Глава пятьдесят первая

Паспорт был готов и был на руках. Юрий Антонович любовно оглаживал красивую картонку, где все было написано на незнакомом ему языке, но где на первой странице была приклеена его фотография.

С сегодняшнего дня Юрий Антонович стал полноправным гражданином республики Уругвай. Паспорт был настоящим, потому что вести дела на новой родине с липовыми документами было бы затруднительно. Вообще-то Юрий Антонович мечтал стать гражданином Новой Зеландии или Австралии, по той простой причине, что Новая Зеландия и Австралия были от России дальше, чем Уругвай. Но австралийцы и новозеландцы запросили за “ксиву” слишком большие деньги и еще предложили пройти медобследование и тест на знание английского языка.

Уругвайцы были более лояльны к новому своему гражданину, согласившись взять деньгами.

Оказалось, что гражданство — это такой же ходовой товар, как, скажем, сигареты или спирт, правда с большим разбросом цен. Для получения вида на жительство в США требовалось инвестировать миллион долларов в их экономику, будь ты хоть растратчик, хоть гангстер, ограбивший банк. Европа брала меньше, но и была меньше, поэтому затеряться в ней было сложнее. Дешевле всего стоило гражданство Монголии — какие-то смешные тугрики, — но Монголия соседствовала с Россией, а Юрий Антонович предпочитал, чтобы его отделял от Иванова как минимум океан.

В итоге он остановился на Уругвае — с одной стороны, далеко, с другой — относительно дешево. Предложенный баланс цены и качества его устраивал. Правда, уругвайский паспорт, в отличие от монгольского, делали чуть дольше, но, ради того чтобы оказаться от прежней Родины на десять тысяч километров дальше, для него имело смысл немного подождать.

Километры важнее дней — так думал Юрий Антонович...

Завтра утром он должен был вылетать в Южную Америку, вылетать под своим, но неузнаваемо искаженным чужим правописанием именем.

И все — и концы в воду — в Атлантический океан. Там он купит себе какое-нибудь затерянное в сельве бунгало, женится на мулатке, возьмет ее имя и станет спокойно жить на переведенные в Национальный банк деньги. И будет, сидя в шезлонге в тени пальм, почитывать газетки... Самые свежие и обязательно российские. Не потому, что ностальгия, и не для того, чтобы знать, что творится на старой Родине, а чтобы не пропустить сообщение о том, что там пойман и посажен в тюрьму известный киллер Иванов. А еще лучше — убит и опознан... И когда тот будет посажен, а лучше убит, то он сможет, используя старые связи, наладить с Россией взаимовыгодный бизнес, перегоняя в Уругвай металл, нефть и оружие и отправляя обратно совершенно дармовые там бананы.

И все это будет завтра...

Уже завтра...

Глава пятьдесят вторая

На окраине загородного поселка, там, где кончаются последние фонари и начинается лес, на обочине стояла машина — допотопный, грязный и мятый “ЗИЛ” с большой будкой, на бортах которой была ядовито-желтой краской намалевана надпись — “Аварийная”. Изнутри стенки будки были обклеены инструкциями и плакатами по ТБ и выцветшими фотографиями голых женщин, вырванными из журнала “Плейбой”. За столом, на деревянных скамьях, друг против друга сидели несколько мужчин в черных засаленных телогрейках, черных резиновых сапогах и черных от грязи вязаных шапочках. На столе, на расстеленных газетках, валялись корки хлеба и недоеденные беляши. Мужчины то и дело поглядывали на часы и поглядывали друг на друга. По виду и по документам это были типичные дежурные электрики, хотя на самом деле — офицеры ФСБ. Крайним справа был генерал Трофимов. Крайним слева — майор Проскурин. Между ними сидел Иванов. Против Иванова сидел Иванов. Еще один Иванов. Лжеиванов.

Лжеиванов с интересом поглядывал на Иванова, чье лицо ему приходилось на себе носить. Неужели он зачистил полета человек? Зачистил хоть кого-нибудь? По виду не скажешь. По виду это типичный гражданский лох...

Иванов тоже смотрел на Лжеиванова. Вернее, смотрелся как в зеркало. Лица были похожи, но то, что напротив, ему нравилось гораздо больше. У “отражения” были куда более мужественные, чем у оригинала, черты — был волевой подбородок, рубленые скулы и жесткий, который никак не получался, взгляд.

Лжеиванов был более похож на Иванова, чем даже сам Иванов.

Бригадир электриков еще раз посмотрел на часы и сказал:

— Пятиминутная готовность.

Лжеиванов сунул руку в карман. Иванов подумал, что за оружием. Но Лжеиванов вытащил не пистолет и не гранату, а вытащил из кармана зеркало и косметичку. В косметичке был грим. Зажав зеркальце коленями, он стал размазывать по лицу тени и подводить помадой губы, сверяясь с отражением и с сидящим напротив оригиналом. Тон помады точно соответствовал цвету губ Иванова, нужно было лишь слегка увеличить их объем и добавить мягкости.

Да, вот так...

— Я готов.

Лжеиванов встал.

Иванов тоже.

Теперь они стояли друг против друга — два разнояйцовых и разноотцовых близнеца.

Генерал Трофимов посмотрел на одного, потом на другого. Это был тот случай, когда копия была гораздо лучше оригинала. Но главное, что была похожа...

— Ладно, годится...

Аварийка тронулась с места и, проехав пару километров, остановилась возле отдельно стоящего здания трансформаторной подстанции.

— Держи.

Генерал положил на стол пистолет.

Лжеиванов привычно потянулся к оружию.

— Не ты, — сказал генерал. — Он!

— Я?! — обмяк Иванов. — Но я же... Но мне же... Почему я?..

— Давайте лучше я сам, — предложил Лжеиванов.

— Давайте лучше он... сам, — поддакнул Иванов, с благодарностью глядя на свое ожившее отражение.

— Отставить сам! — шепотом приказал генерал. — На подстанции должен работать не ты.

— Да мне нетрудно...

— Ему же нетрудно, — вновь встрял Иванов, жалобно глядя на генерала.

— Я сказал — отставить!

На подстанцию должен был идти не лже, а настоящий Иванов. Потому что там горел свет и его могли рассмотреть электрики. Вернее, должны были рассмотреть.

— Зайдете, положите их на пол и отключите питание, — объяснил генерал.

— Как отключить?

— Как хотите.

— Ладно, я попробую...

Еле волоча ноги, Иванов пошел в сторону подстанции.

— Ложитесь на пол, — сказал он, переступив порог.

Его не услышали, потому что голос был тихий, а трансформаторы гудели громко.

Где-то впереди горел свет и слышались неясные голоса. Там, за длинным столом, несколько электриков забивали козла.

Иванов пошел на голоса.

— Извините, — извинился он. — Вы бы не могли лечь на пол?

Электрики покосились на ночного гостя и на пистолет.

— Тебе чего надо?

Электрики оказались не из робкого десятка, а вид налетчика в телогрейке и сапогах их не впечатлил.

— Что надо? — обрадовался встреченному пониманию Иванов. — Чтобы вы отключили свет в поселке.

— А может, сразу во всей стране? — ухмыльнулись электрики.

— Нет, во всей стране не надо. Только в поселке, — простодушно ответил Иванов.

— Ты вот что, мужик, иди отсюда подобру-поздорову. И пукалку свою газовую убери, пока мы не рассердились и тебе не наваляли.

— Но я не могу... Я должен вас на пол... Электрики встали и взяли в руки разводные ключи и монтировки.

— А ну!..

Монтировки были железные, мужики здоровые и злые.

Иванов, не помня себя, попятился к выходу и, выскочив за дверь, опрометью бросился к машине. Он влился в будку, испуганно оглядываясь.

Генерал выглянул наружу. Свет в поселке горел.

— Что такое? — встревоженно спросил он. — Засада?

— Нет, там мужики... С гаечными ключами. Они хотели меня побить.

— У тебя же пистолет!..

Иванов рассеянно посмотрел на зажатый в правой руке пистолет.

— Я забыл...

Ни хрена он не забыл! Не хочет он никого укладывать и ничего обесточивать. Даже такой ерундой пачкаться не хочет! Ну ничего...

— Сережа! — крикнул генерал. Лжеиванов вскочил на ноги.

— Давай, разберись там.

Сережа с лицом Иванова козырнул, выскочил из машины и через секунду ворвался в помещение подстанции. В отличие от Иванова он по сторонам не осматривался, а сразу прошел к электрикам.

— Ты чего, мужик, опять? Ты че, не понял?! — возмутились те, вставая из-за стола. Но Лжеиванов их грозного вида не испугался.

Он подошел вплотную, дождался, когда те замахнутся, и тремя-четырьмя боевыми приемами выбил из рук противника инструмент, уложив на пол, заломив руки и для острастки сломав пару ребер.

— Где главный кабель? — спросил он.

— Там, — показали враз присмиревшие электрики.

Лжеиванов выдернул из-за пояса пистолет и, прицелившись, короткой очередью перерубил кабель. Свет погас. В том числе в поселке погас. И во всех близлежащих поселках.

— Если кто поднимется раньше чем через час, может считать себя покойником. Понятно?

— Ага!

Понятливые электрики решили лежать больше чем час. Решили лежать до утра. До приезда сменщиков.

Через пять минут аварийка въехала в поселок. На вполне легальном основании въехала — для устранения аварии.

— Готов?

— Готов.

Лжеиванов вылез через люк на крышу будки, туда, где была расположена выдвижная площадка.

— Вира!

Площадка, отделившись от крыши, поползла вверх. Подъемное устройство необходимо было для того, чтобы электрики могли дотянуться до проводов или сменить лампу в уличном фонаре. Но в данном случае оно использовалось для другого.

— Стоп!

Теперь поехали.

Аварийка с выдвинутой площадкой поехала по темным улицам поселка. Возле одного из домов она притормозила и, наверное, объезжая выбоину на дороге, притерлась к забору. С поднятой на полтора метра площадки вниз метнулась неясная тень. Забор был очень высокий, но будка на машине тоже не маленькая, да еще дополнительные полтора метра подъемника, так что площадка оказалась как раз на уровне Забора. И даже чуть выше забора.

Фонари в этот момент не горели — резервный движок запустить пока еще не успели, хотя должны были с минуты на минуту.

Лжеиванов пролетел над забором, не задев тревожную сигнализацию, и приземлился во дворе. Он упал профессионально — упал на ноги, свалившись на бок и откатившись на несколько метров в сторону. Но его никто не заметил...

— Ну все, время пошло, — сказал сам себе генерал Трофимов, наблюдая за бегом секундной стрелки часов.

Десять секунд.

Двадцать.

Минута...

Все было спокойно — ни сирен, ни выстрелов, ни криков не слышно. Десантирование прошло удачно. Как и должно было пройти. Потому что проникновение на охраняемую территорию прыжком через забор с выдвижной площадки проходящей мимо аварийной машины никто предусмотреть не мог.

Через три с половиной — четыре минуты двойник Иванова проникнет в дом, отключит внутреннюю сигнализацию, нейтрализует охрану, поднимется на второй этаж, где найдет и ликвидирует объект. Еще через четверть часа, если все пройдет гладко, он окажется возле задних ворот, в двухстах метрах от которых его будет поджидать машина с вставленным в замок зажигания ключом. Еще спустя час он будет очень далеко отсюда, будет в надежном месте.

Если, конечно, все пройдет гладко...

Глава пятьдесят третья

Большой Начальник строил планы на будущее. Потому что родился и вырос в стране пятилеток и семилеток и избегал стихии. Вся его жизнь была подчинена движению вперед. Вернее, вверх. Как в песне опального и потому вдвойне популярного тогда Высоцкого — “вперед и вверх, а там...”. В детском саду он старательней всех рисовал каляки-маляки, клеил картонные коробки и декламировал стихи на утренниках. В школе состоял во всех возможных кружках и спортивных секциях. В пионерской организации вел большую общественно-политическую работу, выбиваясь в начальники. В школе был секретарем комитета комсомола, в институте заседал в бюро, после института попал в райком, где довольно быстро выбился во вторые, а потом и в первые секретари. В те времена в стране карьера комсомольских вожаков была самой перспективной, потому что ковала кадры для старшего брата — для Коммунистической партии, а партия, как известно, была всеобщим рулевым. Идя по комсомольской линии, он надеялся прорваться к штурвалу власти.

Но грянула перестройка.

Он, в отличие от других, сориентировался довольно быстро и “вышел на баррикады”. Ну то есть сжег партийный билет и несколько ночей потерся возле “Белого дома”, хлебая дармовой кофе, распевая песни битлов и братаясь с другими такими же вдруг прозревшими партийными функционерами. Он даже умудрился на митинге протиснуться к главному борцу за свободу, в прошлом секретарю горкомов и обкомов и члену Политбюро и пожать ему руку, попав в объективы камер иностранных журналистов. За смешную цену — за водку, икру и матрешек он выпросил у фотокорреспондентов фотографии, посредством которых впоследствии доказывал свою преданность новому режиму.

Если бы правившие тогда партийные бонзы были более решительными, они бы разогнали митинговавшую толпу двумя холостыми залпами из орудий. Но они искали “мирные пути решения вопроса”. И нашли свою погибель.

Это тоже был урок, наглядно показавший, что мягкотелость в политике обходится дорого. Через несколько лет, у того же самого дома, новый правитель России показал, кто в стране хозяин, выведя на прямую наводку танки. Он, в отличие от своих предшественников, “мирных путей” не искал и крови не боялся.

Будущий Большой, а тогда очень маленький Начальник тоже был там, прикрывая огонь танковых орудий политической трескотней перед объективами камер все тех же иностранных корреспондентов. На этот раз он фотографий не покупал, на этот раз он покупал корреспондентов, выторговывая место на обложках популярных иностранных газет и журналов. И уже не за икру и водку, а за наличные баксы. Но затраченные средства быстро окупились — его глянцевое лицо на фоне взрывов, сотрясающих фасад “Белого дома”, и та старая фотография, где он жал руку первому Президенту России, убедили западного читателя в его значимости. Он получил два десятка приглашений на Запад и получил трибуну. С которой, не скупясь на похвалу, восславил новую власть. Его услышали — на Родине услышали. И дали должность. Не самую большую, но и не самую маленькую. Тогда должности раздавались легко, тогда тарифы за кресло еще не устоялись.

На новом месте тогда уже Средний Начальник понял, где идет настоящая драка за власть — вовсе даже не на уличных баррикадах, а в тиши кремлевских кабинетов. Да еще какая драка! Раньше в партии и комсомоле тоже боролись за кресла, интригуя против конкурентов, но чтобы так!.. Те, прежние правители в сравнении с нынешними были агнцами божьими. Да и за что им было воевать — за оклады в триста рублей и двухкилограммовые праздничные продуктовые наборы? Смешно подумать!

Новым Начальникам продпайки были не нужны, равно как и оклады, которые они забывали получать месяцами. Им нужно было больше — нужны были заводы, дома, пароходы... То есть самые жирные куски страны, которую тогда делили не поровну и не по совести, а кто сколько сможет урвать. Больше мог тот, кто был ближе к трону.

Он урвал меньше, других. Но больше всех прочих. Он взял себе два десятка нефтяных скважин, пару перерабатывающих заводов, горнорудный карьер и кое-что из движимости — пять авиалайнеров и Севере-Западное речное пароходство.

Он стал богатым человеком. И стал почти Большим Начальником. Потому что получил возможность покупать себе очередные назначения.

К тому времени рынок должностей устоялся — кресло младшего референта третьего помощника второго зама стоило вполне определенную сумму в наличных долларах. И заместителя министра стоило — причем первого зама министра здравоохранения стоило втрое дешевле десятого помощника второго зама министерства природных ресурсов. Потому что тот, кто сидел на ресурсах, имел больше тех, кто распределял по больницам одноразовые шприцы и капельницы. Хотя и тот, кто распределял, тоже не бедствовал, “наваривая” на поставках в страну лекарств и томографов.

Должности министров тоже продавались и покупались, но стоили гораздо дороже, потому что обещали большие дивиденды. На министерские должности сбрасывались коллективно, продвигая во власть нужных людей, которые потом благодарили “спонсоров” квотами, налоговыми и таможенными льготами.

При таком раскладе честные люди попасть в правительство не могли по определению, потому что у них на это не было денег.

На Большого Начальника тоже скинулись. Он сел в кресло министра и щедро расплатился со своими благодетелями, не забыв себя. Себе он взял больше, чем дал им.

На него обиделись и попытались снять с должности. Но это было уже невозможно, потому что он, что называется, “пустил корни”. Для чего ему пришлось вылизать до блеска не одну чиновничью задницу и сдать многих из прежних приятелей. И пришлось раздавать взятки в виде вилл на берегах Средиземного моря, дорогих яхт и победительниц специально для этого организованных региональных конкурсов красоты.

Кто хочет много получать — должен много вкладывать. Это закон не только бизнеса, но и политики. Он вкладывал много и поэтому быстро шел в гору.

Придуманная основоположником марксизма-ленинизма формула “деньги — товар — деньги” в условиях новорожденного капитализма работала как нельзя лучше. Только товаром здесь была не мануфактура или средства производства, а власть. Деньги продвигали во власть, власть обеспечивала приток новых денег.

Все больших и больших денег. Хорошо организованный в стране бардак позволял прибирать к рукам не только то, что плохо лежит, но и то, что лежит очень хорошо. Предприятия, приносящие миллионные прибыли, уходили за бесценок. Если дирекция начинала артачиться, завод задавливали ведомственными проверками и по-быстрому банкротили. Что было нетрудно, учитывая должность Большого Начальника.

Очень скоро и как-то сам того не заметив, он вошел в двадцатку наиболее влиятельных людей государства. Впереди оставалось не так уж много ступенек, но эти ступеньки давались труднее иных лестничных маршей. Эти ступеньки нельзя было купить, их можно было только отвоевать.

Он бросился в драку и потерпел ряд сокрушительных поражений. Созданная многолетними трудами империя стала рушиться на глазах. Тут уже стало не до жиру...

Он уже начал было отказываться от тщеславных планов, но тут судьба свела его с Ивановым. С помощью которого он быстро поправил свои дела. И вернулся к подзабытым мечтам.

А почему бы нет?.. Раз все так удачно сошлось, то отчего бы не попробовать перетасовать политическую колоду? Сколько можно ходить в “шестерках”? Надоело ему ходить в высокопоставленных “шестерках”. Захотелось пролезть в тузы. Может, не теперь, может, позже, через восемь или двенадцать лет. Для чего нужно...

Нужно было многое. И, в первую очередь, деньги. Денег было более чем достаточно для покупки престижных машин, самолетов и вилл за рубежом. Но было мало для ведения избирательной кампании. Даже самый простенький пиар требовал вложения гигантских средств. Которых не было.

Но которые можно было попытаться добыть, перехватив у одного хорошего знакомого пяток миллиардов долларов. Этим знакомым был Иванов. Все тот же Иванов. Его ангел-хранитель. В обличье черта.

По прикидкам привлеченных экспертов, у Иванова, с учетом набежавших процентов и капитализации, должно было быть не меньше десяти-двенадцати миллиардов. Причем живых миллиардов, потому что они находятся не в обороте, а в банках! За такие “бабки” не то что Россию — Америку можно с потрохами купить!

Сколько у нас граждан, достигших избирательного возраста, — миллионов сто? Поделим десять миллиардов на сто миллионов, получится... Сто получится. Сто баксов на каждого избирателя! Да за сто баксов наличными у нас проголосуют за черта лысого! Тем более что каждый будет считать, что деньги предлагают только ему и его голос никак не отразится на итогах голосования.

Это если даже чисто арифметически. А есть еще политтехнологии. Личное обаяние. И преемственность традиций. Ведь те миллиарды не просто деньги, а деньги Коммунистической партии Советского Союза, по временам которого сохнет чуть не треть населения страны. Так что если привязать к деньгам запоминающиеся патриотические лозунги, пару узнаваемых, из прошлого, физиономий и щедрые посулы...

То шанс появляется. И еще какой шанс! Такой, на который имеет смысл ставить! На который глупо не ставить!..

Глава пятьдесят четвертая

Над забором показалось лицо. Лицо Иванова. Лицо на короткое мгновение мелькнуло над забором. И мелькнуло в окулярах приборов ночного видения, ч — Он возвращается! — доложил наблюдатель.

— Ты уверен, что это он?

Иванов перемахнул через забор и упал на асфальт, свалившись на бок.

— Так точно — уверен!

Иванов вскочил на ноги и быстрым шагом пошел от забора в ночь. Идти ему было недалеко — метров двести. Но эти двести метров еще нужно было пройти...

— Приготовиться! — сказал в микрофон рации командир.

Водитель стоящей на одной из параллельных улиц машины повернул в замке ключ зажигания. Сидящие на заднем сиденье пассажиры завозились.

Машина проехала по улице пятьдесят метров и свернула в проулок, выехав на улицу, по которой шел Иванов. Через сто метров и полминуты они должны были встретиться...

— Слышишь? — спросил майор Проскурин генерала Трофимова.

— Слышу.

В тишине поселка, отражаясь эхом от стен и заборов, разносился шум едущего автомобиля.

Вообще-то машины проезжали здесь и раньше — в поселке жили не работяги, которым утром на работу вставать, в поселке жили обеспеченные люди, имевшие привычку засиживаться в казино и ночных клубах далеко за полночь. Но эта машина ехала в самое неудобное время, по самому неподходящему маршруту.

Генерал с майором напряженно переглянулись...

— Вон он!

Сидящий рядом с водителем пассажир показал куда-то вперед.

Далеко в свете фар маячила бредущая по тротуару одинокая фигура.

Водитель инстинктивно сбросил скорость.

— Не тормози! — прикрикнул на него пассажир на переднем сиденье.

Сзади глухо клацнул передергиваемый затвор.

Машина приблизилась к прохожему и почти миновала его... Но в момент, когда она его уже практически миновала, в щель приспущенного стекла левой задней дверцы высунулся набалдашник глушителя и из глубины салона простучала короткая автоматная очередь. Огненные вспышки на короткое мгновение осветили машину и лицо обернувшегося на выстрелы человека.

Он увидел отблескивающий черным бок иномарки и бьющий в глаза огонь...

Пули нашли цель. Пули ударили в бок пешеходу, опрокинув его. Он ничего не успел сделать. Он даже не успел ничего понять.

Машина проехала мимо.

— Стой! — крикнул пассажир с заднего сиденья. Машина встала.

— Сдай назад!

В машине сидели профессионалы, которые предпочитали подстраховываться даже в очевидных случаях.

Машина сдала назад и остановилась. Рядом с упавшим человеком. Из салона на улицу высунулась голова и высунулось дуло с глушителем. Прохожий был еще жив — он дергался и скреб пальцами асфальт.

— Живой?

— Уже нет...

Дуло пистолета опустилось вниз, остановившись на уровне головы жертвы.

Стрелок нажал на курок.

Пистолет дернулся в одну сторону. Голова жертвы в другую.

Теперь работу можно было считать выполненной.

Дверца захлопнулась, и иномарка тронулась с места. Киллеры не спешили, потому что не хотели привлекать к себе внимания. Отъехав на несколько километров, они свернули на проселок, где бросили угнанную несколько часов назад машину, пересев в другую...

В поселке никто ничего не заметил. Звуки выстрелов были практически не слышны, а увидеть ничего было нельзя, так как в поселке отключили свет.

Заказ гражданина Королькова по кличке Папа был выполнен. Человека, которого он так опасался, теперь можно было не опасаться.

Иванова можно было не опасаться. Теперь он не мог причинить Папе никакого вреда.

Потому что Иванов — умер!..

Глава пятьдесят пятая

На втором этаже своей виллы, в спальне, на кровати лежал Юрий Антонович. Лежал на спине, очень спокойно, словно спал. На самом деле он не спал, на самом деле он был мертв. В голове Юрия Антоновича, ровно посредине лба была небольшая, прикрытая подгоревшими волосами дырка, а из-под головы по подушке медленно растекалось кровавое пятно.

Рядом с кроватью, на тумбочке лежал раскрытый на первой странице паспорт. Уругвайский паспорт. С вклеенной в паспорт фотографии смотрел куда-то в потолок Юрий Антонович, который был как живой. Который был живей, чем лежащий рядом оригинал.

Юрий Антонович умер легко, умер во сне, возможно, видя счастливый сон про далекую страну Уругвай, мулаток и свое так и не купленное бунгало.

Юрий Антонович умер...

Глава пятьдесят шестая

— Мать твою! — сказал генерал Трофимов, выпрямляясь. Руки у него были в крови. — Наповал!

Генерал Трофимов и майор Проскурин стояли над трупом, с которого смерть сорвала прижизненную маску. Ударивший в лицо выстрел расплавил и разбрызгал нанесенный на кожу грим.

— Что будем делать?

А что тут можно сделать? Сыгравшего роль Иванова бойца к жизни не вернуть, хоть десять “Скорых” вызывай. Остается только прибрать за собой.

— Взяли!

Генерал с майором ухватили Лжеиванова за руки и за ноги, подтащили к стоящей поблизости машине и сунули в багажник. Подсохшую лужу крови на тротуаре засыпали землей и сгребли в сторону.

— Поехали...

— А Иванов?

Ах ну да, есть ведь еще Иванов. Настоящий Иванов...

Сделав петлю, подъехали к условленному месту, где должен был ждать Иванов.

— Где вы там? — крикнул генерал в темноту. Иванов бегом подскочил к машине. Тревожно спросил:

— Уже пора?

— Что пора? — не понял генерал.

— Ну это — отход прикрывать?

— Ничего вам не надо прикрывать. Без вас справились.

Про труп в багажнике Иванову ничего не сказали. Незачем ему знать о том, что он погиб.

Четверть часа ехали молча, пока генерал вдруг не сказал:

— Притормози-ка возле той остановки. Майор недоуменно взглянул на командира, но просьбу выполнил.

Машина замерла напротив бетонной будки.

— Выходите, — сказал генерал Трофимов Иванову.

— Зачем?

Вокруг был подступивший к самой обочине лес. В таком, наверное, и волки могут водиться...

— Затем, что дальше мы поедем одни, а вас подберет другая машина.

Майор Проскурин согласно кивнул, хотя ничего не понял.

Иванов нехотя вышел.

— Если до утра машины не будет, добирайтесь до города на автобусе! — крикнул на прощание генерал, хлопнув дверцей.

— Куда теперь? — спросил майор Проскурин.

— Никуда. Отъедешь километра на два и встанешь. Нужно все хорошенько обдумать...

А подумать было над чем...

Двойник Иванова, который сделал за него его работу, погиб. Но это генерал с майором знают, что погиб двойник, а те, кто его убил, считают, что “завалили” Иванова. И, значит, все так будут считать.

А что же тогда делать с настоящим, с живым Ивановым? Ведь если вскроется, что он остался жив, то станет очевидным его неучастие в акции. Заказчики поймут, что их водили за нос, и...

— А что, если его тоже? — спросил майор.

Предложение было заманчивым — зачистить Иванова и оттащить на место, где погиб его двойник. Таким образом, все сойдется — киллеры убили Иванова, труп которого найдут на месте происшествия.

Может, действительно?..

Но были некоторые “но”.

Во-первых, нет гарантии, что убийцы в последний момент не сообразили, что им подсунули двойника.

Во-вторых, неизвестно, как обойдутся с подчиненными Иванова его хозяева, когда узнают, что его больше нет. Не исключено, что обойдутся плохо, посчитав, что они без Иванова самостоятельной ценности не представляют.

А главное, неясно, как поведет себя сам Иванов, узнав, что его убили.

Нда-а, положеньице...

Вот если бы можно по-быстрому вычислить и убрать киллеров, избежав огласки... Но как их найти?

Нет, это невозможно. Наемные убийцы своих визиток на месте преступления не оставляют. На их поиски уйдут недели, если не месяцы, а счет идет на часы.

Правда...

— А что, если представить, что Иванов во время покушения не погиб? — предположил вслух генерал Трофимов. — Как думаешь, станут его искать киллеры, чтобы доделать свою работу?

— Ну, в принципе... Если это профессионалы, то они должны постараться устранить допущенный брак, — задумчиво сказал майор Проскурин.

— Тогда у нас есть два выхода, — подвел черту генерал Трофимов, — изобразить, что Иванов не погиб, чтобы выманить на него его убийц и, ликвидировав их, замять дело. Или зачистить Иванова, убедив всех, что киллеры убили именно его.

— Я за то, чтобы чистить, — сказал майор, вспомнив, как над ними измывался Иванов.

— Я тоже с удовольствием, — признался генерал. — Но только нужно просчитать все возможные последствия. И просчитать прямо сейчас...

Продолжение следует...