Глава сорок первая
— Я устал слушать общие фразы. Мне нужна конкретика, а не пространные объяснения о трудностях вашей жизни, — тихо и очень спокойно говорил пожилой человек в хорошем, индивидуального покроя костюме. И от того, что он говорил спокойно, а не кричал, по спине Петра Семеновича густо пробегали мурашки. Не повышая голоса, без срыва в истерику говорят только люди, которые располагают рычагами более действенными, чем просто крик и просто угрозы. — Мы ссужали вас деньгами не для того, чтобы выслушивать бесконечные оправдания. Нам нужны конкретные действия. Ваши конкретные действия...
«Еще немного, и вести эту порядком надоевшую двойную игру будет невозможно», — размышлял про себя Петр Семенович, изображая на лице соответствующее моменту внимание и должное почтение. Еще немного, и они его просчитают. Например, пошлют на места, где, согласно представленным им отчетам, ведется активная заговорщическая деятельность, ревизию. И выяснят, что вместо массированной агитации местного населения с использованием соответствующей типографской продукции, наглядной агитации и купленных с потрохами средств массовой информации были выпущены и засунуты в почтовые ящики нанятым за две бутылки водки бомжем несколько десятков листовок очень абстрактного содержания.
И что положительный результат от этих акций был только один — обеспечение малоимущих семей дополнительными, для прямого использования, бумажно-гигиеническими средствами.
— Что у вас происходит на местах? Ну вот и дождался...
— Вы утверждали, что в ряде областей Сибири и Урала вы получили широкую поддержку социально угнетенных слоев населения. Что в случае возможного изменения политической ситуации имеете возможность опираться на мнение подавляющего большинства проживающих там. В то время как опросы, проведенные рядом социальных институтов, показали, что более чем две трети жителей данных областей поддерживают либо относятся нейтрально к существующему положению дел и ныне правящим руководителям государства...
Монотонно произносимые фразы человека в хорошем костюме звучали как стук молотка по шляпкам гвоздей, вбиваемых в гроб. В его, Петра Семеновича, гроб.
— Но вы ведь знаете, кем заказываются и как организуются подобного рода опросы.
— Тем не менее... Мы не вправе сбрасывать со счетов существующую статистику...
Ну хорошо, пусть даже они убедятся в том, что на местах дело обстоит не вполне так, как он им обрисовывает. Что за этим последует? Сразу санкции? Вряд ли. Потому что информацию по положению дел в округах они так просто проверить не смогут.
А свои люди в войсках им нужны как воздух. Если, конечно, они серьезное дело замышляют, а не очередную авантюру. Войска в таких делах — самое главное. Вернее, даже не сами войска, а офицеры, способные своим личным приказом выводить личный состав из казарм. Или, наоборот, блокировать их в казармах. Таких людей у них, по всей вероятности, нет. А у него, Петра Семеновича, есть. Вернее сказать, могут быть. Так что ни о каких быстрых санкциях речь идти не может. Поостерегутся они сразу с санкций начинать...
— ...И когда наконец будет разрешен вопрос с доставкой средств с иностранных счетов? Здесь вы опять, уже которую неделю, кормите нас обещаниями. Наши возможности субсидирования не бесконечны. Мы выработали практически все средства, которыми располагали. Нам необходимо пополнение бюджета. В том числе и вашего бюджета. На претворение в жизнь наших совместных планов. Что мне передать моим товарищам?
— Передайте, что все в порядке. Что группы сформированы, прошли курс специальной подготовки, обеспечены всеми требуемыми документами и спецсредствами и готовы выполнить задание. В любой следующий момент готовы.
— В чем же дело? Почему они его не выполняют? В любой момент.
— Дело в обеспечивающих мероприятиях. В коридоре. В страховке на местах. Вы же сами предупреждали, что провала здесь быть не должно. Что где угодно, только не здесь.
— Допустим. Но ведь время уходит. И торопит. Мы не исключаем возможности, что не поддерживающая наш курс реформ фракция руководителей старой формации не попытается использовать лежащие на счетах средства в своих целях. Ну или заблокировать их. В любой следующий момент. Кроме того, за так называемыми партийными средствами идет охота множества других ведомств. И они способны выйти на след. Тоже в любой следующий момент.
— А если мы не подготовимся должным образом к операции и засветимся на подходах к банкам? Что тогда?
— Тогда счета будут заблокированы со стопроцентной вероятностью.
— Ну вот видите...
— Хорошо. Что сделано на сегодняшний день для изъятия средств с известных вам счетов? Что конкретно сделано?
— Я уже докладывал, подготовлены люди, документы... Группы залегендированы под команды мастеров стрелкового спорта и общества охотников, что позволяет им иметь при себе легальное стрелковое вооружение повышенной мощности. Бойцы ознакомлены с условиями места работы, прекрасно ориентируются в географии улиц и транспортных развязок. Имеют международные права, страховки и открытые на полгода вперед визы. Прошли ускоренный курс языковой подготовки. Кроме того, у меня достигнута договоренность с пограничниками по организации двух коридоров на границе с сопредельными странами, через которые будут пропущены исполнители...
Неужели проглотит? Без единого встречного вопроса проглотит?
А почему бы и нет? Пусть попробует оспорить любой из любых представленных пунктов. Люди, которых им можно в случае чего продемонстрировать, есть. По-английски они говорят. Как пишут в анкетах — со словарем. Визы у них открыты. В простом туристическом агентстве открыты. Может, настоящие, может, липовые. Кто знает? Никто не знает. И он в том числе не знает. Карты городов они изучают...
Так что им ничего не остается, как верить. И ждать... И ему ждать. Отбрехиваясь от нечастых наскоков кредиторов. Нет, эти проблемы потенциально одолимы. Здесь можно тянуть время неделями...
Другое дело похищенные дубль-дискеты. С адресами банков и указанием спецсчетов, с его «черной» бухгалтерией, с липовыми, но вообще-то реально существующими фамилиями заговорщиков. И другой не менее убойной информацией, которая бродит по неизвестным рукам. И через те руки может попасть в другие руки. И в третьи, которые еще через одни передадут их в пятые. Которые не без удовольствия затянут на его шее и шее его несуществующих сообщников пеньковый галстук.
Ладно бы с, так сказать, экономической стороной дела. В которой он хоть и запутался, но не смертельно запутался. Но ведь ему, не старому еще, но все равно дураку, взбрело в голову, для того чтобы разжиться деньжатами, изображать случайно подвернувшимся кредиторам борющегося за дело освобождения рабочего класса и угнетенного крестьянства революционера! А все его с богатым партийным прошлым тесть. Который его в соблазн ввел, познакомив со своими прежними, по ЦК партии, приятелями. Чтоб им всем с их Карлами и Марксами...
На хрена он взял эти показавшиеся ему легкими деньги? Которые были предназначены для ведения заговорщической деятельности и закупки оружия для формирования в будущем боевых отрядов.
Показались ему эти старички не более чем комическими, при лишних деньгах персонажами. А когда он понял, что это за старички, какими они делами ворочают и на что способны, когда сообразил, в какую историю влип, было уже поздно. Слишком поздно...
Ну зачем он взял эти деньги?! А если взял, за каким пустил на строительство дачи, машину и роскошную для всех своих ближних родственников жизнь? Сидел бы себе как раньше. Приторговывал помаленьку подотчетной военной техникой и в ус не дул. Так нет, масштабов захотелось. Денег шальных!
Ну что теперь делать?
Отказаться от взятых на себя обязательств? А деньги где найти? Которые взяты на революционное, для улучшения жизни угнетенных слоев населения дело, а потрачены исключительно на обеспечение личного благосостояния и изображение бурной повстанческой деятельности. Где улетучившиеся из карманов деньги найти?
Да и не в деньгах дело. Деньги бы он, если все подчистую, вплоть до парадного кителя, пораспродал и в долги влез, может быть, и нашел. А вот что делать со ставшей ему известной информацией? Насчет партийного заговора, зарубежных счетов и мно го чего прочего? Сказанное слово в отличие от взятых в долг купюр обратно не вернуть. Оно, слово, уже выпорхнуло. И уже неизвестно где летает, как тот воробей.
И что скажут партийные заговорщики, если узнают, что их водили за нос? И что брали у них и тратили на себя их деньги? И что с готовностью принимали от них информацию. В том числе по тем в швейцарских банках, счетам! О которых ни од на живая душа...
Известно, что скажут. И что сделают...
А уж что подумают государственные обвинители! Которые непременно последуют, буде те дубль-дискеты попадут в чужие руки! И какие статьи ему припаяют! И какие сроки!
Как он умудрится объяснить вполне возможному следствию, что дело, в котором он по самые уши увяз, не политика, а только лишь бизнес. Легкое добывание денег. Кто ему поверит. Особенно прочитав его представленные заговорщикам отчеты о проделанной революционной работе.
Матушка моя!
Надел сам себе на шею хомут, который теперь, как ни старайся, не снять. Только если вместе с башкой. Выйдешь из дела — посчитают изменником. И по всей строгости скорого, революционного, пролетарского суда... Будешь продолжать — рано или поздно засудит казенный прокурор. И тоже не помилует... Признаешься во всем — уберут как опасного, слишком много чего знающего свидетеля по-тихому...
Но в любом случае — прикончат.
Нет, похоже, выход остался только один. Брать деньги и линять из этого заговора, из этой страны и из этой жизни. Уезжать куда-нибудь в Парагвай, менять фамилию на Дон Педро де Ла Брассо, делать пластическую операцию, покупать ранчо и все оставшиеся годы носа за забор не высовывать.
Брать деньги. И линять.
А пока изображать "бурную деятельность и тянуть время. Главное — тянуть время...
Глава сорок вторая
Майора Сивашова отправили на пять дней на поправку здоровья в отпуск без сохранения содержания. И посоветовали не маячить в городе. Короче, с глаз начальства долой и из сердца вон.
Майор Сивашов уехал в деревню. К предложившему ему «политическое убежище» сослуживцу. На дачу уехал.
— Постель в шкафу, дрова для камина в сарае, еда в холодильнике, газ в баллоне, — кратко ввел в курс дела майора приятель. — Чувствуй себя как дома, но не забывай, что в гостях. — И отбыл восвояси.
Майор тут же упал на кровать и отрубился. Во сне ему снились кошмары на тему недавнего боя, где мелькали знакомые лица и звучали выстрелы. И где эти лица от тех выстрелов умирали. Честно говоря, этот сон мало чем отличался от реально происходивших боевых действий и оттого был еще более страшен.
Майор просыпался, выходил на улицу, долго и нервно курил, снова ложился спать и снова во сне переживал не самую удачную в его жизни баталию.
На второй день майор, чтобы избавиться от гнетущих воспоминаний, купил бутылку водки и выпил ее. В одиночку.
Но легче не стало. И сны сниться не перестали.
Возможно, оттого, что одной бутылки для успокоения совести и отключения памяти было мало.
Тогда на третий день майор купил две бутылки.
Чтобы уже с гарантией.
— Как же это так? — говорил он сам с собой, подливая водку в быстро пустеющий стакан. — Это же неправильно. Они же не должны были... Они должны были... А они...
Стакан опустошался, но вместо успокоения приходила злоба.
А все вышестоящий командир! Петр Семенович! Он затеял всю эту авантюру. Он послал туда, на Агрономическую, где... И в морг тоже он... Дались ему эти дискеты... Сколько парней из-за них положили! А теперь ему, майору, все это расхлебывать. Именно ему! Потому что генералы не хлебают... То есть дерьмо не хлебают. Все другое, что получше, — полными ложками. А дерьмо предоставляют личному составу...
Гад генерал! Его бы туда, в казарму, где они приняли бой... Ну ничего. Придет время... Не все генералу масленица... И с него спросится. А не только с майоров...
С теми мыслями майор Сивашов и уснул.
А когда проснулся...
Когда проснулся, увидел сидящего у изголовья капитана Борца. В штатском.
— Ты откуда, капитан? — спросил он.
— Пришел вот. К тебе пришел.
— А-а, — сказал майор, — пришел? Тогда наливай. Там. На столе. Должно остаться.
— Нет, — отказался капитан, — не хочу.
— А что хочешь?
— Что хочу, мне все равно не дадут.
— А я хочу, — сказал майор и попытался встать. Но не встал. Потому что ноги ему кто-то удерживал. А на руки навалился капитан.
— Ты что? — удивился Сивашов.
— Извини, майор...
— Ты что делаешь?! Гад!
Но капитан ничего не объяснял. Капитан прижимал руки майора к кровати. А кто-то из-за спинки давил на голову и зажимал пальцами нос, чтобы майор раскрыл рот. Он и раскрыл.
— Гниды! А ну... Отпустите меня! Сволочи! Убью... Всех!
Майору воткнули в рот бутылку водки и держали, пока она не опорожнилась. Потом слегка стукнули по шее и отнесли на кухню.
— Давай, — скомандовал капитан, подтаскивая своего предшественника к самому баллону, — открывай давай!
Боец открутил вентиль на верхушке газового баллона и открыл кран на газовой плите. И поставил на конфорку полную кастрюльку с водой, бросив туда две неочищенные картофелины. Чтобы все было, как должно было быть. Чтобы каждый осматривающий место происшествия следователь нашел кастрюльку и нашел картошку. И чтобы соединил два эти предмета в единую логическую цепочку причинно-следственных связей. И решил, что ту кастрюльку с той картошкой гость дома поставил на огонь, после чего уснул. Потому что был в дым пьян. Уснул и не заметил, как вода из кипящей кастрюльки залила конфорку и газ стал поступать в помещение. Ну а потом, когда проснулся, решил закурить и зажег спичку...
— Ну что, готовы?
— Готовы.
— Окна закрыли?
— Закрыли.
— А свет?
— Свет выключили. Там. Рубильником на столбе.
— Ну, тогда привалите его головой к баллону, приказал капитан.
Бойцы подтащили майора Сивашова к самому баллону и уперли лбом в его металлический бок.
Капитан Борец встал в полный рост, вытянул руку и несильно ударил случайной ложкой по лампе, разбив ее стеклянную колбу.
— Все, уходим.
Бойцы во главе со своим командиром вышли на улицу и, отойдя к электрическому столбу, выждали полчаса. Того, что майор может очнуться и попытаться выбраться из обреченного дома, они не опасались. Потому что он скорее всего давно уже отравился заполнившим кухню пропаном.
— Ну что, пожалуй, пора, — сказал капитан, глядя на часы. — Давай!
Боец поднял ручку электрического рубильника вверх. И вдавил его жало в пазы клемм. Цепь замкнулась. Висящая под потолком кухни, не защищенная стеклом колбы лампочка зажглась. На одно небольшое, прежде чем перегореть, мгновение. Но этого мгновения хватило на то, чтобы газ пропан воспламенился.
Грянул взрыв! Во все стороны полетели осколки стекла, штукатурка и отдельные кирпичи. Из проема, где только что было окно, полыхнуло пламя.
— Уходим! — скомандовал капитан. — Через несколько минут здесь будут соседи.
Дачный домик сослуживца майора Сивашова перестал существовать. Вместе с майором Сивашовым...
