Глава 9

КУДА ПОЛЗЕШЬ, ЕДРЕНА ВОШЬ?

В дверь коротко позвонили.

Сидящий с чашечкой утреннего кофе и газетой Вознесенский удивленно взглянул на часы.

Восемь двадцать.

Кого это принесло в такую рань?

Иван прошел по длинному коридору, образовавшемуся после того, как он присоединил к своей квартире купленную соседскую, и посмотрел в «глазок». Оптическое устройство было непростым — на самой двери отсутствовали даже малейшие признаки прикрытого стеклом отверстия. Окуляр диаметром всего два миллиметра располагался над верхним обрезом косяка и передавал изображение по световодному проводу на закрепленный внутри квартиры обычный «глазок». Приобретенная но совету Димона полушпионская «мулька» себя полностью оправдывала. Вознесенский теперь имел возможность обозревать всю лестничную площадку под углом сверху и был гарантирован от того, что кто нибудь спрячется за спиной у звонящего или в «мертвой зоне» обычного «глазка».

На площадке топтался Димон собственной персоной.

Заслышав шаги за дверью, верзила поскреб пальцами по деревянной обивке.

— Откройте, — весельчак журналист довольно натурально сымитировал хриплый, пропитой голос алкоголика со стажем, — вам денежный перевод...

Иван засмеялся.

Чернов вечно что то выдумывал и прикалывался над окружающими.

— Здорово, — двухметровый гость шагнул через порог.

— Привет, — Вознесенский пожал протянутую руку, больше похожую на длань хорошо откормленной горной гориллы. — Что привело тебя в такую рань?

Журналист захлопнул за собой дверь и прошел на кухню.

— Кофе нальешь?

— Безусловно, — хозяин гостеприимно указал на кресло у окна.

Однако Димон вместо своего обычного места протиснулся в уголок на узкий диванчик и заворочался, пытаясь разместить ноги, обутые в кроссовки сорок седьмого размера.

Иван удивленно поднял брови и сунул прозрачный кувшинчик под фырчащую кофеварку.

— Что это с тобой?

— Со мной — ничего. А вот с тобой — не знаю, — Димон побарабанил пальцами по столу и достал дорогую кожаную сигаретницу с вытесненным на лицевой стороне золотым вензелем JPS^[46]. — Ты на улицу еще не выходил?

— Нет. Но у меня встреча через полтора часа...

Димон достал маленький спутниковый телефон и протянул Вознесенскому.

— Звони и отменяй стрелку.

— Зачем это?

— Позвонишь — объясню.

— Ладно, — Иван почесал затылок. — Да я и с городского телефона могу...

— Не можешь, — жестко сказал Чернов, — и со своей мобилы — тоже. Не будем рисковать.

— Ты мне объяснишь, в чем дело?

— Объясню, объясню... Ты давай звони. А я пока покурю...

Заинтригованный Вознесенский сделал шаг к окну, чтобы перекрытия дома не мешали прохождению телефонного сигнала.

— Стоять! — резко вскинулся журналист. — Иди в гостиную, где окна на другую сторону выходят. Оттуда и звони.

— Кто то у парадной? — сообразил наконец Иван.

— Ага, — Димон щелкнул зажигалкой, — и по твою душу... Не задерживай, набирай номер.

Вознесенский быстро ушел в гостиную. Две квартиры, выходящие в разные подъезды, были соединены в одну совсем недавно. Аккурат перед войной в Югославии. Бизнес у Ивана шел успешно, и, несмотря на кризис девяносто восьмого года, он смог себе позволить расширить жилье. Соседям была куплена квартира на озере Долгом, в стене прорубили широкую овальную дверь, сделали косметический ремонт, и Вознесенский с семьей стали обладателями пяти комнат вместо двух. Соседская кухня была переоборудована в кабинет, где стояли только стол, кресло и компьютер, а стены закрывали узкие книжные полки.

— Готово, — хозяин вернулся к гостю и отдал телефон. — На завтра перебился...

— Ты ж завтра в Москву уезжаешь..

— Так я перед самым отъездом и пересекусь с человеком, — пояснил Иван. — там делов то на полчаса. Документы учредительные посмотреть... Так в чем дело?

— Рассказываю по порядку, — Чернов обхватил ладонью сразу ставшую миниатюрной кружку, — вчера я был в твоем районе. Ну, общнулся с кем надо и решил мимо тебя проскочить.

— Меня вчера вечером не было.

— Знаю. Но речь не об этом. Если б я хотел тебя навестить, позвонил бы... Так вот — заметил я у твоего дома фигню нездоровую. Мальчики какие то в машинке сидят. «Девятка» серая... И что странно — сзади под стеклом фуражечка такая заметная. Синяя. На манер ментовской, но не ментовская. Тулья под многоугольник заточена. — Димон сделал глоток кофе. — Я не поленился, пешочком прошел, вроде мимо... И знаешь, что подметил? Ребятки точно напротив твоего парадняка расположились.

У Вознесенского по спине пробежала противная дрожь.

— Такие фуражки охрана консульства носит...

— И я о том, — кивнул журналист, — не успокоились. Видать, сильно ты их достал.

— Но зачем?

— Без понятия. Слухай дальше... Сегодня по утряни я, как последний барыга, встал ни свет ни заря и к твоему дому подъехал. И представляешь — те же лица и та же машинка! Только сегодня их не двое, как вчера, а четверо... Вывод?

— Меня ждут? — предположил Иван.

— Умны ый! Прям Эйнштейн! Али ты подумал, что кого нибудь еще караулят?

— Да нет...

— В том то все и дело, — вздохнул Димон. — И откуда то они знают, что ты сегодня на стрелку намылился.

Вознесенский прищурился.

— Знаю откуда.

— Ну?

— Я вчера о встрече на улице договаривался. Прямо тут, у парадной... А на скамеечке парень сидел. Толстенький. Я еще подумал, что Светку с пятого этажа ждет. К ней вечно мужики бегают.

— Узнать сможешь? — хищно оскалился Чернов.

— Не уверен. Помню только общие очертания... Хотя...

— Значитца, так. Иди к оконцу соседской квартиры. Эти придурки караулят твою старую парадную, о новом выходе они, похоже, не знают. Осторожно посмотри из за шторы... Потом мне расскажешь.

Иван вернулся через минуту.

— Одного я узнал. Он был среди тех, что меня у консульства пинали.

— Оч чень хорошо...

— Что делать будем?

— А ничего. Пускай постоят без толку.

— Может, возьмем? — предложил Вознесенский, — Ружье у меня есть.

— А смысл? Ничего им не предъявишь. Скажут, что человека ждали, знакомого... Да, кстати, жена твоя где?

— Уехала отдыхать с детьми. Через десять дней вернется.

— Это хорошо.

— Ты думаешь?..

— Я ничего не думаю, — жестко отреагировал бывший бандюган. — От этих уродов можно ожидать всего. Они по своим понятиям живут, не по братанским... То, что твоей жены нет, нам на руку. Не будем отвлекаться.

— Но какого черта меня опять ловить?

— Значит, что то нечисто у них... Чего то боятся. Менты, которых ты загасил недавно, тоже ведь от той конторы были. Вот и думай.

— Думать тут нечего, — развел руками Иван, — я не понимаю, что им еще от меня надо. Следствие почти сдохло, прокуратура не шевелится — Как мне объяснили в ментовке, списки сотрудников консульства им не дают... Пройдет месяц другой, и дело прекратят.

— Возможно, — согласился Димон, — а возможно — и нет. Чем черт не шутит. Вполне вероятно, что они опасаются продолжения. Нет гарантии, что эту историю не начнет раскручивать какой нибудь особо принципиальный прокурор из Москвы. Которого, к примеру, задолбали Штаты как государство. Отомстит, так сказать, за югославов...

— Но тогда меня надо убить...

— Вот! — Чернов поднял указательный палец. — В точку! Именно мочить и никак иначе. Потому тебе надо на время исчезнуть. И твоя поездка в Москву как нельзя кстати.

— Но я ведь всё равно через неделю вернусь.

— Неделя — срок большой. За неделю, знаешь, каких дел натворить можно. Ого го! Потом всю жизнь не расхлебаешь...

— Тебе то это все зачем?

— Как тебе сказать... — журналист потер пальцами подбородок, на котором пробивалась двухдневная щетина. — Активная жизненная позиция. Не переношу ублюдков. Я тут думал и пришел к интересному выводу. Сейчас Россия — это огромное Косово Поле. С одной стороны — мы, народ, а с другой — те, кто считает себя властью. Чиновники, менты, прокуратура, так называемые «олигархи», ворье всех мастей у государственной кормушки. И идет драка... Либо мы их, либо они нас. И от каждого зависит исход. Вот коротко, что я думаю...

— В целом я с тобой согласен.

— Еще бы! Ведь ты тоже здесь живешь и всё это собственными глазами видишь.

— Но методы...

— А что методы? — Чернов положил на стол кулаки. — Как они с нами, так и мы... Бой без правил. Ты просто мало с изнанкой жизни сталкивался. А я навидался вдоволь. И в прошлом, и сейчас. Вон какой случай ни возьми — беспредел на беспределе. Такое впечатление, что людей специально приучают не верить ни одному слову государства. Самый показательный пример — наша правоохранительная система. Я даже не думал, пока в журналистику не попал, что всё настолько плохо... И не забывай, кем я был до этого. Вроде должен был понимать. Ан нет!

— Действительно так хреново?

— Не то слово! — Димон мрачно подвигал густыми бровями. — Впору ментов с прокурорами и судьями к стенке ставить. У нас письма от читателей приходят, по пять сотен в неделю. И почти в каждом — история... Причем, заметь — с документами! Не просто рассказ, а пачка ксерокопий из уголовных дел. Я почитал — так даже мне дурно стало... Сажают народ просто ни за что. Вообще! Ни доказухи, ни свидетелей, ничего... Обвинители — девчонки по двадцать пять двадцать семь лет, следаки без юридического образования, ляп на ляпе, закон не соблюдается даже в элементарных вещах. Вон недавно... Парня осудили на десять лет якобы за двойное убийство. Терпилы — муж с женой. Мужик к тому же — мастер спорта по боксу в тяжелом весе^[47]. Свидетели говорят о двоих нападавших, а следствие второго не ищет! Представляешь?! Потом — терпил завалили из пистолета, а у обвиняемого находят газовик. Интересно, как он из газового ствола мочканул двоих? И вдогоночку — основной свидетель обвинения является шизофреником со справкой. Лечится уже двадцать лет. Вот так то...

— Бред какой то...

— Ага! А парню дали десять лет. Четыре уже отсидел. Сейчас дело на кассации. Но перспектив практически нет. Мы, конечно, взялись раскручивать, но что получится — не знаю.

— И что, все такие?

— Почти... Есть, конечно, кто по делу присел, но процентов семьдесят — за просто так. И никому за это ничего. Даже выговора...

— Убивать за такое надо, — согласился Иван.

— Во оо... Чувствую, что скоро так и будет.

— Но мне то что делать?

— Сегодня сидишь дома. Я пока тут тоже поторчу. Мне интересно, долго ли наши друзья будут тебя караулить.

— Без проблем. Еды полный холодильник, можно дня три куковать.

— Еда — это хорошо. А то я позавтракать не успел. У тебя мясо есть?

— Трех сортов, — улыбнулся гостеприимный хозяин. — Кура, говядина и ветчина.

— Главное в мясе — это правильно подобранный соус, — наставительно заявил Димон, переключившись на приятные мысли о приеме пищи.

— Тоже нет вопросов.

— Отлично, — журналист потер руки и уставился на холодильник.

— Тебе какой хлеб? — Вознесенский открыл шкафчик.

— Любой... Лишь бы не сухарик «Здоровье», а то я его ненавижу.

Короткое оперативное сообщение о насильственной смерти гражданина Ибрагимова Азада Исаевича, прописанного в Василеостровском районе, легло на стол прокурора Терпигорева в одиннадцать часов семь минут утра второго июня.

К половине двенадцатого Алексей Викторович уже знал, что жилплощадь приватизирована, родственников у убитого в Петербурге нет и в квартире больше никто не прописан.

Всё складывалось очень удачно.

Терпигорев вызвал секретаршу, сообщил ей, что уезжает с проверкой по райотделам, перепоручил ведение приема граждан унылому заместителю по фамилии Дедкин, сбросил в кожаный «дипломат» пачку документов и, с важным видом миновав ожидающих аудиенции у толстомясой следовательши Поляковой, вышел на улицу. Потерпевшие от вымогательства муж с женой покорно сидели на обшарпанной лавочке в коридоре у плотно закрытой двери, за которой двадцативосьмилетняя оплывшая бабища торопливо пожирала эклеры и запивала их горячим какао, жмурясь от удовольствия и регулярно икая. Света Полякова даже для районной прокуратуры была личностью выдающейся — ее леность и тупость находились за гранью возможного. Поручить ей вести уголовное дело означало загубить следствие на корню, ибо единственной страстью ожиревшей низкорослой каракатицы были пирожные и дамские романы, коими она зачитывалась дома и на работе. Полякова мечтала о прекрасном принце. Всё остальное ей было по барабану.

Алексей Викторович подавил смешок, представив себе растекающуюся по стулу Светлану, и уселся за руль служебной «волги». Купленный на «пожертвования» от коммерсантов джип «сузуки витара» остался стоять во дворике прокуратуры.

Терпигорев был бережлив и собственную машину предпочитал зазря не гонять. Даже когда ездил по личным делам.

Влад забрался на сиденье, откинул спинку назад и закрыл глаза.

Три часа он прятался на чердаке соседнего с девятнадцатым^[48]отделением милиции дома. Он видел, как из дверей дежурки выскользнули четыре темные фигуры, как спустя сорок минут примчались пять патрульных машин, как милиционеры бегали и размахивали руками. Потом приехали сразу три «скорые помощи» — и медбратья вытащили на носилках наиболее тяжело пострадавших.

Броуновское движение российских «копов» сопровождалось громкими матерными тирадами, оглашавшими благостную тишину летней ночи. Жильцы близлежащих домов неудовольствия не проявляли. С первого взгляда было ясно, что в отделении произошло нечто экстраординарное.

Чуть позже медиков подтянулся «рафик» со следственно оперативной группой из ГУВД. Серьезные молодые люди в штатском тут же разогнали галдящую стаю патрульных и приступили к детальному осмотру.

Как Рокотов и предполагал, изучение следов заняло немного времени.

Налицо были лишь свидетельства происходившей в дежурном помещении пьянки и разгрома кабинета на втором этаже. К тому же исчезли пятеро задержанных из «обезьянника».

Никаких вразумительных объяснений избитые милиционеры дать не могли. У всех наблюдались симптомы ретроградной амнезии, вызванные сильными ударами по голове.

Более подробное разбирательство возможно было только через сутки двое, когда помещенные в больницу стражи порядка обретут способность к внятной речи.

Напоследок явилась съемочная группа с телевидения.

Настырный корреспондент в сопровождении непрерывно снимающего оператора и еле поспевающего помощника с длинным микрофоном в руке ввинтился в толпу и оказался прямо перед грузным полковником, что то орущим сержанту, высунувшему голову из окна второго этажа. Журналист помахал перед носом офицера пресс карточкой и начал выспрашивать подробности инцидента. Полковник минут пять распинался, указывая рукой то направо, то налево, то вверх, так что с выбранного Владом наблюдательного пункта казалось, что толстый начальник райотдела описывает неожиданный налет инопланетян на вверенный ему объект. Закрепленный на телекамере мощный прожектор освещал все детали, и Рокотову было видно каждое движение в радиусе тридцати метров от входной двери отделения милиции.

Корреспондент покивал, задал пару уточняющих вопросов, прыгнул в микроавтобус с буквами ТСБ на борту, и съемочная группа укатила прочь.

Представление подошло к концу. Полковник вытер пот со лба и плюхнулся в грязно синий «москвич».

Окружающую местность прочесывать не стали, и экипажи разъехались по району. В отделении остались лишь четверо автоматчиков, один из которых занял место дежурного на телефоне и принялся названивать сотрудникам, вызывая тех на работу к семи утра.

Биолог разомкнул веки и посмотрел на просыпающуюся улицу.

Уже появились первые прохожие, по проезжей части раз в минуту проносились автомобили. К остановке подкатил автобус, в него сонно завалился ранний пьянчужка с авоськой пустых бутылок. Старенький «икарус» выпустил клуб черного дыма, рыкнул и, задребезжав, покатил вдоль тротуара.

На углу под брезентовым тентом усатый сын гор принялся раскладывать эквадорские бананы, панамские апельсины, марроканские мандарины, кот ди вуарские манго, новозеландские киви, турецкие груши и голландскую картошку, поплевывая на карандаш и выводя цены на клочках картона. Рокотов стиснул зубы. Рачительный торговец напомнил ему Азада, воспоминания о котором биолог старался заблокировать, чтобы до поры до времени не терять самообладания.

Одно дело, когда гибнет друг на войне, а совсем другое — у себя дома, от ножа неизвестного ублюдка. Позволив Азаду пойти одному, Влад взял на себя ответственность за его смерть. И не собирался прощать этого своим врагам.

Он с ненавистью посмотрел на запертые двери ресторана.

"Ничего, доберусь я до вас... «Муха»^[49]стоит всего сто баксов. И продается на каждом углу. Собственными кишками захлебнетесь... Но не сегодня. Аллах дает вам еще пару дней жизни. Да и мне подготовиться надо. Что же мне делать? В одиночку — никак. Придется все же использовать данный Срджаном адресок и дернуть его приятеля. Срджан говорил, что на того мужика можно во всем положиться... Вот и проверим, не откладывая..."

Владислав повернул ключ в замке зажигания, тронул педаль газа, и «мерседес» плавно перевалился через поребрик, чуть скрипнув новой пружиной амортизатора.

Запыхавшийся Пеньков примчался на Витебский вокзал за девять минут до отхода поезда.

У вагона его встретили недовольный Юрий Щекотихин, московский приятель Рыбаковского, и улыбающиеся поляки, ничуть не встревоженные опозданием Руслана.

— П принес? — Шекотихин нетерпеливо протянул руку.

— Ага... Сейчас... — Пеньков тяжело дышал. — Вот...

— Слава Богу! — московский правозащитник принял из рук раскрасневшегося педераста папку с бумагами и повернулся к полякам. — Всё это — письма демократической общественности в поддержку Белорусского Народного Фронта.

— Очень хорошо, — Войцех Пановны отдал свой серый с искрой плащ Ковальскому и принял пачку разномастных листков, — мы передадим их по назначению. И сообщим на конференции в Будапеште о том, как много вы для нас сделали...

Шекотихин гордо приосанился. Лет пятнадцать назад этот мелочный подхалим с дефектом речи, подвизавшийся в заводской многотиражке и кропавший откровенную бездарщину об успехах в деле выпуска доильных аппаратов, и представить себе не мог, что его имя будут произносить с трибун международных форумов в связи с грантами по правозащитной деятельности. И что он будет эти самые гранты получать. За лишние три четыре тысячи долларов Щекотихин был готов мазать грязью кого угодно.

— К власти опять рвутся нацисты, — зачем то сказал Пеньков — Жаль, Гали с нами нет.

Поляки почтительно склонили головы при упоминании святого для любого нового демократа имени.

— И еще жаль, — добавил принявший сто граммов водочки Щекотихин, — что у н нас есть ядерное оружие. Если б не оно, НАТО бы давно навело у нас порядок. Этих п поганых национал п патриотов вразумят только бомбы.

Гости из Европы тактично промолчали. Окосевший Шекотихин полез к Ежи целоваться, бормоча под нос теплые слова о солидарности между правозащитниками и скором конце «кровавого режима белорусскою диктатора».

Пеньков призывно посмотрел на крепыша Войцеха, но примеру старшего товарища не последовал.

Придорожная аллея оказалась тихой улочкой почти на окраине города.

Владислав проехал мимо дома под номером два, развернулся и завел «мерседес» во двор. Поставив машину у буйно разросшегося ряда кустов, Рокотов уже собирался вылезти и отправиться на поиски нужного подъезда, как тут его внимание привлекли четверо молодых парней, молча куривших в серой девятке. До машины было метров сорок. И стояла она точно на директрисе к крайней парадной, где по расчетам Влада и должна была находиться вторая квартира.

«Спокойно... Ну, сидят люди, курят, — Рокотов немного съехал по сиденью вниз, так что над торпедой остались только глаза. — Это еще ни о чем не говорит. Кого то ждут. Не меня, это точно. На ментов не похожи... Больно рожи тупые... Эх, батенька, а где ты интеллигентные лица в ментовке видел? Как раз такие там и работают... Низкий лоб, бессмысленные глазки, загребущие ручонки, из приличных слов — только союзы и предлоги. Вот портрет современного российского мента. Никакого сравнения с телесериалами „Мусора» или „Убогая сила". Скорее, с фильмами про зомби... Кстати, зомби, в отличие от ментов, тягой к воровству и пьянству не страдают. Чем выигрывают на фоне стражей порядка..." Парни продолжали усиленно дымить.

Из машины не выходили, посматривали на часы и перебрасывались короткими репликами.

На «мерседес», вставший позади «девятки», никто даже не обернулся.

Все четверо были поглощены наблюдением за входной дверью.

Прошло еще десять минут.

«Ну, и? — Влад посмотрел на часы. — Девять сорок семь... А они всё сидят. Мимо не проскочить, парадное у них как на ладони. Сбоку тоже не подобраться, так и так пересекаешь открытое пространство. Сразу с четырьмя драться на узкой лестнице опасно. Тем более что ребятки не безоружны...»

Наличие у человека ножа, дубинки или пистолета видно сразу.

Даже когда он сидит.

Вооруженные люди поведением резко отличаются от безоружных. Лю учил Владислава умению определять наличие скрытого оружия у человека — по характерной позе, движениям, мимике, поэтому биолог за несколько секунд просчитал ситуацию.

Парни в «девятке» сидели не совсем так, как если бы не имели при себе ничего колющего или стреляющего. Немного напряженные плечи, опущенные вниз руки, мрачная сосредоточенность, сдобренная изрядной порцией уверенности в победе. Чувствовалось, что парни не намерены уезжать без того, чтобы не проломить череп избранному объекту нападения.

«Итак... — Рокотов достал из перчаточного ящика маленький четырехкратный бинокль. — И что мы имеем? Водитель держит руки на баранке. Сидящий справа от него опустил левое плечо, рука чуть чуть ходит взад вперед... Дубинка. Так, теперь те, кто сзади... У левого рефлекторное похлопывание по карману куртки... Нож. У правого — немного тянет плечо, корпус напряжен... Либо тоже дубинка, либо пистолет. Руку за пазуху не сует, поправляет сквозь ткань... Дубинка. Пистолет оглаживают не так... Что ж, ясненько. Двое с дубьем, один с пикой. Водила, вероятнее всего, не вооружен. На квартирных грабителей это не похоже, у тех обычно стволы. Соответственно, поджидают клиента. Того, кто должен появиться из парадного. Тут и навалятся... А что? Двор пустой, чтобы одного человека загасить, им тридцати секунд хватит... — Влад перевел взгляд на окна первого этажа. — Шторы, ни черта не видать. Одно окно отражает свет... А это что за фокус? — Плотная материя шевельнулась, за ней появился отблеск стеклянного объектива. — Не мне одному интересно, что происходит? Видимо, да... Что ж, понаблюдаем вместе. Приезда ментов я не боюсь, документы на машину в порядке...»

— Иди сюда! — позвал Димон из кабинета.

— Что? — Иван отложил полотенце и вышел из кухни.

— Смотри... Еще один подъехал.

— Где?

— Да вон, «мерседес» серый, — Чернов сунул Вознесенскому портативную подзорную трубу, любимую игрушку сына Никиты, — слева...

— Вижу.

— Встал четко за ними. И не выходит.

— Он один...

— Ага!

— Ты уверен, что они заодно?

— Посмотрим. К тебе никто не может без звонка приехать?

— Вряд ли. Да и машина мне незнакома... Постой, у водилы то бинокль!

— Точно? — Димон вырвал у Ивана трубу и уставился в окно. — Действительно... Ничего не понимаю.

— За кем он наблюдает?

— Судя по всему — за уродами в «девятке»... Теперь присел, мне его не видать... Опять приподнялся... Закурил...

— Ерунда получается, — сказал Вознесенский. — Если он с ними, то должен был подойти.

— Не обязательно. Это может быть контролер.

— Ты еще скажи — «чистильщик»!

— Нет, зачищать их никто не будет, — серьезно отреагировал журналист, — не тот случай. А проконтролировать исполнение могут...

— Ну и что делать будем?

— Пока ждем... Уезжать они, похоже, не собираются...

Продолжение следует...