Бендер сидел по-турецки в СПСе на пыльном матрасе.
- Вот и всё! Последние сигареты. На потом ничего не осталось. – Он выложил на матрас пять оранжевых пачек «Донских» сигарет. – Если с караваном не пришлют сигарет, то послезавтра уже будем сосать лапу.
Ефремов, сидевший рядом с Бендером, вытащил из-под спины свой вещмешок. Вынул из него две пачки «Ростова» с фильтром, бросил их в общую кучу: - Вот. У меня тоже последние.
- Спасибо, конечно. – Бендер подобрал «Ростов», протянул обратно Ефремову. – Но это – не спасёт! Надо что-то радикальное придумать.
В детстве, когда я был ребёнком, я с дружбанами любил играть в индейцев. А как известно, у любого уважающего себя индейца непременно должна быть Трубка Мира. И мы с пацанами такую трубку себе сделали. Не из хулюганских побуждений. Ни-ни! Исключительно, из любви к искусству и рукоделию. Курили мы в той трубке всякую фигню – листья дуба, листья клёна. Хвою сосновую пробовали курить. Всё это – горькое и отвратительное. Но трубку-то мы сделать умудрились!
И вот я решил повторить свой детский опыт рукоделия. Инструмента, правда, нету. Что из инструмента? Только духовский нож. Я, поглощённый своими мыслями о босоногом детстве, вытащил из кармана гимнастёрки большой складной духовский нож. Вытащил, разложил.
Это не мой нож. У меня был с зелёной рукояткой. Но, это типовая конструкция. Я так себе думаю, что какой-то ремесленник дубасил такие ножики в масштабах мануфактурного производства. Я их много видел за свою службу. Отличались только цветом пластика на рукояти.
- Хо-ба! Вот это – да-а! – Бендер выхватил у меня из рук нож. – Хо-ба, хо-ба! – Он несколько раз кольнул ножом воздух. - Классная штука! Где взял?!
- Фарид подарил.
- А-а-а-а… – Бендер сник. Протянул мне нож обратно. – Даренное не дарят…
Покумекав с пяток минут, почесав себе репы, мы решили заняться изготовлением курительной трубки. В неё можно будет потрошить бычки, которых мы здесь набросали в изрядном количестве. И таким образом, нам удастся получить доступ к ценному табачному ресурсу, который фактически валяется у нас под ногами. Короткий окурок «Донских» невозможно докурить до полного окончания табака. Потому что такой бычок без фильтра начинает обжигать пальцы, если попытаешься докурить его до основания. А в трубку остатки табака можно будет выпотрошить и использовать по прямому назначению!
Где взять древесину – понятно. Надо оторвать брусок от гранатного ящика.
Поэтому, мы с Хайретдиновым, Ефремовым и Шабановым договорились – кто и как будет вести наблюдение. И мы с Бендером пошли кромсать ящик.
По понятным причинам ящик валялся там, где его бросили. Я подошёл к нему, засунул под ребро усиления лезвие ножа и потянул рукояткой, чтобы то ребро оторвать. Лезвие мягко и плавно согнулось в букву «Г». Как будто оно было пластилиновое.
- Ну ты долба-ак! Такой ножичек испортил! – Бендер оттолкнул меня от ящика. Схватил большую сапёрную лопату и с размаху засадил её под брусок. Брусок, весело потрескивая, отскочил от ящика вместе с кривыми гвоздями. – Лопата в умелых руках, это – оружие массового поражения!
Потом мы разогнули лезвие ножа. Это – не сталь! Это – так, железо не очень хорошего качества. Поэтому оно легко гнулось и легко затачивалось о любой плоский камень. Быстро тупилось, но и быстро затачивалось! И вот мы довольно оперативно выстругали из бруска заготовку. Пока брусок длинный, его удобно держать. Поэтому положили брусок на ящик, Олег встал на него ногами и прижал к ящику. Получилось, вроде, как бы – тиски. Олег стоит на бруске, а я строгаю и подтачиваю ножик. И снова строгаю. Потом я выпендрился и сделал трубке гнутый мундштук. Как «люлька» у Тараса Бульбы. Потом пошли к Мампелю на «кухню». Дырку для табака прожгли гильзой от АКМа. Нагревали на аммонале и прожигали. Олег держал брусок, я прожигал. Потом – отверстия в мундштуке. Их прожгли ручкой от оранжевого дыма. Она – из прочной стальной проволоки. Сразу видно, Советская Промышленность выпустила! Лишние отверстия, оставшиеся после прожигания канала в изогнутом мундштуке, заткнули обломками спичек. Потом отрезали почти готовую трубку от бруска.
И потом всё изделие, всю трубку, обожгли на костре из аммонала. До чёрного цвета. Ещё бы лаком покрыть, и было бы – Произведение Искусства! Но, лака у нас не было. И поэтому, с Творением рук человеческих мы предстали перед Хайретдиновым…
Набивал трубку потрошёными бычками, конечно же, Бендер. Он резонно предложил мысль о том, что последние сигареты надо курить ночью. На посту, накрывшись с головой плащ-палаткой. Когда холодно, и сильно в сон морит. А днём надо курить бычки!
Мы все знали, что по Уставу – не положено курить на посту. Но по Уставу не положено стоять на посту больше двух часов. После смены в два часа требуется отдых. И если солдат отстоял в карауле за сутки 4 смены по два часа, то завтра его в караул ставить нельзя. Обязательно должен быть отдых.
Но на Зубе Дракона реальность диктовала свои нормы. Поэтому, если не делать солдатам на посту отдых с сигаретой под плащ-палаткой, то через пару дежурств ночью найдёшь всех валяющимися на постах в нелепых позах. Так что, лучше сигареты оставить на ночь и позаботиться о том, чтобы солдаты прикрывали друг друга в то время, когда кто-то один курит под плащ-палаткой. Так безопасней для всех!
Бендер набил трубку потрошёными бычками и по старшинству предложил первому раскуривать Ефремову. Ефремов раскурил трубку, затянулся. Покашливая, передал Хайретдинову. И трубка пошла по кругу.
Табак был из самых окончаний окурков. Он был пропитан никотином! На афганском солнце его высушило, пока бычки валялись на раскалённом песке. И плюс ещё – любой мундштук, он всегда усиливает горечь и крепость табака. Я по босоногому детству знаю. Индейцы тоже любили проводить эксперименты с разными курительными смесями…
И вот крепкий, ядрёный, жгучий горлодёр потрескивает в чёрной трубочке с изогнутым мундштуком. Трубочка ходит по кругу из пяти человек. И все пятеро счастливы! Наверное, только столитровая РДВшка воды могла сравниться по силе кайфа с нашей трубочкой. Трубочка объединяла нас. Она делала нас хоть в чём-то счастливыми. И каждый, кто потом уходил с Зуба Дракона, каждый покуривал её на прощание. И оставлял остающимся на Зубе товарищам. А потом, когда последними с Зуба уходили мы с Олегом, мы подарили эту трубку Фариду. В знак офигенного уважения. Не Ефремову. Могли найти его в полку и подарить. Он был бы рад получить такой подарок. Не Хайретдинову. Гакила Исхаковича мы потом встречали в батальоне. Но мы ему не подарили. Как-то казалось, что – «ай, ещё успеем», что сделаем ещё одну, красивую пуще прежнего и подарим Хайретдинову. И нам, и Хайретдинову ещё долго тут служить, если не убьют. А Фарид скоро уходит на дембель. И мы подарили Фариду. Фарид сохранил её до самого дембеля и на дембель повёз с собой в Союз. В своём дембельском дипломате. А в Ташкенте таможенники её отобрали. Сказали, что это средство для курения наркотиков. Вот же, гады! ... Но, с другой стороны, это наталкивает на мысль, что мы с Олегом хорошо её сделали. Раз таможенники оценили.
Но это всё будет потом.
А сейчас у нас – лето 1984-го. Наш 682-ой полк гоняет на очередной операции по Хисараку душманов. Полк воюет. Снаряды летают. Дни идут… А жрачки и сигарет у нас не добавляется. Только убывает. Воду мы по утрам носим себе сами. Если бы не этот источник, Манчинского и Ызаева, то сдохли бы мы уже две недели назад! А так – держимся ещё.
В один из дней этой операции, разбуженный полным восходом солнца, Комендант перекинулся парой слов по рации с «Графиком». Кинул на рацию наушники. Грустно полез в карман гимнастёрки за сигаретами. Нашёл карман пустым, невнятно матюгнулся, пошарил взглядом по камням стенки. Нашёл в щели между камней трубку. Взял её, сунул внутрь мизинец. Там – тоже пусто.
- Слышь, студент! – Комендант пихнул меня, ровно сопящего под одеялом, туда, где должно быть плечо. – Слышь?
- А? – Я высунул из-под одеяла голову. – Что, духи?!
- Нету духов. – За спиной прапора сидел на корточках и улыбался Ефремов.
– Табачно-половой кризис у прапорщика. Он руку в карман за сигаретами засунул, а там – хер!
За стеной СПСа на посту заржал Шабанов.
- А-а-а. У меня та же байда. – Я снова накрылся с головой одеялом. – Уже заварку пробовали курить. Такой рыгомёт! Сейчас посплю малёха, и потом пойдём бычков поищем. В песке должны быть…
- Заварку не надо курить свежую. – Ефремов перестал улыбаться. – Надо промытую. А бычки не надо разбрасывать! Надо складывать в баночку. Чтобы потом не просеивать через пальцы песок.
- Блин, что ж делать-то? – Хайретдинов грустно и медленно ощупывал свои пустые карманы.
- А ты себя перебори. Сделай над собой усилие. – Ефремов улыбался во всю ширину честного русского лица. На посту снова заржал Шабанов.
Из-под соседнего со мной одеяла вылез Бендер. Сел на попу. Запустил в боковой карман гимнастёрки руку, пошарил там. Вытащил четыре коротких, посеревших от времени окурка.
- Нате! Пейте мою кровь. Только вот этот, большой, это мне – на потОм! Ато, как на карачках ползать, так все ползают. А как бычок найти, то это – только Герасимович.
- Вот хохол хитрожопый! – Прапор при виде окурков повеселел. – Шабанов, клепай там трассер. А то пролетишь с куревом, как фанера над Парижем!
Андрюха Шабанов оперативно расклепал трассер. Трассирующий заряд с шипением прогорел и Андрюха залез в СПС с раскалённой до красна сплющенной пулей. Сунул её в набитую табаком трубку, начал чмокать мундштук и выпускать клубы дыма.
- Ну ты мне почмокай, почмокай! – Бендер выхватил у Шабанова трубку. Сунул её себе в рот. – Это не свисток! Тут в себя тянуть надо. Тут всего – по две тяги на каждого.
Трубка пошла по кругу. Дошла до Хайретдинова. Тот потянул дымок, зажмурился от счастья, как объевшийся сметаны кот. Выдохнул облачко дыма, передал трубку Ефремову. Подкрутил вверх концы своих усов, откинулся спиной на стенку СПСа. – Ты, Герасимович, пойдёшь вечером вниз. Там караван для нас готовят. Надо провести. И смотри, чтобы сигарет нам отправили с караваном. От тебя в этом деле больше всех будет толку. Пойдёшь прямо к Коневу. В Штаб Полка. - Скажешь, – Прапорщик вытянул перед лицом Бендера пятерню и принялся загибать пальцы. - Воды не сбрасывают (загнул палец), сигарет не сбрасывают (загнул второй палец), аккумуляторы не сбрасывают (третий палец), из всех средств наблюдения – бинокль, да сраная буссоль! Во всём остальном батарейки разрядились (4-й палец). Жратвы, если бы не духовская пайка, то мы сдохли бы уже от голода (заключительный палец)!
Хайретдинов сунул Бендеру под нос сжатый кулак: - Они там охренели, что ли?! Вот так и скажешь Коневу. Понял?
