Эх, лихие девяностые. Из последних сил силовые структуры, что еще остались от былого, непобедимого извне и истлевшего изнутри, советского государственного аппарата, пыталась напоминать стервятникам, слетевшимся на чумной пир, что не все у них так кучеряво, как кажется. Что страна жива. Живо государство.
МВД в те времена было последней линией обороны. Последним окопом, за которым беззащитный народ и разоряемая страна. И стояли бойцы в этом окопе насмерть.
Осенью 1992 года были созданы СОБРы – спецотделы быстрого реагирования, подчинявшиеся управлениям по организованной преступности. Ход был сильный. И даже возникла первоначально иллюзия, что за организованную преступность решили взяться всерьез.
Но иллюзии на то и иллюзии, что призваны только морочить голову без привязки к реальности. На самом деле всерьез с оргпреступностью никто бороться не собирался. Для тогдашней власти бандиты и жулики были социально-близкие, а то и полностью слившиеся с ними. Масштабы разграбления страны превосходили самые дичайшие кошмары. И в нем участвовали все – и старая партийная бюрократия, и новые, молодые, да ранние либерадрилы. Так что трепетную душу бандита они понимали и принимали.
Да еще и сильно полезен порой был для власти это самый бандит. С ним легко договориться, использовать там, где сам ничего не можешь – то есть помахать стволом и дубиной. Сами банды уже больше напоминали успешные корпорации - не поймешь, где бизнес, где государственная деятельность, а где разбой.
В таких условиях слова «Закон и порядок» звучали для властьпридержащих или как юмор, или как угроза. Царящий беспредел власть в целом, может, и устроил бы. Если бы не одно «но». Бандитизм и вседозволенность, вышедшие за определенные рамки, становятся опасными для самих держателей штурвала. Потому что однажды этот девятый вал смоет и их из капитанской рубки. Да к тому же уже тонут в этой пучине многие из их приближенных – кому башку отстрелят, кого закопают за МКАД. Стало очевидно даже самым тупым, что бандита нужно держать в определенных рамках и не давать разгуляться. Этому и посвящены были все предпринимаемые меры. Точнее, самые строгие полумеры.
Иногда, правда, государство делало какие-то хаотичные телодвижения, что всей братве сразу плохело. Например, известный Указ, когда по подозрению в участии в оргпреступности фигурантов могли задерживать без предъявления обвинения на срок до месяца. Недолго эта норма просуществовала. Но шуму наделала похлеще канонады линейного корабля. Опера наивно посчитали, что им скомандовали «фас», и принялись в три смены, без выходных, закрывать братву. И братва сдулась моментально – кто-то из страны свалил, кто-то сел, кто-то отчаянно принялся стучать органам, выторговывая свободу.
Потом юристы-правоведы и всякая правозащитная шушера быстро объяснили верхам – негоже социально близких так плющить. Не по правочеловечески это. И власть сказала, что пошутила. И пошли дальше эти бесконечные вялые игры в «полицейские и воры» и в «казаки разбойники» - без особого перевеса и толку.
С формированием СОБРов, конечно, возникли проблемы. Хотя и были в МВД определенные наработки, но масштабировались они сложно. Нужно было время, нужны были серьезные вложения, чтобы получились полноценные спецподразделения.
В Москве дело обстояло легче. Половина ОМСН тут же снялась и перешла в СОБР. Там и должности, и потолки по званиям куда выше, и снабжение куда круче. Даже бронетехнику подогнали.
В боевую работу спецы въехали сразу. Московский РУБОП активно принялся выбивать из наиболее уютных ниш бандитов всеми возможными способами. И СОБР был главной кувалдой. Уже вскоре у бандюков будет нервный тик при одном упоминании о нем.
Страна в то время напоминала какой-то дурной сон времен НЭП. Нищий, кучкующийся на толкучках и пытающийся что-то продать, чтобы выжить, народ. Узкая прослойка «красных пиджаков» – бандитов, новых русских, оккупировавших кабаки, бани, в дымном загуле прожигающих жизнь так, будто живут последний день. Впрочем, многие и жили последний день. Кровь лилась – и бандитская, и бизнесменская, красным потоком.
Перво-наперво нужно было стереть ту грязь, что постоянно на виду. Взялась общими усилиями активно зачищать места концентрации преступного элемента. Всякие спортзалы и качалки. Кабаки и сауны. Офисы и бандитские малины.
И работа казалось бесконечной. Ржа изъела этот город до дыр…
Выезжаю с МУРом и спецназом на очередную зачистку. На сей раз визит в Ржевские бани, где весело гульбарит русская братва.
Вокруг крутится серебристая «девятка» - похоже, контрнаблюдение. Баню бдительно стерегут бандитские охранники.
Команда: «Вперед»!
«Спецы» небрежно сносят и вдавливают мордой в асфальт стоящего на стреме у входа увесистого «быка» на полтора центнера живого веса. Потом второго.
Врываемся в баньку. А там – идиллия. Мягкая мебель, зеркала. Отъевшиеся наглые бандитские рожи, накачанные телеса в количестве трех единиц завернуты в белые простыни – ну прям патриции в тогах. Нежатся на шезлонгах. На столе гора деликатесов - икорка, импортное пиво, салями и прочее. И все с яркими этикетками. То, что просто недоступно оголодавшему в реформы простому гражданину. Тут же в памяти возникают сцены из «Место встречи изменить нельзя» - когда голодный внедренный оперуполномоченный МУРа зло смотрит на зажравшихся воров, которые лопают от пуза и сыто рыгают.
В бассейне плещутся обнаженные прекраснотелые нимфы. По извлечении из воды, они незамедлительно и отработанно включают режим «дурочек из провинции».
- Мы из Иваново. Предприятие закрылось, в Москву приехали… Нет, пока не работаем… Как здесь оказались? Какая проституция! Просто познакомились с ребятами и сразу влюбились друг в друга!
Влюбленные ребята лежат плашмя на кафеле и даже не встревают в дискуссии, только постанывают от свалившейся кары небесной. Профилактический массаж ребер. Кряхтят, бедолаги, и понимают, что не все в мире фестиваль и карнавал.
В этой же компании оказывается присматривающий за баней, с ног до головы татуированный мужичок лет пятидесяти, сухой, жилистый и с бегающим волчьим взглядом.
- Сидел? – спрашивает оперативник МУРа.
- Сидел.
- Значит, бандит?
- Ну коли шесть ходок – так сразу и бандит. По мелочам «курортничал» - кражонки.
- Шесть ходок! Значит, ты у них за основного!
- Кто, я?! Принеси, подай, машину помой. А тут такие волки собираются.
Самое интересное, этот уютный зал пользуется спросом у бандитов. Каждый день тут расписан между разными ОПГ.
Оружия и наркотиков не найдено. Значит, твари, легко отделались. И завтра снова наедут на очередного денежного мешка, потом снимут очередную баню, и очередные ткачихи будет почесывать им волосатые, плотно набитые пивом и икрой животы.
Отработали. А на следующий день новая работа – по бандитским кабакам.
«Братва гуляет!» - звучит по всему городу модная песенка. Многие кабаки в Москве полностью подгребла под себя бандатва. Одни точки стали их штабными квартирами. Другие – местом встречи разных группировок. Как знаменитый «Апельсин» - жители сталинского солидного дома, где он расположен, засыпают с затычками в ушах, потому как ночью снова стрельба начнется.
Эти точки общепита и стала милиция выставлять в первую очередь, притом со всей пролетарской ненавистью.
В народе эти акции возмездия назвали «салатными делами». Взрывается спецназ. Боец в камуфляже и в маске вскакивает на накрытые и составленные по банкетному столы, гнущиеся чуть ли не пола от тяжести деликатесов. Бежит и от души раздает направо и налево удары дубинкой с криками:
- Милиция! На пол, суки!
Икра летит на пол. Элитный вискарь расплескивается. Салаты размазываются потом страдальческие.
Правда долго эта эффективная и эффектная работа по профилактике преступлений и восстановлению социальной справедливости не продержалась. Что ни рейд, то обязательно пирующего с бандитами депутата или работника мэрии помнут. Непорядок. В общем, включились защитные механизмы, запретили нам выставлять кабаки без крайней необходимости. Но память у бандитов сохранилась - как оно бывает, если слишком наглеть.
А у спецов новые выезды по местам концентрации пирующего «воронья». На этот раз по гостиницам. РУБОП, СОБР, ОМОН – все задействованы.
Высотная гостиница «Молодежная» на Тимирязевский улице. Оккупирована кавказцами. Другие там не выживают.
Рубоповский опер напутствует «тяжелых»:
- Бить всех, не жалея. Чтобы место своё запомнили
Заскакиваем в ресторан. Там бить особо некого. Зал почти пустой. Сидит лишь компашка молодых людей, по виду коренных москвичей. И на горе свое один начинает возмущаться: «Что за нарушение прав человека?! Да кто вы такие?!»
Зря он это начал. Но и «спецы погорячились», объясняя, кто же они такие и на что им дубиновые резинки. Ладно, «сопутствующие потери», как это на войне называют. Слава тебе, Господи, что без особых членовредительств обошлось.
А весь «кавказ» попрятался про номерам. Будто почуяли, зверьки, неладное. Ничего, нам и по номерам нетрудно прогуляться. Не первая гостиница, которую выставляем.
Стук в номер.
- Откройте, милиция!
Не открывают. Тогда открывает дежурная по этажу. Они привычные к облавам и шуму.
Досмотр. Обросших шерстью постояльцев лицом к стене. Особо непонятливым – физическое воздействие.
Вскоре находим мешочек с приисковым золотом. Холодное оружие. И толпу абреков, которых выстраиваем в ряд в укромном помещении внизу в гостинице.
РУБОПовец кивает омоновцу, и тот заученно ставит на стул массивный омоновский ботинок.
- Кто решит в Москве устанавливать свои порядки, пусть помнит, - кивает опер на ботинок. – Что по его ребрам пройдется вот такой омоновский берц. И я тому не завидую. Ясно?
Абреки сумрачно кивают…
Плющат СОБРЫ и УБОПы московскую братву в порядке профилактики нещадно. Но и бандиты не сдаются. Война на то и война, что на ней гибнут. Притом с обоих сторон. Вот и ходят по улицам опера, держа руку на стволе. Потому что за ними тоже охотятся.
В Подмосковной Щербинке бандиты захватили в плен оперативника МУРа, запытали до смерти. А в приехавшую к нему на малину муровскую группу захвата предводитель банды Фидель бросил гранату. Погиб сам и унес с собой жизни еще двух сотрудников угрозыска.
Всего по России в среднем в начале девяностых гибнет при исполнении около трехсот сотрудников. Притом цифры идут по нарастающей. Братва наглеет, ожесточается.
Гибнут наши коллеги при досмотре машин. «Злоумышленники напали на пикет ГАИ, один сотрудник убит, другой ранен». «Обнаружены трупы двух расстрелянных сотрудников ДПС». «Омск. Преступник выстрелил в сотрудника ГАИ и скрылся. Вернулся и добил потерпевшего при доставлении его в больницу».
Убивают сотрудников ППС при проверке документов. Стреляют в оперов, следователей и экспертов при попытке войти в квартиру. Да просто убивают в порядке мести.
Пулю или лезвие в живот милиционеру теперь можно получить везде. Даже в своем кабинете. Знавал начальника отдела розыска одного из регионов, которого в его кабинете пыталась пристрелить жена заваленного им при задержании бандюгана.
Милиция, спецназ плющит бандитов. Бандиты жаждут мести, Отморозки пытаются отвечать.
Смотрю запись на видеокассете. Измордованный в хлам бандюк дает раскладку по подмосковным бандам - кто кем руководит, кто кого завалил, кто кому чего должен.
Это братва решила посчитаться с одним из наиболее активных бойцов СОБРа. Завалились к нему в частный дом – чтобы решить проблему навсегда. Ну и покуражиться немножко.
А тогда времена были – это не нынешние. Стволы у всех на постоянке. А боец умудрился дома еще держать «АКСУ».
В общем, дал автоматную очередь. Взял на горячем дельце всю шарагу. А потом те на видео всех сдавали и продавали, вымаливая жизнь.
Такое тоже бывало. Один из эпизодов Большой Гражданской Криминальной войны девяностых годов…
Северный рынок
Пришла какая-то особо мерзкая и холодная осень 1992 года. И так замызганный город обильно омывается дождем, уже со снегом, который на халтурно убираемых улицах образует непроходимую кашу. Потом все тает.
Никуда не далась и беспросветность бытия. Все те же ларьки, мешочники, криминал. Бардак. И все больше наркотиков. Точки с наркотиками плодятся в геометрической прогрессии. На всех- московских рынках чуть ли не в открытую сбывают анашу. Но есть места, которые особо отличились. Одно из них – Северный рынок, который лет под азербайджанских наркодилероов. Им там уютно. И относительно безопасно. Было безопасно, пока восьмой отдел не решил устроить там большой шмон – с привлечением «тяжёлых». Взяли бойцов с ОМСНа и ОМОНа.
Ну, пошла работа. Наблюдение. Вычленение объектов. Захват.
Оперативная «шестерка» перекрывает зеленой машине «такси» дорогу. Сзади останавливается еще одна опермашина. Это называется «коробочка». Оперативники выскакивают из салона, распахивают двери с криками:
- Милиция!
Это самый опасный момент – можно получить в пузо пулю или лезвие ножа.
Высокая, статная, в черном пальто дама в обнимку с целлофановым пакетом с маковой соломкой будто приросла к сиденью. А ее спутник – кавказский шнырь лет восемнадцати, бодро выскакивает из такси и несется по улице, как сеятель разбрасывая пакеты с марихуаной.
- Стой! Стрелять буду! – орет громовым голосом оперативник, который не только резво бежит за кавказцем, но и успевает подбирать пакетики.
«Супротив милиции он ничего не смог». Опер догоняет кавказца и сшибает с ног. Тот начинает отчаянно верещать:
- У меня операция!
Они всегда так кричат, чтобы их не колотили ногами при "приемке". Опера знают, что все это отмазка, но бить боятся – а вдруг правда операция, ещё сволочь сдохнет. Среди барыг на самом деле много увечных, сирых и убогих.
Тогда опер, не обращая внимания на животный визг «Это не мое»! засовывает подобранный груз парню за пазуху, вздергивает на ноги, защелкивает наручники и пинками гонит к машине.
Полное ощущение апокалипсиса. Кривые ларьки, заполненные всяким барахлом и старьем торговые ряды, измученные перестройкой, ускорением и перестрелками москвичи, выживающие в ельцинском кошмаре. И толпы азербайджанцев – часть из них пасет рынок, часть торгует наркотиками. При этом особой разницы между ними нет. Это язва на теле Москвы. Да и сама Москва уже давно сплошная язва.
- За нычкой пошел, - говорит разведчик наружки, показывая на парня в белом плаще. – Собрал деньги. Сейчас возьмет вес.
«Белый плащ» заныривает в подъезд дома, выходит с пакетом, тут его и принимают под белы ручки. Разведчикам в задержании участвовать запрещено, но народу мало, поэтому приходится нарушать инструкции. Опера из наружки самые драчливые. Один из них ударом в живот отправляет «Плаща» в нокаут со словами:
- Ты, сука, меня больше не увидишь.
Разведка на самом деле невидима и не существует. За переломанные ребра придется отписываться обычным операм.
- Аллах тебя накажет, - хрипит «белый плащ».
В ближайший отдел между тем тащат новых задержанных. Азербайджанцы – со спичечными коробками и кульками с марихуаной. Одеты шикарно, по моде девяностых – в костюмы «Адидас». А чтобы подчеркнуть свою крутость, ну и для вложения капитала, натянули аж по два костюма. Эти мелкие наркобарыги - тупые, озлобленные, ненавидящие весь мир и Москву в частности твари. Ни ума, ни фантазии. Расходный материал – садятся пачками. Все из Мимгечаура и Ленкорани. Но на их родине и в столице России сидят уже умные и продвинутые, со вкусом одетые бабаи, которые нанимают эту пехоту, а потом даже передачи не посылают. Это лидеры, лопающиеся от денег, раздающие направо и налево взятки, скупающие недвижимость и магазины. На них показаний никто не дает, для закона они неприкосновенны.
В ОВД приезжают врачи-наркологи. В ленинской комнате задержанных раздевают – они походят на «тигру» из американского «Вини Пуха», все спины в полосках – это следы резиновой дубины праведного омоновского гнева. Врачи смотрят не на боевые ранения, а на наркотическое опьянение. Пока под кайфом никого.
Опять нам на улицу, в холод и мерзость.
К стекляшке-магазину на пригорке подъезжает «жигуль». Там целая толпа грузинской братвы. Омоновец подскакивает к машине, распахивает дверцу и с криком «Милиция» тянется к ключам зажигания. Перепуганный водитель жмет на газ, и машина несется задним ходом. Омоновцу зацепляет руку, и его ноги волочатся по асфальту. А машина разгоняется все сильнее. А на шоссе сплошной железный поток. Я зажмуриваю глаза, понимая, что машина сейчас въедет в поток, будет консервная банка и куча трупов. А обезумевший водила все жмет на газ.
Грохот. Машина багажником обнимает столб. Пятеро грузин выскакивают и пытаются бежать. На них наваливаются омоновцы. Валят на землю. Быки оказываются здоровенными, никак не удается завернуть им руки и вышибить дух. Начинается борьба в грязи. Двое омоновцев пеленают в хлюпающей жиже здоровенного бандита. Тот орет благим матом и сопротивляется. Подходит бомжиха, смотрит на них задумчиво сверху вниз, а потом заявляет:
- Милки, закурить не найдется?
Мат перемат. Бандитов спеленали. У них изымают карты, кости и – никогда такого не видел – зашитую в куртку пачку денег, которая поднимается от пояса до ворота. Приехали поработать на Северный рынок и прикупить травы.
Оттащили тварей в омоновский желтый «ПАЗик» - родной брат автобуса из ОМСНа. В салоне прописали живительных звездюлей – на моей новой светлой куртке пятна разлетевшейся крови – очень сильно их били.
Но кто на омоновца руку поднимет, тому эту руку и оторвут - закон гор, кровная месть, все, как сами абреки хотели.
Кончается все скорой помощью – пару грузин увозят в больницу. А работа продолжается.
Опять треск дубинок. Новые задержанные.
Тогда пресслужба Петровки, 38 решила идти в ногу со временем и за две сотни баксов давала официально возможность западным журналистам поучаствовать в милицейских операциях. По окончании действа оперативник везет меня и американского журналиста по домам. Американец пребывает в ступоре и вообще не может говорить. Потом выдавливает:
- А у вас часто такое?
- Да сегодня как-то неудачно, - досадливо кидает оперативник 8 отдела МУРа. - Маловато народу задержали. Обычно круче бывает. Вы приходите еще.
- Н-н-ет, - протягивает американец и затыкается окончательно…
