НЕОТМАЗАННЫЕ - Последний пасодобль (часть 6)

        Рядовой Чернышов и Трофимов понуро брели по улице в сторону мечети, куда после зачистки стали стекаться все группы.
    — Вчера, на «фишке» с Самураем перебздели, чуть не обделались! — прервал тягостное молчание Танцор. — Слышим, где-то слева банка консервная забренчала. Ну, думаю все, п…дец! «Чехи»! Полрожка выпустил, и Ромка не меньше. Оказалось, голодная кошка банку из-под тушонки вылизывала!
    Неожиданно у стоящего впереди «бэтээра» раздались женские крики и отборная ругань. Какие-то трое неизвестных контрактников из «усиления» с картонной коробкой и большой сумкой, с которыми обычно ездят за товаром «челноки», отбивались от вцепившейся в «добро» молодой чеченки, похоже, торговавшей на улице.
    — Отдайте, мужики! — твердо сказал Конфуций, загородив, военным дорогу. Его глаза устало смотрели на контрактников, в них не было ни угрозы, ни злости. Это были глаза смертельно уставшего человека, вернувшегося с тяжелой работы домой. Контрактники удивленно уставились на него.
    — Ты, что, летеха? Ошалел, что ли?
    — Совсем рехнулся?
    — Ребята уж второй день без курева и на одной сечке!
    — Ее Ахмед или там Саид, еб…ный, будет по нам пулять из-за угла в спину, а мы должны конституционный порядок здесь наводить? Так, что ли? — стал возмущаться заросший рыжей щетиной высокий мордастый прапорщик с редкими прокуренными зубами.
    — Вот именно, порядок! Правильно говоришь, приятель! — невозмутимо сказал Конфуций, глядя сквозь него тусклыми глазами.
    — Да, пошел ты на хер!
    — Да, мы на правах победителей берем! С древнейших времен победители…
    — Пидор, ты вонючий, а не победитель, — сказал, как отрубил Конфуций и презрительно сплюнул себе под ноги.
    — Летеха, полегче на поворотах! И не таких обламывали!
    — Откуда ты такой хороший, правильный взялся? — встрял в разговор второй, румяный плотный сержант с бегающими глазами, держа обеими руками картонную коробку.
    — Оттуда не возвращаются! — отрезал, мгновенно побагровев, Конфуций и угрожающе передернул затвор; вылетевший патрон, блеснув на солнце медным бочком, чмокнул в двух метрах в дорожную слякоть.
    Молодая чеченка в сбившемся на бок платке, почувствовав, что назревает что-то недоброе, отпустила из рук сумку и отпрянула в сторону.
    — Значит, своих мочить?
    — Из-за этой дрянной сучки?
    — С оружием-то все мы — Робин Гуды! А так? На кулачках? Слабо, лейтенант?
    Конфуций, не меняясь в лице, протянул свой АКМ Чернышову, стоящему рядом.
    — Подержи, Танцор!
    — Конфуций, может не надо, — стал отговаривать «собровца» побледневший Чернышов.
    — Надо, Танцор, надо.
    — Летеха! У тебя, наверное, не все дома? Ты хорошо подумал? — с ехидной улыбкой спросил контрактник с коробкой.
    — Ну, лейтенант, гляди! Сам напросился! — криво ухмыльнулся мордастый прапорщик.
    — Фонарик тебе теперь ночью точно не понадобится! Освещать округу фингалом будешь! Верно, Игорек? — живо откликнулся третий.
    — Вместо прожектора! — вставил развеселившийся Игорек.
    — Только в пах, чур, не бить!
    — Паша, лейту, точно п…дец!
    — Подожди, пусть «разгрузку» сымет, а то еще как бы не запарился, бедолага!
    — Не успеет! Отоварим по первое число! — отозвался Паша.
    Прапорщик передал оружие товарищу и принял боевую стойку, насмешливо взглянув на Трофимова.
    — Ну! Мохаммед Али, гонг?
    Ноги бойцов скользили и чавкали в раскисшем месиве дороги. Выбирая для атаки удобную позицию, прапорщик кружился вокруг выжидающего «собровца».
    Контрактник, сделав левой ложный выпад, неожиданно нанес молниеносный удар слева, но Конфуций ловко уклонился.
    — Неплохо, неплохо, — цедил, криво усмехаясь, прапорщик, наступая.
    — Ну, все! Каюк, тебе! — вновь сделав ложный выпад, он двинул Конфуция ногой, но тот отбил удар кулаком и тут же въехал нападавшему в челюсть. Слышно было, как клацнули зубы.
    — Ах, вот, мы какие? — вспылил Паша, набычившись.
    Размашисто рубя крепкими кулаками воздух, ринулся вперед. Конфуций, парировав серию ударов блоками, изловчился, поймал противника за рукав, крутанул его вокруг себя и быстро присел на колено. Контрактника словно кто-то невидимый оторвал от земли; он, мотнув в воздухе уляпанными «берцами», с которых во все стороны полетели ошметки грязи, влетел головой в забор. Конфуций тут же оседлал его и привычно как на задержании заломил за спину руку. Уткнувшись поцарапанной физиономией в треснувшие доски, прапорщик забубнил:
    — Ну, все, лейтенант! Всё! Всё! Твоя взяла! Хер с тобой! Все! Отпусти же!
    Конфуций отпихнул от себя поверженного противника, поднялся, вытер перемазанное колено о серый штакетник забора.
    — Ну и здоров, же ты! Но все равно, ты не прав, летеха! Нашел, кого защищать! Черножопых! Пошли, ребята!
    Злые недовольные контрактники, оставив на земле коробку и сумку, с матерком вскарабкались на уляпанный «бэтээр».
    — Ну, ты даешь, лейтенант! — крикнул сверху сержант. — Ловко устроился! «Носорогов», значит, бля, крышуешь!
    — Заткнись, «махра»! Памперсы подтяни! — отозвался за Конфуция Свят Чернышов.
    — Ладненько! Свидемся еще!
    Румяный Игорек, постучав прикладом по броне, крикнул:
    — Пингвин! Трогай! Поехали!
    Рыгнув удушливым дымом с сажей, БТР покатил вдоль улицы.
    — Танцор, дай фляжку! — сказал Конфуций, устало облокатившись локтями на хлипкий забор и уставившись в пространство отрешенным мрачным взглядом. Чернышов достал из-за пазухи Сафроновскую фляжку, которую ему передал для Трофимова капитан Дудаков. Отвинтив крышку, «собровец», выдохнув, сделал несколько жадных глотков. Фыркнул, передернулся, сплюнул.
    — Говнюки! Какие все-таки говнюки! — вырвалось у него.