Нет, все-таки не понял.
— Поясню на доступных примерах.
Он еще и мысли читает?
— Представим: удаленный от центра географический район, со своей исполнительной властью, силовыми и вспомогательными структурами попадает под контроль мафиозного, этнического, религиозного или еще какого-нибудь клана, то есть в администрацию, МВД, КГБ, прокуратуру посажены свои люди. Неугодные или неподчинившиеся сотрудники тем или иным способом убираются, наверх выдаются бравурно-оптимистические рапорты. Неблагополучная информация блокируется. Любые проверки и комиссии из центра получают заранее подготовленные, правдоподобно составленные, удобные всем отчеты, а если желают копнуть вглубь, натыкаются на непробиваемо-молчаливую стену круговой поруки. Выйти напрямую на людей, способных что-то разъяснить, они не могут, так как получение информации, контакты, передвижения, каждый вздох и взгляд обеспечиваются, а правильнее сказать лимитируются, теми же властными структурами, на которые копается компромат. Не будут же они подставляться, работая против самих себя! Круг официальных возможностей замкнулся. Узнать правду невозможно. Остаются методы тайной войны. Остаемся мы! В том наша сила и наша трагедия.
Печальная специфика состоит в том, что, ведя разведку на территории собственной страны, мы не защищены ни конвенциями, ни международными договорами, ни даже моральной поддержкой. Мы вне закона! Более того, в случае провала нас не признает ни одно ведомство. Из-за такого пустяка как жизнь агента центр не будет конфликтовать с властью на местах, засвечивая всю схему внутреннего шпионажа. Свои не могут следить, тем более действовать против своих партизанскими методами! Это невозможно в дружелюбном государстве. К тому же обычно подобные вопросы решают не самые высшие чины, которые даже не догадываются о нашем существовании! Нас невозможно защитить, потому что нас нет!
С другой стороны, противник наш будет построже импортного, потому что ему есть что терять лично (а это повод для особой злости) и потому что тоже действует без оглядки на закон. С нами можно не чикаться, ведь нас нет. Нельзя судить за убийство несуществующего человека. И, значит, каждая ошибка у нас обходится на порядок дороже, чем у внешних коллег.
Кажется, до меня стало что-то доходить.
— Именно поэтому столь жестока у нас система подбора и подготовки. Любой закордонный резидент в наших условиях сгорает в неделю! Будем надеяться, что вы протянете дольше, — закончил он на оптимистичной ноте.
Так я стал, если верить штатному расписанию, рядовым статистом-аналитиком или кем-то в этом роде. На службу я не ходил, торчал в небольшой, предоставленной мне конторой комнате. При необходимости меня вызывали с помощью военкоматовской, судебной или подобной повестки. Именно так, через вызов в паспортный стол районного отделения внутренних дел я получил свое первое задание.
Мне надлежало отправиться к южным границам с тем, чтобы там, приняв от неизвестного мне коллеги контейнер, доставить его обратно. Стоило ли несколько лет долбить шпионские дисциплины для того, чтобы послужить банальным курьером?
— Задание серьезное — подойти к нему следует крайне ответственно, — предупредил инструктирующий офицер.
Куда уж серьезней — доехать, сунуть в сумку посылку и вернуться. У постового милиционера работа покруче выйдет! Они меня что, за мальчика на побегушках держат, или долготерпение испытывают? Жаль Контора отказов не приемлет.
Но ехать, это еще не значит бежать билеты покупать. Это значит — пару недель готовить легенду, экипировку, варианты отхода, доказывать, защищать придумку у выпускающего куратора, а он еще может и не утвердить! Пусть даже едешь на сутки, пусть даже на десять минут! Правила от продолжительности операции не зависят. В чужой сортир на секунду сбегать и то по легенде! Бюрократия хлеще, чем в жилконторе!
Наконец последний инструктаж (в том смысле, что в случае провала мы вас знать не знаем, вы нас) и шагом марш на передовую вечно воюющего тайного фронта. И вот уже катит сменный бурмастер Степанов (родился, жил, учился, состоял, знаком и еще страниц пятьдесят биографической информации, которую на зубок!) в дальние края подыскать непыльное местечко под горячим южным солнышком. Надоело ему ковырять вечную мерзлоту помороженными пальцами, захотелось тепла. Длинный северный рубль у него пока не перевелся, что он и доказывал, щедро угощая новых дружков-товарищей дармовой выпивкой и закуской. Нет лучшего места для поиска нужных знакомств, чем качающийся столик вагона-ресторана. Полпути не одолел состав, как пара свежих собутыльников из определенного мне географического пункта, уговаривали меня отправиться с ними.
— А климат? А фрукты? Во фрукты! А заработки? Во заработки! Даже не сомневайся! Мы тебя как родного. Мы тебе...
Ну как тут устоять простому рубахе-парню, истосковавшемуся по географическому и душевному теплу. Но, главное, случись необходимость, убедят кореша любого, потому что считают, так оно и есть, что еле уговорили своего нового знакомого, что он чудак упирался и что прибытие его в пункт А есть чистая случайность. Что и требовалось доказать. Натурализоваться, имея в распоряжении такую компанию и вовсе труда не составляло.
В гостиницу я, конечно, не пошел, снял комнату в коммуналке по наводке одного из недавних собутыльников. В коммуналке, если не иметь «штатных» соседей, труднее поставить наблюдение. В гостинице несложно отследить каждый шаг постояльца всякому сыскарю-новобранцу. Дни напролет я болтался со вновь приобретенными приятелями по отделам кадров, по компаниям, по знакомым, подыскивая подходящую работу.
Но, понятно, основным занятием этих дней было отслеживание хвостов. Взяли меня под наблюдение или нет? Шагают в отдалении, меняясь каждые десять минут, «топтуны» или это простые граждане идущие в булочную за хлебом или за газетой в киоск? Воткнули в комнату жучки или обошлось?
Если бы мне разрешили раскрыться, я бы выяснил это за пару часов. Но использовать явные методы контрпроверки, выказывать знание профессиональных приемов мне было нельзя. Я был простым работягой, простофилей, с точки зрения профессионалов, в этих рамках мне и надлежало действовать. В них я и действовал.
Взял на учет все (да, да все — не зря же я сутками торчал у экранов мониторов, тренируя зрительную память) автомобили и всех прохожих, встречаемых мною на улице. Едва ли мой провинциальный противник располагает таким количеством обученной агентуры и автотехники, чтобы обновлять слежку каждые четверть часа, не повторяясь в течение нескольких суток! Рано или поздно, если слежка ведется, мелькнет знакомое лицо или автомобиль. А уж я не упущу своего шанса!
Дома я ограничился архаическими способами проверки неприкосновенности жилища: с внешней стороны двери бросил на пол комочек скатанных волосков — чуть шире открой дверь и он сдвинется в сторону, в комнате запомнил расположение пыли на проходных участках пола — попробуй теперь пройтись, не наступив, не раздавив, не сдвинув эти почти незаметные глазу соринки, а уж я не поленюсь, проверю их расположение с помощью увеличительного стекла. Главное, эти методы, в отличие от прочих — наклеивание на дверцы шкафов паутинок, всовывание в замочные скважины тонких волосков и т.п. не оставляли следов. Сор он и есть сор, а его расположение — это уже моя тайна.
Это в нормальной жизни чистота — залог здоровья, у нас скорее наоборот. Разведчики вообще неисправимые грязнули. Чистоты выдраенных полов, протертой до зеркального блеска мебели не переносят по профессиональным соображениям. Умудрись противная сторона воткнуть микрофон, не смазав, не сдув сквознячком толстый слой пыли со светильника люстры или верха шкафа. Вот и следок для опытного глаза! Очень пыль затрудняет работу контрразведчиков — не потревожь пыль, если мазнул, подбери идентичную — а тот же цвет, фактуру, плотность, состав, да чтобы тютелька в тютельку, не слабо?!
Каждый раз, хоть и чувствовал себя идиотом — ну кому за мной следить на таком, высокопрофессиональном уровне? — я оставлял контрольные, грязе-пылевые «мины». Каждый раз они оставались нетронутыми. Я честно отработал оговоренную неделю (что, что, а халтурить меня отучили в Учебке раз и навсегда) убедился что чист, как только что вымытая химическая реторта и вышел на связь с резидентом.
В условленный день ровно в 11.07, ни мгновением позже или раньше, я перешел наискосок привокзальную площадь в совершенно неположенном для пешехода месте. Откуда меня «срисовал» мой коллега, можно было только догадываться. Контакт-знакомство состоялось.
Спустя сутки я отправился на рыбалку. Ранним утром с берега излюбленного рыбаками городского пруда я забросил удочку. Но ловил я не рыбу, нет, информацию. Где-то с другой стороны водоема, а может быть и в двух шагах от меня, точно такую же снасть бросил в воду резидент. Его удочка — передатчик, моя — приемник. Секунда, и сжатый до невразумительного визга текст по воде, как по проводам, перескочил с бобины его магнитофона на бобину моего. Момент передачи завершился. Все! Теперь мне оставалось доудить рыбу, допить непременную чекушку водочки, дорассказать соседям по промыслу очередную рыбацкую байку о сорвавшейся вот такой рыбине и отправиться домой «послушать магнитофончик». Дешифратор, вставленный в мой древний замызганный (конечно, специально древний и специально замызганный), переносной маг превратит случайную звуковую помеху на ленте в четко сформулированный приказ, который мне, пусть даже ценой собственной жизни, надлежит исполнить.
Пароль... Место... Вид тайника... Время изъятия... Проверочные тесты... Отключение самоликвидатора... Благополучного возвращения! Краткость — сестра таланта и еще конспирации.
Прослушал и сразу действуй — жги пленку, уничтожай дешифратор, еще несколько дней отслеживай хвосты, аргументируй новым знакомым свое скорое исчезновение, отрабатывай маршрут ухода... Вот житуха, для постороннего глаза — сплошной праздник безделия — на работу не ходит, спит да жрет, да водку пьет, а на самом деле — каторга! Ладно, недолго осталось!
Несколько дней я, словно кот кусок мяса, обхаживал район закладки тайника — готовил пути планового и аварийного отходов, засекал время остановки и ухода гортранспорта, отмечал где гуще народа, чтобы в случае необходимости можно было затеряться в толпе. Ближе чем за три квартала к месту закладки не подходил, боже упаси!
В назначенное время, подчиняясь правилам игры, но без вдохновения, изменив внешность, я отправился на дело. Место под тайник мой незнакомый начальник подобрал идеальное — незавершенная стройка в центре города, в самой людской толкучке, несколько нагроможденных друг на друга бетонных плит, которые, как обычно, озабоченные граждане приспособили под свои естественные нужды. Что ни минута — то один, то другой человек отбегал от ближайших остановок в случайно образовавшуюся нишу. Картинные галереи такой интенсивной посещаемостью похвастаться не могут. Попробуй расшифруй в этой мельтешне человеческих лиц курьера!
Как и прочие, изображая всем своим видом еле сдерживаемое нетерпение, я проскальзываю меж плит, прохожу в самый дальний и самый загаженный угол, расстегиваю штаны. Вот он контейнер, — лежит среди дерьма и использованных бумажек противного вида дохлая кошка. В ней, внутри, среди подкисших внутренностей (чтобы у случайных любопытствующих извращенцев охоту отбить) вшит контейнер. Но кому захочется возиться с такой пакостью кроме нас бедолаг? Точно такая же, подобранная по описанию кошка лежит у меня в сумке. Мудр шеф, избрав кошку одномастную, пеструю поди подыщи!
Я стаскиваю штаны, усаживаюсь над самым тайником и натурально вздыхая и кряхтя, подменяю контейнер. Конечно можно было бы обойтись без этих натуралистических подробностей, подойти и просто взять, но я человек подневольный, сказано конспирация в полном объеме — сиди кожилься! Как будто я где-нибудь на технически развитом западе воюю против вооруженных до зубов вражьих спецслужб. Как будто у местной шантрапы достанет ума и средств оборудовать здесь телекамеры с видом на, простите, человеческие отходы. Вот так всегда, начальство в кабинетах перестраховывается, а ты в боевой обстановке зад оголяешь. Ладно, напрягусь ради святого дела, исполню служебный долг в полном, так сказать, объеме. Чего не сделаешь, чтобы начальству угодить.
Работа завершена, но мне почему-то неспокойно. Что-то не понравилось в расположении контейнера, как-то чуть в стороне от дерьмеца лежала кошка. Брезглив что ли мой новый начальник? Уж я бы ради страховки, засунул, зарыл ее в самую гущу, тем более, что не мне вытаскивать. А этот постеснялся. Пальчики побоялся испачкать? Или меня пожалел?
Еще раз оглядываю кошку-дублера — вроде похожа и лежит так же. Совершенно автоматически запоминаю «картинку», хотя, вроде бы, она мне пригодиться уже не может. Но так уж учили. Рефлекс!
С просветлевшим лицом застегиваю штаны и еще несколько часов кружу по городу, обрубая возможный хвост. Нет, вроде все чисто.
Дома, уподобляясь патологоанатому-надомнику, потрошу маскировочную оболочку контейнера: взрезаю нитяные швы, ковыряюсь во внутренностях, отыскивая и размыкая клеммы самоликвидатора (у незнающего эта кошечка рванула бы не слабее толовой шашки навек унося заключенную в ней тайну), извлекаю сам контейнер. Вот он, небольшой пластиковый цилиндрик, из-за которого я проделал столь неблизкий путь! Проверяю стандартную пломбу-печатку. На месте. Можно упаковывать чемоданы. На всякий случай, вспомнив о личной просьбе резидента, осматриваю его персональную секретку — так, неуставную самодеятельность на уровне скаутских забав. Делать мне это не обязательно, не приказ — просьба. Но что-то меня заставляет отнестись к маниакальной подозрительности шефа без обычной иронии. Ладно, мне не убудет, лишь бы его душенька была спокойна. Беру сильную лупу, осматриваю дно тубуса, затем завинчивающуюся крышку. И там и там, строго друг против друга, нанесены незаметные невооруженному глазу точки. Одна. Вторая.
Стоп! Смотрю еще раз! Точка на крышке смещена на полмиллиметра. Может я ошибся? Проверяю еще и еще раз. Разница явная. А если крышка сдвинулась после завинчивания? Нет, ерунда! Она же зафиксирована контрольной пломбой! Может быть, резидент был невнимателен? Сомнительно. Эти точки его инициатива, вряд ли бы он халтурил. А это значит...
Я вспомнил брезгливо отодвинутое от тушки кошки дерьмо. Нет, брезгливость моего коллегу не остановила бы. Это значит... Это значит страшное! Это значит, что к контейнеру имел доступ кто-то третий!
Но самоликвидатор! Ведь надо знать, как его отключить!
Но пломба!! Я снова внимательно осмотрел печатку. Нет, на вид совершенно нормальная. Неужели эта местная шантрапа обладает знаниями и технологиями, равными нашим? Стоп! Вот так так! Значит все-таки мы и они? — поймал я себя на мысли, — так значит все-таки война на полном серьезе?! Без дураков?
Подумаем еще раз. Формально мое задание исчерпано. Контейнер взят, хвостов нет, пломба на месте. Можно отбывать в родные пенаты. Придраться ко мне нельзя. Самодеятельность резидента — всякие там пионерские точки не могут служить веским основанием для задержки. Как к ним отнесется высокое начальство, можно только гадать. А вот как оно отнесется к срыву утвержденного графика возвращения, я знаю доподлинно. Рискую я больше чем многим. В этой игре я лишь пешка — куда двинут, там и стой. Любой самостоятельный шаг грозит удалением с поля. Стоит ли высовывать голову, если ее тут же могут скрутить!
Но ведь точки не сходятся!
Не сходятся. Но вдруг это случайность, небрежность резидента? Что тогда? В случае неуспеха он непорочен как новорожденное дитяти. От своей самодеятельности — какие такие точки, что за бред? — он может отказаться в любой момент. И откажется, если не дурак! Пионерские методы Конторой не узаконены и, значит, фактически не существуют. Узаконенные, напротив, утверждают, что все в порядке. Тогда по какой причине я задержался?
Но ведь точки не сходятся! Не схо-дят-ся!!
Измаявшись в бесплодных сомнениях, я отважился на отчаянный шаг. Я решил вернуться к тайнику! Всеми законами конспирации это было запрещено. Второй раз светить лицо в одном и том же месте! Но не мог я не проверить свои подозрения!
На этот раз к внешней маскировке я подходил творчески. Пару часов спустя, осматриваясь в зеркало, я сам себя не мог признать! Передо мной стоял не привычный мне я, а какой-то совсем незнакомый и совсем несимпатичный, потрепанный жизнью и алкоголем мужик неопределенного возраста. Вот и ладно.
Тащась вдоль тротуаров, шаркая подошвами стоптанных ботинок по асфальту, заглядывая в урны, я двигался к памятному месту. Прохожие оглядывались на меня кто с жалостью, кто с презрением. Я оглядывал прохожих, как капитан подлодки вражеский караван. Я замечал все. Сейчас я не напоминал того бодрячка-курьера, которым был несколько часов назад. Сейчас я работал как в тылу врага, на полную катушку, ежесекундно ожидая останавливающего окрика, если не выстрела!
Вот она и стройка, вот бетонный завал. Еле волоча ноги, я прошагал в нишу, долго вздыхая и шепча проклятья, расстегивал запоры на штанах. Я специально не подходил к тайнику близко, я видел все отсюда. Кошку тревожили! Кошка была стронута с места! Нет, не так, как сдвинул бы ее рассерженным пинком прохожий и не так, как сдернула какая-нибудь дурная ворона-падальщица. Она была уложена аккуратно и вроде бы так, как лежала раньше. Но не так! Я умел различать мелочи, незаметные для глаза простого человека. Уроки Учебки не прошли даром. Я вспомнил «картинку» и прошел по ее деталям. Миллиметровый сдвиг хвоста, подлом усов, свежий обрывок бумажки под тушкой убеждали меня, что контейнер тревожили, но, что еще важнее, пытались вернуть ему первоначальный вид. А это уже напрочь исключало случайность! Это уже работа профессионалов!
Тайник раскрыт!
Застегивая штаны, сморкаясь, отряхивая капли с подмоченных штанов, т.е. ни на мгновение не забывая о разыгрываемой роли, я уже отрабатывал действия по второму, резервному варианту.
Контейнер, аккуратно запечатанный в чистейшую бумагу и полиэтиленовые пакеты, лег во временный тайник. Им впоследствии займутся эксперты-специалисты. Бурмастер, стремительно разочаровавшись в жарком климате, съехал с квартиры в неизвестном направлении и всплыл совсем в другом месте, в другом виде и совершенно под другой фамилией. В местной газете вышло объявление — «потерялась собака... возраст... масть... порода... прошу сообщить...» В перводе на нормальный язык это означало вызов резидента на внеплановый контакт.
Выждав двое суток, я проверил резервный «почтовый ящик», который использовался лишь в самых экстремальных случаях и о котором знали только резидент, центр и курьер. Обычное объявление типа «меняю трехкомнатную квартиру на две полуторки...», снятое в строго определенное время с условленной доски и проявленное в специальном растворе, приказывало мне ожидать связника на срезе тротуара близ перекрестка улиц...
За две секунды до назначенного времени я ступил на бордюр тротуара. Все приказы, понятны они или нет, должны выполняться буквально: назначено в 12.23.04, значит 04 и не секундой меньше, сказано перекресток, не смей сместиться ни на метр. Не позднее чем через 15 секунд должен был появиться связник. На 16 секунде свидание автоматически откладывалось. Одна, две, три. И тут случилось то, чего я меньше всего мог ожидать. С боковой улицы, пытаясь проскочить на желтый свет семафора, выехала белая «Волга». То ли водитель был неопытен, то ли инерция скорости слишком высока, но на исходе поворота машину занесло, и, сдвинувшись к тротуару, она правой передней дверцей ударила меня в ноги.
Падая, я успел провертеть в голове варианты. Что это? Плохо исполненная попытка убрать слишком много узнавшего курьера? Беспроигрышный захват — ударить машиной, свалить с ног и, выскочив из салона, связать оглушенную жертву? Откатываясь и зажимая ушибленную ногу, я уже прикидывал свои действия на секунду, на минуту, на час вперед, уже просчитывал плюсы и минусы ближнего рельефа и как с максимальной пользой использовать немногочисленных зевак-прохожих. Продолжая играть болевой шок, я смещался в избранном направлении, перегруппировывался, принимая наиболее удобную позицию для защиты.
Но на этот раз я ошибся в подборе вариантов...
Из машины выскочил побелевший, трясущийся от страха, весь какой-то уютный, как домашняя ватрушка, мужчина лет сорока и охая, причитая и икая, запрыгал подле меня как наседка над разбежавшимися цыплятами.
— Как же так произошло-то? Ай-ай! Вы ушиблись? Сильно? Ой, как же это? Вы уж простите...
Теперь, когда опасность миновала, никто не нападал, никто не выламывал руки, я вспомнил о цели своего визита. До контрольного срока оставалось еще несколько секунд. Почти наверняка курьер находился где-то рядом и, значит, наблюдал происшествие. Следуя правилам — даже мелкую непредвиденную случайность истолковывай как опасность, а тут целой машиной в бок! — он наверняка отменит встречу. Но это полбеды! Беда, если он примет это досадное ДТП за чей-то злой умысел, не поверит, что это не более чем случайность. Тогда меня отлучат от дела, изолируют, лишив всяких контактов. Осматриваясь, я пытался узнать в толпе зевак своего связного. Кто он? Кто? Тот спортивного вида парень? Женщина с авоськой? Средних лет мужчина с портфелем? Кто?
— Вы можете встать? Вам не больно? — бегал вокруг, причитал, тормошил меня водитель, то и дело перекрывая своим пухленьким телом обзор.
— Все хорошо! Все нормально! — отвечал я, пытаясь избавиться от его липкого внимания. Шли последние контрольные мгновения.
— Давайте я вас в больницу отвезу.
— Не надо.
— Ну давайте, а вдруг у вас что-то повреждено? — подскуливал виновник наезда. — Я не хочу рисковать вашим здоровьем... — и вдруг почти неслышно и очень убедительно над самым ухом. — Поехали! — и снова заохал, заахал, запрыгал вокруг меня.
И я все понял!
Хромая и морщась от боли, я проковылял к машине, упал на заднее сиденье.
Зеваки расходились.
— Не теряйся! Выдои клиента как следует! Он твой! — крикнул вдогонку какой-то доброхот-парень, многозначительно потерев палец о палец.
Машина тронулась с места.
— До травмпункта у нас 4,5 минуты, — сухо сказал водитель, — поэтому слушай внимательно.
Я был потрясен. На моих глазах рушились все правила и нормы конспирации много лет вдалбливаемые в мою неразумную курсантскую башку. Резидент, а я почему-то не сомневался, что это был он, вышел на прямой контакт с курьером! Это даже не нарушение — это кошмарный сон. Обычно мелкая сошка вроде меня имеет честь лицезреть шефа лишь вместе с собой на скамье подсудимых или спустя годы в траурной рамке внутриконторского некролога. Что же такое произошло, что солнце сошло с отведенной ему орбиты к глазам простого смертного? Или через минуту я умру, навсегда унеся в могилу не предназначенную мне тайну или...
— Не ломай голову, она тебе еще понадобиться. Жизнь не теория. Здесь все гораздо сложнее и потому много проще, — ответил на незаданный вопрос шеф. — Если бы не необходимость... Ситуация сложилась — можно бы хуже, да некуда! Тайник, как я понимаю под контролем. Но это ладно. Сегодня при странных обстоятельствах умер мой второй помощник. Второй за три недели! Я не верю в случайности! Боюсь, они размотали всю агентурную цепочку. Единственный человек, неизвестный противнику, по крайней мере хочется надеяться, это ты. Тебе и карты в руки.
Нет, я не возгордился высоким доверием начальства, потому что понял больше, чем мне было сказано. Я понял, что меня превращают в банальное, рассчитанное на один бой, пушечное мясо. Он не хотел рисковать последними своими работниками и ставит на кон мою, менее ценную для него жизнь. Но почему тогда он раскрыл свое лицо?
— Определяю задачу. Здесь, — передал пачку сигарет, — найдешь дополнительную информацию. Здесь, — развернул, показал написанный на бумаге адрес, — координаты человека, который, как я подозревая, следующий в списке, — сжег бумагу (не исключает подслушку или привычка старого конспиратора?). Необходимо установить, ведется ли слежка, если потребуют обстоятельства — защитить.
Ну, если так явно посылают в драку, значит, я уже списан подчистую. Пока еще живой, но уже труп.
— Ясно?
— Ясно.
— Связь через тайник.
Машина замерла возле травмпункта.
— Как же так вышло-то! Прямо не знаю! Ах, как нехорошо! — запричитал по-бабьи шеф, засуетился, помогая мне выйти, — Вы уж простите. Если понадобится помощь или еще что... Я не хотел. Я случайно!..
И на всю нашу встречу, начиная с удара машиной (и ведь как виртуозно наехал — кроме синяков никаких повреждений!) и заканчивая хлопнувшей за спиной больничной дверью, ушло пять с небольшим минут! Еще раз сквозь окно вестибюля я увидел бестолково суетящегося, топчущегося на месте, размахивающего короткими ручками, что-то объясняющего санитарам шефа. Кто может в этом, не приспособленном к жизни добродушном толстячке распознать железобетонного, с логикой военачальника, хладнокровием индейского вождя и безжалостностью профессионального палача — резидента?!
Лично я не смог.
За пять с небольшим минут я сделал головокружительную карьеру от простого курьера до сыскаря и помощника резидента! Прямо по классику — упал больно, встал здорово! Знать бы еще чем и когда за этот стремительный взлет платить придется.
С утра, изображая отвергнутого мужа, я очаровывал бабушек во дворах домов, окружавших искомый адрес.
— ...неожиданно вернулся, а она. Даже не скрывала, стерва! Ребенка не постеснялась! Теперь не знаю куда...
К полудню общими усилиями пожилой общественности мне подыскали комнату, выходящую окнами на интересующий меня подъезд. Талантливо изображая вселенскую скорбь, нещадно куря, вздыхая и даже всхлипывая, я за наглухо запертой дверью (оставьте его в покое, дайте очухаться парню!) оборудовал наблюдательный пункт. Нет, я не торчал день напролет у окна, не подглядывал в щелку между задернутыми шторами. Зачем раньше времени раскрываться, да еще путем физического изнурения. Я просто перевесил настенное зеркало таким образом, чтобы лежа на диване, обозревать входную дверь подъезда. Такая работа по мне: валяться день-деньской, наблюдая, фиксируя входящих-выходящих людей, не забывая периодически причитать да сетовать на злодейку судьбу, подсунувшую под видом миловидной женушки коварную стервозу-изменницу!
Через двое суток я знал в лицо всех жильцов подъезда, в том числе и своего подопечного. Был он невзрачен, вроде шефа — специально тот что ли кадры по своему облику и подобию подбирает? — и очень дисциплинирован. Уходил и приходил в строго определенное время, каждый вечер выносил ведро, пусть даже оно было полупустым, гулял пятнадцать минут в ближнем скверике, в 22.30 выключал свет. Примерный служащий и гражданин, не подумаешь, что на самом деле глубоко законспирированный шпион.
Иногда для увеличения обзора, я выходил во двор и сидя на лавочке в окружении полудюжины старушек, живописал подробности своей семейной трагедии, не забывая при этом внимательно отслеживать окружающую местность. Несколько раз я сопровождал порученный мне объект на службу и на прогулку, но ничего подозрительного не заметил. Слежки не было!
В безрезультатных наблюдениях прошла неделя. Я честно вылеживал бока на диванчике, чувствуя себя идиотом, отлавливающим в темной комнате черную кошку, издохшую в другом городе в прошлом году. Может быть, резидент страдает манией преследования? Или, того хуже, ведет какую-то свою хитрую игру и с помощью навязанной лжеслежки, указав первый пришедший на ум адрес, попросту изолировал мешающего ему курьера? Или я настолько непрофессионален, что не вижу хвостов?
Я мучился сомнениями до дня, когда мой подопечный не вышел на вечернюю прогулку. Никто кроме меня этого не заметил. Да и я несильно обеспокоился: мало ли что случилось, человек не часы. Но с наступлением темноты окна в наблюдаемой квартире не зажглись. Это уже было серьезней. Я вышел во двор, по первому подвернувшемуся поводу — поднести знакомой бабуле-собеседнице сумку, поднялся в подъезд, осмотрел дверь. Все нормально, замки целы, дверь на запоре, подозрительных звуков не слышно.
А еще через несколько часов из знакомого мне подъезда санитары выносили тело человека, которому я не смог помочь. О происшествии сообщили залитые верхним соседом жильцы.
— Ох, не повезло бедолаге, — причитали всезнающие бабушки, — сел в ванную помыться, рядом на полке оставил электробритву. А та возьми, да соскользни в воду. Если бы не один жил, может и услышал кто, помог, а так потерял сознание и захлебнулся. Вот как вышло. Воистину не знаешь, где тебя смерть отыщет.
Бабушки обсуждали подробности, а я лихорадочно соображал, кто это мог сделать. В несчастный случай я, естественно, не поверил.
Начнем с подсчета времени. Это самый простой способ докопаться до истины. Сколько понадобилось злоумышленнику минут, чтобы придти, совершить преступление и исчезнуть? Прикинем. 40 секунд зайти в подъезд, подняться по лестнице, осмотреться. 30 — 40 — вскрыть запоры. Такие замки для профессионала не преграда. Тихо открыть дверь, войти, установить по слуху местоположение хозяина — плюсуй еще секунд 50. Привлечь внимание жертвы каким-нибудь звуком и, встретив в полумраке прихожей, вырубить неожиданным ударом ну хотя бы в солнечное сплетение. Еще полминуты. Пройти в ванную и включить воду. Пока она набирается раздеть оглушенную жертву, аккуратно развесить одежду, найти, разложить чистое белье, полотенце, окунуть мочалку и пр. (все должно выглядеть натурально!). Здесь можно особо не спешить, т.к. менее чем за семь минут ванна не наполнится. Опустить тело в воду, приутопить, сбросить включенную в сеть электробритву, убедиться в смерти жертвы. Пусть минута. Проверить квартиру на предмет случайных следов, выйти, спуститься на улицу. Итого, как минимум, 11 — 12 минут.
Кто из посторонних был в подъезде искомое время? Дежурный слесарь. Этот сразу же прошел в седьмую квартиру и находился там безвылазно под неусыпным надзором жильцов, опасающихся остаться на весь вечер без воды. Разносивший пенсию почтальон? Но все бабушки хором твердят, что он здесь работает чуть не десяток лет. С чего бы ему вдруг переквалифицироваться в убийцу? Правда, надо еще выяснить, кто его видел и при каких обстоятельствах. Если издалека, со спины или в полутемном парадном, то возможно предположить подмену. Стереотип одежды и походки очень силен — тут и грима особого не нужно. Эта версия требует проработки. Третьим был подвыпивший мужичонка, забегавший в подъезд справить нужду и с позором и долгими разборками выставленный восвояси бдительными старушками. Отпадает.
Кто еще умещается в искомые одиннадцать минут? Жильцы-старожилы? Неубедительно, но не невозможно. А существует ли другой, менее парадный путь к квартире убитого? Так, проверить возможность проникновения и ухода через чердак, проходные подвалы, окна первого этажа. Вчера все замки были на месте. А открыть даже самый простенький навесной замок, находясь по другую сторону двери, невозможно.
Теперь расширим зону поиска. Кто посторонний, пусть даже не зашедший в подъезд мелькал во дворе? 17.24 — компания подростков. Полшестого — два курсанта. Дворник. Скорая помощь. Притормозим. Скорая помощь приехала в 17.55, остановилась у одного подъезда, затем другого. Бригада — доктор, фельдшер и по виду практикант медбрат, поднялись в 17 квартиру. Оказалось — ложный вызов. Утрясли формальности и в 18.01, честя телефонных хулиганов, медбригада села в машину. Все, отъезд. Без нескольких секунд пять минут. Не сходится.
Я перебрал всех прочих случайных дворовых прохожих, высчитал траектории их движения и время. Пусто! Ну не несчастный же случай это был, не вмешательство потусторонних сил! Должен же быть живой, во плоти и крови убийца, если есть убитый. Не может не быть!
Пойдем по второму кругу. Слесарь, почтальон, пьянчужка... скорая помощь. Я снова споткнулся на машине с красным крестом. Уж больно лакомый кусочек — белые халаты, как и любая другая форма обезличивают человека, располагают к доверию, открывают любые двери. Плюс к тому свобода маневра, обеспечиваемая автомобилем. Но 11 минут?! Как быть с ними?
А кто сказал, что надо было 11 минут? — вдруг обомлел я. Почему 11? А ну-ка еще раз. Из чего они складываются? Четыре минуты — непосредственно работа и 7 — 8 минут наполнение ванны и подготовка жертвы. А если допустить, что жертва уже была в ванной. Одиннадцать минус семь получаем пять! Пять минут! Сколько бригада была в подъезде? Пять минут! Вот и требуемый условиями задачи ноль!
Продолжение следует...
