На южном фронте без перемен. Часть 1. Первомайский.  Глава 8

    Моя радость длилась недолго.
    Сознание мгновенно прыгнуло мне в голову, когда дверца распахнулась, и кто-то энергично затряс меня за плечо. С мукой я открыл глаза. Ага! Капитан Донецков.
    — Разворачиваемся к бою. Давай вылазь-ка. Где ваша батарея?
    Я тяжело выбрался наружу. Из тепла и сна — да опять на мороз! Меня заколотило. Я хотел, но не мог заставить свои зубы не выбивать яростную дробь. Не мог, и все тут!
    Сфокусировав мутные ото сна глаза, я разглядел Рустама. Тот уже пытался навести элементы организации в хаотичное движение личного состава, надрывая голос на ледяном ветру. Машины расползались в разные стороны: куда? зачем? По крайней мере, было ясно, что наша батарея разворачивается основным направлением перпендикулярно шоссе.
    Какая-то неприятная мысль сверлила мне голову: «Что-то очень неприятное… Не могу вспомнить…».
    Ах, да! Ну как же! Я вспомнил: стволы орудий не прочищены.
    Когда наш дивизион формировался, все что нам передали — это автотехнику и пушки. ЗиПов не было. Не знаю почему — но не было. Еще сегодня утром говорили, что все недостающее мы получим у первого дивизиона. Но он укатил намного раньше нас, и мы так и не встретились.
    А стволы-то у орудий не прочищены! Стрелять из них нельзя! Что теперь делать? Где искать банники?
    Впрочем, я зря волновался. Донецков словно подслушал мои мысли и хмуро сказал:
    — Беги к нашей батарее — вон там, видишь? И принеси банник — будем чистить ваше имущество. Позорище!
    Я молча «проглотил» «позорище», (да я-то при чем: это промах командира дивизиона, а не мой), и зашагал в указанном направлении.
    Снег был неглубоким, и под ногами у меня хрустела сухая трава. Ветер стих, и на небе сверкали звезды. Они горели так ярко, так фантастично, что у меня на миг поднялось настроение. Все показалось не таким уж безнадежным и бессмысленным.
    Дошагав до «Уралов» первого дивизиона, я принялся высматривать знакомых. Почти сразу на глаза мне попался капитан Куценко. Он уже кого-то пинал ногами. Конечно, в такой момент обращаться к нему было не совсем уместно, но другого выхода я не видел.
    — Товарищ капитан! — закричал я, пытаясь перекричать вопли солдата, подвергавшегося экзекуции.
    Куценко оглянулся:
    — А, это ты, Паша… Чего тебе? Банник? Ну, пойдем.
    Куценко пошел вдоль позиции, я почтительно держался за ним слегка поодаль.
    Капитан подошел к орудию:
    — Эй, папуас, (Куценко определенный период своей военной карьеры провел на Кубе), сними банник.
    Пока «папуас» кряхтел и матюгался, я бессмысленно смотрел на горящую фару «Урала». Странно, но почему-то от этого мне казалось теплее.
    Куценко вручил мне инструмент, похлопал по плечу, и ушел по своим делам — вполне возможно, пинать ногами кого-то еще.
    Я оглянулся. Светлело. Уже можно было различить, как и наш дивизион начал окапываться. Надо было спешить. Кто его знает, может быть через полчаса — час огонь придется открывать, а у нас стволы не чищены. Эта мысль заставила меня двинуться рысью.
    Банник я вручил Рустаму. Мы оба облегченно вздохнули. Я — от того, что успешно выполнил миссию. Он — от того, что получил, наконец, банник.
    Рустам немедленно закричал:
    — Командиры орудий! Ко мне!
    Когда они таки собрались, он в краткой, но емкой форме объяснил им, что нужно делать с этим орудием труда и что ждет их в случае игнорирования приказа.
    Затем он обратил внимание на меня, и довольно дружески сказал:
    — Паша, иди на наш правый фланг. Там твои два орудия, проследи, чтобы все было в порядке. Ладно?
    Ну, конечно, что я — могу отказаться, что ли? Я повернулся и отправился в свою зону ответственности.
    Еще издали было слышно, как рычит на своих подчиненных сержант Волков. Сам же он ссутулился как прирожденный горбун и запрятал руки в шинелях. Бойцы долбили мерзлую землю большими саперными лопатами.
    Чуть поодаль копошился расчет Карабута. Там копали все, в том числе и сам Карабут.
    Хороший исполнительный парень, только чуть «тормознутый». Но это, строго говоря, для армии он тормознутый. Чтобы в армии не считаться тормознутым, это надо быть чуть ли не Фигаро, или Остапом Бендером, на худой конец. Для гражданки Карабут, наверное, был бы отличным работягой. Там же не требуется варить кашу из топора! Там достаточно просто честно исполнять свою работу. А здесь этого мало.
    Здесь постоянно надо что-то добывать, доставать, тырить, а потом еще оборонять добытое от других — столь же алчущих.
    Чтобы не загубить расчет, к Карабуту подобрали бойцов, также не отличающихся особой хитростью или агрессивностью. И все же, наверное, я бы Карабута, будь моя воля, убрал. Куда-нибудь в штаб. Но заменить его пока было не кем.
    Увидев меня, Волков разогнулся:
    — О, товарищ лейтенант! А что мы тут, собственно говоря, делаем? Что будет-то?
    Если бы я знал, я, конечно, утаивать это не стал. А зачем? Но я так же мало был осведомлен о происходящем, как и рядовые бойцы. Поэтому вместо ответа мне просто пришлось пожать плечами. Волков снова согнулся как вопросительный знак. Правда, орать на подчиненных он перестал.
    Мне грех было жаловаться — все добросовестно долбили землю. Как позже мне сообщил Карабут, кто-то им сказал, что в яме будет теплее, чем наверху. Вот они и упирались. А я-то думал, что они прониклись ответственностью задачи!
    За моей спиной послышался скрип. Я оглянулся. Это лейтенант Садыков, энергично размахивая руками, и не обращая ни на кого ни малейшего внимания, устремился в район расположения техники. Он добрался до ближайшего «Урала», распахнул дверцу, и, видимо, напористо преодолевая чьи-то бурные протесты, забрался внутрь.
    От увиденного мне стало даже как будто бы холоднее, чем было. Ветер пронзал тело насквозь, до физической боли; мне страшно захотелось заползти куда-нибудь в тепло и уснуть.
    Я взглянул на часы — Бог мой, только половина четвертого! Работа расчетов подходила к концу. Они прекращали махать лопатами, опускались в окопы и замирали.
    Увидев, что мне, собственно говоря, делать тут уже нечего, я отправился на поиски ночлега. Увы! Тщетно обходил я одну машину за другой — все было забито спящими контрактниками и прапорщиками. Ни одной лазейки, ни одной щели!
    Но, (о чудо!), когда я уже отчаялся, и собирался вернуться на позицию, чтобы по примеру личного состава опуститься на дно окопа, (может быть, и правда, будет теплее?), в самом последнем «Урале» я нашел не пустое место, нет, (это была бы вообще фантастика), а лейтенанта — двухгодичника Логмана Байрамова.
    Вот это удача. Наверняка он просидел здесь всю ночь, и в суматохе его никто не тронул — наверное, просто забыли. Бедняга служил первые месяцы, (если не сказать — месяц), его никто не знал, он никого толком не знал. Как его вообще отправили в действующую армию — уму непостижимо! Для количества, что ли?
    Я растолкал мирно спящего лейтенанта.
    — Логман! — строго сказал я. — Хорош дрыхнуть! Тебя командир батареи ищет. Рустам Зариффулин — знаешь такого?
    Байрамов кивнул. Он еще не пришел в себя ото сна.
    Звал его Рустам или нет — это совершенно неважно. Как только Логман появится пред его очи, тот ему сразу же задачу найдет. Вариант почти беспроигрышный. Ну а если, на худой конец, Рустам сам где-то дрыхнет, то пока Байрамов найдет его, я успею согреться и приснуть. А там видно будет!
    Перед тем, как провалиться в сон, я успел подумать только об одном: «Эх, сколько же горючего сегодня уже пожгли на обогрев — так и ехать завтра будет не на чем»…