложнений и последствий!
    — Ну смотри, Анатольич!
    Андрей прошел к опустевшей стойке, за которой, пропустив утренних завсегдатаев, скучал мордатый парень-бармен. Заказал пятьдесят граммов.
    Парень пробурчал:
    — Брал бы уже сто, чего по мелочовке размениваться?
    — В следующий раз, а сейчас наливай столько, сколько заказано!
    — А ты борзый! И новенький! Здесь повышать свой голосок не принято!
    Андрей вздохнул. Ну вот, ни с чего проблема образовалась. И чего этому дебилу спокойно не выполнять свою работу? Нет, норовит нарваться на неприятность. Бывают же такие натуры.
    Бармен не торопился выполнять заказ.
    Со стороны за диалогом майора спецназа и бармена, улыбаясь и ни во что не вмешиваясь, наблюдал Водолеев. Он-то знал, что бугай за стойкой напрасно так повел себя с неизвестным посетителем. Парень же об этом не догадывался.
    Андрей тихо, но с угрозой спросил бармена:
    — А что принято в твоей сраной рыгаловке? Может, морды барменам с утра бить?
    Бугай резко поднялся со стула:
    — Ты чего это вякнул, козел? Да я…
    Договорить он не успел.
    Короткий удар в лоб отбросил его тело на ящики с водкой. Бармен, не ожидавший подобного исхода, побагровел, схватил с пола гвоздодер, ринулся к стойке. И… замер с поднятой вверх рукой перед направленным на него глушителем пистолета.
    Андрей спокойно проговорил:
    — Брось железку и налей пятьдесят грамм водки. Ровно пятьдесят! Понял?
    Гвоздодер упал на пол, парень схватил бутылку, отмерил заказанную дозу, перелил ее в стакан, поставил на стойку, автоматически накрыв коркой посоленного черного хлеба.
    Андрей расплатился, убрав пистолет, и, взяв стакан, сказал бармену:
    — Ты с людьми, придурок, будь повежливей. А то сейчас не знаешь, чего от кого ожидать можно. Один стерпит твое хамство, а другой пулю в лобешник влепит. Так что смотри. И вообще, собратьев своих надо уважать, кем бы они ни были. Ты все понял?
    — Да, да, конечно! Извините!
    — Вот это другое дело!
    Москвитин вернулся со стаканом к дворнику.
    Водолеев выпил водку. Жестом подозвал Андрея поближе к себе.
    — А теперь слушай и запоминай!
    Дворник рассказал Андрею то, что слышал от одного офицера отдела физической защиты Службы. Ранее дача Оболенского охранялась постом отдела. Но примерно с неделю назад генерал приказал снять спецов с объекта, объяснив, что негоже отвлекать личный состав на охрану его личного особняка. Пост убрали. И заменили спецов на сотрудников какой-то охранной фирмы. Сейчас дачу пасут четыре человека. Две смены делят ночь, они не изменили режим охраны, так что один охранник во время дежурства находится в сторожке у центральных ворот и контролирует подъезд к особняку с внутренним двором и флангами, второй несет службу в доме, на первом этаже. На нем контроль и за тыловой частью усадьбы. Отдыхающая смена тоже находится в доме, в одной из комнат первого этажа. Сам генерал отдыхает на втором.
    — Вот так, Андрюша. При желании это легко проверить. Наряды сменяются, как и прежде, в 20.00, и стоят до прибытия служебного «мерса» генерала. Днем в усадьбе только садовник, он же сторож.
    — Ну, спасибо тебе за информацию, Михаил Анатольевич.
    — Решил с Оболенским на даче разобраться?
    — Да.
    — Правильно. Удобнее места не придумаешь. Только с ним может быть молодая жена.
    — Это неважно. Ее я не трону. А вот с охраной, пожалуй, придется работать жестко.
    — Жесткость не обязательна. Если действовать по уму, а ты это умеешь лучше, чем кто-либо другой, то достаточно вырубить ребятишек да спеленать.
    — Да, ты прав. Но это уже по обстановке.
    Вышли из бара по одному. Сначала Водолеев, за ним, под настороженным и немного испуганным взглядом бармена, Андрей.