НЕОТМАЗАННЫЕ - Возвратимся мы не все (часть 20)

    — Может, на самом деле, не стоит трясти село, — сказал Крестовский.
    — Не стоит? Крест, а ты видал, когда подъезжали, пики с зелеными тряпками на кладбище? — вскинулся Ромка. — Боевиков тут, видать, до чертовой матери! Как собак нерезанных!
    — Ребята, Дмитрич идет!
    Получив указания от Сафронова, капитан Дудаков направился к головной БМП.
    — Все, кончай базар! По машинам! Гусев! Гусев! Твою мать! Где тебя черти носят?!
    Из люка наводчика-оператора высунулась заспанная мятая физиономия радиста Гусева.
    — Вызывай капитана Карасика на связь! Передай…
    Но грубый рев БМП заглушил последние слова Дудакова.
    Десантники провожали взглядами, как «бээмпэшки» с бойцами на броне стремительно рванули с места, отряхивая с гусениц ошметки сырой земли, урча, плюясь выхлопами дыма, поползли к селу.
    БМП с «вэвэшниками» и СОБРом медленно двигались к центру села, где на небольшой площади высилась старенькая мечеть с облезлой луковицей минарета.
    Перед тем, как начать операцию командиры долго препирались, выясняя отношения с местной властью, которая упорно заявляла, что село «чистое» от боевиков. На белой старой «Волге» с оленем привезли скромный арсенал из нескольких ржавых «калашей» и десятка старых охотничьих ружей, среди которых оказался аккуратненький кавалеристский карабин «Манлихер» времен первой мировой войны, не весть какими путями попавший в эту глухомань.
    Но Сафронов был непреклонен, потеряв терпенье, он крепко обматерил местных старейшин и отдал приказ капитану Дудакову начинать зачистку.
    Двигались несколькими группами: одна с севера, другая с южной стороны, западная, выжидая, стояла в резерве. Все шло по плану. Входили во двор с кем-нибудь из старейшин, досматривали дом, пристройки, погреба, подвалы, проверяли документы. Мужчины с хмурыми лицами молчали и подчинялись военным, чеченские же женщины голосили, понося незванных гостей, не стесняясь в выражениях. Тут же мельтешила под ногами шустрая ребятня с черными блестящими как вишни глазами.
    Овчарки Гоби и Карай, обнюхивая все углы, обследовали жилье и прилегающую территорию. Через несколько домов от мечети, во дворе отнюдь незажиточного хозяина Гоби, вдруг, обнюхивая фундамент, остановилась и села, на бетонную дорожку под окном. И тихо тявкнула, взглянув преданными глазами на проводника Мирошкина.
    — Чего это она? — обратив на нее внимание, спросил «собровец» Степан Исаев у Димки.
    — Что-то нашла! Гоби! Гоби! Ко мне!
    Но собака продолжала неподвижно сидеть, виляя хвостом.
    — Эй, мужик! — старший лейтенант СОБРа позвал хозяина, который вдруг весь как-то съежился. — Иди сюда! Лом есть? Бордюр ломать будем!
    — Как ломать? Нельзя, фундамент. Столько трудов вложили! Ничего там нет!
    — Спокойно, отец!
    — Нельзя ломать! Столько денег стоит! Собачка ошиблась!
    — Так, ты что не понял? Что я тебе сказал? Бери лом и долби, пока не поймешь, а не то, не собака, а я сейчас ошибусь и вгоню в твою баранью башку пару фиников!
    — Я прокурор жаловаться буду!
    — Я те пожалуюсь! Так пожалуюсь… — рявкнул Степан.
    — И сынка в помощники возьми! Вон, лоб какой вымахал! — добавил «собровец»» Савельев, кивая в сторону стоящего у порога высокого чернявого парня, лет семнадцати.
    — Шустрей долби, не зли меня, я хоть и терпеливый, но могу и сорваться с цепи!
    — Чего нашли? — спросил, появившийся из дома, брат Степана Виталий, за ним лениво плелся как сонная муха, утирая сопливый нос, рядовой Привалов.
    — Пока не знаем!
    — Мужик, как тебя кличут?
    — Ахмад Исаев.
    — Исаев? — удивленно переспросил, усмехнувшись, Степан и переглянулся с братом-близнецом. — Ахмад, ради бога, уйми свою жену! Чего она разверещалась как баба-яга?
    — Гляди, у него тут цемент отличается по цвету.
    — Да, в этом месте, поновее будет! — согласился со старшим лейтенантом контрактник Кныш.
    — Долби Ахмад, не сачкуй!
    Десятисантиметровый слой бетона расковыряли за полчаса, под ним под дом было прорыто углубление, в котором лежал большой сверток, замотанный в клеенку, перевязанный бельевой веревкой.
    — Ура! Клад нашли! Братцы, алмаз Кулинан! Двадцать пять процентов Ахмаду от государства и благодарность за ценную находку точно гарантированы!
    — С Гоби, наверное, делиться придется, иначе хер бы нашли?
    — Да, нет, решили все Ахмаду отдать, зачем Гоби ценности, ей бы только на похлебку с тушонкой! — съязвил Виталий Исаев.
    — Ну, чего уставился как баран на новые ворота? Давай разворачивай, посмотрим, что у тебя тут за сокровища на черный день припрятано. Не боись, не отнимем! — Савельев подтолкнул чеченца вперед.
    — Погоди, я разрежу, а то будешь возиться до скончания века, — Степан наклонился и ножом полоснул по веревке.
    В клеенке, в политиленовом мешке, в промасленной бумаге покоились два новеньких «калаша» со складными прикладами, шесть набитых патронами рожков, пара цинок и три тротиловые шашки.
    — В Эрмитаж прикажете сдавать «сокровища сарматов»?
    — В Оружейную палату! — сострил Савельев. — Собирайся Ахмад, ты и сын поедете с нами в Ножай-Юрт. На беседу к следователю. Да без глупостей!
    В голос заголосили жена и старуха, стоявшие у крыльца, уткнув лица в черные платки.
    Неожиданно на южной стороне села рванул сильный взрыв. Землю встряхнуло, задребезжали стекла в окнах.
    — Самурай! Ну-ка, слетай! Узнай, что там случилось? Садануло крепко!
    Ромка выскочил на улицу, где стояли, урча БМП.
    На полной скорости «бэха», из под гусениц которой летели комья грязи влетела на узенькую кривую улочку, где у забора суетилась кучка бойцов. Где-то за несколько дворов трещали выстрелы и заливались лаем собаки, впереди в конце улицы зло ревела дудаковская «бэха», подминая под себя придорожные кусты. Во дворе суетились бойцы, в доме с сорванной с петель дверью на входе в комнату неподвижно лежал в луже крови младший сержант Ефимов, тут же с окровавленными бинтами стояли старший лейтенант Колосков и бледный как смерть снайпер Валерка Крестовский.
    Серега Ефимов открыл дверь в комнату, когда сработало взрывное устройство. Взрывом ему оторвало обе ноги, осколками покрошив все вокруг. Он, дико крича, полз к выходу, к товарищам, вцепившись ободранными обоженными пальцами в порожек и оставляя за собой темные кровавые полосы. Помощь пришла сразу же, Колосков и Крестовский сделали все, что могли, но младший сержант скончался от болевого шока.
    Стефаныч и старший лейтенант Тимохин со своими ребятами гнали боевиков в сторону берега, отсекая им все пути в село, где они могли легко укрыться. Одного из беглецов стреножили, когда он перелазил через очередной забор. Он начал отстреливаться, но через несколько минут его уже вязали матерые «собры». Другой же, воспользовавшись возникшей перестрелкой, выбрался на край села. И сиганул вниз с обрыва, скатившись по крутому склону, чудом не переломав себе кости. Перепрыгивая с валуна на валун, попытался переправиться на другой берег, но на середине реки оступился и упал в воду. Вода была чуть выше колена. Сильное течение сбивало с ног. С трудом удерживая равновесие, словно канатоходец под куполом цирка, он медленно брел поперек стремительного холодного потока. На середине реки его нашла одна из очередей БТРа, который выехал на край обрывистого берега. Очереди словно плетью хлестали и чмокали рядом с ним по воде. Взмахнув руками, выронив оружие, боевик на секунду замер и плюхнулся в воду. Тело понесло потоком и вынесло на отмель на противоположном берегу.
    Потом кто-то из солдат, напялив резиновые бахилы от комплекта химзащиты, добрел до него, обвязал веревкой подмышками, и убитого вытянули на свой берег. Боевика обыскали, нашли документ на имя Рашида Имамалиева за подписью Масхадова.
    Задержанные стояли рядом с «Уралом» и тихо по-своему переговаривались, хмуро косясь на военных. Среди задержанных, оказалось еще трое молодых небритых парней без документов, которые уверяли, что приехали, кто из Шали, кто из Дуба-Юрта, к родственникам.
    — Где этот старый пердун, Исламбек? Ведь, сука, клятвенно заверял, что село чистое! Гаденыш! — пришел в ярость капитан Дудаков.
    — Стефаныч, посмотри у них трусы и плечи! — посоветовал Виталий Исаев. — Если без трусов — значит ваххабит!
    — Да, ну их в п. ду! — отозвался, сплевывая, угрюмый старший прапорщик. — Стану я им еще в трусы смотреть!
    — Кому надо в Ножай-Юрте разберутся! С этой шушерой! И с трусами и плечами тоже! — добавил старший лейтенант Тимохин.
    — Стефаныч, не ной! Если надо и поглубже заглянешь! — огрызнулся раздраженный капитан Дудаков.
    — Я жаловаться буду! Вы не имеете права! Я до прокурор дойду, я президент писать буду. Я всем жаловаться буду, — начал вдруг, ни с того, ни сего выступать задержанный Ахмад. Он был одет в серое драповое пальто, на голове тронутая молью ондатровая шапка. Его острый кадык с торчащей седой щетиной ходил вверх вниз. Он ругался, возмущенно жестикулировал руками, пытаясь, что-то втолковать старшему прапорщику Стефановичу, который с безразличным видом курил, устроившись на подножке автомобиля.
    К задержанному чеченцу подскочил только что подъехавший на «бэхе» с «двухсотым» старший лейтенант Колосков. Уставившись свирепым взглядом на распинающегося чеченца, он вцепился, вымазанной в крови Ефимова, пятерней в ворот пальто и с размаха ударил Ахмада лбом в лицо. У того из разбитого носа на небритый подбородок закапала кровь, следующий удар пришелся кулаком. Ахмад отлетел к сторону, уронив с головы шапку.
    — Жаловаться?! Сволочь! Жаловаться?! — хриплым страшным голосом орал «собровец», пиная поверженного врага. — Жаловаться он будет. Обиженный?!
    — Квазимодо, не надо! Игорь!!
    — Квазик! Квазик, оставь его!! — закричал Степан Исаев, вступаясь за Ахмада, хватая сильными руками Колоскова сзади. Но рассвирепевшего бойца не так-то просто было остановить.
    — Стефаныч! Парни! Держите его!
    Разбушевавшегося «собровца» с трудом оттащили от задержанного чеченца.
    Рядом с брони БМП осторожно снимали убитого Сережу Ефимова. Когда его, изодранного и опаленного, освобождали от разгрузки и бронежилета, из кармана выпала сухая веточка и упала в рыжую грязь, которая чавкала под сапогами принимавших тело внизу солдат.