Глава 4
И все-таки расследование гибели работника Конторы я начал с бытовых мотивов. Вначале мне необходимо было исключить все возможные простейшие объяснения происшествия и лишь затем переходить к более сложным. По лестнице лезут постепенно и снизу — вверх, а не запрыгивают сразу и на верхнюю планку.
Представившись и представив соответствующее, выписанное на майора внутренних дел Свиридова А.П. удостоверение, я еще раз поговорил с соседями потерпевшего. В отличие от обычной милиции я не спешил, я беседовал часами, всеми возможными способами располагая к себе собеседника. Я пил ведрами чай и литрами самодельные настойки, курил по пять пачек сигарет в день, съедал в умопомрачительных количествах пирожки и пончики, охал, ахал, возмущался современными нравами и рассказывал увлекательные истории из жизни уголовного розыска.
Ничего нового я не узнал.
К погибшему никто домой не ходил.
Он никого из соседей не посещал и ничего необычного не рассказывал.
Водку не пил.
Во дворе не дебоширил.
Матом прилюдно не ругался.
Ни с кем не ссорился.
Деньги не очень охотно, но занимал.
В подъезде не сорил.
От участия в субботниках не отказывался. Но на лишнюю работу не напрашивался.
Деньги на венки и приборки сдавал.
В подъездные разборки не лез.
Особой дружбы ни с кем не водил.
Женщин не приводил.
И сам больше чем на несколько дней никуда не отлучался.
Обыкновенный, каких большинство в каждом доме, гражданин. Без видимых достоинств, но и без особых недостатков. Как все.
То есть такой, какими и бывают работники Конторы, — никакой.
Убийство на почве бытовых неурядиц исключалось. Неурядиц не было. Покойный жил со всеми в мире и согласии.
Пьяная месть также не подходила. Потерпевший не пил и дружбы с местными алкашами не водил. И потом, с чего бы это горькие пьяницы надумали расправиться с ним с применением огнестрельного оружия? Скорее уж с помощью пустой (ну не полной же!) бутылки по темечку.
Мотив ограбления был сомнителен. Брать у погибшего, кроме старой, которую и за треть цены не продашь, мебели было нечего. Кроме того, с его тела даже не сняли часов, не вывернули карманы. Так грабители не поступают.
Коммерческие разборки? Покойный в акционерных обществах и производственных кооперативах не состоял. Согласно документам, он до последнего дня числился технологом в бессрочном отпуске на небольшом, еле сводящем концы с концами заводе. Лишних денег для участия в сомнительных финансовых махинациях у него не было. Перебежать дорогу чьим-то коммерческим интересам он не мог.
Женщины? С женщинами больше чем на одну ночь он дела не имел. Не хватало еще работнику Конторы нарваться на слежку мужа, взревновавшего к нему изменницу-жену, или того хуже — на всепоглощающую любовь. Любовь для разведчика равнозначна провалу. Можно изображать из себя не того, кто ты есть, перед посторонними, соседями, друзьями, любовницами, но невозможно перед близким, который наблюдает тебя каждый день, человеком. Тот рано или поздно станет подмечать некоторые несоответствия в поведении, станет подозревать, начнет задавать вопросы. Нет, это исключено. Конторским при исполнении заводить постоянные связи нельзя. Только если в отпуске. На три недели. Или если в соответствии с требованиями легенды. У моего коллеги легенда была безбрачная. Значит, пристрелить его из-за подозрения в измене не могли.
Кстати, к тем же выводам пришла и следственная бригада милиции.
Из-за чего же тогда его застрелили? Получается, из-за работы. Скорее всего той, которую он вел в последнее время. Но об этой работе милиция догадываться не могла. И списала дело в архив.
Я отправить дело в архив не мог. Я должен был докопаться до истины.
Задача моя усложнялась тем, что писать подробные отчеты о работе в Конторе не принято. Читать их все равно будет просто некому. Ответственных работников — наперечет. А неответственных к подобным делам на пушечный выстрел никто не подпустит. Это не МВД, где на каждого сыскаря по три высокопоставленных контролера. Если бы Контора работала по подобной затратной схеме, о ней давно бы уже знала всякая собака. И брехала по этому поводу на каждом углу.
Наше начальство никогда не интересовал ход дела, равно как и методы, с помощью которых оно продвигалось. Наше начальство интересовал только конечный результат, за который был всецело ответствен исполнитель. И не премией, не очередным званием, не квартирой, которую обещали дать. Но много большим. Поэтому и следить за его добросовестностью было незачем. Уровень сознания служащих Конторы был очень высок. Вынужденно высок!
Но если состояние дел моего предшественника не могло контролировать начальство, то еще меньше его мог контролировать я.
Отсутствие архивов лишало меня возможности напрямую проследить ход его мыслей. Если я и мог это попытаться сделать, то только опосредованно, путем суммирования второстепенных фактов.
Я запросил сведения о материально-технических средствах, которые в последние три месяца выписывал порученный мне агент. Финансы и матценности, в отличие от оперативной информации, в Конторе фиксировались до запятой. Правда, бухгалтеры и кладовщики, числящиеся в НИИ и СМУ, не догадывались, что они выписывают и что выдают в накрепко закрытых и опечатанных контейнерах. Они только галочки в амбарных книгах ставили о выдаче или приеме изделия шифронаименованием УПС-334-ЗМ, не догадываясь, что там внутри. Но учет тем не менее вели самым тщательным образом. Что было мне на руку.
Полученные списки я первым делом дешифровал, превратив буквенно-цифровые абракадабры во вполне понятные переносные радиостанции среднего радиуса действия, микрофонные «жучки» и патроны к пистолету Стечкина.
Против каждого наименования я расставил число и время его получения и жирный знак вопроса: для каких именно целей моему предшественнику мог понадобиться именно этот предмет.
Дотика моих исследований была проста — собираясь что-то предпринять, человек обеспечивается не вообще предметами, а предметами, необходимыми для воплощения его плана в жизнь. Допустим, если он желает лишить жизни своего противника, то вначале он выписывает винтовку с оптикой и глушителем, чтобы примерить ее к руке и глазу, затем патроны, чтобы потренироваться в стрельбе по удаленным предметам, потом бронежилет или сбивающие со следа служебных собак порошки и прочее — в зависимости от того, как и с кем он надумал расправиться.
Выстраивая затребованные материальные ценности в хронологическом, по мере их получения, порядке, я надеялся понять логику их использования и через это раскрыть план действий погибшего агента. Но не понял ничего, кроме того, что со склада были получены подслушивающие устройства повышенной чувствительности, лазерный сканер, миниатюрные телекамеры и прочая необходимая для слежки аппаратура. Но о том, что ему надлежало заниматься слежкой, я и так знал. Без изучения чуть не в микроскоп длинных списков выписанного специнвентаря. Получается, прямого отношения к убийству эта аппаратура не имела. Если только опять косвенное.
С техникой я промахнулся.
Тогда зайдем с другой стороны. Что еще необходимо агенту при разработке объекта?
Правильно — информация. Как можно больше информации о том, кто он, где жил, с кем дружбу водил, с кем ссорился, с кем мирился. Все — вплоть до случайных любовниц его знакомых на втором курсе техникума, который он закончил тридцать лет назад.
Копал такую информацию мой погибший коллега?
Наверняка. Если он агент, а не манная каша.
Может отыскаться след подобных исследований?
Должен! Он же не в безвоздушном пространстве копался, а в информации.
Я снова запросил Контору. А сам, чтобы не терять времени, отправился в ближайшую библиотеку. А из нее — в еще одну. И в еще. И в еще… И оказалось, что погибший был записан во всех этих библиотеках! Что само по себе очень необычно. Ему что, одной плюс запасников Конторы было мало?
Непонятно.
Прикрываясь липовым удостоверением инспектора Министерства культуры, я просмотрел его читательские карточки. Наряду с сотнями, чтобы не возбуждать подозрение, других карточек. И снова удивился. Объемы просмотренной литературы были огромны. Вернее, в одной библиотеке не очень, но суммарно во всех — просто удивительны.
Больше всего внимания он обращал на периодику. Хотя, для отвода глаз, брал и «Трех мушкетеров», и «Сексуальную грамматику». Самый типичный набор — газеты, журналы, справочные издания, причем не только за последний год, а и за прошлый, и за позапрошлый, и за позапозапрошлый. И даже более ранние года. Что ему там, в глубине прошедших лет, могло понадобиться такого, что было бы актуально до дня сегодняшнего?
Загадка.
Информация, пришедшая из недр Конторы, дала примерно тот же результат. Та же периодика, только из закрытых, с грифом «Для служебного пользования», источников. И еще, конечно, всевозможные сведения о жизни и трудовой деятельности наблюдаемого объекта и его ближайшего окружения. Но это понятно. Это как положено.
Я снова оказался в начале исследований. Снова один перед единственным и главным вопросом — кому и зачем нужна была его смерть?
Как на него ответить?
Только повторяя путь своего предшественника. След в след! Как при ходьбе по глубокому снегу.
Я должен пойти туда, где чаще всего бывал он. И делать там то, что предположительно делал он.
То есть пойти в библиотеку?
То есть — в библиотеку.
Интересное место для агента, распутывающего заказное убийство своего коллеги.
И тем не менее — в библиотеку. Туда, в ворох старых газет и журналов, которые не три раза перебрал, пересмотрел, перелистал погибший агент. След — в след. Лист — в лист. Где-то там, среди замусоленных страниц газетной бумаги, скрывается ответ на мучающий меня вопрос. Где-то там…
Потому что больше ему скрываться негде.
Глава 5
В библиотеках меня не узнавали. Потому что я сам себя не узнавал, если в зеркало посмотреть. Не мог же я позволить себе являться пред очи библиотекарей в том же самом — проверяющего из министерства — виде. Пришлось с помощью грима, одежды и актерского мастерства «рисовать» совсем другие, непохожие на прежние образы.
Наверное, проще было бы достать все требуемые подшивки совсем в других библиотеках, где меня ни разу не видели, но мне нужны были именно те газеты и журналы, которые листал мой покойный коллега. Так существовала хоть малая, но вероятность, что я наткнусь на какую-нибудь оставленную им пометку.
— Что вам, дедушка?
— Мне бы, дочка, газетку за этот, прошлый и еще до него год. И еще до него.
— Четыре подшивки?
— А? Да, четыре. Мне сказали, там про наш гвардейский, орденов Кутузова и Александра Невского артиллерийский полк написали. Целую статью. А когда написали — неизвестно. Хочу найти.
— Это же очень много, дедушка. Может, вам помочь?
— Нет, нет, я сам. Мне спешить некуда. Ветерану гвардейского орденов Кутузова и Александра Невского полка выволакивали из подсобки подшивки и помещали на самое удобное, ближе к свету, место.
Страницу за страницей, отсматривая абзацы текста через сильное увеличительное стекло (сдало зрение у ветерана, пришлось лупу приобретать), бывший артиллерист изучал подшивки. Его интересовала любая информация, связанная, да не с гвардейским полком — с порученным его коллеге членом Правительства. И еще он замечал любые отчерки, любые пометки на полях и в тексте.
— Ну что, дедушка, нашли что-нибудь?
— Нет пока. Но найду. Как не найти, раз писали.
Первая подшивка.
Прием в посольстве. Фамилии, имена, должности. Нужного нет… Заседание Правительства. Присутствовали… Опять мимо.
Открытие научной конференции. Так. Список фамилий. Вот он. Есть. Зафиксировать текст дословно. В общем контексте. Месяц, число, время.
Дальше.
Закрытие выставки… Есть.
Вручение наград… Есть.
Митинг… Отсутствует.
Официальный прием… Отсутствует.
Поездка делегации за рубеж… В наличии. Поехал председателем.
Встреча в верхах… Вот он.
Поездка по стране… Перечень городов…
Прием иностранных бизнесменов… Как без него.
Банкет… В первых рядах.
Открытие фестиваля…
Закрытие фестиваля…
Активная жизнь у первых лиц государства.
Вторая подшивка.
Прием… Банкет… Конференция… Выступление по телевидению… Поездка в Штаты… Во Францию… Бельгию… В Новосибирск… Брифинг с журналистами… Выступление в Йельском университете… Вручение премии Итальянской академии… Встреча с зарубежными предпринимателями…
Читать и то утомишься.
Банкет… Встреча… Встреча… Банкет… Отдых в Подмосковье… Банкет…
Третья подшивка…
Четвертая подшивка…
С этой библиотекой на сегодня все. Пока они о здоровье ветерана не забеспокоились.
— Нашли, дедушка?
— Нет. Может, еще завтра поищу. Другая библиотека.
— Мне нужны подшивки газет и журналов за…
— Зачем вам так много?
— Для диссертации. Уж такую дурную тему выбрал — «Динамика изменений средств массовой информации в период смены общественной формации». Кто же знал, что будет такой информационный взрыв.
— Ой!
— Вот-вот. Теперь приходится маяться. Не бросать же работу на полпути.
— Не повезло вам.
— Не повезло… Третья библиотека.
— Мы в таком количестве литературу в одни руки не выдаем.
— А сколько выдаете?
— Одну подшивку в одни руки на один день. Такой порядок.
— А если мне надо две подшивки?
— Приводите еще одни руки. Тогда получите две. Так все делают.
— А если мне очень надо?
— А мне не надо! Мне фонды беречь надо!
— Может, можно как-то договориться?
— Не можно! Не на базаре!
И все же как на базаре. Если платить за каждую дополнительную подшивку, как за килограмм свежих огурцов.
— Берите. Работайте.
— Спасибо.
Четвертая библиотека.
Пятая…
Шестая…
Дома ночами я сортировал добытую информацию. Визиты — к визитам. Встречи — к встречам. Поездки — к поездкам. Банкеты — к банкетам.
Потом на листах ватмана чертил замысловатые схемы и графики. Лицо главного моего интереса — жирная точка в центре. Все прочие — небольшие квадратные листочки с записанными на них фамилиями по периферии. Повторяющиеся фамилии накладываются друг на друга и сдвигаются к центру. Упоминавшиеся только раз или два смещаются к краю листа.
Таким образом каждый занимал свое, в зависимости от частоты встреч, место. Все очень наглядно и понятно.
Потом каждую такую стопку фамилий я соединил друг с другом с помощью разноцветных фломастеров. Это была горизонталь — контакты контактеров между собой. Лист ватмана покрылся паутиной сотен линий.
От точки в центре, словно круги по воде, расходились векторы десятков фамилий и должностей. Иногда они пересекались, иногда, встретившись и разбежавшись, уже не соединялись никогда.
Это было уже кое-что. И все же этого было мало. Нужна была дополнительная информация.
Я вызвал Семена Степановича. Своего нынешнего Шефа-куратора.
— Мне необходим доступ в архивы информационных агентств, а также пресс-службы некоторых министерств.
— Каких?
— Вот список.
— Какую информацию запрашивать?
— Все визиты, встречи, поездки и прочие контакты человека, за которым должен был наблюдать ваш погибший работник. Фамилии, должности, время, география.
— Это как-то относится к расследуемому вами делу?
— Возможно, нет. Но скорее всего да.
— Хорошо, мы рассмотрим вашу просьбу. Это все?
— Нет, не все. Прошу разрешения на реанимацию установленной моим предшественником звуко- и видео-записывающей аппаратуры.
— Это не входит в задачи расследования. Другого ответа я не ожидал. Я требовал почти невозможного — вновь запустить в работу «замороженную» в целях безопасности операцию до выяснения причин ее возможного провала, до завершения расследования.
— От этого может зависеть результат всей моей работы.
— Нет.
— Взгляните сюда, — показал я на переснятую с ватманского листа на слайд, отредактированную и приведенную в порядок схему.
— Что это?
— Центр — интересующий меня человек. Цветные точки — его контакты.
— Откуда информация?
— Только из открытых источников. Из журналов и газет. Из тех, которые просматривал мой коллега.
— Хорошо. Я попытаюсь что-то сделать. «Добро» на расконсервирование аппаратуры было получено на следующий день.
Глава 6
— Характеристики аппаратуры. Частоты. Шифро-пароли самоликвидаторов. Подходы. Места установки микрофонов, промежуточных усилителей, приемников…
— Предварительные записи?
— Предварительных записей нет. Возможно, он не успел их снять.
Хорошо поработал мой предшественник. На совесть. Если судить по количеству и местоположению внедренных микрофонов. Вот только вопрос: какие из них остались на местах, а какие повымели добросовестные уборщицы, повылущивали из щелей любопытные птицы, повытаптывали гости и домочадцы. Вопрос: какие из них еще могут давать информацию, а какие умолкли навсегда.
Подключив к центральному кабелю коробочку специального переносного, вроде «ноутбука», компьютера, я запустил тест самопроверки.
По экрану забегали разноцветные точки.
Первая линия. Обратного сигнала нет. Полная тишина. Микрофон либо отсутствует, либо сдох.
Вторая линия. Сигнал отсутствует. Результат тот же.
Третья. Тишина.
Четвертая. Никакой реакции.
Так, с работой понятно. Похоже, там была большая чистка. Все «уши» повыдергивали. Посмотрим, что дома.
Пятая линия. Здесь чуть более благополучно. Микрофон действует, но слышимость оставляет желать лучшего. Похоже, его задвинули каким-то предметом.
Шестая. Молчание. Поди, хозяйская канарейка микрофон склевала. Или кот слизал. И такое в нашем деле случается.
Так, пошли дальше. Седьмая и восьмая? Исправны.
Теперь машина? Молчит. Возможно, слетел промежуточный усилитель.
Подведем итог. Итого: из девяти установленных «клопов» функционируют только три. И то с грехом пополам. И не на рабочем месте.
Не самый утешительный результат.
Неужели они обнаружили прослушивание? Тогда — пиши пропало. После съема микрофонов они удвоят бдительность. На каждую дохлую букашку будут бросаться с поисковым детектором, каждую пылинку протирать между пальцев.
Если, конечно, они их обнаружили.
Ладно, попробуем проверить цепи.
Утром, обряженный в форму пожарного инспектора, я, в сопровождении работников местного жэка, ходил по интересующим меня чердакам. Там, где моим предшественником была установлена усилительная аппаратура.
— А здесь что?
— Там ничего. Там чисто. Мы недавно убирали.
— Все вы недавно убирали, — ворчал я, забираясь по приставной лестнице к входу на чердак.
— А замок где?
— Был. Вчера был.
— Вчера… А где же он тогда сегодня?
— Наверно, хулиганы сняли.
— А вы на что?
— Разве за всем уследишь.
— Ладно, подождите меня здесь. Я посмотрю, как там у вас с проводкой. Или нет, лучше идите в последний подъезд и откройте чердачную дверь. Если, конечно, на ней замок есть.
— Есть! Есть!
— Дождитесь меня. Я там и спущусь.
— Может, с вами электрика послать?
— Не надо мне электрика. Пусть он лучше пока в подвале лампочки ввернет.
Чердак был пыльный и замусоренный. Давно, видно, здесь пожарные инспектора, кроме меня, не хаживали. Вокруг валялись обломки старой мебели, строительный и бытовой мусор, лампочки не горели, электропроводка была дрянь… А вот промежуточный передатчик был в порядке. Отчего инспекция осталась довольна результатами проверки. В целом.
— Ну что я вам могу сказать? — вздохнул я, спустившись в подъезд. — Пожарное состояние, конечно, ни к черту. Довольно вспышки одной спички.
Представители жэка потупили взоры.
— Но и хуже чердаки я видел. Например, у ваших соседей.
Жэковцы облегченно выдохнули воздух.
— В общем, так, штрафовать я вас на первый раз не буду…
Не хватало еще, чтобы при генеральной уборке они сковырнули передатчик.
— …Посчитаю состояние чердака удовлетворительным. Черт с вами — живите…
Жэковцы согнулись в признательном полупоклоне.
— …Но замки в двери вставьте. Имейте совесть. Того и гляди залезет какой-нибудь бомж или подросток с зажигалкой и спалит дом.
— Сегодня же повесим.
— Хорошо. Поверю. Но завтра непременно проверю. И если обнаружу двери открытыми — пеняйте на себя. Где у вас тут следующий объект?..
Все передатчики работали исправно. Значит, дело было в микрофонах.
Или в их отсутствии. Что гораздо хуже.
Двое суток я отсидел на работающих домашних микрофонах. Зря отсидел. Домочадцы члена Правительства несли типичную бытовую дребедень.
— Ты с собакой гулял?..
— А уроки сделал?..
— Как я от вас от всех устала…
— Да выключите вы, наконец, магнитофон!.. И еще многочасовые диалоги с друзьями и подругами на темы досуга и запретных развлечений. Если бы меня интересовала бытовуха — кто с кем дружбу водит, с кем водку пьет и «колеса» глотает и каким конкретно способом жена мужу изменяет, — мое досье вспухло бы, как тесто, поставленное на огонь. Семейка была еще та. Жена гулена, дети вообще — оторви да брось. Хотя внешне все выглядело очень благопристойно. Престижные колледжи, воскресные походы в церковь, посещение приемов и раутов. А в промежутках — все прочее. Скрытое от глаз общественности. А, возможно, и от мужа и отца.
Не повезло мужику с семейной жизнью. Может, потому он и появлялся дома очень редко. Чрезвычайно редко. И буквально на минуты.
Что лично меня огорчало гораздо больше, чем его семейные неурядицы.
Нечего мне было ловить в квартире. По всему видно, основная, гораздо более интересная мне жизнь моего подопечного разворачивалась совсем в других интерьерах. В тех, где мои «уши» пообрывали начисто.
Следовало начинать все сначала.
И снова я пошел по следам моего предшественника.
Еще раз просмотрев список затребованного им в последние месяцы оборудования, я отчеркнул лазерный сканер. Сканер — это прямое наблюдение. Как говорится, из окна — в окно. Похоже, надо брать сканер…
— Когда он вам нужен?
— Завтра. И еще машина-фургон «Аварийная» тор-света на перекрестке улиц… И документы электрика.
Утром я прошел на названный мной перекресток, открыл поджидавшую меня машину и поехал по известному мне адресу. На месте я переоделся в не первой свежести синий форменный комбинезон, взял чемоданчик с инструментами, стремянку, обмотался проводами и зашел в ближайший подъезд.
— Вы электрик? — привязалась ко мне первая же встретившаяся на лестнице бабушка.
— Ну?
— Вы бы не могли ко мне зайти? У меня лампочка не горит.
— Ну…
— Я не так просто. Я вам заплачу.
— Лады. Аварию устраню и зайду. Какая у тебя, бабка, квартира?
— Сорок третья.
— Ставь, бабка, самовар. С водкой…
Снова чердак. По чердаку до конца дома. Выход на крышу. По крыше на соседний дом. С него на следующий. Чердак. Нужное мне слуховое окно.
Я надел тонкие хлопчатобумажные перчатки — негоже оставлять свои пальчики, где бы ты ни находился и что бы ни делал. Перекусил, размотал, свесил с балок какие-то провода, поставил стремянку, повесил табличку «Не подходить — высокое напряжение» и раскрыл инструментальный ящик. Под кучей гаечных ключей, пассатижей, отверток и напильников в специальном футляре находился лазерный сканер.
В глубине чердака на поперечной балке я отыскал единственное место, с которого была видна нужная мне стена отстоящего в четырех кварталах дома. Ну не в слуховое же окно мне высовываться, как показывают в некоторых шпионских фильмах. Мне лишние свидетели ни к чему.
В деревянную балку я ввинтил обыкновенную фотографическую струбцину. К ней присоединил направляющие сканера. Поставил, настроил сам сканер. Завесил его какой-то случайной грязной тряпкой. Совмещая мушку и целик, навел сканер на одно из окон. Зафиксировал положение.
Теперь мне не нужно было торчать возле «лазера». Теперь я мог копаться возле своих проводов.
Я надел на уши плеерные наушники, положил на колени прибор, напоминающий внешним видом электрический пробник, и нажал кнопку пуска.
Тонкий, невидимый невооруженным глазом луч лазера прорезал пространство от чердачной балки до окна и уперся в стекло. Теперь окно перестало быть окном, а стало гигантской, площадью в несколько квадратных метров, мембраной слухового сканирующего устройства. А луч лазера — передающей нитью. Довольно было самого малого, буквально в несколько микрон, колебания оконного стекла, чтобы световой луч уловил и передал, а лазер зафиксировал данное отклонение от нормы, чем бы оно ни было вызвано — проходящим по соседней улице трамваем или голосом человека. Дешифратор, лежащий у меня на коленях, преобразовывал механические колебания в звук.
Любое произнесенное в отслеживаемом помещении слово, любой шорох немедленно передавались на наушники и на записывающее устройство.
Замечательное изобретение отечественных ученых.
И бесполезное. Потому что окна молчали. Как запаянная в консервную банку рыба.
Выждав полчаса, я перевел лазер на следующее окно. И на следующее.
Результат тот же. То есть никакой.
Может, сканер испортился, пока я его по крышам и чердакам растрясал?
Я перевел мушку прицела на стену ближайшего ко мне дома.
— А то, что ты, стерва, ни одной рубашки нормально постирать не можешь, это нормально?
— Зато я не пью до бесчувствия и на те рубашки съеденный салат не выплескиваю!
— А пить или не пить — это мое личное дело! Я на свои пью. И на свои новые рубашки покупаю. А ты на мои!
— Тогда я…
Нет, сканер исправен. Если судить по звучащему в моих ушах страстному диалогу.
Я вновь навел лазер на объект. И вновь ничего не услышал. Окна были мертвы.
Нет, это не значило, что в квартире никого не было. Ведь улица-то не молчала. Улица шумела тысячами звуков, и стекла должны были доносить их до меня. Это означало гораздо худшее — что стекла были «зафиксированы». Они перестали быть мембраной и остались только окнами. Я не знаю, как они этого добились — установили позади окон звуконепроницаемые экраны, или облили стекла специальным, препятствующим колебаниям раствором, или предприняли что-то еще. Я знал итог — окна молчали. И это мое пребывание на чердаке было бессмысленным. Мне можно было совершенно смело спускаться в сорок третью квартиру. Чтобы хоть какую-то пользу принести сегодняшним прожитым днем.
Ну что, в обратный путь? Несолоно хлебавши?
Неожиданно резко и громко открылась чердачная дверь.
Этого мне только не хватало.
— Это что вы здесь делаете? — зашумел крупного вида мужчина.
— Электрику, — как можно спокойней ответил я.
— Какую электрику? Это наш эксплуатационный участок. А мы никого не вызывали!
— Вы не вызывали, а другие — вызывали, — пожал я плечами, подсоединяя болтающиеся провода к прибору. — Вы там поаккуратней, все-таки напряжение, — предупредил я незваного визитера, показывая на табличку.
— Какое на хрен напряжение? Покажите документы!
Вот ведь привязался!
— Пожалуйста, смотрите.
И я, изображая соответствующую моей должности работу, присоединил к прибору еще один провод.
Визитер приблизился к обрывкам висящей проводки и попытался отодвинуть ее рукой в сторону. Все-таки здорово я замаскировал подходы к своему гнездышку.
— Ну, где твой документ?
— Вот он.
И я включил прибор. Несколько большеемкостных конденсаторов подали напряжение в проводную оплетку, которой я завесился со всех сторон, как паук паутиной, и разрядились на оголенных концах.
— Ах, мать… — успел сказать невежливый проверяющий и кулем свалился на засыпанный золой пол.
Говорили же ему, предупреждали, что кругом электричество. Таблички предупреждающие вывешивали. А ему хоть бы что. Лез на рожон, как неграмотный. За что и поплатился. Памятки надо читать по электрической безопасности. А не орать. И умных людей слушать. Которые сведущи в электрике…
Я подошел к лежащему человеку и быстро ощупал его со всех сторон. У «работника жэка» под левой мышкой торчала рукоять автоматического пистолета. А в кармане отсвечивала красным глазком индикатора переносная радиостанция.
Ого! Хорошо стали экипировать жэковских работников!
Теперь надо делать ноги. И как можно быстрее. Уже через несколько минут сюда вломится целая бригада жэковцев. Всякие там сантехники, дворники, уборщики и прочая камарилья.
Я быстро снял сканер, собрал инструменты, подхватил стремянку — и был таков. По пути, по которому сюда пришел.
Теперь было понятно, почему молчали интересные мне окна. Потому что их «пасли». И, судя по оперативности охраны, «пасли» очень тщательно. А это, в свою очередь, говорило о том, что мой предшественник погиб не случайно. Теперь я в этом был уверен.
Я взял след!
Продолжение следует...