На южном фронте без перемен. Часть 1. Первомайский.  Глава 14

    Я взял бинокль, и осмотрел театр предстоящих боевых действий. Первомайский выглядел вымершим. Ни одного движения! Даже собаки и кошки куда-то попрятались.
    На окраине поселка находились обычные деревянные дома, деревянные заборы, скамейки у ворот… Над домами высились старые добрые круглые антенны, похожие на стилизованную паутину. Ничего необычного. Поселок как поселок. Жили люди, не тужили. И вдруг им крупно «повезло».
    Внезапно по мне пробежали мурашки. «Вот здесь, сейчас», — подумал я, — «я смотрю на поселок, которого, вполне возможно, скоро не будет. Я смотрю на то, что могло бы жить еще долго — долго, но теперь должно умереть. А где жители? Как они? Увидят ли, что их жилища, в которых они прожили столько лет, начнут превращаться в руины?». У меня в голове сразу возникла картина, как мой собственный дом разлетается на куски от прямого попадания… Я помотал головой, и видение исчезло.
    Впрочем, и оцепенение быстро спало. Я снова очутился в реальности. Тут забот полон рот, а я варежку разеваю. Потом будем думать о глобальном и вечном, потом.
    Судя по нашей позиции, стрелять мы будем прямой наводкой. И чего мы на военной кафедре так упирались в эту стрельбу с закрытых огневых позиций? За все время службы мне ни разу не пришлось стрелять таким способом: даже миномёты стреляли с полупрямой наводки.
    Хотя, это я зря. Наши преподаватели обучали нас самому сложному, справедливо полагая, что стрелять прямой наводкой можно научить и барана. В общем-то, это почти правда.
    Я представил себе на минутку, как Карабут будет производить вычисления и вводить поправки в угломер, и меня слегка передёрнуло. Вот потом и появляются жалобы от пехоты или ОМОНа — обстреляли, сволочи!
    А что — за каждым не уследишь! Командир орудия или наводчик перепутают право и лево, плюс с минусом, и выстрелят в белый свет как в копеечку. И чему их только сейчас в школе учат?
    Хотя и это неправда, хотели бы учиться, так не были бы здесь. Вот даже Гайворонский, недоучившийся студент, попал к нам в часть, и сразу в штаб забрали — карты и графики чертить. И сейчас, наверное, чертит.
    Может это из-за него нас тут гоняли двое суток? Вернусь отсюда в часть — разберусь!
    — Так, — сказал я, — слушай мою команду. Во-первых, приказываю расчистить сектор обстрела… Волков! Ты меня слышишь?.. Хорошо. Во-вторых, в земляной насыпи надо вырыть окопы… Ну, пока два, а там посмотрим. В-третьих, надо вырыть землянку, где вы все будете жить… Отставить! Будете существовать…
    Это не все! Надо еще очистить снаряды от смазки… Волков! Это важно! С тебя лично спрошу… Все, выполняйте… Что стоите? Волков, ты распределяй расчет на выполнение задания. Я что ли лично должен вам указывать? А ну вперед!
    Непонятно как, но у меня под крылом оказался Серый. Вот уж кого я хотел видеть здесь в последнюю очередь. Помрет на позиции, а я отвечай?
    Однако у сержанта Волкова на этот счет было свое собственное мнение, совершенно отличное от моего — вполне деловое.
    Командир орудия осмотрел Серого вдоль и поперёк на предмет строго соблюдения им жалостливого, сразу вызывающего желание чем-то помочь, вида, и, видимо, остался удовлетворён.
    — Подай голос, — скомандовал он Серому.
    — Помогите, люди добрые! Сами-то мы не местные…, - затянул тонким срывающимся голоском Серый.
    — Достаточно, не юродствуй, а то морду набью, — ухмыльнулся удовлетворённый сержант. — Пошёл!
    И Серый, поминутно кашляя, словно чахоточный, (а может и правда уже чахоточный?), побрёл в сторону автобусов, обременённый своей миссией как пудовой гирей. А на нашу позицию забрёл Логман Байрамов.
    «Еще один кадр!» — подумал я, а вслух сухо спросил:
    — Ты чего тут делаешь?
    — Меня Зарифуллин сюда отправил, чтобы я там не мешался; а в машине сидеть я уже не могу — надоело до чёртиков, — честно ответил правдивый Логман.
    «Спасибо за такой ответ!» — мелькнуло у меня в голове. Но не выгонять же его теперь? Что я — не человек, что ли? Да и чем я лучше его, если так, хорошенько, подумать?
    Надо его делом занять, а то совсем с ума сойдет парень.
    — Короче, — серьезно сказал я, — тогда копай себе окоп. Я себе тоже сам копать буду.
    Внезапно я забеспокоился. Чего-то явно не хватало. Что-то я упустил. Покопавшись у себя в голове, с целью упорядочения мыслей, я с удивлением понял, что нет ваучеров. Ни одного. И я не только их не слышу, но даже и не вижу. Если они не свалили отсюда совсем, то, наверное, где-нибудь опять пьют. И это хорошо. Пусть подольше здесь не появляются.
    Подвыпивший ваучер из местных был страшен, и не столько врагу, сколько собственным войскам. Если со срочниками мы — «пиджаки» — ещё могли проводить определённую работу, а самые лучшие даже руководить по полной программе, (как, Коля Лебедев, например — он ухитрился получить звание лучшего взводного за прошлый год, и, насколько я его знаю, совсем не за красивые глаза), то заматерелый контрактник ставил лейтенанта-двухгодичника явно ниже себя. Вот и поруководи в таких условиях!
    Дождавшись, пока Шиганков в изнеможении оставил лопату, я подхватил выпавший из усталых рук бойца инструмент и принялся оборудовать личное укрытие.
    Конечно, заставить солдат оборудовать мне личный окоп — это высший командирский класс. Но зачастую — просто свинство. Сейчас я ничем совершенно не занят, и вполне могу все сделать сам. А, кроме того, это страшно полезно для организма — физкультурой тоже надо заниматься когда-то.
    Есть и еще одна положительная сторона у этого процесса: уж если я сам ковыряю землю, то пусть хоть один боец попробует отказаться это делать! Пусть только попробует!
    Слева от меня пыхтел Логман. Вскоре он начал раздеваться. Мне тоже становилось жарко. Я сбросил бушлат, и с удвоенной энергией принялся за дело. Копать неожиданно оказалось совсем не так легко, как мне показалось вначале. Все дело было в том, что у меня получался вовсе не окоп, а просто выемка в насыпи. Со стороны Первомайского я был защищен отменно, но спина, увы, оставалась открытой.
    А если у Радуева есть минометы? Один удачный разрыв на нашей огневой позиции, осколки полетят во все стороны, и мне даже негде будет укрыться.
    В общем, я так ничего и не придумал. Да и времени уже не было. Я махнул рукой — «сойдет и так»!
    В этот момент к орудию вернулся Серый, сиявший, как медный таз. В охапку он тащил сайку хлеба, печенье, конфеты, кусок сыра и что-то ещё — завернутое в красивую упаковку и очень соблазнительное. А главное, он принёс сигареты! Не какую-нибудь пошлую «Приму», которой обычно травились наши бойцы, а самый настоящий «Космос»!
    — Давай сюда! — сразу подскочил к нему Волков, — разделим.
    Дележка происходила как в культовом фильме «Приключения Буратино»: «Это — мне, это — тебе, это — мне, а это опять мне…», так что расчет остался весьма недоволен, но давился от злости молча, дабы не получить по рогам.
    Я не курил, (даже не пробовал никогда, хотя и мой отец, и дядя курили довольно много), Логман тоже не грешил этим, поэтому мне процесс дележки сигарет был глубоко по барабану. «Пусть Волков и травится», — подумал я, — «если ему так хочется. А остальные здоровее будут».
    Пока бойцы рассматривали трофеи, принесенные «профессиональным нищим» Серым, к нам на позицию причалил сержант Дынин — большой друг сержанта Волкова. Он числился во взводе управления, но так как за ненадобностью оный взвод де-факто был расформирован, то числящийся в нём личный состав попросту отправили для усиления орудийной прислуги и прочей помощи.
    — Ты чего, — окликнул я его, — в гости пришел?.. Ну и нюх у тебя, сержант!
    — Да нет, — ответил тот, жмурясь как кот. — Я насовсем к вам. Меня командир батареи сюда отправил.
    Ну, ничего себе! У меня что тут — солнечный Магадан? Чего мне всех сюда в ссылку присылают? Сначала Серого, теперь вот это чудо.
    — Э, Дынин, — я буравил сержанта взглядом, — а если я сам у Зариффулина спрошу, присылал ли он тебя?
    — Спрашивайте, товарищ лейтенант, если хотите!
    Если он и врал, то держался очень уж уверенно. Нет, наверное, все-таки, правда, хотя потом я обязательно проверю. На хрена мне такая толпа на одно орудие?
    Хотя ладно, тут уже как в сказке о теремке — одним больше, одним меньше. Какая разница?!
    Расчет уселся обедать, (или все-таки ужинать?). Под мудрым руководством теперь уже двух сержантов мои бойцы пытались развести костер, но что-то ничего у них не получалось. Они, видите ли, хотели соорудить его из местной растительности, а она гореть упорно отказывалась.
    От занимательного наблюдения за тщетными попытками личного состава заставить гореть сырые палки меня оторвал капитан Донецков. Он принес плоскогубцы, отвертку, нитки и пластилин.
    — Будем выверять ваше орудие для стрельбы прямой наводкой, — сказал он.
    Я, каюсь, этого делать не умел, (да я вообще на кафедре изучал исключительно минометы), и был искренне благодарен капитану за помощь. При этом я старался запомнить на будущее весь порядок работы, и с удовлетворением убедился, что ничего сложного здесь нет.
    Мы разобрали затвор, так что через него стало видно выходное отверстие ствола, сделали на этом отверстии крестик из ниток, закрепив их пластилином, затем навели перекрестие ниток на ориентир, а потом на тот же самый ориентир навели перекрестие прицела. Вот и все. Теперь и перекрестие прицела и ствол смотрели в одну и ту же точку. Собрали затвор, и пожали друг другу руки.
    Донецков подбадривающе похлопал меня по плечу и удалился куда-то в тыл.
    Вскоре пришел Зарифуллин. Командир батареи принёс новость, внесшую еще больше разнообразия и в без того крайне содержательный день: приехал с колонной командир дивизиона майор Бабаян и привёз кухню(!), снаряды и взрыватели к ним.
    — Да, Паша. Присмотри, пожалуйста, за нашей связью. Телефоны, кабели, то, сё, пятое, десятое, ну, в общем, ты понял. Они в машине у Гарри, — добавил, уже уходя, Рустам.
    Слово «пожалуйста» меня в заблуждение не ввело — это был приказ.
    Во, блин, гоблин! Теперь еще голова будет об этом имуществе болеть. И даже не о том, чтобы не сперли — кому нужны допотопные телефонные аппараты — а в том, чтобы не выкинули из машины или просто не сломали.
    О Гарри надо сказать особо. Гарри, в миру сержант Гарифуллин, плохо говорил по-русски, как-то невнятно, но был здоровым, крепким, и к радости всех начальников, (включая и меня, разумеется), весьма исполнительным человеком. Да плюс ко всему малопьющим. Напился в части он только однажды, но этот день многие запомнили надолго: пришедший от какой-то старой обиды в ярость, Гарри принялся крушить и без того убогую казенную мебель в древесные отходы и металлолом, причем его несчастные собутыльники давно уже пребывали в ауте; скручивала Гарри вся его рота, вследствие чего многим потом строем пришлось идти в бригаду к дантисту, и с тех пор татарину наливать остерегались. Хорошо еще, что он сам не просил, а то отказать ему было бы весьма затруднительно.
    Ладно, здесь он точно не напьется — нечего пить. Надо ему просто сказать, чтобы Гарри свалил всю нашу аппаратуру в своей машине в кучу и приглядывал за ней. Хотя… Хотя нет. Ничего не выйдет. Приглядывать за кучей придется самому. Гарри все это по барабану. Пусть хотя бы сложит, и хватит с него.