Весной 1984-го, в Баграме, нашу роту как-то по утру застроили и сказали, что надобно заполнить смертные медальоны. Нас тогда готовили к штурму Панджшера и, по понятным причинам, мы сразу же догадались, что штурм будет сущей безделицей. Настроение от такой подачи сделалось самым жизнеутверждающим, захотелось петь и плясать, собирать в поле цветы и наслаждаться пением птиц. Потому что, есть шанс, что видишь это всё в последний раз.
Ну, в последний, так в последний. Мы же знаем, что солдат никогда не очкует! Солдат сделан из брони и бетона. И очко у солдата - бронированное, а, следовательно, оно никогда не жмётся и не опускается. Только - приподнятое состояние! И приподнятое настроение.
Под приподнятое настроение Старшина и Ротный выдали нам некоторое количество пластиковых пеналов с бланком, который надо было заполнить шариковой ручкой. Потом заполненный бланк следует впердолить в пенал и завинтить крышкой. Всё, солдат, не сцы! Теперь смелого пуля боится, об смелого гнуться штыки.
Пластиковых пеналов хватило далеко не на всех. Поэтому Рязанов в весёлой и доходчивой манере нам сказал, что пусть каждый, кому не досталось пенала, пусть он выдернет пулю из патрона, высыплет себе под ноги порох из гильзы. После чего, задача сводится к предыдущей: в опустевшую гильзу засовывается записон, и потом патологоанатомам будет проще сделать себе мнение насчёт останков. А потом такую гильзу пусть каждый солдат заткнёт имеющейся свободной пулей. И разместит в карман своего обмундирования, либо навесит при помощи ниточки на шею.
Ну, мы такие, повыламывали пули из патронов. Понаписывали всякие каракули на клочках бумаги. Сделали каждый себе по «смертничку», то есть, по смертному медальону. И мне от восторга захотелось спеть весёлую песенку про день рождения, содержащую слова «И не ясно прохожим в этот день непогожий, отчего я такой ве-сё-лыыыыый…»
Спел я про себя эту песенку. И сразу же «словил» просветлённое состояние. До меня допёрло, что пулю в гильзу с посмертной запиской лучше бы вставить задом наперёд. Потому что, патронов у нас - дохрена. По всем карманам валяются патроны. В Союзе за такие дела уже все сидели бы в кабинете у особиста. А тут, в Афгане, тут нормально. И вот я додумался, что «смертничек» должен быть заткнут пулей задом-наперёд. Чтобы я в суете и толчее боя не зарядил этот патрон в магазин.
Шабанов А.В.:
- В форме х/б ТУРКВО на брюках был пришит специальный маленький карманчик «пистон». Именно в нём следовало хранить смертный медальон. Смысл такой: оторванную голову солдата можно идентифицировать по физиономии гримасы морды лица. А оторванную жопу следовало опознавать по содержимому «пистона». Нам наш командир объяснил это именно так.
Как видим, у Андрюхи Шабанова командир выражал мысли, как человек прямой и бесхитростный. А наш Рязанов Игорь Геннадьевич повёл себя очень тактично. Чтобы мы не сильно расстраивались перед штурмом Панджшера и не чрезмерно хотели петь, танцевать и собирать в поле цветы.
Ну ладно. И вот, пронеслось время календаря, как тройка с бубенцами, и - крекс-пекс-фекс - сижу я на гранатном ящике в плотной темноте на Зубе Дракона. Дежурю в своей башенке. Не сплю. Мёрзну. Никого не трогаю.
И тут на «Третьем точка» срабатывает сигнальная мина! Начинается стрельба, в скалы летят ручные гранаты. Выскакивает с автоматом наперевес Хайретдинов. Рёв, мат, душманы деморализованы, дезорганизованы и уже грустно сожалеют, о том, что рыпнулись ночью на Зуб Дракона. Ясный перец, что вот-вот их плотные колонны дрогнут, они начнут откатываться назад и выйдут из сектора моего обстрела. В секторе у меня - кромешная тьма. Но, это нисколечко не означает, что там нет плотных колонн душманов. Если мне не видно суслика, то это не значит, что суслика нет! То же самое и с колоннами душманов. Иначе, для кого наш Комендант так громко и круто матерится?
С этими героическими мыслями и с очень патриотическим настроением я надавил пальцем на спусковой крючок своего пулемёта, чтобы открыть кинжальный огонь по душманскому флангу. У них, точно, в этом месте темноты должен быть фланг. А как же иначе?
И вот, я нажимаю на спусковой крючок, пулемёт даёт в темноту короткую очередь и глохнет, как мотоцикл без бензина. Чё за хрень?! Это как такое может случиться, чтобы пулемёт Калашникова вдруг перестал стрелять? Бредятина какая-то!
В полных недогонках я передёрнул затвор. Нажал на спуск. Выстрела нет. Я передёргиваю ещё раз. Снова - на спуск. Снова тишина! Я в третий раз тяну затворную раму. До меня доходит, что с каждым моим передёргиванием затворная рама закрывается всё меньше и меньше. А темнота же кругом! Я могу только - наощупь. А ещё: стрельба кругом, вой рикошетов, разрывы гранат, маты! А у меня затвор не закрывается.
Вынул я пулемёт из бойницы, уселся на ящик, пулемёт положил себе поперёк коленей. Сейчас сниму крышку ствольной коробки. Надо, чтобы в темноте никакие детали никуда не раскатились. Ищи их потом в куче стреляных гильз. И вот, снимаю я крышку, пальпирую кишечник внутри пулемёта и обнаруживаю тройное утыкание! То есть, три патрона один за другим уткнулись в патронник и торчат там, как стрела из жопы индейца.
Хм. А отчего такое может произойти? Ладно, патроны я из патронника выковырял, бросил в темноту под ноги. Мало ли, может быть, они бракованные. Не хочется в темноте, в ходе боя, вставлять их в пулемёт второй раз. Пусть полежат на полу. Патронов у меня много.
И вот, вытащил я из патронника три патрона. И что дальше? Отчего-то они не пролезли в ствол. Отчего? Можно, конечно же, притвориться, что всё стало нормально и собрать пулемёт обратно. Но, мы же не дураки, мы же - советские солдаты. Нас в школе на уроках НВП (начальной военной подготовки) очень грамотно и методично научили обращаться с автоматом Калашникова. И теорию нам вложили в голову, и практику дали наработать. Скажем, я с друганом каждую перемену ходил в кабинет НВП, и наш преподаватель, Иван Никифорович, без всякого занудства выдавал нам два автомата. И мы с друганом наперегонки устраивали соревнования по разборке-сборке автомата. Была в Советской школе такая дисциплина.
И вот, я сижу в темноте на Зубе Дракона и потихоньку догоняю – это, охренеть, какая полезная для долголетия дисциплина! Мой личный рекорд разборки автомата – 9 секунд. Так что, в темноте, на высоте 3 000 метров, среди скал, никуда от меня мои душманы не денутся. Дохрена ли ты за 9 секунд пробежишь в темноте среди скал? Конечно - не дохрена. Поэтому, я сейчас соберу свой пулемётик, и наши танки будут быстры. Надо только понять - в чем неисправность? Может быть, в канал ствола что-то попало? И из-за этого патрон не может пролезть в патронник? А что туда могло попасть? Хрен его знает, ничего не должно попасть. Но патроны-то в ствол не лезут. Значит так, надо прощупать шомполом!
В доли секунды вытаскиваю из пулемёта шомпол, пихаю в ствол. Так точно! Что-то сидит в канале ствола – шомпол звякнул и дальше в ствол не лезет. И чё делать?! Чё делать, чё делать – выбивать засор!
С этой светлой мыслью я засадил стволом пулемёта по скале. Из ствола торчит кусок шомпола, и, вот, я этим куском и впендюрил в скалу. Шомпол выбил из ствола засор и с мелодичным звоном влетел внутрь пулемёта. Вот теперь - ништяк! Вот теперь проблема устранена! Можно собирать пулемёт.
Собрал пулемёт в темноте я секунд за 20-30. Высунул в бойницу. Открыл огонь во фланг плотной колонны душманов. Душманы очканули и подались наутёк! ...
Но, что же, что же было в канале ствола?!
Утром, когда рассвело, я поднял с пола своей башенки три патрона, гильзу, пулю и бумажку с надписью «Рядовой Орлов Андрей Викторович. 7 рота. Город Всеволжск, Ленинградской области». Бумажку обожгло вспышкой капсюля, прожевало через внутренности пулемёта, но каракули на ней вполне читаются. И что это всё обозначает?
А это обозначает, что Орёл в Баграме заполнил «смертничек», засунул пулю в гильзу не задом наперёд, а передом наперёд. И положил это всё в карман своих армейских штанов. Пуля у такого патрона острая. За время эксплуатации штанов пуля проткнула в кармане дырку, и патрон ровненько вывалился на поверхность планеты Земля.
Ну, а, там-то, его пионЭры
подобрали с планеты ЗемлИ
и, приняв безопасности меры,
в райотдел КГБ отнесли!
А если не выёжываться и говорить нормальным русским языком, то этот патрон подобрал я. Потому что - негоже топтаться солдатскими гамашами по хлебу и по боеприпасам. Это такая русская народная примета!
И вот подобрал я этот патрон. Внешне он ничем не отличается и не выдаёт себя, что он ненормальный. Я его бережно подобрал, зарядил в свой магазин и изо всех сил принялся сторожить южные рубежи Отечества. Потом наступила ночь. Из-за ночи сделалась темнота. В темноте я открыл огонь во фланг душманской колонны. А дальше мы уже всё знаем. Мы помним, что в результате получилось!..
По утру я сокрушенно покачал коротко стриженной башкой, подобрал записку, пулю и гильзу и потопал к Андрюхе Орлову. Иду через скалы и просчитываю в голове возможные варианты действий. Первое, что пришло на ум, это собрать Андрюхин смертничек и с размаху засунуть его Андрюхе в очко. Но, тут же пришлось додуматься до, как минимум, двух проблематичных последствий. Первое – он же снова просрёт свой смертничек при первом же поносе. И второе – я не проктолог! Мне не хочется ковыряться в солдатских жопах.
- Тра-та-тара-дара-дара! Тру-ту туру-дуру-дуру! – Из-за скал Третьего поста раздавались весёлые ноты марша «Парад-але». Кто-то самозабвенно исполнял на губах этот старинный цирковой марш. Интересно, кто? Я прибавил шагу.
На Третьем посту, на зелёных ящиках из-под гранат со счастливыми улыбками на лицах сидели Саня Манчинский и Миша Гнилоквас. И восторженно смотрели на паясничавшего посредине Третьего поста Андрюху Орлова. Раздетый до пояса Орёл стоял на полусогнутых в позе силового жонглёра, с отставленной в сторону Хисарака сракой, и изображал невероятную пантомиму. Он размахивал пустым ящиком из-под патронов, на котором отчетливо выделялась заводская надпись «29 кг».
Орёл изображал, что это – обосраться какая тяжелая двухпудовка, выжимал её над головой, опускал с размаху между ногами, рывком снова вздымал вверх, подседал под этот спортивный инвентарь и всем своим существом показывал тяжесть, мощь и инерцию атлетического снаряда. На вдох и выдох Орёл речитативом декламировал то, что позже деятели телевидения назовут "социальной рекламой":
- Нахер все шашки! - «Гиря» пошла вверх.
- Шахматы - к чёрту! - «Гиря» пошла вниз между расставленными ногами.
- Занимайтесь, ребята! – Орёл присел и рывком вознёс «гирю» над головой.
- Гиревым, сука, спортом! – Орёл с деланным усилием встал, удерживая «гирю» на вытянутой руке над головой и вибрируя всем телом, якобы от натуги. Затем Орёл изящным движением отбросил, ставший вдруг лёгким ящик, и, с театральным пафосом, вытянув вперёд руку, с выражением громко провозгласил:
- Граждане! Занимайтесь гиревым спортом! Он развивает силу, ловкость, выносливость!.. И боковое зрение!
Заключительный аккорд "социальной рекламы" опрокинул Манчинского с Гнилоквасом на спины. Они оба задрали к Афганскому небу ноги, принялись ими мелко сучить и дружно ржать. Подчиняясь чувству солдатского коллективизма и солидарности, я тоже шлёпнулся на тропу. Тоже задрал к небу свои гамаши. И тоже громко заржал.
- Ну, чего припёрся?! – Орёл выдержал паузу, предназначенную для групповой ржаки, а затем важно обратился к прибывающей публике. То есть ко мне.
- Занимать места - согласно купленных билетов!
Я поднялся с тёплой Афганской земли, протянул Орлу на открытой ладошке записку, гильзу и пулю:
- На! Это тебе оплата за купленный билет. Не теряй больше. И пулю вставь остриём внутрь гильзы. Чтобы карман не протыкала.
- Ё-маё, Димон! – Орёл в мгновение ока сдулся, осунулся и с ужасом смотрел на протянутую к нему ладошку.
- Чё, ё-маё? Это не ты, это я говорю «ё-маё»! Из-за этой хрени мне ночью во время стрельбы пулемёт заело!
- И ты мне теперь отомстил? Тоже мне, друг, называется.
- При чем здесь отомстил? При чем здесь, друг? Ты потерял, я нашел и вернул.
- Когда я потерял, я-то решил, что всё, повезло мне - Костлявая мимо пройдёт. Решил, что не понадобится мне смертничек! А ты мне его снова приносишь. Ещё и через пулемёт пропущенный. Кто ж такие вещи возвращает?!
- Андрюха, да ты чё? Ты завязывай… - Я опешил от неожиданного оборота событий. Только что Орёл паясничал и веселился, а тут, в долю секунды он сник, осунулся и, как будто бы, даже, постарел. От неожиданности я застыл с протянутой к нему ладошкой. И бормотал бессвязные слова: - Да это всё херня, Андрюха, завязывай…
- Я завязал. – Орёл сгрёб с моей ладошки протянутые ему предметы и побрёл в СПС. – У меня отдыхающая смена. Так что я - всё! Завязал...
Орёл встал на четвереньки и заполз в проход СПСа, завешенный одеялом.
- Чё ты ему такое принёс? – Миха поднялся со своего зелёного ящика. С Мишиного лица ещё не успела сползти улыбка. – Орла так перекосило, как будто, ты ему Черную Метку вручил.
- Блин, ещё один! Миша, вы сговорились сегодня? Это просто его патрон, с его запиской. Понимаешь? Просто - патрон! Колдунов не бывает, мистики не бывает! Не нагоняй жути. Это всего лишь патрон!
- Ладно, успокойся. – Миша тоже помрачнел и перестал улыбаться. – Ты уже ЭТО сделал. Ты уже отдал.
- Тфу ты, ж, ёж твою мать! Лучше бы, я эту херь за бруствер выбросил! – Я в сердцах плюнул под ноги, развернулся и пошел с Третьей точки.
- А я тебе за это и далдоню! – крикнул Миша мне в след. – Лучше бы ты выбросил!
