НЕОТМАЗАННЫЕ - Последний пасодобль (часть 23)

    Ромка, нахохлившись как петух на насесте, сидел у палатки на пустых патронных ящиках и лениво ковырял в котелке слипшуюся «кирзу» с тушонкой. Напротив устроившись на корточках, громко чавкал невыспавшийся с помятой физиономией Свистунов. День выдался на редкость солнечный, безветренный. Скоро весна. А настроение у всех было препоганое: вчера вернулись с зачистки, вернулись не все. Погиб «собр» Конфуций (лейтенант Трофимов), срезало духовской очередью пулеметчика Пашку Никонова. Много раненых. Танцор подорвался на мине. Потерял ногу. Теперь на всю жизнь калека. Ночью из палатки «собров» доносились пьяный галдеж и грязная ругань. Степан Исаев в бешенстве орал, что всех постреляет, попадись ему только под руку какая-нибудь сволочь из боевиков, за все рассчитается с гнидами.
    — Свист, блин, кончай чавкать! — раздраженно бросил Ромка. — Жрешь как свинья из корыта. На нервы действует!
    — Смотрите, какие мы нежные! Сам чавкает, так ничего, а другим — нельзя? — недовольно огрызнулся первогодок.
    Из-за «зушки», плотно обложенной мешками с песком, показался Виталька Приданцев с сильно припадающим на переднюю лапу Караем. Ромка, поддев ложкой кусок мяса, бросил собаке. Кобель в воздухе клацнул зубами, поймав подачку. Облизнувшись и помахивая хвостом, уселся напротив. Уставился блестящими преданными глазами на солдата. Кинолог, молча, притулился с боку от Ромки на ящиках, закурил.
    — К медикам водил? — спросил Ромка, бросая собаке еще подачку.
    — Ага.
    — Я вижу перевязали.
    — Осколком зацепило. И опять в ту же лапу. Ничего, дня через четыре затянется. Бегать будет, как и раньше.
    - Жалко Пашку.
    — Еще бы, мы же с ним как ни как земляки, с одной области.
    — А помнишь, как он нам про рыбалку рассказывал?
    — Как в детстве с дедом ездил рыбачить?
    — Ну, где мужики из «маузера» по бутылкам долбили?
    — Ага, из «маузера».
    — Конечно, помню.
    Это было еще в начале жаркого сентября, когда они на берегу Терека копали окоп под «бэху». Пашка тогда им рассказывал про свое детство, про своего деда, работавшего начальником отдела милиции, про «маузер». Все пацаны с интересом слушали товарища.
    Пашка Никонов, усевшись на бруствер, отмахиваясь от назойливых мух и сдирая кончиками пальцев с обгоревшего на солнце плеча прозрачную кожицу, ударился в воспоминания:
    — Нас с братом дед часто на рыбалку с собой брал. Как-то, помню, перед обедом заехал на служебной машине, говорит: «Собирайтесь обормоты на рыбалку, поедем на таежную реку, стерлядь и хариуса ловить. Снасти только не забудьте. …..». Сначала по шоссе пилили, потом долго по тайге рулили. Выехали наконец-то на берег стремительной реки, а там уже вовсю народ копошится, «менты» место обустраивают: кто костер разводит, кто брезент на траву расстилает, кто мясо на шампура нанизывает. Кипит работа. Оказывается, пикник они решили в пятницу своим отделом устроить, так называемый мальчишник. Ну, а нам пацанам неинтересно болтовню их взрослую слушать, мы сразу бегом на берег, вооружившись удочками. Познакомились там с Федькой, сыном одного из сотрудников, пацаном лет четырнадцати, ровесником моего брата. Вот мы втроем и рыбачили, хариусов таскали, пока взрослые кутили на поляне под соснами. И был там среди пирующих один пенсионер, старый приятель деда, Тимофей Иваныч, весельчак и балагур, невысокого роста, с животом, в тельняшке, на поясе длинный кинжал в ножнах и «маузер» именной в деревянной кобуре. На Папондопуло чем-то похож из фильма «Свадьба в Малиновке», только низенький, толстый и лысый. Он раньше, судя по его рассказам, в войну десантником был, забрасывали их в тыл к немцам. Ну, тогда десантники, конечно, не такие крутые были, как сейчас. Одним словом, поддали мужики на поляне крепко. И решили пострелять. Выползли гурьбой на берег, Тимофей Иваныч извлек свой «маузер», пристегнул кобуру как приклад да, как шарахнет по кустам на том берегу. Мой дед и говорит: «Нечего патроны в пустую переводить, давайте по цели стрелять!». И давай хвастаться какой он меткий стрелок, что его никто не переплюнет. Взгромоздились они на замшелый валун, дали нам указание установить на торчащей у воды скале пустые бутылки. Мой брат и Федька забрались на скалу, выставили бутылки и быстрее вниз смотреть на стрельбу. Встали мы за спиной стреляющих, прыгаем, ловим горячие гильзы, которые через головы к нам летят. Палили они, палили, так в результате ни в одну бутылку и не попали. Когда патроны кончились, горе-стрелки отправились вновь к «столу» продолжать застолье, а мы насобирали камней и давай кидать по склянкам, через три минуты с бутылками было покончено. Домой вернулись на следующий день, деда «тепленького» выгрузили, довели под руки, спать уложили. Бабушка нас, пацанов, спрашивает, где мол были. Мы отвечаем, на рыбалке, стерлядь ловили. Она говорит, кивая на отрубившегося деда: «Оно и видно! Нарыбачился старый, лыка не вяжет. Хоть бы служебный китель дома оставил, не позорился». Маузер помню отличный был, Тимофей Иванович нам давал подержать в руках. Потом, когда уезжали из Сибири, все навязывал его деду, хотел подарить в знак дружбы, да бабулька не разрешила взять подарок. Развыступалась: «Еще чего. Не надо. Напьется и начнет куролесить, чего доброго гонять всех по квартире с «маузером». Лучше от греха подальше».
    — Эх, такого парня потеряли, — вздохнул Ромка.