Глава 59

В приемную Главы администрации быстро вошел, почти вбежал Начальник службы его безопасности.

— Он один?

Голос прозвучал как-то необычно. Возможно, потому, что тот был сильно чем-то взволнован.

— Да, один…

— Никого к нам не пускать, ни с кем не соединять. У нас ЧП.

Начальник службы безопасности рванул на себя дверь и вошел в кабинет.

Глава администрации поднял голову от бумаг.

— У нас ЧП, — быстро проговорил Начальник службы безопасности и, не давая шефу опомниться, приблизился к столу.

— Какое ЧП?..

Глава администрации удивленно смотрел на своего главного телохранителя. Какой-то он был не такой, какой-то не как всегда… Глаза не те! Слишком мягкие глаза, а были как у гиены. И брови… Усы кривые… Он что, их брил, так косо… Или это… И борода, борода сползла чуть набок. Как будто она наклеена? Зачем? Зачем приклеивать собственную бороду?! И усы? Или это чужие борода и усы? Или это не он?

Не он?!

— Сидеть! — приказал Начальник службы безопасности, приказал уже совершенно чужим голосом, голосом Ревизора. — Сидеть и не дергаться! Или… — высунул из кармана дуло отобранного у водителя пистолета. — Мне терять нечего.

— Кто ты?

— Твой духовник.

— С пистолетом?

— Какой приход, таков и поп. В ваш приход без пистолета не сунешься.

— Что ты хочешь?

— Раскаяния. Человек должен каяться в своих грехах. А такие, как ты, — публично каяться.

Придвинул к себе автоответчик, вытащил кассету, перевернул, перемотал на начало, нажал кнопку записи.

— Хочешь отпустить мне грехи?

— Я — нет. Может быть, суд. Я бы отправил тебя сразу к богу, пусть он разбирается. Но, к сожалению, это, не мне решать. Так что давай, начинай.

— С чего начинать?

— С самого начала. И подробнее.

Но Глава администрации не стал сначала и не стал подробней. Никак не стал.

— У меня есть встречное предложение. Ты уходишь отсюда, и я полчаса не поднимаю тревогу. Ты успеешь уйти довольно далеко. Это для тебя очень хороший выход. Единственный выход.

— Ты, кажется, забыл, кто духовник.

— А ты забыл, чей приход. Через десять-пятнадцать минут там, в приемной, забеспокоятся. Через тридцать вызовут снизу милиционеров. У тебя нет времени на исповедь. Тебе бы ноги унести.

Он был очень разумным, правитель этого далекого от Центра Региона, и был не из робкого десятка. Он все верно понял и все верно рассчитал.

— Где ордер? Где постановление Прокуратуры? Где согласование с Верхней палатой? С Президентом, наконец?! Вы не имеете права вести в отношении меня никаких следственных действий. Не имеете права арестовывать, не имеете права обыскивать, не имеете права допрашивать. Я неприкосновенен…

Верно говорит — неприкосновенен. Для милиции неприкосновенен, для ФСБ, для закона. И даже для Конторы неприкосновенен. Потому что глав регионов за просто так убивать нельзя. Вначале надо испросить разрешения, обосновать, представить компромат… И лишь потом…

А хочется — сейчас.

Потому что иначе он выйдет сухим из воды, вернее, из дерьма, в которое влез сам и втащил Регион. И очень обидно, если сухим.

Он, конечно, умный и учел все, кроме одного пустячка, кроме того, что имеет дело не с правоохранительной системой, а имеет дело с Ревизором, для которого его признания не играют никакой роли. Эти признания нужны ему больше, чем его духовнику. Потому что если есть чистосердечное признание, то, наверное, можно согласиться на суд, а если нет… то тогда суда нет!

Ревизор выключил магнитофон.

— Вы, кажется, правы. Не мне вас исповедовать.

— Ну вот видишь! Я рад, что ты все верно понял, что оказался не дурак.

— Я могу идти?

— Да конечно. Я выполню свое обещание. У тебя будет час.

— Можно просьбу?

— Попробуй.

— Хочу выпить на посошок!

— На какой посошок? Ах, на посошок… Тебе это надо?

— Надо! Без посошка я не уйду. Пути не будет.

— Хорошо. Вон там бар, возьми, что тебе понравится.

Ревизор вытащил бутылку коньяку и вытащил коробку конфет. Разлил коньяк по рюмкам.

— Прошу.

— Я не хочу.

— А если за ваше счастливое спасение?

— Тогда лучше за твое.

Глава администрации без всякой охоты пригубил рюмку.

— Теперь закусить.

— Мне не надо закусывать.

— Вы меня обижаете. Не хотите пить, не хотите закусывать! Я так могу не уйти, — с угрозой в голосе произнес Ревизор.

Псих какой-то. Ему бы бежать, а он пьет…

— Ладно, давай.

Глава администрации сунул в рот конфету. Начал жевать.

— На этом, надеюсь, все?

— Теперь — все!

Ревизор быстро вскочил на стол и, прежде чем Глава администрации что-либо сообразил, схватил его левой рукой за волосы, ладонью правой зажав рот и нос.

Хозяин кабинета задергался, забил ногами о столешницу. Попытался схватить, отжать перекрывшую ему дыхание руку, но быстро успокоился. Он стал задыхаться, его глаза полезли из орбит. Но Ревизор не дал ему задохнуться, вернее, не дал задохнуться раньше времени. Следствие не должно было усмотреть в его смерти злые намерения. Должно было — несчастный случай.

Когда рука, перехватившая запястье, стала ослабевать, Ревизор быстро приподнял ладонь, закрывавшую рот. Он открыл доступ воздуха. Но только через рот. Через нос — нет. Нос он крепко зажал двумя пальцами. И одновременно сильно запрокинул голову Главы администрации назад. Тот сделал судорожный вздох. Воздух со свистом ворвался в гортань и потащил за собой куски недожеванной конфеты. Поток воздуха потянул их в легкое. Один из комочков проскользнул в дыхательное горло. И перекрыл дыхательное горло. Сладкий и мягкий, как пластилин, шоколад залепил трахею, как пробка — слив в раковине.

Глава администрации захрипел, закашлялся, но вытолкнуть конфету не мог. Слишком мало было в легких воздуха, слишком сильно была запрокинута голова. Он хрипел, краснел, синел, закатывал под веки глаза. Он умирал. Умирал от попавшей в горло крошки. Что должно было подтвердить вскрытие. Должно было подтвердить, что Главу администрации никто не убивал. Он умер от несчастного случая. Такое бывает. Такое с кем только не бывает…

И не надо писать рапорта и докладные записки, не надо объясняться, добиваться признательных показаний. Все и так образовалось. Само собой.

Хозяин кабинета еще дергался, еще сипел, когда Начальник службы безопасности распахнул дверь в приемную:

— Скорее, он умирает! Он подавился.

Секретарь, замерев в проеме двери, ошалело смотрела на дергающееся, агонизирующее тело своего патрона.

— Я за машиной, — коротко сказал Начальник службы безопасности. Сказал совсем не похожим на Начальника службы безопасности голосом. Но никто этого не заметил. Всем было не до этого.

Он вышел из кабинета, спустился вниз и сел в машину.

Дело было сделано. Было сделано на две трети. На две, потому что до целого не хватало еще трети. Последней трети. Не хватало мозга заговора. Не хватало — Сценариста.

Ревизор вызвал его из машины по номеру, который назвал перед смертью лженачальник службы безопасности. Он попросил его срочно спуститься вниз.

— Что случилось?

— Случилось.

Голос у Начальника службы безопасности был странный. Возможно, потому, что барахлил телефон.

Сценарист спустился вниз, обратив внимание на две въезжающие в ворота машины «Скорой помощи».

— Зачем я понадобился? Почему такая спешка? — спросил он, садясь в машину.

— Сейчас узнаете.

Сценарист резко повернулся на незнакомый голос. Увидел усы и бороду Начальника службы безопасности и увидел чужие глаза. И еще увидел занесенный над его головой гаечный ключ. Больше он ничего не увидел.

Когда Сценарист пришел в себя, был уже вечер. И был не город, был лес.

— Выходи, — приказал неначальник службы безопасности.

— Что вы хотите?

— Подышать свежим воздухом.

Узнавать у Сценариста было нечего, все и так было известно.

— Пошли.

— Вы совершаете ошибку.

— Возможно.

Они прошли не больше десяти шагов, когда Ревизор сказал:

— Стой, я надышался.

И вытащил пистолет.

— Погодите, выслушайте меня!

— Я уже устал слушать. Мне сегодня все пытаются что-то сказать.

— И все же… Вы должны знать. Я не с ними. Я не их.

— А чей?

— Не их! Я расскажу вам, расскажу все…

Это уже тоже было. Не далее как сегодня. Было дважды. С Главой администрации и с его телохранителем. Они тоже не хотели умирать сразу. И Сценарист не хотел. Сценарист готов был рассказать все, что угодно, лишь бы оттянуть свою смерть. Хотя бы на полчаса. На минуту. На мгновение.

— Я прошу вас…

Ревизор выстрелил. Один раз. Пуля попала Сценаристу в переносье и, пройдя насквозь, вышибла затылок, забрызгав близкие березки кровью и каплями мозга. Выдающегося мозга. Гениального мозга. Но, к сожалению, со знаком минус.

Вот теперь все. Точно — все! Заговор провален. Руководители заговора нейтрализованы. Некому больше заговоры сочинять. Там, в подвале, на стене висит мертвый убийца, в кабинете, с конфетой в горле, — Власть, здесь, с разбитым черепом, — Ум. Три силы, вознамерившиеся изменить существующее положение дел. И почти этого добившиеся.

Почти.

Только почти, что даже детям известно, — не считается.

Не проглотили они свой кусок, поперек горла он им встал, а кому-то так в прямом смысле. А все потому, что слишком большой аппетит и слишком большой кусок — аж одна восемьдесят девятая одной шестой…

Ревизор бросил пистолет на мертвое тело и пошел к машине. Все, конец, можно снимать нарукавники. Ревизия — закончена…

Послесловие

— Разрешите войти?

— Заходи. Что у тебя?

— Срочная информация по операции «Рокировка».

— Какая?

— Плохая. Похоже, операция провалена.

— Как так провалена? О чем ты говоришь? Ты же только вчера… Кто передал сообщение? Сценарист?

— Никак нет. Информация получена из общих источников.

— А Сценарист? Что сообщает Сценарист?

— Он ничего не сообщает. Он погиб.

— Кто? Сценарист? Они там что, все с ума посходили? Как это произошло?

— Разрешите доложить, Сценарист найден в пригородном лесу. Согласно выдержке из милицейского протокола смерть наступила в результате огнестрельного ранения в голову.

— Кто его?

— Неизвестно. Пока неизвестно.

— Что еще?

— Погиб Шестой.

— Что?! Убит?

— Никак нет. Несчастный случай. Подавился конфетой.

— Какой конфетой?

— Шоколадной. По предварительным данным, он закусывал коньяк конфетой и…

— Они что, в один день, Шестой и Сценарист?

— Так точно! И еще Начальник службы безопасности.

— У них там мор прошел?

— Не могу знать!

— Если мор, то какой-то очень странный мор. В один день. Все в один день… Ну и что ты мне прикажешь докладывать наверх? Что мы провалили операцию? Что по нашей милости угрохали Шестого? Центральную фигуру, без которой вся затея выеденного яйца не стоит! Догадываешься, чем это пахнет?

— Так точно, догадываюсь — отставкой.

— Может, и отставкой. А может, и не отставкой… Слушай, а крошка точно крошка? Или у кого-нибудь есть сомнения?

— Никак нет. Никаких сомнений. Квалифицирован как несчастный случай и подтвержден судебно-медицинским заключением.

— Да? Ну тогда точно, несчастный случай. Тогда нашей вины в том нет. Мы не господь бог, чтобы за случай отвечать. Как думаешь? Впрочем, тебе думать не положено. Лучше скажи мне, ты Сценариста по документам уже провел?

— Никак нет, не успел.

— Тогда и не проводи. Дней двадцать. А через двадцать дней оформи как дорожно-транспортное происшествие. Чего нам все в одну кучу мешать. Пусть Шестой сам по себе, а Сценарист сам по себе. Так лучше будет. Нам лучше будет. И всем лучше будет. Усек?

— Так точно!

— Тогда исполняй.

Офицер, бесшумно впечатывая шаг в ворс ковролина, вышел.

Хозяин кабинета поднял трубку прямого телефона:

— Генерал Савицкий.

— Слушаю тебя, — ответил Директор.

— Разрешите доложить по операции «Рокировка».

— Что там случилось?

— Случилось. Погиб Шестой. Несчастный случай. Крошка попала в горло.

— Я уже знаю. Что предлагаешь?

— Дальнейшее развитие операции не представляется возможным. Там все завязано на него.

— Уверен?

— Уверен! Новую фигуру, подбирать — месяца четыре самое малое, человека к нему подводить — еще пять-шесть. Сценарист на что дока был и то полгода провозился. Итого год — отдай не греши. А за год чего только не переменится…

— Ладно, согласен.

— Я отзываю своих людей.

— Добро.

Генерал положил трубку и промакнул платком лоб.

Пронесло! И хорошо, что пронесло. Иметь дело с такими операциями — по острию ножа ходить. Не получится, еще туда-сюда. А получится — головы не сносить.

Нет, тут тот случай, что лучше проиграть, чем выиграть.

В общем — повезло.

А вот Директору — нет. Не будет у него громкого дела. Не выслужится он. Хотя мог. Потому что задумка была убойная — бунт целого Региона это тебе не хрен с изюмом, это ЧП государственного масштаба. Тем более что там кровь по колено намечалась и, опять же, присутствие иностранных спецслужб.

Такого с времен Иосифа Виссарионыча не было. Тут не одну, тут сразу десять дырочек в погонах впору сверлить.

Хитрый жучила! Сам заговор сделал — сам раскрыл. И грудь в орденах. Без всякого риска, с гарантией. — Да только сорвалось.

И хорошо, что сорвалось…

«Жаль, что сорвалось, — подумал Директор. — Очень жаль! Считай, годовая работа псу под хвост. Причем на самом выходе! И Первый будет расстроен. Все-таки его задумка».

Не повезло Первому.

Из-за какой-то ерунды, крошки…

Кабы не она, все могло пойти по-другому. Пойти, как планировали. Народ бы вышел на улицы, немного побузил, побил стекла, покричал антиправительственные лозунги, прибил бы пару милиционеров. Губернатор влез бы на трибуну и, согласно утвержденному сценарию, призвал население к самоопределению и отделению. Потом бы это дело по-быстрому свернули. Силами мотострелковой дивизии, которой командует генерал-заговорщик, который на самом деле не заговорщик. При наведении порядка пролили бы литров двести крови. Пошумели бы в других регионах, изображая общероссийскую угрозу.

И вот тебе повод для чрезвычайки на всей территории страны. Или… или принятие всех угодных Хозяину поправок. Охнуть бы не успели, как Хозяин всю их самостоятельность к ногтю прижал. Кабы то дело выгорело, хрен бы им, а не выборность. Только назначения после долгой полировки хозяйских сапог из положения мордой — в пол.

Но не выгорело.

Очень жаль, что не выгорело…

Директор пододвинул к себе «вертушку».

— Это я.

— Слышу, что ты. Хочешь «порадовать»?

— Хочу. Я ведь не министр культуры, чтобы тебя веселить. У меня работа другая.

— Что такое опять приключилось?

— Неувязка с операцией «Рокировка».

— Провал?

— Можно сказать и так.

— Чья вина?

— Похоже, ничья. Просто случайность.

— Что намерен делать?

— Уже делаю. Дал отбой на всех уровнях. Осталось подчистить «хвосты».

— Ладно, тебе виднее.

— Наверное, виднее… Жаль, конечно, что не получилось, задумка была добрая…

— Жаль, — согласился Первый.

«Очень жаль», — повторил про себя. Дивиденды обещали быть неплохие. Хорошие обещали быть. Но не вышло. Не повезло.

Другим повезло. Директору повезло. Остался в кресле и остался при звездах на погонах. А не должен был. Должен был лишиться и того и другого. А если бы заартачился, то и свободы. Потому что прохлопать такой заговор — это не халатность, это служебное преступление. За которое отставка — самое малое, что может быть.

Конечно, непросто его отдавать, почти десять лет вместе, можно сказать близкий друг, но… Но в политике друзей не бывает. Бывают только конкуренты.

Директор — серьезный конкурент. Хотя еще не конкурент и даже об этом не помышляет. Но мало ли как дело повернется. От таких людей лучше избавляться заранее, пока они в силу не вошли. А если не заранее, то может быть поздно.

Жаль, не сложилось.

Повезло Директору, выскочил…

Ну ничего, на «Рокировке» свет клином не сошелся. Есть и другие задумки. И есть другие люди, которые могут воплотить их в жизнь.

Потому что это еще не конец, еще не вечер…

А с «Рокировкой» все. «Рокировку» списали.

Как говорится: с глаз долой, из сердца — вон. Забыли…