НЕОТМАЗАННЫЕ - Последний пасодобль (часть 21)

    Ранним утром по тревоге был поднят весь батальон. Предстояла операция по обезвреживанию крупной группы боевиков, спустившейся ночью с гор и угодившей в ловушку, расставленную десантниками. Дверца мышеловки надежно захлопнулась. Десантники немедленно блокировали пути отхода группы обратно через ущелье, выдавливая «чехов» на равнину. Командование через старейшин мятежного села, предложило находящимся в населенном пункте боевикам добровольно сложить оружие и выйти с поднятыми руками. Переговоры явно затянулись, боевики умышленно тянули время, ища и просчитывая всевозможные варианты спасения из возникшей ситуации.
    Время ультиматума истекло. Военные начали штурм. Под прикрытием бронетехники подразделения десантников и СОБРа осуществили захват северной части села. Завязавшаяся ленивая перестрелка переросла в интенсивный огонь. Огневые точки противника, которые удавалось засечь корректировщикам, тут же подавляли плотным огнем пушек БМП и БТР. «Вэвэшники» в ожидании приказа окапывались на окраине села, издали наблюдая за разворачивающимися событиями. Майор Сафронов нервничал, неотрываясь глядя в бинокль. Часть жителей, предчувствуя надвигающуюся беду, покинуло аул и укрылась в лощине…
    Свята вырвало. Буквально вывернуло наизнанку, когда он увидел первого убитого. У забора крайнего разрушенного дома в грязи, разбросав в стороны руки словно Икар, покоился сильно потрепанный осколками боевик с залитым кровью лицом. Где-то впереди слышались: рычание «бэтээра», мат и короткие автоматные очереди — это двигавшиеся впереди десантники и СОБР добивали «чехов». Вдоль улицы клочьями стелился удушливый едкий дым.
    Неожиданно перед группой десантников, что находились у забора, разорвался оглушительно «вог». Одновременно через улицу из-за саманного амбара застучал ПКМ, остервенело кроша длинными очередями все вокруг, не давая высунуться. Укрылись за кирпичным домом с большой открытой верандой. Их было шестеро: два десантника, сержант Елагин, лейтенант Трофимов из СОБРа, Свят и Приданцев с собакой. Свята и Елагу колотил мандраж. Будто неожиданно из ведра ледяной водой окатили. Десантники оба были серьезно ранены. Один в ногу, другой, косая сажень в плечах, нервный светлорыжий парень — в лицо, осколком в щеку. Он, то метался от угла к углу, то, ссутулившись, мыча, сплевывал кровь и разбитые зубы.
    - Пускай кобеля! — прохрипел прапорщик-десатник, поворачивая к ним изрытое пороховыми оспинами окровавленное лицо. У него из бедра, пониже паха хлестала темная кровь, от которой шел пар.
    — Рана серьезная, не иначе как артерию зацепило, — подумал Танцор и ощутил неприятный холодок в области живота.
    Виталька Приданцев с трудом сдерживал рвущегося с поводка Карая. Пес весь ощетинился, в злобе морщил нос и щерил желтые клыки. Кудахтали и метались по двору перепуганные куры.
    — Совсем паршиво, — сказал Виталька Приданцев, еле сдерживая рвущегося с поводка Карая. Где-то рядом на соседней улице шла интенсивная перестрелка. Слышались длинные автоматные очереди, перекрываемые гулкими выстрелами «бэтээра». Когда Конфуций попытался выглянуть из-за угла, очередь из ПКМа исковыряла все вокруг, спугнув носившихся по двору обезумевших кур. Одна из которых, кудахча, сперепугу вспорхнула на веранду, где нашли убежище бойцы. Рябая курица, осторожно ступая, вертела головой, окидывая непрошенных гостей подозрительным взглядом.
    — Душманская морда! — зло выругался лейтенант Трофимов, сплюнув. — И гранату не бросить, не с руки! И «вогов» нет! Зараза!
    — Как он? — кивая на десантника, спросил он у Елагина.
    — Херово! — негромко ответил сержант, вытирая о побеленную стену окровавленные пальцы. — Дрянная рана! Как смог перетянул! Срочно надо мужика эвакуировать! Большая кровопотеря!
    — Аа! Аа! Бляди! — страшным голосом заорал от боли раненый, отворачивая искаженное гримасой обоженное лицо. В дальнем углу, опустив низко голову, облокотившись на перила, харкал, не переставая кровью, второй. Пулей или осколком десантнику прошило щеку навылет, задев нижнюю челюсть и язык.
    — Спускай кобеля! Вашу мать! — вновь захрипел лежащий. Витальку бил озноб. Карай это чувствовал. Состояние вожатого предавалось собаке. Она нервничала, злобно скаля клыки. Из пятерых только Конфуций не суетился.
    По серому небу, ползли рваные свинцовые тучи. Наконец-то, они разродились. Заморосил редкий мелкий дождь. Трофимов сделал еще одну попытку выглянуть из-за укрытия. Опять длинная очередь заставила «собровца» отпрянуть назад.
    — Выскочить не успею, срежет сука.
    — Как в мышеловке сидим, бля! — прошептал бледный Танцор, присев на колено.
    — Давай Карая! Пока какая-нибудь блядь из «граника» не долбанула по веранде. Камня на камне не останется!
    Виталька, отстегнув карабин, с трудом удерживал за ошейник рвущегося кобеля, который буквально тащил его за собой из укрытия. Огонь внезапно прекратился: боевик менял магазин.
    — Давай! — крикнул Трофимов, больно толкая в бок кинолога. — Ну, что славяне, поработаем?! Тот отцепил поводок. Карай с места рванул через улицу, в мгновение покрыв расстояние до укрывшегося врага.
    Сиганув через забор из сетки-рабицы, кобель вцепился в пулеметчика, который, укрывшись за саманным сараем, в это время пристегивал к ПКМу новый «короб». Разъяренный пес сбил «чеха» с ног и остервенело рвал на части.
    Когда бойцы подоспели, перед глазами открылась следующая картина. На земле с выпученными от ужаса глазами извивался ужом и визжал изодранный собакой молодой боевик, пытаясь одной рукой отбиться от озверевшего пса, другая, раздробленная челюстями Карая, обвисла словно надломленная ветка. “Чех” обмяк, когда Трофимов, сходу не раздумывая, влепил в него короткую очередь. Виталька оттащил собаку и крепко прижал ее голову к бедру, успокаивая свирепого кобеля. Это был “второй” на счету Карая. Первого он задрал, когда под Шуани их отделение прижал к разбитой дороге огнем чеченский пулеметчик, не давая им двинуться с места, не то что головы поднять. Положение было аховое. Лежали, вжавшись в мерзлую землю, никто не хотел умирать. Тогда, только благодаря, специально обученному Караю подавили огневую точку.
    — Ах, ты, паскуда! Басаевская морда! — вдруг заорал Трофимов, что есть силы пиная мертвого боевика в бок. — Гляди, что я у падлы нашел! Нож Карасика!
    Свят и Елага мгновенно обернулись. Да, это был он, нож капитана Карасика. Один из тех, которые Путин вручал офицерам на Новый год в Гудермесе.
    — Сволочь! Сволочь! — выкрикивал Конфуций, не помня себя. — Падла!
    «Собровец»» в неистовстве дошел до ручки, на губах выступила пена, он задыхался и в слепой ярости продолжал топтать врага.
    Через полчаса уже ничего нельзя было разобрать. Отовсюду раздавался мат-перемат, постоянно заглушаемый бешеной стрельбой и взрывами ручных гранат. В этом аду невозможно было определить, где чужие, где свои, каждый двор превратился в западню; каждое окно, каждый подвал таили смерть, огрызались огнем… Cолдаты били наугад по оконным амбразурам домов и сараев, чтобы успеть убить хоть кого-нибудь, прежде чем вражеская пуля настигнет их самих.
    — Чего заховались, обормоты! Все отходим! — заорал на них, невесть откуда появившийся с пулеметчиком Пашкой Никоновым, запыхавшийся раскрасневшийся старший лейтенант Тимохин. — Пацаны, раненого тащите до мечети, там за углом «бэшка» стоит, а мы подмогнуть Исаевым, прикроем вас.
    Подхватив десантника и озираясь по сторонам, Свят с Елагиным и Виталькой Приданцевым мигом доволокли его до «бэхи», которая за облупленной мечетью в ожидании их ревела и вся дрожала, рыгая вонючим дымом. На броне уже лепились несколько закопченных бойцов…
    Потом они вытаскивали из-под огня на соседнюю улицу, где были свои, тяжелораненого Трофимова. Он, как и остальные, что двигались под прикрытием «бэшки», попал под разрыв выстрела РПГ. Пробирались за тлеющими развалинами домов, развороченными курятниками и сараями, спотыкаясь на битом кирпиче, цепляясь за разодраную сетку из «рабицы», лавируя между трупами, кучами дымящегося хлама и торчащими ветками обугленных яблонь и слив. «Конфуций» потерял много крови — был серый как воск. Его прокушенные от боли губы, ярким красным цветком выделялись на неподвижном лице. Он между стонами неустанно твердил, обращаясь к Чахе:
    — Я должен выкарабкаться… Ты слышишь, Славик? Я должен…
    Через несколько домов от них шла яростная перестрелка, изредка перекрываемая взрывами вогов и выстрелами «бэтээра»…