Глава 5
“REALPOLITIK”
Госсекретарь США скривилась и поудобнее устроилась в кресле. Желудок вновь дал о себе знать. Постоянные запоры раздражали “мадам” донельзя, но справиться с собой и не переедать на ночь она не могла. Проще принимать тайленол, пузырек с которым всегда под рукой.
Начальник оперативного отдела ЦРУ выждал несколько секунд, пока Госсекретарь меняла позу, и продолжил:
– Единственное препятствие может возникнуть в лице Греции. Там традиционно любят сербов. А из-за осложнившихся в последние годы отношений с Турцией греки подумывают о переориентации на закупку систем ПВО у русских. Нам уже дважды удавалось срывать переговоры, однако после назначения нового руководителя Росвооружения мы временно лишились рычагов воздействия на ситуацию... Остался канал через Администрацию Бориса, но тут вероятны некоторые сложности.
– Я поговорю кое с кем, – проскрипела “мадам”. – При необходимости – оплатим очередную кампанию в русской прессе и снова поставим Козырькова министром иностранных дел.
– Он не согласится...
– Да кто его будет спрашивать! Ему прекрасно известно, что счета иностранцев в Европе и у нас можно заморозить одним росчерком пера министерства финансов.
Начальник оперативного отдела ЦРУ кивнул. В “реальной политике” о нормах морали, порядочности или нравственности можно не вспоминать – с продажными русскими тут проблем не было никаких – вырвавшиеся из-за “железного занавеса” необразованные и жадные азиаты сразу принялись хапать все, что бы им ни предлагали, и в результате уже через пять лет на каждого более-менее значимого чиновника собралось по пухлой папочке компромата в Госдепе, ЦРУ и ФБР.
Бывшие партаппаратчики, перекрасившиеся в радетелей рыночной экономики, не оставили свои воровские привычки, наоборот – лишь укрепили их в нелегкой борьбе за “кормушку” и с упоением распродавали страну, оставляя маржу <процент за посредничество при заключении сделки> в зарубежных банках. К середине процесса демократизации, когда российские танки уже горели на улицах Грозного, Россия утратила четыре пятых влияния в мире, поскольку любой “неправильный”, по мнению Администрации США, шаг русского руководства немедленно пресекался угрозой блокировки счетов, каковые имело почти все высшее руководство страны. Купленное на корню большинство в Государственной Думе “заворачивало” проект любого мало-мальски разумного закона. В грязной игре активно участвовала и семья нынешнего Президента.
– Я уже дала распоряжения поговорить с Козырьковым, – Госсекретарь отпила глоток воды. – С ним встретится наш посол в Москве и напомнит о некоторых проколах.
– До какой степени серьезных?
– Более чем. Этот маленький ублюдок по уши в дерьме. Израильтяне предоставили информацию о его связях с лицами, отмывавшими наркодоллары через русский Национальный Фонд Спорта... Вы, со своей стороны, подготовьте что-нибудь против нынешнего премьера. Хоть ему и осталось две-три недели, нельзя допустить, чтоб он помешал нашим планам.
– У нас на него ничего нет, – задумчиво сообщил собеседник. – Кроме, пожалуй, запутанных отношений с российскими “красными” и Президентами Ирака и Ливии. Но это как рычаг давления не подойдет... Он сам кадровый разведчик, генерал-полковник, на провокацию не купится.
– А нам и не надо, чтобы купился, – брезгливо отмахнулась “мадам”, – достаточно довести нужную информацию до Бориса.
Начальник оперативного отдела ЦРУ отметил в блокноте распоряжение “мадам”. Не выполнить пожелание Госсекретаря означало моментально лишиться любого кресла. За свою насыщенную политическую карьеру этническая чешка с примесью еврейской крови завоевала репутацию беспощадной суки, готовой на все ради достижения своих целей.
Апофеозом ее деятельности на дипломатическом поприще стало активное участие в урегулировании ситуации в районе Персидского залива. От подобного хамства американцев, пославших женщину, к тому же еврейку, на переговоры с лидерами исламского мира, перехватило дыхание даже у верных союзников США. Результатом поездок Госсекретаря с “миротворческими миссиями” стали несколько секретных писем руководителей мусульманских стран Президенту США, в которых те настойчиво рекомендовали ему более не направлять к ним эту дамочку, ибо ее речи лишь провоцируют волнения среди духовенства и местных патриотов. Миссия “мадам” привела только к разного рода конфликтам на религиозной почве внутри самого региона и к усилению противостояния с Тель-Авивом.
Обиженная Госсекретарь переключилась на умиротворение Европы и тут же нашла общий язык с террористами из числа косовских албанцев. То, что те контролировали половину европейского рынка торговли наркотиками, ее не смущало, даже, наоборот, радовало – тем самым экономились средства на оснащение УЧК.
Югославия с ее природными ресурсами представляла собой великолепный полигон для приложения принципов “реальной политики”. Да и пятидесятилетие НАТО на носу, требовался повод еще раз заявить о нужности дальнейшего существования Альянса и закупок европейцами американского оружия.
* * *
Подобравшись к лагерю на полсотни метров, Владислав двинулся открыто, но все равно тихо, готовый броситься в сторону при малейшем шуме. Предосторожности оказались излишни – пройдя крайнюю палатку и свернув направо, к хозблоку, он споткнулся о чье-то тело.
Впечатление было столь сильным, что Влад отскочил, не удержался на ногах и упал навзничь. Откатился в сторону и замер.
Тело не шевелилось.
Рокотов, преодолевая инстинктивный страх, подполз ближе и проверил температуру трупа. Тот давно остыл, рука не сгибалась – значит, человек умер давно, не меньше шести часов назад. А если учесть теплую погоду – то и еще раньше.
Это был Гойко, молодой сербский биолог, с которым Влад успел подружиться. Весельчак и балагур, он лежал теперь в неестественной для живого человека позе, подвернув под себя одну руку, словно все еще прикрывая распоротый автоматной очередью живот.
“Е-мое! – не поднимаясь на ноги, Рокотов перекатился в тень полога ближайшей палатки и застыл. – Так, спокойно! Не дергайся! Здесь никого, кроме трупов, нет... Вот почему огней не было... Так, убили их после подъема, на Гойко рабочая одежда. Значит, вчера утром или днем. Аккурат, когда я сюда двигался. Совпадение? Нет уж, братец, не совпадение... Получается, что сербские полицейские на дороге и расстрел нашего лагеря – звенья одной цепи. И пальба в тебя – тоже... Блин, да ведь теперь им известно, что я выжил! Перспективочка! Так. Что бы ты сам стал делать на месте условного командира отряда полицейских-убийц? Поставил бы засаду... и убрал трупы. Точно! Чтобы я ни о чем не догадался, тела следовало спрятать и ждать меня либо где-то на подходе к лагерю, либо в палатке начальника экспедиции. Не доложить командиру, что есть один выживший, патруль не мог... Или мог? Побоялись наказания за то, что упустили, и не рассказали... Если б это случилось в нашей армии, я бы поверил. Хотя сербы – те же славяне. И менталитет у нас похожий. Могли, могли... Но не суть! Все равно отсюда надо валить, и как можно быстрее. Неважно, по какой причине здесь нет засады. А ты уверен, что нет? – Биолог чуть приподнял голову и огляделся. – Скорее всего, нет... Они же не могли быть уверены, что я пойду именно сюда. Или что у меня нет малогабаритного бинокля. Я ведь вполне мог осмотреть лагерь еще днем, с любого холма... Да уж, задачка... Значит, так: надо собрать хотя бы необходимые мелочи. Подчистую тут не могли разграбить, что-то да осталось. А мне много не надо...”
Он на четвереньках прополз мимо Гойко. Найти кого-нибудь в живых Владислав не рассчитывал, было ясно, что все семнадцать членов экспедиции погибли.
Через пятнадцать минут он сумел обползти весь лагерь. Худшие предположения оправдались – почти всех расстреляли, когда биологи собрались около ангара лаборатории. Милена лежала рядом с остальными, лицом вниз, крестообразно раскинув руки, на затылке зияла дырка контрольного выстрела. Влад не стал трогать ее тело, его и без того колотило от напряжения.
Судя по разгрому в палатке Драгана, он единственный сообразил, что к чему, и оказал сопротивление. Но это беднягу не спасло. Спецназовец лежал ничком, наполовину высунувшись из-под брезента наружу, где его встретила автоматная очередь. Голова серба являла собой месиво из осколков костей и запекшихся бурых сгустков. В парня всадили не меньше десятка пуль. В одной руке Драган сжимал тесак, в другой – берет с нашивкой сербской полиции. Точно такой же, что был на патрульных в лесу.
Влад представил себе последние секунды жизни сербского спецназовца. Моментально оценив обстановку или услышав первые выстрелы, тот, по-видимому, спрятался у себя в палатке и, когдф один из убийц просунул голову внутрь, перерезал ему глотку – на лезвии при свете полной луны явственно виднелись темные подтеки. Потом он хотел выскользнуть наружу и добраться до леса. Но снаружи его ожидал другой полицейский...
“Час от часу не легче. Все-таки полиция, – Рокотов втайне надеялся, что ошибся насчет исполнителей. – Пока та парочка патрулировала дорогу, здесь убивали ученых. Если подумать – бред какой-то... Что ж это за отряд? И какой смысл полицейским убивать своих сограждан? Примитивное ограбление? Но тут ценностей-то с гулькин нос! Одни реактивы да приборы, они грабителям ни к чему... Так, ящик есть, а ружей – нот... А вот патроны оставили. Берем. Первая ошибочка этих уродов. Боеприпасы никогда нельзя бросать. Теперь у меня двадцать патронов, значит, сто граммов пороха. А сто граммов – маленькая бомба. Так-так-так. У Драгана была аптечка с наркосодержащими лекарствами. Где он ее прятал? Скорее всего, рядом с ружьями...”
Владислав отодвинул ящик и обнаружил в полу углубление. Аптечка мирно лежала на своем месте.
“Палатку толком не обыскали, взяли только ружья. Что у нас тут? Шприцы, анестетики, сердечные... Нормально, в случае чего пригодится. И нести не тяжело. – Он тщательно пошарил руками в полумраке, но более ничего полезного не обнаружил. – Нож я где-нибудь в другом месте возьму, из руки Драгана его не вытащить, окоченела...”
Из палатки спецназовца он переместился в лабораторию. Там царил разгром. Столы перевернуты, в воздухе висел густой дух реактивов из разбитой химической посуды. Влад открыл лежащий на боку, сорванный со стены шкафчик и на ощупь вытащил плоскую упаковку ампул – в содержимое входил цианид в большой концентрации. Упаковка отправилась во внутренний карман, рядышком с пеналом. Рокотов мстительно улыбнулся: “Хорошо иметь дело с непрофессионалами. Конечно, в своем деле они профи, но тут игра на моем поле. Им надо было все сжечь или из гранатомета пальнуть, как по моей палатке. Теперь поздно, я уже тут. И успел собрать много полезного. Так что теперь у меня есть что им противопоставить. Пусть немного, но все же я не с пустыми руками...”
Хозяйственный блок грабили долго и тщательно, все ящики бь1ли вскрыты, снаряжение разбросано по земляному полу, многого недоставало. Но Владу хватило рюкзака и мотка прочного шнура. Теперь он мог преодолеть горную кручу, что значительно расширяло район передвижений.
Рокотов свернул плотное одеяло, аккуратно сложил все в рюкзак и добрался до кухни.
Там ему наконец удалось разжиться широченным ножом для рубки мяса, более напоминавшим топорик – на прочной рукояти сидело лезвие тридцать на двадцать сантиметров. В умелых руках подобный тесак мог легко перерубить свиной окорок. Или отсечь человеку голову, по обстоятельствам.
Из еды он взял только две упаковки галет. Все остальное было безнадежно испорчено и свалено в кучу. Продукты кто-то долго и остервенело расстреливал из автомата. Не обошли неизвестные вандалы своим вниманием и кухонную технику – все холодильники иссечены пулями, микроволновая печь разбита, мойка выворочена вместе с трубами.
“Интересно, чем этим козлам кухня не понравилась? Или просто бесились в ярости от потери бойца, которого посадил на пику Драган? Похоже... Значит, с нервами у них не все в порядке, по меньшей мере – у одного. Почему? Тут есть два ответа – либо убитый Драганом... Кстати, а где тело?.. С собой унесли... Ага! Продолжим. Либо у убитого Драганом есть родственник в отряде, и тот не смог сдержать эмоций, либо в планы
полицейских терять бойцов не входило. А я им еще одного из строя вывел. Молодец, частично отомстил, сам не зная за что. Да и к лучшему, что не зная... Иначе не уверен, что так бы себя повел. Человеку свойственно впадать в панику или ступор, если что-то реально угрожает его жизни. А мне угрожает – реальней некуда...”
Он осторожно выбрался из кухни и тут же нырнул вбок, краем глаза заметив движение в десяти метрах от себя. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
“Тьфу, черт! Бурундук! – Маленький зверек юркнул в сторону, спасаясь от Влада. – Да уж, через два часа сюда все зверье соберется. Халявная жратва... – Небо немного посветлело, в предрассветной тишине застрекотали первые птицы. – Так, если зверей тут раньше не было, значит, убийцы ушли не очень давно. Ближе ко вчерашнему вечеру... А ночью я явился. Ну, правильно – утром или днем всех кончили, плюс еще время надо, чтобы пограбить. Итак, вывод... Когда меня патруль остановил, здесь как раз резня началась. Сходится. Сюда, естественно, они не вернутся. А в какую сторону пошли, вот вопрос! Мне-то явно надо в противоположную. Направлюсь-ка я туда, где меня, по логике, точно не ждут. Обратно к моей бедной палатке... и там посмотрим. По крайней мере, места те я хорошо изучил, так что взять меня в клещи не получится. Путей по болотам они не знают...”
Оглядевшись напоследок по сторонам, Влад почти бегом покинул территорию лагеря.
За прошедшие сутки он первый раз поел, сидя в зарослях километрах в трех от разграбленной базы. Галеты Влад запил родниковой водой и тем самым немного улучшил свое настроение. На Балканах в лесах масса съедобных растений, в ручейках полно рыбы, так что истощение ему не грозило... А вот сидение в кустах начинало входить в привычку.
Рокотов невесело усмехнулся. Несмотря на шок от вида убитых коллег, он совладал с собой и теперь жестко настроился на выживание. Любой ценой. Без оглядки на то, сколько недругов придется положить. Цивилизованные отношения кончились в момент нажатия кнопки пуска гранатомета. Теперь он уже никому не доверял – берет сербского полицейского в мертвой руке Драгана послужил последней каплей. Рокотов остался один в чужой стране, а где-то поблизости рыскал отряд, уничтожающий на своем пути все живое.
К полудню он отошел от бывшей экспедиционной базы на добрых пятнадцать километров, направляясь строго на юг. На первом этапе следовало максимально увеличить отрыв от места возможной дислокации подразделения специальной полиции. Однако усталость, скопившаяся за полтора дня, давала себя знать. Забравшись в каменную расселину, скрытую от посторонних глаз зарослями шиповника, Владислав завернулся в одеяло, положил рядом мясницкий нож и заснул, использовав рюкзак как подушку.
* * *
Военный спутник КН-710 увеличил скорость до 7900 метров в секунду, чтобы совершить очередной маневр и перейти на следующую случайную орбиту. Независимый генератор чисел, построенный по принципу нечеткой логики, выдал на командные схемы набор цифр; после минутной обработки новой траектории схемы отдали приказ малым маневровым двигателям.
Боевая космическая платформа путешествовала в пространстве как бы рывками, изменяя по ложение без всякой периодичности, чтобы не попасть в поле зрения орбитальных комплексов противника. Компьютерный мозг спутника не знал, что враги больше не стремятся перегнать друг друга. Да и страны, на чьей страже стояло изделие под кодовым названием “Радуга”, тоже больше нет. А осколок бывшей империи находится в столь плачевном состоянии, что ему не до новых космических запусков и не до реализации прошлых грандиозных проектов. Ракеты, нацеленные на Вашингтон и гору Шайенн, где находится американский штаб управления стратегическими вооружениями, оставались последними, с которых волна разрядки пока не смыла полетные задания. “Оружие возмездия” продолжало выполнять свои функции в полностью автономном режиме.
Но механизмы, как и люди, не переносят долгого забвения и предательства. За годы безупречной службы КН-710 обветшал, борта покрылись сетью микротрещин, микрометеориты вывели из строя треть солнечных батарей. Однако старый солдат еще держался и не покидал своего небесного поста. Бортовой компьютер все так же производил расчет траекторий; подзаряжались аккумуляторы, должные в случае приказа с земли дать ток в системы зажигания твердотопливных ускорителей ракет; пиропатроны с миниатюрными схемами контроля продолжали сигнализировать о готовности в нужный момент отстрелить защитные крышки шахт, содержащих смертоносный груз; плутониевые полушария, несмотря на распад, сохраняли ядерный потенциал. Пусть меньше расчетного, но все еще катастрофически опасный для поражаемого объекта.
Хуже всего дело обстояло с блоком, который отвечал за самоуничтожение платформы.
Метеорит весом в одну сотую грамма поразил переплетение коммутационных шнуров спустя десять лет после вывода спутника на орбиту, и теперь КН-710 был лишен возможности экстренного сброса боеголовок в нештатной ситуации. Случись подобное в нормальных обстоятельствах, когда все системы спутника дважды в день проходят контрольную проверку из Центра, и уже через неделю мощный носитель “Протон” доставил бы на орбиту экипаж, который бы провел “регламентные” работы в открытом космосе, и “безобидный метеоролог” продолжал бы нести свою вахту. Но напрасно КН-710 регулярно информировал Центр о неполадке в системе 5Б-АС. Его доклады выстреливались в пустоту, вызывая лишь раздражение прапорщика Сидоренко помехами во время футбольного матча или ворчанье его жены, если из-за ряби на экране телевизора она пропускала фразу-другую в бесконечных диалогах героинь мексиканского сериала.
* * *
Ракеты класса “воздух-земля” прибыли в Шпангдалем за день до намеченного Альянсом начала операции против непокорного Милошевича. А заодно с ним – и против сербского народа, отчего-то не желающего по мановению пальца Президента заокеанской страны сбросить законно избранного главу собственного государства и с песнями отправиться под протекторат НАТО”'
Грузовой самолет “С141-В” доставил на германскую авиабазу пятьсот изделий, надежно упакованных в деревянные ящики, обшитые изнутри натуральной пробкой.
Каждая из усовершенствованных ракет “GBU-10”, получившая индекс АХ, несет на себе боевой заряд в триста пятьдесят фунтов пластида, что эквивалентно семистам килограммам тротила.
Воронка от взрыва боеголовки достигает в диаметре десятка метров, а зона поражения распространяется на добрую сотню. Оболочка изготовлена из композитных материалов и в дополнение имеет несколько внутренних полостей, заполненных миниатюрными стальными стрелками, – аналогичными тем, что используются в подкалиберных патронах стрелкового оружия специальных войск. Металлические иглы длиною всего в дюйм разлетаются со скоростью более тысячи ярдов в секунду и способны пробить насквозь десятисантиметровую дубовую доску. Что уж тут говорить о мягком человеческом теле!
Подобные орудия убийства были запрещены международной конвенцией наряду с кассетными бомбами сразу после окончания вьетнамской войны, на Женевской конференции 1974 года. Этот разумный запрет был вызван бесчеловечными, по мнению экспертов, увечьями, наносимыми таким оружием мирному населению. При попадании в человека маленькая игла начинала беспорядочно вращаться, разрывая мягкие ткани и наматывая на себя сосуды и нервные окончания. Спасти пациента удавалось в одном случае из трех, остальные несчастные умирали в течение нескольких суток, испытывая невообразимые мучения.
США на словах поддержали решение конвенции, но работ по созданию бомб и ракет со “спецнаполнением” не прекратили. Более того, американские инженеры пошли дальше – создали линию по производству шрапнели и стрелок из кремниевых материалов, которые невозможно обнаружить с помощью рентгена. Теперь полевым хирургам требовалось изрезать раненого вдоль и поперек, чтобы извлечь осколок. По мнению специалистов Пентагона, кремниевые “наполнители” идеально подходили для борьбы с тоталитарными режимами, наподобие иракского или югославского. Чем больше мирных жителей не смогут спасти местные врачи, тем быстрее народ, выбранной для “усмирения” страны, должен осознать порочность своего лидера. И обратиться к демократическому опыту Соединенных Штатов, попутно предоставив американским корпорациям режим наибольшего благоприятствования в экономике – как представителям страны, внесшей наиболее весомый вклад в стабилизацию внутриполитической обстановки.
Скорость модернизированной “GBU-10AX” по сравнению с базовым вариантом немного увеличена и составляет 550 узлов <Скорости ракет и иных снарядов в армии США исчисляются в узлах. 1 узел равен 1 морской миле в час/ (1852, 2 метра, или 6080 футов). Соответственно скорость в 550 узлов равна примерно 1020 км/ч, или Збб м/с, то есть выше звуковой>. Из-за низкой полетной высоты и меняющейся траектории перехват ракеты подобного класса наземными комплексами ПВО чрезвычайно сложен, даже линия дивизиона зенитных установок способна уничтожить не более 20 процентов от общего числа выпущенных “GBU-10AX”. Боеголовки, в зависимости от типа заряда, рассчитаны на поражение любых видов целей; корректировка полетных маршрутов согласуется со спутниками наведения и радиомаячками на территории противника. Отклонение от цели составляет приблизительно 1 метр, что при стандартной мощности совершенно непринципиально.
Блок наведения под номером 66930134 был" установлен на ракету, проходящую по грузовой ведомости как “место 267”. Контейнер с реактивным снарядом отправился на склад хранения боекомплектов эскадрильи, возглавляемой капитаном ВВС США Джессом Коннором.
Перед окончательным складированием, которое на жаргоне американской армии называется “упаковка хот-догов”, каждую боеголовку прогнали на специальном контрольном стенде. Все без исключения системы сообщили на центральный компьютер о своей полной исправности. Оставалось только подвесить их на кронштейны внутри бомбового отсека “Ночного Ястреба”, и в расчетный момент они поразят цели, координаты которых получат через систему “Paveway 2” непосредственно перед стартом.
* * *
Когда он открыл глаза, вечерело. Закат был красным, что обещало назавтра прохладную погоду.
“Зато не вспотею, – подумал Влад, – если опять придется от кого-нибудь бегать... Впрочем, заняться мне, судя по всему, больше нечем. Я как татарин, мне без разницы – отступать бежать, наступать бежать... Короче, что пулемет, что водка – лишь бы с ног валило...”
В сотне метрах от расселины протекал широкий ручеек. Рокотов разделся и, преодолевая отвращение к еще холодной воде, искупался. Вместо мыла пришлось использовать белые цветы водяных лилий. С досадой он потер щетину на подбородке, но с бритьем придется обождать – не скрести же себе щеки скальпелем, склонившись над лужей.
Обсохнув на ветерке и растеревшись одеялом, он оделся и взвалил на плечи рюкзак – перекусить можно и позже, а по лесу идти лучше на голодный желудок. Организм немного посопротивлялся, заявляя о желании испить кофею, дабы окончательно проснуться, но Влад мысленно показал ему фигу и двинулся на восток. Он решил изменить маршрут на 90 градусов, чтобы не залезть на территорию Косово и не оказаться в эпицентре партизанской войны. Ибо разбираться, кто он такой, вряд ли будут – пулю можно схватить как от сепаратистов, так и от регулярных частей сербской армии.
Поздним вечером Влад вышел на берег реки. Покопавшись в памяти и сравнив свой маршрут с известной ему картой, он понял, что это Ибар. По правую руку, километрах в пятидесяти должен располагаться город Печ, а по левую, примерно на таком же расстоянии, – Косовска-Митровица. Влад сел на валун и решил произвести осмотр арсенала.
Он положил на камень пенал и достал из него полдюжины скальпелей. Холодного оружия было предостаточно, если учесть и мясницкий тесак. Рокотов нашел поблизости шероховатый камень с мелкой зернистой поверхностью и поправил лезвие тесака, доведя его если не до бритвенной, то до вполне приемлемой остроты. Отрезав от веревки с полметра, он сделал петлю на рукояти, продев ее сквозь специально предназначенное для этой цели отверстие. Затянул тугой узел, соскреб с ближайшей сосны немного смолы и замазал срезы веревки. Теперь и нести тесак удобно, и из руки в бою не выскочит.
Он сделал несколько пробных махов широким лезвием и удовлетворенно кивнул – техника работы тесаком вполне соответствовала методике применения китайского ножа-бабочки”. По крайней мере, на близком расстоянии у противника оставалось мало шансов на победу. Теперь следовало подумать о еде.
Влад вышел на песчаную косу и минут пять внимательно вглядывался в темную воду. Затем, выбрав место на быстрине, отметил его воткнутой в песок веточкой и отправился за импровизированным гарпуном.
Прямой орешник он отыскал быстро, срезал полутораметровый ствол, очистил от мягких веток и прикрутил к верхушке один из скальпелей. Лезвием пришлось пожертвовать – ударами незаточенной части тесака Влад сделал на скальпеле две приличные зазубрины и слегка подбил их небольшим булыжником, чтобы развести металлические края в стороны. Гарпунить рыбу обычным скальпелем бессмысленно, добыча тут же соскользнет.
Раскрошив над водой галету, он склонился в позе первобытного охотника, ожидая, когда непуганая местная рыба соизволит попробовать плавающие на воде кусочки. Долго ждать не пришлось – мелькнула широкая серебристая спинка, и прожорливая пасть захватила аппетитную крошку. Рокотов картинно махнул гарпуном, но промазал и сам чуть не свалился в воду.
“Так, спокойно! Ты не на кита охотишься. Бить, видимо, следует без замаха, с поправкой на преломление света. Да какой тут свет? Темно, черт, почти ни фига не видать... Ладно, попробуем еще раз.”
Вторая попытка оказалась более удачной. Толстенная форель раззявила пасть, заглатывая кусок галеты, помедлила полсекунды и была насажена на гарпун доблестного рыболова. Влад мгновенно выбросил ее на берег и треснул приготовленным камнем по голове. Как ему рассказывали опытные рыбаки, добычу следует оглушить. Форель тут же затихла.
“Ого! Нормально. Какой я молодец! Деликатесину вытащил. И здоровенная! Килограммов на пять. Ну, мяса-то в ней поменьше, но все равно здорово. Сейчас разделаем и сожрем. Кстати, не переусердствуй, много сырой рыбы вредно”.
Однако ему повезло и сырую рыбу есть не пришлось. В боковом кармашке рюкзачка отыскалась забытая кем-то из прошлых владельцев наполовину заполненная бутаном зажигалка.
“Видимо, стало везти. Это радует. Прокоптить рыбу, естественно, не получится, не умею я этого, но запечь – сколько угодно. Хотя все равно придется недоеденное бросить, опасно несвежую рыбу есть...”
Он отошел в глубь леса, выбрал низинку и развел небольшой костерок, наломав хвороста. Спустя полчаса угли дозрели, Влад, разделав рыбину, насадил ее на древко гарпуна и подвесил над жаром.
Сколько времени нужно готовить форель, он понятия не имел. Поэтому, чтоб не попасть впросак, выждал почти час, раз в пять минут поворачивая свой шашлык другим боком. Вкусовые качества печеной рыбы стояли на втором месте, на первом – желудочная безопасность дегустатора. Для полного счастья Владу не хватало только поноса или заворота кишок.
Рыбка оказалась отменной, пусть и без соли. Умяв граммов триста сочного мяса, Рокотов сделал перерыв, чтобы излишне не перегружать живот.
“Эдак я все лето могу прожить, – он откинулся на склон низинки. – Еды хватит. Однако это не вариант. Выбираться все равно надо, и как можно быстрее. Да уж, ситуация малорадостная. Куда ни кинь – везде клин. Полицейского я покалечил, это факт, так что мне теперь и сербам-то на глаза надо показываться с ба-альшой осторожностью... Экспедиция уничтожена, палатка взорвана, документов нет, из района, где тебя могли бы искать, ты давно вышел. Да и что искать? Если обнаружат место твоего лагеря, то решат, что погиб при взрыве... Что мы имеем? В активе – пока жив-здоров, держусь без посторонней помощи. В пассиве – ни черта непонятно, коллеги мертвы, местному менту ногу сломал, что дальше делать – неизвестно... Зачем югославы своих перебили? Мешали чем-то? Но не убивать же за это! Могли приказать свернуть лагерь, и все – с военными не спорят. А вместо этого перестреляли всех без объяснений. И без всякого смысла, между прочим... Убивали не спонтанно, а планомерно. Это по положению тел видно, всех в одно время. Только Драган успел что-то сообразить... Получается, действовали по приказу. Значит, так:
скорее всего полицейские вошли в лагерь, познакомились, распределились по территории и одновременно открыли огонь. Стиль закамуфлированной диверсионной группы... Оставили тела. Нет, не получается. Настоящие „диверсы" трупы спрячут и лагерь не станут громить. Чтоб до поры до времени себя не обнаружить. Ну, стоит пустой лагерь и стоит...”
Влад меланхолично отломил еще кусочек рыбы и пожевал.
“А потому, дружочек ты мой ненаглядный, делаем вывод: они почему-то уверены, что в лагерь никто в ближайшее время не сунется... Постой! Как так не сунется? Раз в день, как минимум, по рации с Нови-Пазаром связывались... И в Белград звонили, у начальника же радиотелефон был. Черт, ну почему я его не поискал? Хотя... без толку, скорей всего. Либо разбили, либо с собой унесли. Полицаи никаких ценных вещей не оставили. Все подчистую разграбили. Та-ак, а что конкретно они могли взять? Деньги, ясное дело, ружья, две видеокамеры было, фотоаппарат Гойко, украшения у женщин. Вроде все. Ну, еще немного на складе пошерстили... Консервы из кухни. В лаборатории, кажется, ничего не тронули, только оборудование разбили. Конечно, препараты им ни к чему. Для грабежа с убийством, да еще массовым, прибыль маловата... Не будут грабители ради двух-трех штук баксов семнадцать человек валить. Если это не сумасшедшие. А на психов они не похожи, судя по тем, что я встретил. Значит, цель иная...”
Он встал, потянулся. Хватит рассиживаться, пора в дальнейший путь. Он поскреб пятерней затылок. Ситуация складывалась патовая – теперь Владислав не мог доверять ни одному встречному, особенно если тот будет одет в форму югославской полиции или армии. Любой может оказаться его преследователем, а после того, что он сделал на тропинке, – стрелять будут без предупреждения. Единственным разумным выходом было обратиться в стационарный городской полицейский пост. Но до города надо еще добраться.
“Интересно, что они думают обо мне? Поняли, что я выжил после ночного нападения на палатку, или сочли еще одним сотрудником, который работает в автономном режиме? Будем исходить из худшего – им известно, что я уцелел и что меня голыми руками не возьмешь. Их действия? Загнать в угол и добить. Как? Перекрыть район они не в состоянии, людей не хватит. Значит, поставят посты на дорогах у ближайших городов, благо расстояния здесь небольшие... Вычислить меня – нет проблем, говорю я с акцентом, как одет, известно. Так-так-так... Надо делать большой крюк, города обходить стороной. Но тогда придется идти через Косово, а не хочется. Однако и в обратную сторону опасно. Ладно, у тебя целых триста шестьдесят градусов для выбора маршрута, иди куда хочешь... А хочу я в Питер, домой. И зачем я согласился сюда ехать? Сидел бы себе спокойно в своем фатерлянде, подрабатывал бы переводами да в ус не дул. Нет, вишь ли, романтику подавай! Ну что, получил по полной программе? Если такими темпами дальше пойдет, то через неделю тебя будут травить как тигра-людоеда. Еще и уничтожение экспедиции повесят, за этим не заржавеет. Зачем искать мифических убийц, если подозреваемый – вот он! Со своими дурацкими историями о взрыве палатки, беготне по лесам, стычках с полицейским патрулем... Кисло выходит. Вряд ли поверят. Скорее в дурку отправят, чтоб в себя пришел. Конечно, это лучше, чем на кладбище, но все равно я сюда не за этим ехал. В психушку можно и на Родине попасть, в отделение острых неврозов, если всему тому, что по телевизору говорят, верить...”
Рокотов огляделся. В этом месте через реку ему не переправиться, вода слишком холодная, да и много ледяных ключей на стремнине. Сразу ноги сведет. Надо идти вдоль берега до какого-нибудь моста или заметного брода. Он прикинул в голове карту и двинулся на восток, приняв на полсотни метров левее кромки воды, скрытый от посторонних глаз густым подлеском.
Впереди была почти вся ночь, и Владислав надеялся до рассвета преодолеть километров двадцать. Раз в час он останавливался и давал себе десятиминутный отдых, внимательно прислушиваясь к звукам вокруг.
Продолжение следует...
