На южном фронте без перемен. Часть 7. Белготой. Глава 4

    На следующий день небо заволокло тучами, заморосил мелкий холодный дождик, а под ногами зачавкала мерзкая грязь. Я не выходил из кабины, слушал музыку «Наутилуса», и мечтал попасть куда-нибудь в цивилизацию, где можно принять ванну, выпить чашечку кофе, встретиться с девушкой, (не обязательно же с женой?), а еще лучше — с двумя, и можно еще многое — многое другое… Но не здесь.
    Дверца распахнулась. С немым вопросом я воззрился на своих вчерашних попутчиков.
    — Товарищ лейтенант, — жалобно сказал Адамов, — давайте еще совершим экспедицию. Чего здесь высиживать — то?
    Я на секунду задумался, а потом пожал плечами: почему бы и нет? Можно и пойти. В одной стороне мы уже были, а другую сторону тоже не мешает посмотреть. Вдруг что найдется интересное? Может, книги попадутся…
    Мы отправились на противоположный конец Белготоя. Дорога шла под уклон, и я подумал, что возвращаться будет труднее: и тяжелее, и скучнее. Впрочем, это всегда так: в начале пути человек полон надежд и предвкушений, а в конце — одна горечь и разочарование… «Во многих знаниях есть многия печали»…
    Имберг и Адамов вошли в дом раньше меня, но покинули его быстрее, чем я успел до него добраться. Они уже шарили по сараям, а я зашел в комнату и уставился на фотографии, разбросанные по всему полу. Я обнаружил партийный билет, и долго разглядывал фотографию на нем. Наверное, эта молодая и симпатичная женщина и в страшном сне не могла представить себе, до каких времен она доживет. Где партия, а где завтра?
    Я присел на голую кровать, и принялся разглядывать подобранные мною с полу фотографии. Сюжеты такие же, какие обожают запечатлевать по всей нашей бывшей великой державе — гости за столом, заставленном салатами и бутылками, дети в разных видах и позах, портреты. Так странно держать в руках осколки чужой жизни, к которой ты не имеешь ни малейшего касательства…
    Подлая вошь проявила признаки активности на ступне, и я вернулся от философских размышлений к практике. Носки мои давно изгнили, и я пользовался портянками, которые вообще-то больше ассоциируются с сапогами, чем с берцами, но такова уж была моя печальная планида. Как ни жаль, но эта партия портянок уже пропиталась грязью, кровью и вшами. Я разулся, горестно оглядел материал, выбросил его, после недолгих поисков нашел простыню, оторвал кусок, переобулся, и забрал еще две свернутые простыни с собой. На год войны, как минимум, теперь я себя обеспечил. А через год или война закончится, или носки привезут, или, не дай Бог, со мной что… Но об этом не надо.
    В дверях споткнулся Адамов, рот до ушей, счастливый:
    — Товарищ старший лейтенант! Что мы нашли! Пойдемте скорее!
    Я легко поднялся с панцирной сетки, и побежал за ним — подумал, чего серьезного. Да… Нашли… Полную кастрюлю сметаны нашли… Не испортилась. Я попробовал… Чудо! Просто чудо…
    Мы втроем умяли эту кастрюлю за пятнадцать минут.
    — Пойдемте, еще что покажу, — Адамов подмигнул мне как заговорщик, а Имберг изобразил на своем мрачном лице подобие улыбки.
    В сарае нашелся сыр — круглый и соленый до невозможности.
    — Вот что, — сказал я мрачно, — нечего жрать все самим да самим. Изыщите тару, погрузите сыр, и отнесем в батарею. Пусть и другие попробуют.
    Пока бойцы занимались упаковкой продуктов, подошла другая партия кладоискателей. Не из нашей бригады, их я точно раньше не видел. Эти сразу полезли на чердак, а когда вылезли, то я начал кусать себе локти. Они вытащили с десяток книг. Но каких! Приключения, детективы, фантастика! Отбирать у них добычу мне и в голову не пришло, я просто молча переживал. Оставалась надежда: если нашлось в одном доме, то найдется и в другом… Надо просто облазить все чердаки Белготоя, и тогда все будет в полном порядке…
    Имберг тащил сыр, и мы направлялись дальше. Расстояния между домами увеличивались, значит, близились окраины. Дом на бугре произвел впечатление богатого, и Адамов с Имбергом, вновь опередив меня, побежали бегом. Я не торопился. Они галопом проскакали через жилую часть, и традиционно обшаривали кухню и надворные постройки.
    Я же рассматривал дом. Хороший, светлый, красиво сложенный, с ухоженными дорожками, с клумбами. Но с выбитыми окнами, разбросанными шмотками, разбитой посудой, и загаженный. Осторожно обходя «мины», я подошел к трюмо — мое внимание привлекла красивая деревянная шкатулка. Повертев ее в руках, я определил, что она не пуста. Открыл замочек…
    Сволочи! Падлы! Так аккуратно наложить дерьма в шкатулку, и не полениться поставить ее обратно! Ну и ну… Я швырнул со злобой шкатулку в зеркало, и под звон осыпающегося стекла побрел искать личный состав.
    Адамов стоял в милицейской фуражке и изображал регулировщика.
    — Ты что, Адамов, баран?! Сними сейчас же!
    Адамов обиженно надул губы:
    — А мы вот сахар нашли. И молоко кислое.
    — Ну и забирайте, раз нашли…
    Теперь уже и Адамов тащил сумку в левой руке. Мы возвращались…