Вроде всякого повидаешь на войне, и в первую очередь, такого чего бы и не хотел видеть. Оттого люди и спиваются по возвращению, от того их и мучают ночные кошмары не давая спать, и заставляя срывать свою бессильную злобу на родных и близких. Не каждый может спокойно вернуться с войны и жить дальше, как ни в чём не бывало.
Но, бывает, увидишь такое, что не укладывается ни в какие, даже самые жестокие рамки войны. Что-то, что перебивает всё остальное: и пыль, и грязь, и кровь. И невольно посетит мысль: а может, ты просто свихнулся?
***
Провинциальный польский городишко. Ещё совсем недавно здесь шли бои, но не столько сильные, чтобы превратить поселение в дымящуюся груду кирпича и мусора. Лейтенант помнил, во что превратился его родной Новгород, когда сначала его брали немцы, а потом его возвращала Красная армия. После упорных боёв в городе не осталось ни одного целого здания.
Да, Новгород всего лишь меленький районный город в Ленинградской области, но бои были такие, что он превратился в сплошные руины. Лейтенант до сих пор помнил, как он стоял на своей улице и пытался понять, где же был дом, в котором он когда-то вырос. Здесь? Или здесь? Или ему вообще просто приснилось, что он когда-то жил в этом городе и бегал мальчишкой по улицам, гоняя голубей.
С тех пор прошло немало времени, и немцев в ходе кровопролитных боёв успели отбросить за пределы советских границ. Война была ещё далека до своего логического завершения, но солдаты себя ощущали уже совсем по-другому. Понимание того, что ты выбил врага за пределы своей Родины, значительно поднимало боевой дух.
Здесь немцы, потерпев несколько поражений от наступающих советских частей, решили, что город не имеет стратегического значения и из-за него не стоит жертвовать солдатами и техникой, а лучше сосредоточить силы западнее, избежав попадания в так называемый котёл, и максимально быстро отступили.
Солдаты сбивали со зданий вывески на немецком языке с указанием комендатуры и прочие символы пребывания оккупантов по типу орлов с венком и свастикой.
Лейтенант Евдокимов вошёл в выкрашенное жёлтый цвет здание комендатуры, на стенах которого виднелись оспины пулевых попаданий, окна были заклеены полосками бумаги крест-накрест, а угол был явно повреждён артиллерийским снарядом.
Предъявил пропуск дежурному и прошёл по широкой лестнице на второй этаж. Навстречу ему попались два рядовых с натугой тащащих бюст вождя Третьего Рейха к дверям. Странно, что немцы его не прихватили при отступлении. Или выбросят или будут упражняться в стрельбе.
В приёмной сидел секретарь, которому Евдокимов протянул документы и сообщил, что прибыл к полковнику Зимину по вызову. Адъютанта сверился с журналом и, подняв трубку телефона, сообщил полковнику о визитёре.
- Проходите, - равнодушно произнёс он, и лейтенант проследовал в кабинет.
В просторном помещении городской ратуши, которую командование отвело под временную комендатуру, стояли два больших отполированных стола, составленных в форме буквы «Т», на стенах висели портреты неизвестных людей в костюмах девятнадцатого века и старше. У стены стояли книжные шкафы и большие напольные часы, которые, видать, немцы тоже не успели прихватить, а может их сюда притащили уже после их ухода.
За столом на большом стуле сидел полковник Зимин и перелистывал какие-то бумаги.
Войдя в кабинет, лейтенант вытянулся по стойке смирно.
- Лейтенант Евдокимов по вашему распоряжению прибыл! – чеканно зазвучало в кабинете.
- Вольно, - ответил полковник, не поднимая глаз.
Евдокимов продолжал ждать, пока полковник вчитывался в документы.
Потом полковник отложил одни бумаги и, взяв несколько листов исписанных убористым почерком листов, наконец, обратил внимание на вошедшего.
- Это что? – полковник потряс бумагами в руке и потом, положив их на полированную поверхность стола, легким, но уверенным движением руки отправил их в сторону лейтенанта.
Листы заскользили по столу и остановились, самую малость не доехав до края стола.
Евдокимов взял в руки три листа пожелтевшей бумаги. Это был его рапорт, написанный буквально пару дней назад.
Что же, он ожидал чего-то подобного. В военное время все письма проходят через цензоров, что уж говорить об официальном рапорте.
***
Это была засада. Ну как засада, учитывая, что красноармейцы уже несколько дней выслеживали немецкий отряд в польском лесу, она была вполне ожидаема, но всё-таки неожиданна. Такой вот парадокс. Не исключено, что причиной всему то, что у немцев просто не было времени, чтобы подготовиться, как следует.
Тем не менее, красноармейцы сумели быстро собраться и дать отпор врагу, не потеряв ни одного бойца, правда, без раненых не обошлось. Одному осколком гранаты повредило ногу, другому пулей рассекло лоб (повезло) и кровь заливала глаза, никак не желая останавливаться.
Немцы оказались не простыми вояками из вермахта, а эсэсовцами, одетыми в их традиционные маскирующие балахоны типа «дубовый лист». Ну и заряжены по части мотивации они были соответственно. Ещё бы, в СС брали только идеологически расово правильных граждан Рейха.
Лейтенант Евдокимов и рядовой Авдеев, который был лет на десять старше лейтенанта, но из-за своего характера таки застрял в рядовых, залегли в небольшом овражке, укрываясь от автоматного огня. Периодически они, по очереди выглядывая из-за края овражка выдавали короткую очередь из своих ППШ.
- Тв@ри! Совсем зажали! – ругался Авдеев.
Стрельба короткими очередями, русский мат, немецкие команды раздавались по обе руки от лейтенанта. Вот громыхнула одна граната – кто-то закричал, по-русски. Вот, другая – уже послышались бодрящее немецкое «Granate!» и обычное «Scheiße!»
- Упёртые г@ды! – Авдеев выпустил короткую очередь по кустам и вновь укрылся в овражке
В этот момент сухой треск немецкого МП-40 раздался совсем рядом, и сверху на них посыпались куски коры и листья, а потом упало что-то тяжёлое.
Лейтенант смотрел на упавшую немецкую гранату. Он понимал, что не успеет до неё дотянуться.
Зато Авдеев был ближе и среагировал быстрее. Он подхватил упавшую рядом с ними гранату, и замахнулся, чтобы бросить её обратно, так сказать вернуть посылку отправителю. Да только… да только так и замер. Держа в замахе руку с немецкой гранатой.
Лес замолчал. Будто ватой заложили уши, барабанные перепонки неприятно затрещали. Евдокимов даже затряс головой. Деревья замерли, ни один листочек не дёрнулся, а птицы замолчали. И какое-то свечение что ли, изменились оттенки всего вокруг.
В воздухе запахло озоном, хотя погода ни разу не намекала на грозу, был ясный летний день. Что это может быть?
Что-то новенькое, с таким он ещё не сталкивался. Евдокимов попробовал выглянуть из-за кочки, за которой укрывался от огня эсэсовцев. Всё было какое-то не правильное, как будто он попал в сон, в котором каждое движение даётся с трудом. Ведь даже когда он выглянул, чтобы осмотреться, голова нещадно закружилась, а к горлу подкатил ком.
Евдокимов взглянул на Авдеева, но тот абсолютно не реагировал на происходящее. Лейтенант осторожно помахал рукой перед открытыми глазами рядового, но тот даже не моргнул.
- Что за чёрт! – прошептал он.
Слева зашевелилась листва и из зарослей показались несколько темных фигур. Четыре человека в мешковатых костюмах, как определил на глаз лейтенант, из тёмно-серого, почти чёрного брезента. Нет, больше всего это было похоже на резину.
Такие же тёмные сапоги, на руках перчатки, а на головах противогазы. Таких моделей Евдокимов ещё не встречал, но это точно были противогазы, которые, как ни крути, всегда имеют общие составляющие: защитные стёкла и фильтр. Только здесь фильтры были другими, да и стёкла совсем не такими круглыми, к каким привык Евдокимов.
Никаких знаков различия он не заметил. Кто это, нацисты? Американцы? Англичане? И почему они так выглядят?
А вот оружие издали напоминало немецкий МП-40, но присмотревшись – при этом напряжение глаз вызвало очередной приступ тошноты – лейтенант понял, что схожими они кажутся только издалека.
Магазин слегка изогнут, прицел в виде кольца, ещё какое-то дополнительное навершие, поблескивающее стеклом. Если это такой оптический прицел, то Евдокимов таких ещё никогда не видел. Приклад. И вообще оружие выглядело более массивным по сравнению с МП-40.
На головах каски чем-то похожие на немецкие, но всё-таки другие, и жилет поверх основной одежды, на котором крепились, как решил лейтенант, дополнительные обоймы и гранаты.
Лейтенант почувствовал какое-то движение под гимнастёркой в районе груди, будто под одежду пробрался крупный жук и ползает там. Что-то пощипывало кожу в районе грудной клетки.
Год назад он лечился в госпитале после ранения. Так себе ранение, если честно, но его отправили лечиться. И познакомился он там с одной сестричкой, которая уж так ему запала в сердце, что слов описать нет. Как-то сбежал из палаты, нарвал васильков и лютиков и вручил ей, подкараулив за углом госпиталя.
Да только в неё разве что главврач влюблён не был, но в силу возраста относился к ней скорее по-отечески. Как только на входила в палату солдаты приободрялись, и даже самым, казалось бы, безнадёжным снова хотелось жить.
С ним в палате был один чудной боец, который ногу потерял, так и тот расцветал, как только сестричка в палату входила. Нога у него, которой не было, болела постоянно, стонал от боли часто, в том числе по ночам. А сестра придёт и он успокаивается. Как только сядет с ним рядом, бессонница проходила, и он засыпал, как ребёнок.
Странно, но лейтенант не испытывал какой-то страшной ревности при этом.
Чудной был мужик, всё время будто видел кого-то, но старался не показывать вида. Наверное, бой был страшным, тот, в котором он ноги лишился.
Да, лейтенант до сих пор помнил тот поцелуй за углом госпиталя, который, стоит признать, он буквально вытребовал.
- Наверное, я должна что-то подарить взамен, да? – улыбнулась она, приняв аляповатый букет из жёлтых и синих цветов.
- Нет-нет! – запротестовал Евдокимов, но сестричка уже снимала с шеи цепочку с медальоном.
- Вот, возьми.
Она сняла с шеи небольшой медальон, размером с трёхкопеечную монету и примерно такого же желтоватого цвета. Маленький диск, исчерченный каким-то замысловатым штрихованным орнаментом.
- Я не могу!
- Можешь! Конечно, можешь, - прошептала она, и застегнула цепочку у него на шее. – Теперь ты всегда будешь в моём сердце. А я – в твоём. Ведь так?
Конечно же, так! А как могло быть иначе?! Он нежно обнял её за талию, привлёк к себе и поцеловал ещё раз.
Евдокимов прижал ладонь к груди и почувствовал, как под пальцами шевелится тот самый медальон. Его тянуло словно магнитом наружу.
Да что же это такое?! Какая-то чертовщина! Сквозь гимнастёрку он сжал в кулаке медальон, который стал для него самым дорогим подарком в его жизни. Складывалось ощущение, что через подарок идёт электрический ток, так он гудел в руке.
Он выглядывал из-за овражка, наблюдая за странными пришельцами. Нет, они явно появились здесь не с целью помочь им в перестрелке с эсэсовцами. Они точно что-то искали, если судить по тому, как они осматривались и сверялись с каким-то прибором, в виде плоской серой коробки.
Один из незнакомцев, тот, у которого в руке был прибор, периодически делал движения, словно нажимая на кнопки или листая книжные листы, но движения бумаги при этом не было.
И тут, один из пришельцев в противогазе, сначала посмотрев на прибор, потом уставился в сторону Евдокимова. Да, он точно смотрел в его сторону. Из-за стёкол противогаза было не понятно, куда конкретно направлен его взгляд, но лейтенант был уверен, что тот смотрит именно на него, высунувшегося из овражка. Интересно, пришелец видел, как лейтенант двигался или нет?
Да, при других обстоятельствах Евдокимов успел бы скрыться, нырнув в овражек, но только не сейчас. Реакция была заторможенной, и спрятаться он не успел. Да и не факт, что это помогло бы, учитывая, что пришельцы пользовались для поиска чем-то вроде пеленга.
Надо замереть и не двигаться, как замер Авдеев. Не зная причин, почему так произошло с Авдеевым, Евдокимов интуитивно догадывался, что с остальными происходит то же самое – все замерли, застыли в движении, словно восковые фигуры: и красноармейцы, и немцы. И даже лесная пичуга, напуганная стрельбой и которая хотела вспорхнуть, чтобы улететь, но успевшая всего лишь сделать взмах крыльями, даже не сумев оторвать лапки от ветки.
Замереть и не двигаться, тем более, что так Евдокимов испытывал меньше всего болезненных ощущений. Не двигаться и не моргать. Пришелец в противогазе держит автомат дулом в низ – значит, не испытывает угрозы. Не потому ли, что всё кругом замерло? Может, быть всё обойдётся? Чужак всё ближе, а его спутники держатся позади, но, похоже, что они даже не думали прикрывать его. Они что, настолько уверены в своей неуязвимости?
Хотя, глядя на всё что, происходит вокруг, сомнения в этом испарялись как-то сами собой.
Один из них даже что-то поймал в воздухе и стал рассматривать. Да это же пуля! Он просто взял рукой зависшую в полёте пулю! А теперь что он делает? Нет, твою м@ть! Что ж ты творишь, св@лочь?!
Тот, что поймал пулю, сделал несколько шагов в сторону, там, где среди ветвей проглядывалась голова в капюшоне от маскхалата. Проблема была в том, что расцветка у капюшона была не дубовый лист», а вполне себе советская «берёза»!
Пришелец примерно отмерил на глаз расстояние в полметра и направил пулю прямо в голову левый висок красноармейцу. Кажется, он даже ехидно рассмеялся под противогазом. Все сомнения в том, что пришельцы могут быть хотя бы нейтральными, улетучились в миг. И ведь пуля-то была от ППШ!
Тот, что в сторону лейтенанта Евдокимова, наконец, остановился прямо над ним, отчего шнурованные на толстой подошве сапоги незнакомца оказались практически перед лицом лейтенанта. Евдокимов слышал, как чужак тяжело дышит через противогаз.
Да что же это! Они здесь, что, из-за него?! Что вообще происходит?! Может быть такое, что ты двинулся кукухой? Лейтенант такое уже видел, как люди сходили с ума на войне, неужели и его постигла та же участь?
И медальон вёл себя крайне странно, он откровенно вибрировал и разогревался. Евдокимов даже подумал, что если бы не гимнастёрка и маскхалат, то безделица бы выпрыгнул навстречу пришельцам подобно тому, как электромагнит притягивает металлические изделия.
С этого ракурса он не мог видеть, что делает пришелец, он лейтенант вообще боялся, что чужаки могут заметить движение его глаз, но, слышал, как тот нажимает кнопки на своём приборе, которые при этом издавали странные звуки, до этого Евдокимову не знакомые.
В какой-то момент Евдокимов даже расслышал, как чужак удивленно вздохнул, что-то нажал и раздался писк, который становился, то сильнее то слабее. Точно какой-то пеленг!
И тут чужак присел на корточки и потянулся рукой в перчатке к Евдокимову, норовясь, судя по всему, забрать тот самый медальон, который просто уже сходил с ума под гимнастёркой, дёргаясь и жужжа.
Лейтенант не выдержал и посмотрел в тёмные стёкла противогаза. Чужак на мгновение замер, а потом рванулся вперёд, чтобы вырвать медальон. Его спутники стояли позади и вроде как не замечали того, что их коллега замешкался.
Головная боль и противная тошнота мешали думать. Он даже автомат толком не может поднять. Надо постараться, через силу. Через «не могу».
Каждое движение отзывалось сильнейшей головной болью и приступами тошноты. Даже мысль о движении заставляла весь организм этому сопротивляться.
Вдруг словно что-то звонко звякнуло в ушах, и боль отступила, откатившись как приливная волна, а медальон стал издавать тонкий, но звонкий и ровный звук. Лейтенант испытал настоящую эйфорию и…
… и этого хватило, чтобы прийти в норму, и заученные в разведшколе рефлексы тут же вернулись. Ощутив небывалую лёгкость, лейтенант схватил незнакомца за протянутую к нему руку и резко потянул на себя. Человек в противогазе покачнулся и рухнул в овраг, перекувырнувшись через голову и громыхая снаряжением.
Выхватив гранату из руки рядового Авдеева, лейтенант метнул её в сторону чужака и… ничего. Граната, пролетев пару метров, просто зависла в воздухе, словно увязнув в невидимом прозрачном киселе.
Нет! Она не взорвалась! Чужак откровенно рассмеялся и, пользуясь замешательством лейтенанта от увиденного, приготовился стрелять из своего странного автомата. Но видимо, самоуверенность его подвела, он делал это слишком медленно.
Лейтенант рванулся вперёд, нажав на спусковой крючок. Очередь из ППШ пропорола незнакомца от груди до головы, с глухим звуком разбив одно из стёкол противогаза. При этом смертельным был этот самый последний выстрел, остальные не причинили никакого вреда. Очевидно, что на пришельце было надето что-то вроде стального нагрудника.
Звук от выстрелов резанул по ушам, но как-то по-особенному, не так как обычно. Словно ты стреляешь внутри помещения. Всё – другое, всё – не так.
Чужак повалился на землю, а где-то в мозгу мелькнуло: почему граната не долетела, а пули смогли преодолеть невидимый барьер? Всё дело в медальоне? Или в том, что лейтенант успел приблизиться к чужаку?
Но то, что незнакомцы пришли за медальоном и то, что именно он позволил ему сохранить возможность двигаться, лейтенант уже не сомневался.
Другие чужаки, заметив отсутствие своего спутника, побежали туда, где видели его в последний раз. Но Евдокимов уже ушёл в сторону, отводя врага от обездвиженного Авдеева, а заодно схватив зависшую в воздухе немецкую гранату. Взорвётся? Не взорвётся?
Три секунды прошло, и лейтенант всё-таки решил, выглянув из-за дерева, бросить гранату в сторону противника.
Граната, как и прежде, пролетела несколько метров, и снова зависла в воздухе, застряв в невидимой сети. Да что же это такое?!
Пришельцы, на мгновение застопорились, но потом оббежали гранату по дуге. И видимо, кто-то из них оказался от неё не достаточно далеко, так как граната взорвалась, напугав пришельцев, но взрыв, расширившись на какой-то момент, остался серо-красным облаком висеть над землёй.
Один из чужаков что-то нажал на браслете, который был у него на руке, и открыл огонь по Евдокимову, на этот раз пули долетали и били по деревьям и кустарнику вокруг, выбивая щепки и разрывая зелёные листья.
Но и лейтенант смог стрелять в ответ: короткая очередь, перебежка, снова очередь. Может, пули, выпущенная из ППШ, и не убьют их, но понервничать заставит их изрядно, а если попадут в стекло противогаза…
Выглянув после очередной очереди из-за ствола, лейтенант увидел, как один из троих чужаков показывает другим на свою левую руку, жест, который узнает, пожалуй, любой человек, означающий, что время на исходе.
Выпустив ещё несколько очередей в сторону лейтенанта, пришельцы, один из которых сильно подволакивал ногу, скрылись в зарослях леса, а Евдокимов подбежал к солдату, в висок которому чужак направил пулю.
Взяв пулю двумя пальцами, он направил её остриём в сторону от бойца, туда, где как он думал, находятся эсэсовцы из ДРГ, которых они выслеживали. Но пуля не повисал в воздухе, как ожидал лейтенант, а упала на землю.
- Ничего не понимаю, - озадаченно произнёс он, всё-таки проверив, чтобы поля была направлена не в сторону красноармейцев.
И тут медальон стал затихать, а на Евдокимова стала опускаться мигрень и тошнота, которые мучали его несколько минут назад. Пожалуй, надо было возвращаться туда, где его застали эти странные события. Авдеев сильно удивится, если не обнаружит лейтенанта рядом с собой.
Обежав по дуге зависшую в паре метров над землёй вату от взрыва гранаты, лейтенант вернулся в овражек, в котором находился до того, как мир вокруг остановился. Рядом всё также был рядовой Авдеев, готовый метнуть гранату, которой, к слову, у него в руке уже не было.
Тошнота и головокружение возвращались с новой силой.
Попытавшись занять то же положение, в котором его застало появление пришельцев, лейтенант опёрся на землю и нащупал в траве, что-то незнакомое.
Разжав ладонь, он обнаружил, что держит странные часы чужаков. В том, что это были часы, он не сомневался. Их было сложно спутать с чем-то другим, пусть они и были настолько необычными – на светло-сером циферблате не было стрелок, зато были сегментированные черный цифры, а между ними мерцали с интервалом в секунду две точки.
Мир обрушился на него оглушительной какофонией звуков, среди которых был взрыв той самой гранаты.
***
В том бою, они не потерли никого, только двое бойцов получили лёгкие ранения, а немецкие диверсанты были большей частью уничтожены, а двух удалось взять живыми. Насколько они окажутся ценными, пусть другие решают.
- Товарищ лейтенант, - обратился к нему по возвращению с задания рядовой Авдеев, - я всё-таки чего-то не пойму. Я же вроде хотел немецкую гранату обратно метнуть, так? Мне эта мысль покоя не даёт.
Лейтенант Евдокимов молчал.
- Я же точно помню, как схватил её, как держал в руке, как собирался бросить. А потом раз – и нет её! – не унимался Авдеев. – А потом этот взрыв. И ещё, у всех наших часы отстают. Мы когда в часть прибыли, часы сверили, а время оказывается не то. У всех остальных всё точно, а у нас отстают. Чертовщина какая-то.
Что мог ответить лейтенант рядовому Авдееву? Только то, что тот бросил гранату, но память почему-то это не зафиксировала. Вот вы же, бывает, выходите из дома, но абсолютно не помните, закрывали дверь или нет, так? Так. Вот и здесь то же самое.
А ещё он точно помнил, куда упало тело застреленного им чужака, но когда окружающий мир вернулся в норму, врага в противогазе на том месте уже не было.
- Отдыхать нам больше надо, - ответил лейтенант, покивав головой. А сам посмотрел на свои часы. Нет, его часы не отставали.
***
- Ты хоть понимаешь, как это выглядит, лейтенант? Ты не думал, что твоя психика просто не выдержала войны?
Лейтенант молчал. Что тут ещё можно сказать. Война – дело грязное и повидал он столько всего всякого, что и хотелось бы забыть, да память не позволит.
Он пошарил в кармане и вытащил часы. Только не обычные, с циферблатом, часовой и минутной стрелками, а совсем другие. Вместо стрелок на маленьком циферблате, который больше походил на миниатюрный экран, были видны четыре чёрные угловатые цифры, между ними с интервалом в секунду мерцали две точки. Было несложно догадаться, что цифры обозначают часы и минуты.
- Пять минут, товарищ полковник. Они спешат ровно на пять минут, - положил механизм перед полковником на стол.
Зимин смотрел на трофей какое-то время не моргая, а потом схватился за лицо руками, как будто прогоняя усталость.
- В общем, ты Евдокимов извини, но я вынужден был сообщить об этом куда следует, - сказал полковник с некоторыми нотками вины.
- Я понимаю. Собственно, для того и писал, - твёрдо ответил Евдокимов, но в его голосе уже зазвучало сомнение.
На столе полковника затренькал телефон, и он снял трубку. Что-то выслушал.
- Да. Да. Пропустите, - он вернул трубку на место.
Двери в кабинет распахнулись, и внутрь вошли несколько человек в форме погранвойск. Странно, что они вообще здесь делают, подумал лейтенант, он-то скорее был готов увидеть сотрудников СМЕРШ, чем пограничников, тем более, что граница осталась позади, а линию фронта назвать границей можно было с большой натяжкой.
Один из вошедших, был, судя по всему главным, с погонами майора, остальные двое – с автоматами наперевес – два сержанта.
- Вам необходимо пройти с нами, - сообщил майор.
- Я арестован? – осмелился спросить Евдокимов.
- А есть за что? – не то всерьёз, не то нет, отреагировал пограничник. – Кстати, медальон при вас?
Евдокимов только улыбнулся и покинул кабинет в сопровождении автоматчиков. Майор же задержался.
- Если что, мы с вами свяжемся, - сообщил он полковнику. Тот только посмотрел на пограничника исподлобья, ничего не ответив. Майор подошёл к столу, и забрал листы бумаги с рапортом лейтенанта Евдокимова, а также диковинные часы. – Надеюсь, вы понимаете, что никто не должен знать о произошедшем.
Зимин только кивнул, и устало откинулся на стуле, закрыв глаза.
Через пару секунд Зимин остался в кабинете наедине со своими мыслями. И всё бы ничего, но одна не давала ему покоя: ровно два года назад его часы и часы некоторых однополчан во время тяжёлого боя тоже отстали на пять минут. Что тогда произошло, он мог только догадываться.
***
Помещение, освещаемое не слишком ярким тёплым светом светодиодных ламп. На одной стене большое зеркало, но было понятно, что за этим зеркалом есть ещё одна комната и оно непрозрачно лишь с одной стороны. В углу на потолке красным глазом за тем, что происходит внутри, наблюдает видеокамера.
Стол, три стула, один свободный. Другой занимает девушка лет двадцати пяти на вид, не больше. На другом – человек средних лет в строгом костюме с галстуком, из-под тёмно-синего пиджака проглядывала портупея с кобурой.
- И вы, и я знаем, что вы можете уйти из этой комнаты в любой момент. Вам это ничего не стоит. Вопрос состоит в следующем: почему вы этого не делаете? – задал вопрос мужчина.
Девушка, сидящая напротив него, лишь грустно улыбнулась и посмотрела в зеркало за спиной собеседника. Собеседник заметил её взгляд, но реагировать никак не стал.
- Нет, ну серьёзно? Что не так? Вы вели довольно скрытный образ жизни, работали в госпитале, до этого зарекомендовали себя в партизанском отряде. Потом на многие годы ваши следы теряются. Вам удавалось избегать лишнего внимания. И вот вы сами решили сдаться? По меньшей мере, странно.
Девушка продолжала молчать. Возможно, она подбирала правильные слова, чтобы объяснить свой поступок.
- Удивительное тепло исходит от вас, вы это знаете? Особенное какое-то. Хм… Прямо хочется жить и.. любить! Да, любить! – продолжал мужчина.
- Это – моё проклятье, - наконец ответила девушка.
- Разве? Может быть, это дар, не думали? Насколько мне известно, вы его не без успеха использовали.
- Я просто хочу вернуться домой. Я – устала.
Человек в строгом костюме глубоко вздохнул. Ему явно нравилось то, что он ощущает, но при этом он мог контролировать свои эмоции.
- Ну, для начала, - произнёс он, - вам стоит рассказать, откуда вы.
- Издалека.
- Это мы уже поняли. Может быть, это поспособствует росту доверию между нами?
Человек засунул руку во внутренний карман пиджака и тут же вытащил её. Он слегка разжал пальцы и на серебристой цепочке повис небольшой размером со старую трёхкопеечную монету медальон.
