Глава 59
В дискете, словно в ящике с тысячами несчастий, помещались вирусы. Наверное, с очень действенными вирусами, раз Александр Анатольевич, умирая, помнил не о себе, а о ней.
Вот только использовать эту дискету по назначению я не мог. Потому что мой технический помощник и программист умер. И еще потому, что адресат, куда следовало направить эти вирусы, был неизвестен. Не оставил адресат на месте преступления визитку. Ничего не оставил — кроме трупа. А трупы, даже очень дорогие и близкие, ничего рассказать о своих последних минутах не могут.
Я проиграл бой. Потерял боевого товарища. И все отбитые нашими совместными усилиями трофеи. Я вернулся в исходные позиции — я снова был один и гол как сокол.
Впрочем, не стану лукавить, кое-что у меня осталось. Например, дубль-информация с утерянных дисков. Спрятанная в очень надежном месте. Но что с того толку? Использовать ее я смогу не раньше, чем когда смогу ответить на вопрос — кто мой нынешний противник? Кто нанес мне столь сокрушительный, в самое уязвимое место, удар? До того мне нельзя даже приподнять голову. Как тому пехотинцу, что не видит, откуда по нему садит длинными очередями чужой пулемет.
Как мне вычислить местоположение этого треклятого «пулемета»?
Может, попытаться, как это делают на фронте, вызвать огонь на себя? Например, на вновь вышедший в сети компьютер?
Но я не силен в этой области. Да и зачем им мой компьютер, если у них есть вся интересовавшая их информация. На похищенных «винтах».
Нет следа!
Хотя нет, что-то все-таки есть. На месте преступления всегда что-то остается. Что в этом случае? Из того, что не требует привлечения специальных криминалистических методов? И полсотни дополнительных сотрудников?
Что?
Ну, хотя бы почерк. Почерк преступления. Индивидуальный, как роспись в ведомости.
Очень странный, кстати, почерк. Не характерный для спецов. Безопасность обязательно бы убрала второго свидетеля. То есть меня. Дождалась бы и положила рядом с первым трупом. А еще лучше, предварительно убив, изобразила бы мертвыми, но еще не окоченевшими телами мизансцену ссоры с последующей дракой, поножовщиной или выстрелами. Два мертвеца — и ни одного стороннего преступника. Следствие даже не начинается. Из-за отсутствия виновной стороны. Убийцы наказали себя сами. Судить, миловать и казнить — некого. Типичный для Безопасности прием.
А они меня не дождались. И не убили. И не вложили в мою руку нож, которым до того изрезали бы моего напарника.
К тому же ребята из этого ведомства не оставили бы мне шанс на поиск дискеты. Они поставили бы загодя под окна человечка, а после завершения операции отсмотрели бы, обнюхали каждый сантиметр окружающего пространства с целью нахождения и уничтожения возможного на них компромата.
Нет, это не Безопасность. Или Безопасность, которая действовала спонтанно, второпях, не имея возможности распланировать операцию и подготовить должным образом место действия. Или Безопасность, которую вспугнули…
Но кто? Кто на территории, подведомственной Безопасности, может вспугнуть Безопасность? Не милиция же.
Хорошо, кто это мог быть еще? Методом исключения.
Разведка страны, на которую мы вышли со своим посланием? Так быстро? И так без оглядки? Нет, это исключено!
Уголовники, надумавшие ограбить квартиру? Но они не забрали даже деньги, бывшие в карманах пиджака Александра Анатольевича.
Кто еще?
Ответ единственный — тот, кому нужна была хранимая в наших «винтах» информация.
А кому она была нужна?
Всем! А все — это никто.
Логическая цепочка вернулась к началу рассуждений. К отсутствию адреса преступников.
Что остается делать в этом случае? Только то, что делает всякий хоть районный, хоть по особо важным делам следователь. Собирать дополнительные улики.
Как?
Ножками, ножками. По подъездам, по этажам, по квартирам. По соседям, дворникам, любителям вечерних пробежек и собаководам, выгуливавшим своих собак. По всем, кто что-то мог видеть, или слышать, или что-то такое подозревать.
И как можно быстрее, пока не явились настоящие следователи.
Я надел форму капитана милиции, «нарисовал» соответствующее удостоверение и соответствующее фотографии на нем лицо и пошел по квартирам.
— Вы хотя бы знаете, что на четвертом этаже ограбили квартиру?
— Да вы что?
— То самое. Вы тут дремлете, а у вас подъезд за подъездом грабят. Скоро всех вас, спящих, на банкетках из дома повыволакивают и на барахолку, где подержанными вещами торгуют, снесут.
— А что же делать?
— Помогать ловить преступников. Нам помогать. Мне, как представителю закона. Что вы видели вчера с… по…?
— Телевизор.
— Что еще?
— Больше ничего.
— Из дома за чем-нибудь выходили?
— Нет. То есть да. На минутку. Мусорное ведро выносила. И сразу обратно.
— Что видели во дворе?
— Двор.
— А в самом дворе? Ну там машины, посторонних людей?
— Нет, ни машин, ни людей.
Так, похоже, надо менять тактику. Человек, который пытается вспомнить что-то необычное, как правило, от натуги забывает все. Попробуем зайти с другого конца. От вторичных, напрямую не фиксируемых ощущений.
— Подходы к дому загромождают?
— Кто?
— Машины. Говорю, водители дурную привычку взяли свой транспорт по дворам расставлять так, что пройти невозможно. У вас, поди, так же?
— Ваша правда. Расставляют. Аккурат — посредине дороги. Что ни справа, ни слева не обойдешь. Намедни шла, плащ испачкала. А еще до того…
— И вчера, поди, еле-еле прошли?
— Да. И вчера. Вот так вот шла, а тут одна легковуха и еще одна. А места — боком не протиснешься, хоть через них шагай. Мы уж писали об этом в жэк и в газету писали…
— Где боком не протиснешься?
— Ну вон там, где поворот за дом. Как к мусорным бакам идти.
— И утром было не протиснуться? Опять, поди, испачкались?
— Утром? Нет, утром не испачкалась. Их утром не было.
— А вечером были?
— Вечером были.
— Когда вы мусор выносили?
— Точно. Когда мусор выносила. Там и так узко, а тут еще ведро…
— Во сколько это примерно?
— А вот как раз перерыв был между сериалами. Тем, который по первому каналу, и тем, который по второму. Я как раз успела…
— А говорите, ничего не видели.
— Так я думала, чего серьезного, а это всего только машины. Они здесь всегда десятками стоят. Ни пройдешь нормально, ни…
Это был не первый и не единственный свидетель по делу. Я обошел еще сто шестьдесят пять квартир. И еще в двенадцати получил подтверждение своим подозрениям. В отношении тех двух легковушек. У кого-то возле их колес подняла ножку любимая собачка. У кого-то закатили под днище мячик дети. Кто-то задел вскользь дверцу авоськой с кефиром. Кто-то просто обратил внимание на две упершиеся бампер в бампер легковушки.
Значит, две машины. «Жигуль» последних моделей красного цвета. С игрушкой в форме растопыренной пятерни на заднем стекле. И белая «Волга». И, что характерно, никто из жильцов или их гостей в это время к дому на машине не подъезжал и уезжать не собирался. То есть машины стояли просто так. Без определенной цели. Постояли и уехали:
Это была первая полезная информация.
Потом я закинул невод глубже. Опросил жильцов еще десяти ближайших кварталов. Здесь, на периферии места происшествия, улов был пожиже. Но был. В удалении двух домов в означенный промежуток времени на тротуаре возле подъезда стояла еще одна машина. А в подъезд тоже никто не заходил.
Но самое главное, минимум четыре человека — кто из окна, кто с соседнего тротуара — видели трех молодых людей, несущих какие-то коробки.
— Такие здоровые, из-под телевизора?
— Нет, поменьше, прямоугольные, приплюснутые.
— Размером с небольшой чемодан?
— Точно. С чемодан. Похоже, компьютеры.
— А номера на машинах не помните?
— Нет, не помним.
— Ну хоть одну цифру?
— Одну помню. Семь. Точно — семь. Семь и еще один. Как раз сегодня семнадцатое число и цифра семнадцать. И квартира у меня семнадцатая…
— Нет, семнадцать не помню. Тринадцать было. Чертова дюжина. Как на моем «Москвиче». Я на нем по той причине два раза в аварию влетал. Уж думаю, сменить номер, что ли…
Итого три машины: «Волга», двое «Жигулей», приблизительные номера, игрушки на ветровых стеклах и другие второстепенные детали. А говорил, следов нет! А это что? Дырка от съеденного бублика?
В ГАИ очень милый майор за очень дополнительное вознаграждение посочувствовал моему рассказу о злостном одновременном наезде на мою новую иномарку трех раздолбанных отечественных легковух и пожаловал меня полусотней адресов автовладельцев со схожими марками и номерами.
Каждый адрес я проверил. Издалека. С помощью бинокля. Большинство машин отсеялись по второстепенным признакам — цвету, оформлению салона и облику владельцев. Остались те, которые были нужны. Я их так и засек — белую «Волгу» и красные «Жигули», милой идущей друг за дружкой парой. К которой, чуть позже, добавился еще один разыскиваемый мною «кавалер». Еще один синий «Жигуль».
Все остальное труда не составило. На каждую из машин я налепил по радиомаячку и, сопровождая их на одолженных у ротозеев автомобилях, установил все адреса, по которым они разъезжали. Таких оказалось немало: от роскошных гостиниц, от банковских офисов — до стоящих на окраинах покосившихся коммерческих киосков. Но по-настоящему перспективным был только один. К нему сходились нити всех автомобильных маршрутов. С него они начинались и им заканчивались. Этот адрес был средоточием, центром жизни разъезжавших по городу автовладельцев. Он был их штаб-квартирой.
Туда, уверен, и ушли наши компьютеры. Туда, за ними, и следовало идти мне.
С помощью все тех же перьевых ручек, ластиков, общедоступной бытовой и аптечной химии и преподанных в учебке навыков подделки документов я изготовил очередные липовые корочки и пошел в жилищные тресты.
— Инспектор горархитектурнадзора. Как у вас обстоят дела с состоянием крыш?
— Хорошо обстоят. Жильцы не жалуются. Значит, не протекают.
— Как давно вы их обсчитывали?
— Кого? Жильцов?
— Крыши.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Прочность несущих балок, усталость опорного крепежа, деформации кровельного материала, синусоиды углов стояния…
Работники треста вжимали головы в плечи.
— А разве это нужно было делать?
— А как же иначе! Вы что, не в курсе? Каждые десять календарных лет! А в домах постройки середины пятидесятых годов каждое пятилетие. Согласно инструкции Всеросархитектсоюза. В противном случае может произойти деформирование и обрушивание чердачных конструкций. С человеческими жертвами. Как было в Вологде. И Симферополе.
Когда вы последний раз проводили подобные обследования? Где копия экспертного заключения? Где разрешение на эксплуатацию крыш и чердачных слуховых окон?
— Мы не можем вот так сразу сказать. Мы поищем. Наверное, где-то есть. Раз должны быть…
— Ищите. И обязательно найдите. А мне пока обеспечьте фронт экспортно-исследовательских работ.
— Как это?
— Дайте планы домов, ключи от чердаков и крыш, предупредите дворников и лифтеров…
Вот это в первую очередь мне и нужно было — предупредить о моем присутствии на крышах и чердаках исполнительных работников жилтрестов. Замки я мог открыть и сам. А вот аргументировать свое лазанье по «господствующим высоткам» окрестных домов мог только посредством выполнения каких-то официальных работ. Работ прикрытия. Хоть даже просчета синусоид углов стояния чердачных балок относительно поправок местного магнитного склонения в момент полуденного солнцестояния. Главное, чтобы я был не посторонним, а официальным, при исполнении малопонятных служебных обязанностей лицом. Лицом вне всяких подозрений.
— Да, и выделите в мое распоряжение дворника, чтобы внес наверх научную аппаратуру. Это не мое дело. Это входит в обязанности жэка. Согласно инструкции Главархитектчердакнадзора…
И бедный, отлученный от метлы дворник, матерясь, потея и сожалея о своей жизни, втаскивал на верхние этажи чемоданы с «научным оборудованием»
— Ну спасибо, почтеннейший. На сегодня можешь быть свободным. И вот еще что. На, получи персонально от меня, — и я всовывал в мозолистые пальцы уличного пролетария деньги на «чай». Ну, тот, который сорокаградусной крепости. Заслужил.
Чаевые гарантировали мне отсутствие соглядатая по меньшей мере до завтрашнего утра.
— А как насчет обратно снести? — любопытствовал дворник, прикидывая в уме перспективные финансовые возможности научно-чердачного работника.
— Завтра, любезнейший. Завтра. Мне тут очень потрудиться надобно. Сам понимать должен — котангенсы не терпят суеты.
На очищенном от посторонних дворников чердаке я смонтировал обычную визуально-звуковую следящую аппаратуру. Ничего сверхоригинального, ничего из того, что нельзя было бы купить за деньги. За немалые деньги.
Я обложил интересный мне дом со всех сторон, как егеря медвежью берлогу. В каждую щель я просунул свои уши. И… не услышал ничего интересного. Кроме обычных, изрядно сдобренных матом и «феней» разговоров насчет того, что кто-то кому-то что-то недодал, кому-то включили счетчик, а кто-то попытался влезть не в свою кормушку, за что и поплатился.
Неужели это просто уголовники? Просто уголовники, заметившие вносимые в подъезд коробки с аппаратурой и тут же нагрянувшие за добычей? И убившие попытавшегося им помешать владельца? Убившие Александра Анатольевича?
Неужели все так просто?
Что-то не верится.
Я усилил визуальное наблюдение — отследил каждое окно и каждую дверь, зафиксировал всех входящих и выходящих людей. Научился узнавать их по внешнему виду, по походке и манере одеваться.
Их оказалось не так уж много.
Две бригады молодых, не обремененных излишним волосяным покровом и интеллектом «качков». Всегда приезжают утром и уезжают через полчаса.
Эти точно уголовники. Самого низкого пошиба. «Рексы».
«Бригадиры» — те же «качки», только постаревшие и поднявшиеся на одну-две ступени в преступной иерархии.
Уголовники.
«Авторитеты». Лучше всех одеты, меньше всех выходят из помещения.
Но тоже уголовники. Хоть и высокопоставленные.
Дюжина юных, длинноногих и примерно столь же интеллектуально развитых, как предыдущая категория работников, секретарш. Или, как говорят нынче, референтов. И зачем им столько секретарш-референтов? Каждый день? И каждую ночь? Видно, работы невпроворот. Одна со всей не управляется. Приходится трудиться референт-группой.
В общем — типичные девочки по вызову. Для тех «авторитетов».
Далее охрана. Двое в дверях. Еще двое постоянно где-нибудь поблизости на улице. Справа или слева. Изображают зевак или просто сидят в припаркованной к тротуару машине. Судя по комплекции, под пиджачками поддеты бронежилеты. Разумно. В случае нападения на входную дверь офиса противник попадает под перекрестный огонь с двух сторон. Ожидаемо с фронта и совершенно неожиданно — с тыла. А это значит, что, кроме пистолетов, у уличной бригады на вооружении должны состоять скорострельные автоматы.
Но по виду, по манере двигаться, по разговору эти уличные бойцы — опять-таки стопроцентная уголовная шушера.
Еще один охранник постоянно дежурит на крыше, изображая корабельного впередсмотрящего в корзине, подвешенной на топе мачты. Еще один маячит в окне первого этажа.
Последний — начальник охраны или кто-то из его заместителей. Каждый день обходит подведомственную ему территорию, следит, чтобы часовые не спали, не пили и не отвлекались на разговоры с проходящим мимо слабым полом.
Тоже уголовник. Близко не тянущий на спеца.
И еще наверняка полдюжины охранников внутри здания: в коридорах и у особо важных дверей. И еще личные телохранители…
Итого — четыре десятка вхожих в дом «жильцов», и все, как один, уголовники «Рексы», «бригадиры», проститутки и «авторитеты». Полный набор. Как в музее УВД.
Уголовники!
Значит, все-таки ограбление с целью наживы? И, значит, есть шанс вернуть утраченное имущество? Или хотя бы сделать так, чтобы содержащаяся на дискетах информация не была использована каким-нибудь третьим лицом.
А если все-таки не ограбление?
В любом случае ответить на этот вопрос можно будет, только познакомившись с обитателями дома поближе. Возможно такое, причем так, чтобы не сложить на первых же ступенях буйну голову?
В целом охрана любительская — громоздкая, затратная, бросающаяся в глаза и не способная сдержать сколько-нибудь продолжительное время наступающего противника. Если тот имеет подготовку на уровне хотя бы общевойскового училища. Всех их можно было бы с успехом заменить одной гавкающей и хватающей прохожих зубами за штанины собакой.
Скорее демонстрация охраны, чем охрана. Если, к примеру, пробиваться с боем.
Но мне нужно было войти в здание без боя. Без пиротехнических, шумовых и прочих эффектов. Тихо. Как мышка. И так же тихо уйти.
Как это сделать?
Изобразить очередную контрактницу-секретаршу? И, за невозможностью применять более тяжелое вооружение, стреляя глазками, просочиться в искомое помещение?
Нет. Длина ног не та. И выражение лица. И профессиональные навыки. Раскусят на второй секунде выполнения непосредственных служебных обязанностей.
Сойти за рэкетира? Но их, уверен, дальше порога не пропускают.
А кого пропускают? Из тех, кто не самый главный? Личных телохранителей. Обслугу. Приходящих ремонтников. Если что-то вдруг сломается.
А сломается?
А почему бы и нет? Вечной техники не существует. Равно как специалистов-ремонтников на все случаи жизни. Кроме, конечно, меня. Я могу чинить все. Без исключения. Если это все до того сам же и выведу из строя.
И что у них должно выйти из строя? Лучше то, с чем я за последнее время уже поднаторел обращаться.
Через сутки в наблюдаемом мною доме «вылетели» телефоны. Все и сразу. Кроме одного, по которому обслуга позвонила в ремонтную службу городской АТС. То есть персонально мне.
— Это АТС?
— АТС, — ответил я в телефонный микрофон, сидя скрючившись в колодце связи в двух кварталах от говорившего.
— Служба ремонта?
— Служба ремонта. Что у вас стряслось?
— У нас замолчали телефоны.
— Давно замолчали?
— Минут сорок.
— Какие номера?.. Сообщите ваш адрес… Мы высылаем монтера…
— Когда он прибудет?
— Через час.
— А раньше нельзя?
«Раньше» можно было — идти-то всего ничего, два шага за угол. Но было бы очень подозрительно. Чтобы ремонтники вдруг сломя голову носились по вызовам? Такого не бывало!
— Нет. Раньше нельзя. Ваш номер не единственный. Ждите.
И гудки, гудки, гудки…
В моем распоряжении был час. Я приставил к стене карманное зеркальце, вытащил из сумки дамский косметический набор. И еще заранее заготовленные очки, усы и бороду. Мне не надо было творить гримшедевр. Мне довольно было просто изменить свою внешность. До неузнаваемости. Например, залепить физиономию густыми волосами. Как маской, под которой потеряется моя истинная физиономия.
Штришок. Еще один штришок. И еще. И вот уже из зеркала на меня смотрит неопределенного возраста и неопределенной внешности субъект. То ли расстриженный старик-монах, то ли молодой хиппующий битник, то ли просто сбежавшая из зоопарка горилла. В любом случае все что угодно, только не я.
Теперь проверим маскарадную маску на прочность. Подергаем бороду. Усы. Еще сильней подергаем. До боли в коже.
Хорошо взялась маска! С мясом не оторвать. Вот что значит фирменный клей! Не какой-нибудь там «Суперцемент» или «Феникс».
Теперь поговорить, пошевелить губами, погримасничать, привыкая к новому своему облику. Удивиться. Разгневаться. Развеселиться. Опечалиться. Все нормально. Все очень естественно и очень убедительно. Как и должно быть.
Осталось взять вирусоносную дискету и прибыть к месту действия. И это действие разыграть.
В намеченное время я выбрался из колодца и, волоча сумку с инструментами, приблизился к охраняемому крыльцу.
— Ты куда?
— Второй Интернациональный проезд, дом девятнадцать? — прочитал я по бумажке адрес.
— Допустим.
— Ну так и допускайте. В помещение. Я мастер.
— Какой мастер?
— По телефонам. Вы что мне голову морочите? У вас телефоны работают или нет? Мне возвращаться или как?
— Так ты монтер?
— Ну не папа же римский! Я пять минут толкую, что я по телефонам. По вызову.
— А фамилия твоя какая?
— Прохоров моя фамилия. Степан Михайлович.
— Подожди пока, — и охранники скрылись за дверью.
Сейчас они сверят названную фамилию с той, что была сообщена по телефону диспетчером АТС. И она, конечно, совпадет. А как она может не совпасть, если ее назвал я.
— А документ у тебя какой-нибудь имеется? Вот ведь зануды попались. Вот ведь формалисты-бюрократы.
— Может, и есть. А может, и нет. С нас обычно документов не требуют, — удивился я. — Счас поищу.
Я долго копался в карманах, пока не отыскал истертый (несколько часов об колено шоркал) и грязный (лично сам пятна сажал) пропуск.
— Нате, смотрите. Охранники посмотрели.
— А почему не продлен?
— Где?
— Вот здесь.
— Вам пропуск нужен или монтер? Вы прямо скажите. И я пойду продлевать пропуск. А вы подождете без телефона. До послезавтра.
— Ладно, проходи.
— Давно бы так. А то заладили — пропуск, пропуск…
Я шагнул в глубь здания в сопровождении одного из охранников. С сильно помятой физиономией и разящим за три метра перегарным духом изо рта.
— Где здесь у вас телефоны не работают?
— Везде не работают.
— А где ближайший?
Охранник завел меня в комнату на первом этаже.
— Вот этот.
Я для виду начал копаться с телефонным аппаратом. Охранник — переминаться с ноги на ногу. Вздыхать. Охать. И хвататься за голову.
— Ну чего там? Скоро, что ли?
— Аппарат исправен. Видно, где-то повреждение в линии. Надо смотреть проводку.
— Про что? — вздрогнул охранник, услышав памятное со вчерашнего дня слово.
— Я говорю, провод надо смотреть.
— Ах провод…
Мы вышли в коридор и двинулись по «лапше». Я останавливался возле каждой двери и осматривал каждый попавшийся на пути аппарат. Компьютеров нигде видно не было. Похоже, здесь обходились еще писанием гусиными перьями и счетом на пальцах.
— У вас компьютеры есть? — напрямую спросил я.
— А что?
— А то, что от компьютеров на телефоны наводка может идти.
Охранник опять вздрогнул. И шумно сглотнул слюну.
— Нет у нас компьютеров. И не было никогда.
— Тогда пошли дальше.
— Пошли.
Еще комната. Еще. И еще. И никаких признаков интересующих меня предметов.
— Слышь, мужик, ты поработай здесь пока, я сейчас приду, — попросил мой провожатый и пулей выскочил в коридор.
Я остался без пригляда и быстро прикинул предоставленные мне одиночеством дополнительные возможности. Но использовать их не успел. В помещение веселой гурьбой ввалились несколько человек. С недвусмысленно побрякивающей при каждом шаге спортивной сумкой. И с повизгивающей, висящей на руках секретаршей.
— Опа-на! Ты кто такой? — разочарованно спросили они.
— Монтер.
— И что здесь делаешь?
— Телефон ремонтирую.
— И долго будешь ремонтировать?
— Долго. Возможно, даже до вечера! — мстительно ответил я.
Вошедшие многозначительно переглянулись.
— Да ладно, чего там, — махнул рукой один из них. — Он же только монтер. И тоже человек. Слышь, монтер, выпить хочешь?
— Я на работе.
— Мы тоже.
Парни прикрыли дверь, сдвинули столы и быстро вытащили на стол бутылки и закуску. Время моих возможностей безвозвратно уходило.
— Давай присоединяйся, — широким жестом хлебосольных хозяев пригласили они.
— Нет, ребята, не могу.
— Да ладно тебе ломаться. Зинка, посодействуй гражданину.
— Мужчина, ну что же вы? Ну мы же ждем, — кокетливо пропела Зинка и, приблизившись, подтолкнула меня крутым бедром к накрытому столу, призывно потянула за руку.
А потом произошло то, что я меньше всего мог ожидать. Ласково обхватив запястье, она прильнула ко мне и вдруг, забыв о нежности, жестким профессиональным захватом вертанула мою кисть за спину.
И тут же, с боков навалились прыгнувшие от стола ее кавалеры. Вцепились мертвой хваткой, развернули «мордой» вниз. Споро обшарили подмышки.
— Но, но, не дергайся! Чтобы хуже не было. Вот это да! Так лопухнуть меня, спеца с многолетним стажем! Так в долю секунды повязать! Ай да пьяницы! Ай да любители застолий!
Дальний от меня парень вытянул из кармана пиджака переносную рацию. Включил и сказал:
— Все нормально. Объект зафиксирован. Нет, это не были уголовники. Эти уголовниками быть не могли. В принципе. Эти были профессионалами высшей пробы. Чтобы так разыграть мизансцену застолья, чтобы не допустить в многочисленных диалогах ни единой нотки фальши, надо несколько лет учиться актерскому мастерству. У народных и заслуженных артистов. А чтобы так, в мгновение ока, заломать руки, надо каждый день тренироваться в рукопашке. Или ежедневно брать с поличным таких, как я, лохов.
Откуда же они тут, где я ни одной нормальной физиономии не видел, взялись? Откуда они вообще взялись?
— Застегните ему руки, — распорядился старший, — и обыщите.
Теперь надо было действовать. Теперь в моем распоряжении оставалось не больше нескольких секунд. Если я их не использую — я банкрот и труп. Наверное, я в любом случае банкрот и труп, но так хоть есть надежда умереть по-человечески. А не на коленях.
Один из вцепившихся в руки парней отошел за спину. Наверное, чтобы вытащить и использовать по назначению браслеты.
— Ой, ребята, больно, больно! — благим матом заорал я.
— Молчи! — рявкнул на ухо кто-то.
— Ой, не могу! Сейчас вырвет! Ой, прямо сейчас! Ой-ой!
Я напряг мышцы живота и горла, резко выдохнул воздух и, поднимая вверх по пищеводу спазм, выплеснул наружу все то, что находилось у меня в желудке. Выплеснул мощным, разлетающимся во все стороны разноцветными брызгами фонтаном.
Так живописно очищать желудок от накануне употребленной пищи надо уметь. Я так умел!
— Вот сволочь! — вскрикнули стоявшие с боков парни и, инстинктивно отшатнувшись, сдвинулись за меня. И ослабили хватку. Всего лишь на долю секунды. Которой мне хватило.
Я ударил одного из них затылком в лицо, другого каблуком по голени. Я услышал, как хрустнули мои суставы, но вывернулся и успел освободить руки до того, как в дело вступил их зашедший за спину напарник. С ним и с пришедшим в себя бойцом, получившим удар в голень, я справился легко.
А вот «старшего» я достать не успел. Отскочив к стене, он распахнул полу пиджака, выдернул из заплечной кобуры и уставил мне в лицо пистолет.
— Стоять!
Теперь ему достаточно было нажать курок, чтобы свести мои шансы на спасение к нулю. Но он не нажал курок. Он, видно, хотел оставить меня в живых. Наверное, таким был отданный ему приказ. И мои шансы на спасение резко возросли.
Я схватил за волосы ближнего ко мне бойца, вывернул его лицом вперед, защитив им, как бронещитом, свое тело. Теперь не я, теперь он смотрел в дуло пистолета своего начальника. Правой рукой я вытянул у него из кармана пистолет и взвел его, прижав затвор к бедру. Взведенный пистолет я направил в голову лежащего под моей ногой еще одного их товарища. Того, с разбитым о мой затылок лицом.
— Не надо! — сказал я.
«Старший» опустил пистолет. Он был опытным бойцом, он понимал, что при таком раскладе я в него стрелять не буду. Лишний шум мне был только в убыток.
— И дамочка тоже! — попросил я.
«Старший» кивнул. «Зина» опустила оружие. -
— И что дальше? — поинтересовался командир группы захвата.
— Дальше — я этого пристрелю, а этому сверну шею. Если вы надумаете совершить какую-нибудь глупость, — предупредил я.
«Старший» усмехнулся.
— Ты все равно не сможешь уйти. Выходы блокированы.
— А может, я не собираюсь уходить?
— А что ты собираешься делать?
— Торговаться.
— Чем?
— Вот этими двумя жизнями. Против одной моей.
— Тогда начинай.
— Не с вами. Мне нужен ваш начальник. Ваш непосредственный начальник. Тот, который давал приказ об операции.
Этот неизвестный мне начальник, вернее, разговор с ним был единственной моей надеждой.
— Он не придет.
— Если он не придет, он останется без личного состава. Который погибнет в неравном бою. И без меня. Который ему, судя по вашему числу и по вашей прыти, очень нужен.
— Хорошо, я попробую.
«Старший» поднял к губам радиостанцию и доложил обстановку. Очень профессионально доложил. В двух словах.
— Подойдите ко мне.
— Зачем?
— С вами готовы говорить.
— Вначале пусть все выйдут из помещения. Все. Кроме тебя одного.
«Старший» молча указал глазами на дверь. Его бойцы, обходя меня, двинулись к двери. Кроме того, что без сознания лежал под моей ногой.
— Что еще?
— Пусть закроют дверь. И пусть отойдут от нее по меньшей мере на десять метров.
— Еще?
— Повернись лицом к стене. Ноги в стороны. Руки за голову, локти вперед.
«Старший» повиновался. Я подошел к нему сзади, упер ствол пистолета в затылок и взял радиостанцию.
— Вас слушают.
— Кто вы?
— Это неважно. Скажем так: человек, которому принадлежали похищенные компьютеры.
По вдруг возникшей напряженной паузе я понял, что не ошибся. Что попал по адресу. Именно туда, куда нужно было.
— Что вы хотите мне сообщить?
— Об этом я могу сказать только при личной встрече.
— Хорошо, передайте радиостанцию охраннику.
— На свою говорилку! — сказал я «старшему». — И послушай, что по поводу несения твоей службы думает твое начальство.
И протянул ему радиостанцию. И из-за этого на какое-то неуловимое мгновение ослабил давление ствола пистолета на затылок. Я сделал то, что делать не следовало. Я перенес внимание с руки, в которой был зажато оружие, на руку, в которой находилась радиостанция. Я снова, уже второй раз за этот день, лопухнулся.
Конечно, если бы мне противостоял обычный «опер», ничего бы не произошло. Но этот не был обычным «опером», этот был очень опытным и очень ловким «спецом». Чертовски ловким. И чертовски внимательным. И он не упустил предоставленный ему шанс. Он использовал его в полной мере.
Потянувшись за радиостанцией, он слегка повернулся и мгновенным рывком головы в сторону выскочил из-под дула, одновременно ударив меня каблуком ботинка в пах. Я ожидал нечто подобное, но не ожидал такой от него резвости.
Я успел нажать курок, но было уже поздно. Грохнул выстрел. Пуля по касательной обожгла висок моего врага и ушла в «молоко». В ближнюю стену.
От нестерпимой боли я на мгновение отключился, осел на колени и получил еще один мощнейший удар по лицу. И по руке, сжимавшей пистолет. Противник шел на добивание. Противник все делал правильно.
Потом он бил меня еще минут пять. Уже не по правилам. Уже для души. Вымещая на мне, как на боксерской груше, все унижения, которые ему пришлось претерпеть за прошедшие несколько десятков минут.
Потом он пригласил из коридора своих пострадавших приятелей и разрешил им в качестве компенсации за причиненный физический и моральный ущерб по одному удару. В любую точку тела. Моего тела. Что они с удовольствием и сделали.
Потом «старший» поднял радиостанцию.
— Объект готов к встрече. Встреча состоится?
И встреча, ради которой я, как в пасть к волку, забрался в этот дом, состоялась. Причем совершенно не такая, какую я планировал…
Продолжение следует...