Все сказанное по этой теме в предыдущих выпусках могло создать некоторую иллюзию у читателей: что целью этой большой публикации было только лишь сравнение характеристик и применения двух аналогичных образцов вооружения – советской и немецкой кумулятивных противотанковых бомб. Однако длительное изучение как сухих технических описаний, отчетов, справочных данных, так и живых воспоминаний людей, иногда дает возможность видеть в изучаемом предмете нечто большее. Дело в том, что ПТАБ представляет собой удачное и очень характерное точное отражение советской технологической культуры (целого мира, большей частью забытого, отчасти мифологизированного), а также всей системы научных, конструкторских и технических организаций и их коллективов (мира, чрезвычайно мифологизированного).
Конечно даже очень простые вещи – например, штык от винтовки или, скажем, саперная лопата – несут в себе отпечаток культуры своей страны, ее технических и технологических традиций, идеологии, они так или иначе отражают исторический опыт и стратегические задачи или цели войны. Просто не во всякой железяке это можно разглядеть. Совсем другое дело – ПТАБ. Хотя эта бомба и не удостоилась такой славы как другие достижения советских ученых и инженеров, она, несомненно, относится к тем из них, по которым, образно говоря, можно было догадаться, кто раньше всех запустит в космос первый спутник.
Так что история нашей «жестянки» будет неполной, если ограничиться только ее тактико-техническими характеристиками и отрывками из воспоминаний. Ведь на ее примере можно увидеть не только основные признаки системного превосходства советской экономики, но и эффективность системы управления научно-техническим развитием в сталинскую эпоху.
Еще в 20-е годы, задолго до прихода Гитлера к власти высшие военные круги Германии, которые тогда еще только планировали будущие кампании в Европе, совершили роковую стратегическую ошибку. Она заключалась в выборе стратегии блицкрига, что подразумевало не только соответствующую организацию вооруженных сил, а также целенаправленную подготовку большого количества высококлассных специалистов, но и особую структуру промышленного производства – чрезвычайно энергоемкую и ресурсозатратную. Но, пожалуй, еще большей ошибкой было то, что они поверили владельцам заокеанских корпораций, которые обещали обеспечивать Германию всеми необходимыми ресурсами для окончательной победы над большевизмом. На самом деле консенсус, сложившийся еще в двадцатые годы в международных финансовых кругах, рассчитывал на наибольшее взаимное ослабление двух противников, а окончательная победа одной из сторон вовсе не была главной и желаемой целью. Короче говоря, они хотели сделать так, чтобы немцы и русские убивали друг друга как можно больше, чтобы взаимно ослабили друг друга, обеспечив все необходимые условия внешнего контроля над ресурсами. При этом (и это очень важно) германских стратегов, что называется, «развели»: фактически обязательства перед ними выполнила (да и то не в полной мере) только группа, которую условно можно называть «рокфеллеровской». Действительно, большинство этих компаний были либо «дочками», либо сателлитами «Стандард Ойл», однако среди крупнейших спонсоров Гитлера были и прямые их конкуренты (как «Ройял Датч Шелл»). (Не то, чтобы пришел однажды Ротшильд к Рокфеллеру: – «А давай мировую войну развяжем!» – «А, давай!». Нет, достаточно того, что корпоративные интересы компаний в чем-то совпадали.) В результате во время Второй Мировой войны они вместе поставили через нейтральные страны в Рейх и его союзникам нефтепродуктов больше, чем по «ленд-лизу» всем тем, кто воевал против Оси. Но одних только финансовых схем быстрого обогащения через увеличение поставок энергоносителей было, конечно, мало. Если в конце 20-годов (период Великой депрессии) для средней немецкой рабочей семьи картофельные оладьи были праздничным блюдом, а дети регулярно голодали, то с приходом Гитлера к власти простые немцы в считанные месяцы начали есть сосиски каждый день. Заработали заводы, фабрики, строились новые. Откуда это все вдруг появилось? Ну, это же очевидно: факельные шествия, свастики на стенах, разбитые витрины еврейских лавочников. Точно также современные американцы искренне уверены, что они хорошо живут потому, что у них демократия и гей-парады (и не важно, что это никак не выходит у разных там сомалийцев и украинцев). Однако в действительности столь огромные средства никогда и никому не предоставляются без особых гарантий. В случае Третьего Рейха такой гарантией был прежде всего короткий ресурсный поводок. Ведь многие материалы не требуют больших поставок и соответственно огромных финансовых рисков, но обойтись без них невозможно. Поэтому поставки необходимых для военных заводов компонентов (и, прежде всего, цветных металлов) были в той или иной степени ограничены. То есть, если не считать крупные поставки энергоносителей, возможности германской промышленности намеренно сдерживались извне.
Тем не менее, вопреки всему этому, потенциал Германии, ее народа и ее нового режима во главе с Гитлером, все равно оказались значительно выше, чем ожидали их инвесторы. Неимоверными усилиями в течение считанных лет немцам удалось перейти на выпуск массовой и относительно недорогой продукции во многих отраслях: в производстве синтетического бензина, боеприпасов, стрелкового оружия, а также отдельных узлов для крупной военной техники. Это можно еще сказать по-другому: в тех направлениях, где в основном хватает пяти-шести элементов Таблицы Менделеева (хотя и там тоже были огромные трудности). Но к началу Второй мировой войны, чтобы создавать полноценные автомобили, танки и, тем более, самолеты и сложные боеприпасы, нужно было не менее двадцати элементов (и далее это количество только росло). А из них едва ли половина наберется в нужном количестве в континентальной Европе. Вообще, тогда в мире было только две страны, суверенно располагавшие всеми необходимыми условиями для полноценного и независимого развития военной промышленности – СССР и США. (Если не считать отставания по ряду направлений в новых технологиях, к ним с натяжкой можно отнести и Британскую Империю с ее колониями и доминионами.) Это обязательно нужно учитывать, оценивая отдельные технические достижения стран Оси, и сравнивая их с аналогами, произведенными союзниками и СССР. Да, конечно, «Мессершмитт» быстрее «Ишака», у «Тигра» броня самая толстая, Эрих Хартман был настоящим асом. Это все правда. Однако блестящие военные успехи Третьего Рейха в первые годы войны, объясняются прежде всего превосходством в нематериальной сфере: в исключительной эффективности организации и управления. Ведь войну ведут, прежде всего, организационные структуры, затем люди, и только после них – техника.
Когда полномасштабный военный конфликт длится годы, отдельные организационные преимущества постепенно утрачивают свое стратегическое значение. Противники рано или поздно перенимают опыт друг друга, создают равноценные управленческие структуры (это общее правило, оно не зависит от общественного строя и уровня развития общества). В силу этого закона (а также благодаря гигантскому ресурсному и интеллектуальному потенциалу) советская система вооружений постепенно выросла и количественно, и качественно. Она превратилась, наконец, в постоянно действующий стратегический фактор. Более того, этот процесс уже нельзя было остановить. А между тем «Хеншелю-129», и даже новым «Юнкерсу-87» и «Фокке-Вульфу-190» с пушками калибра 37 и более миллиметров, так и не довелось стать полноценными противотанковыми аргументами люфтваффе. Обычно это объясняют их малочисленностью, но причина была гораздо глубже: германская военная промышленность была способна создавать лучшее в мире оружие для блицкрига, эффективное и очень дорогое. Однако в длительном многолетнем противостоянии технике нужны совсем другие качества, прежде всего – тактическая устойчивость, а также максимальная простота, обеспечивающая эффективное обслуживание и низкую стоимость массового производства, минимум квалифицированного труда. А для этого требуется не только большая ресурсная база, но и принципиально другие технологическая культура, структура промышленности, социально-экономическая система. Вот в чем принципиальная разница кумулятивных бомб советского и немецкого производства, как впрочем, и любых других образцов вооружения.
Для полноты сравнения стоит добавить еще такой факт. Когда осенью 42 года промышленности СССР Третьего Рейха сравнялись в выпуске отдельных видов конечной продукции – танков, самолетов и пр., экономика Германии, например, потребляла в три раза больше угля. Чтобы это объяснить – вот еще пример: чтобы придать необходимые упругие свойства нашей «простой жестянке» (как впрочем, и танковой броне) есть два способа. Первый – добавить марганец. Второй – использовать сложную технологию многократной термической обработки стали, требующую, помимо всего прочего, высочайшей квалификации. (Кстати, всегда хотелось сказать тем, кто любит восхищаться асами Люфтваффе: вы их металлургов не видели, а еще механиков, слесарей и обработчиков оптических тел!)
Ввязавшись в войну против СССР, германский генералитет очевидно не рассчитывал на затяжную долгую войну. Стратегия блицкрига позволяла им надеяться, что Германия сможет добиться быстрой победы, обманув ожидания инвесторов (между прочим, Гитлер их ненавидел всей душой и наверняка хотел обмануть). Но у Германии уже не было ни времени, ни средств, для того чтобы заново строить заводы, осваивать новые технологии, когда 24 июня 1941 года «Нью-Йорк Таймз» опубликовала откровенные слова Гарри Трумэна (в то время еще сенатора):
«Если мы увидим, что побеждает Германия, надо будет помогать России, а если будет побеждать Россия, то надо помогать Германии. И пусть они перебьют как можно больше своих солдат в этой войне».
Однако все те, кто развязал эту войну, тоже обманулись. Вопреки всем коварным замыслам, всем трудностям военного времени и всем страшным потерям, героический и невероятно талантливый советский народ оказался способным не только выдержать первые удары, не только эффективно использовать имеющуюся ресурсную базу, но и выйти из войны на новом технологическом уровне, заметно превзойдя в этом всех своих врагов и союзников.
Поэтому уже в начале 1942 года неизбежно настало время, когда тысячелетний Рейх стал заложником стратегии и инструментов блицкрига. Приходилось, главным образом, совершенствовать уже имеющиеся модели и концепции, что приводило к еще большему увеличению себестоимости и перегрузке промышленности. Создание же принципиально новых, образцов военной техники, будь то танк «Тигр» или реактивный истребитель, было делом, по сути, безнадежным из-за невозможности производить их в массовых количествах – они только отнимали ограниченные ресурсы у военной промышленности Рейха. Ведь, несмотря на все свои тактические успехи, все эти «вундерваффе» только приближали неизбежный конец.
Этот момент стоит разъяснить подробнее. Дело в том, что в ходе войны появление новых типов вооружения, способных масштабно изменить хотя бы тактические условия ведения боя, случалось нечасто. Немцам это удавалось главным образом в области легкого и пехотного вооружения (тут можно вспомнить, например, пулемет «МГ-42», штурмовую винтовку, фаустпатрон). А что касается бронетехники и авиации, то отдельные успехи имели, как правило, локальный и временный характер. Новые типы танков и самолетов, а также их модернизация и новые боеприпасы, несомненно, обладали лучшими тактико-техническими характеристиками, иначе не стоило их создавать. Но при этом не расширялись тактические условия их применения. Это особенно важно, так как данные понятия военные историки часто путают.
Пулемет «МГ-42»
Особенно хорошо это видно на примере танков «Тигр». После Курской дуги они в очень редких случаях использовались по своему прямому назначению – как тяжелые танки прорыва и маневренного боя. (Например, знаменитый Отто Кариус за неполные два года, которые он провел, воюя на своем «Тигре», участвовал всего в двух маневренных сражениях). Действительно, при всех безусловных достоинствах, практически всю свою славу эти танки стяжали в позиционных и арьергардных баталиях, особенно ведя огонь из засады. Но с подобной задачей совсем не хуже, а порой и лучше, справлялись артиллерийские, либо штурмовые орудия поддержки пехоты. То есть возможности применения танков не расширялись, тактические условия не менялись, а скорее даже сузились. И дело тут совсем не в том, что немецкая армия с 43 года переходила в наступление все реже и реже. Просто технические условия эксплуатации «Тигров» – статичная громоздкая ремонтная база, бездорожье и особенно ограниченное количество пригодных для них переправ через реки в России – снижали темпы, сокращали время и пространство операций. «От забора до речки» – вот и все пространство для маневра! (Да еще местные боги General Moroz и Frau Rasputitsa просто обожали большие и кровавые жертвы, они постоянно требовали их снова и снова.) Поэтому текущие оперативные задачи проще было возложить на более легкие машины.
Транспортировка немецких танков Pz.Kpfw VI «Тигр» на железнодорожных платформах
С такой точки зрения суммарный эффект применения «Тигров» был и вовсе отрицательным. Да, конечно, потери они наносили противнику огромные, их поддержка отступающих войск была неоценима, в том числе для поднятия боевого духа. А для геббельсовских пропагандистов «Тигр» – и по сей день один из самых дорогих их сердцу символов. Но разве мог такой танк изменить ход войны или отсрочить неизбежный конец? А самое главное, производство одного «Тигра» стоило примерно трех танков «Т-IV». Тех самых, которые, подобно советским «тридцатьчетверкам», тянули на себе едва ли не все основные задачи, стоявшие перед танковыми войсками Рейха. Так и получается, что производство «Тигров» скорее приближало неминуемое поражение.
Аналогично обстояло дело и с новыми типами самолетов, которые, как минимум, требовали увеличения или создания новых наземных служб. (В то время как уже приходилось формировать из них так называемые «легкие полевые дивизии Люфтваффе» и затыкать ими бреши в непомерно растянутой линии фронта.) Применение даже одной эскадрильи штурмовиков «Хеншель-129» требовало разработки операций и управления минимум на дивизионном уровне, не говоря уже об отдельном техобслуживании и организации специального истребительного прикрытия. Они требовали слишком сложного согласования с большим количеством других служб и подразделений. Стремительно устаревающие, но надежные «Юнкерсы-87» в случае необходимости появлялись над полем боя намного быстрее, да и решали более широкий спектр задач. Неудивительно, что именно они до самого конца войны определяли тактические возможности немецкой фронтовой авиации. Даже не смотря на все возрастающее численное преобладание новых штурмовых модификаций «Фокке-Вульфа-190».
Загрузка боекомплекта немецкого штурмовика Хеншель Hs 129
В целом же, если говорить о крупном вооружении, то за все время войны германские конструкторы неимоверными усилиями смогли создать только один образец, принципиально и необратимо изменивший тактические условия и даже сами принципы воздушного боя – реактивный истребитель «Мессершмитт-262».
Но даже на фоне всех этих достижений, появление у советской фронтовой авиации противотанковых кумулятивных бомб заметно выделяется среди всех многочисленных технических инноваций Второй Мировой войны. Штурмовик «Ил-2», вооруженный ПТАБами, стал практически новым типом вооружения, с более широкими тактическими и стратегическими возможностями. Причем, что особенно важно, для этого не понадобилась специальная модернизация самолета, это не требовало привлечения высококвалифицированных специалистов (как на фронте, так и в тылу) в таких масштабах, каких требовала германская военная машина.
Штурмовик Ил-2 11-й истребительной авиационной дивизии Народно-Освободительной Армии Югославии (НОАЮ) (11. (jеданаеста) ваздухопловна ловачка дивизија НОВЈ) во время разведывательного полета в небе над Сремским округом (в настоящее время на территории Сербии) в Югославии
Действительно, если мы говорим об эффективности технической инновации, то ее нужно оценивать не только с точки зрения оценки на разном уровне полученных результатов, но и цены, которую приходится за них платить. Использование кассетных бомб не требовало дополнительного обучения пилотов, специальной модернизации самолетов, не создавало принципиально новых требований к организации и структуре наземных служб. Более того, появление ПТАБов не привело к заметной дополнительной нагрузке на экономику и военную промышленность – на что, например, сплошь и рядом жалуется в своих воспоминаниях рейхсминистр вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер. Он ведь серьезно считал все эти «Тигры», «Пантеры», «Хеншели» и прочие «Фау» чуть ли не главной причиной поражения Германии…
И все это только некоторые выводы, которые можно сделать из истории «простой жестянки», всего лишь одной из страниц нашей великой Истории. А вместо заключения – маленькая иллюстрация. Вот как описывал свою командировку на эвакуированный в Куйбышев (ныне Самара) Авиационный завод № 1 Дважды Герой Советского Союза легендарный летчик-штурмовик Муса Гайсинович Гареев:
«…Завод поразил нас своими размерами. В огромных длинных цехах даже днем было сумрачно. По вечерам и ночью их наполнял неяркий желтоватый свет; электроэнергии еле-еле хватало. Слышался ровный, прерываемый лишь в обеденный час тягучий гул, в котором мне иногда чудился привычный шум аэродрома. Лица рабочих суровы и сосредоточенны. Каждый занят своим делом и не отходит от станка ни на минуту. Каждый знает: работает для фронта.
Особенно трогали подростки. Не каждый из них дотягивался до рукоятки станка. Мастера устраивали для них специальные подмостки из старых досок и горбылей. А некоторые работали, стоя на ящиках из-под снарядов.
Проходя по цехам, я чувствовал на себе горячие взгляды мальчишек. Я понимал, что являюсь для них не обычным посетителем, которых тут много, а человеком оттуда, с фронта. И тут я на миг испугался: вдруг начнут расспрашивать, как воевал? Что отвечу? Мне ведь так и не пришлось слетать на боевое задание. Как тогда быть?..
…И все-таки во время одного из обеденных перерывов как-то завязался оживленный разговор. Начался он с того, что меня спросили, как мне нравится штурмовик «Ил-2». Это, наверное, было для них очень важно: как-никак, я летал на этом самолете, знал его сильные и слабые стороны, мог рассказать и о том, как отзываются о нем на фронте.
Желающих послушать «фронтового летчика» собралось много. Я коротко охарактеризовал выпускаемую ими машину, подчеркнул, что теперь, с кабиной стрелка, она будет еще страшнее для фашистов, и передал всем, кто участвовал в ее выпуске, наше сердечное фронтовое спасибо.
Глаза рабочих засветились гордостью. Им было приятно слышать, что их «Ил» – грозное оружие в борьбе с гитлеровцами. Они это знали, конечно, и раньше, но разве не приятно услышать доброе слово о своем труде еще раз, причем из уст тех, кто воюет на этом самолете? Я прекрасно понимал их...
…Основную массу рабочих на заводе составляли женщины. Когда враг напал на нашу страну, они пришли сюда, чтобы заменить у станков мужей, братьев, отцов. Сколько усердия, чисто женского старания вкладывали они в работу! Быстро овладев «мужскими» специальностями, они делали все ничуть не хуже, а то и лучше многих мужчин. Отстояв по 12–14 часов у станка, торопились домой, где их с нетерпением ждали ребятишки. И так – день за днем, месяц за месяцем…
…Помню, в одном цехе меня окликнула пожилая женщина:
– Господи, молоденький какой! Неужто и такие воюют?
Я смутился, покраснел, но ответил с достоинством:
– Всякие есть, мамаша, всякие, как и у вас, на заводе.
– Родненькие, вы уж побейте супостатов, – стала просить женщина. – Ничего не жалейте, жизни своей не жалейте, только гоните их, иродов, с нашей земли. А мы вам поможем. Ночей спать не будем, все сделаем, все!..»
