Всю зиму и весну 43 года проводились многочисленные полигонные и фронтовые испытания новой модификации штурмовика – «Хеншель-129 B-2». Конструкторами, летчиками и техническими службами велась огромная работа по совершенствованию их вооружения. В частности, еще в Тунисе, благодаря новым пылевым фильтрам, удалось повысить надежность двигательной установки. Большое количество разных усовершенствований и замены целых узлов, вроде бы, говорят о далеко идущих планах. Одним из существенных отличий этой модификации «Хеншеля» была новая 30-миллиметровая пушка «MK-103», хотя она еще не была доработана. Ее боезапас увеличился более чем вдвое, но, тем не менее, по-прежнему, в одном вылете «Хеншель» мог поразить только одну цель. Чтобы наверняка подбить танк «Т-34», приходилось выпускать в его корму почти весь боекомплект. И по-прежнему, начальные моменты атаки требовали большого мастерства и интуиции пилота, поскольку во время пологого пикирования корректировать ход машины было практически невозможно.
«Хеншель-129 B-2»
К лету 43 года командование Люфтваффе на Восточном фронте располагало пятью отдельными противотанковыми эскадрильями, укомплектованными «Хеншелями-129 B-2». В ходе подготовки к операции «Цитадель» четыре из них к началу июня были сосредоточены на отдельном аэродроме в Запорожье. Здесь штат каждой эскадрильи был увеличен с 12 машин до 16. А всего к началу сражения удалось подготовить 68 боеготовых «истребителей танков» в оперативном подчинении штабу 8-го авиакорпуса Люфтваффе. Командовал новым противотанковым соединением гауптман Бруно Мейер.
В начале июля его перебросили на аэродром Микояновка (примерно в 20 км северо-западнее Харькова). Отсюда новое противотанковое соединение должно было поддерживать наступающие наземные войска на южном фасе Курской дуги. При этом все четыре эскадрильи действовали совместно не только с истребителями, но и с эскадрильями штурмовиков «Юнкерс-87 D».
Почти сразу после начала активных боевых действий пришлось отказаться от применения кумулятивных бомб «SD-4». Немецкие источники объясняют это обычно тем, что пилоты «Хеншеля-129» жаловались на недостаточную видимость из тесной кабины – во время последовательного пикирования нескольких самолетов на одну цель оказалось чрезвычайно трудно вносить поправки. (Испытатели в Рейхлине, похоже, и вправду считали, что параметры входа в атаку у четырех самолетов, а также у их цели, будут одинаковыми или очень близкими). Но, скорее всего, дело было в другом: очевидно, что совершать четыре дорогостоящих боевых вылета ради уничтожения одного танка становилось безумием в условиях, когда противник явно намеревался вводить в бой огромные танковые соединения. Для борьбы с советскими танками пилоты «Хеншелей» предпочитали использовать 30-миллиметровые пушки – по крайней мере, так можно было подбить хотя бы один танк за один вылет. Впрочем, и новые пушки «МК-103» в первые же дни сражения показали очень низкую надежность (в этих пушках ранних серий был дефект – заедала автоматика, его исправили только осенью 43 года). При первой же возможности их заменяли на уже хорошо показавшие себя «МК-101».
В первые дни сражения пилоты Мейера больше изучали район боевых действий, чем собственно воевали. Им удалось подбить несколько единичных танков – и все из пушек. Примечательно, что ни сам Мейер, ни его подчиненные ничего не говорят о применении новых кумулятивных бомб. Очень похоже, что они вообще не приняли всерьез это новое вооружение и даже не пытались его использовать. Действительно, за одиночным танком, наверное, еще можно поохотиться с бомбами силами целой четверки, скажем, ради эксперимента. Но сражение на Курской дуге – прежде всего битва крупных танковых соединений. Обе стороны стремились применять бронетехнику массированно. При атаке с воздуха по наступающим танкам можно рассчитывать на десять-пятнадцать минут благоприятных условий, максимум полчаса. Рано или поздно прилетят истребители противника и бой в воздухе уже будет идти сам по себе, больше напоминая свалку.
Таким образом, новая кумулятивная бомба просто не могла сыграть никакой заметной роли в великом сражении (если не считать потерянных времени и усилий оружейников, транспортников и снабженцев) и практически не оказала никакого влияния на результативность боевых вылетов. Однако на них все же здесь стоит остановиться, так как они очень наглядны для представления о противотанковых возможностях немецкой штурмовой авиации в целом.
Подразделению Мейера удалось добиться двух значительных тактических побед 7 и 8 июля. В первом случае – пятнадцать, во втором – не менее сорока советских танков было уничтожено с воздуха (по немецким свидетельствам). В обоих случаях это были неожиданные и последовательные воздушные атаки на крупные танковые соединения, пытавшиеся нанести фланговые контрудары по наступающей 1-й танково-гренадерской дивизии СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер». Атаки производились четверками, идущими одна за другой. Во втором случае (то есть 8 июля) совместно с «Хеншелями» вылетали эскадрильи «Фокке-Вульфов-190» истребительного прикрытия, а также одна эскадрилья штурмовиков «Юнкерс-87 D» – очевидно, их главной целью были автомашины и пехота. Важным фактором было то, что советские истребители оба раза появлялись слишком поздно, во всяком случае, в эти дни соединение Мейера потерь не имело. Подтверждения столь значительных потерь советских танков в советских источниках найти не удалось, но контрудары имели место и действительно не принесли ожидаемого результата.
Во всей этой истории наиболее примечателен факт того, что на аэродроме в Микояновке было организовано непрерывное чередование боевых вылетов. Они совершались ежедневно с 5 по 11 июля. Причем во время вышеупомянутых двух крупных операций это был настоящий конвейер. Когда пилоты одной четверки атаковали танки, другое звено шло следом, одно уже взлетало, другие готовились к вылету. Для «Юнкерсов» и «Мессеров» это было повседневной практикой, поэтому очень редко кто из их пилотов вообще упоминал о подобных рутинных деталях. Зато пилоты «Хеншелей» на данное обстоятельство указывают с явной гордостью. Действительно, технические службы в соединении Мейера были очень большими и громоздкими, у них были отдельные матчасть и специальная ремонтная база. Таким образом, на применение бомб, которые вообще-то не были основным вооружением «Хеншелей», во время крупных операций могло просто не оставаться времени не только у летчиков, но и у наземных служб.
(Хотя это не относится к теме, с отрядом «Хеншелей» в Микояновке связана и одна загадка, окончательного объяснения которой найти пока не удалось. За период с 5 по 11 июля советская штурмовая авиация, по меньшей мере, два раза наносила удары по этому аэродрому, но по свидетельствам летчиков, он был пустым. Хотя все «Хеншели» просто не могли одновременно находиться в воздухе. Но это уже совсем другая история.)
Авиационная бомба SD 4 HL, модель танка "Тигр", а также снаряд и дульный тормоз "Тигра"
Что же касается дальнейшей судьбы кумулятивных бомб «SD-4 HL», то окончательно от них не отказались и немецкие источники упоминают об отдельных единичных свидетельствах их применения (но конкретной информации нет). При этом следует иметь ввиду, что сколько-нибудь последовательное развитие противотанковых возможностей немецкой штурмовой авиации шло только по пути развития артиллерии. И дело даже не в том, что в дальнейшем немцы ставили на самолеты пушки большего калибра (даже 75 мм) – это были, скорее, не очень удачные эксперименты, повторявшие судьбу «SD-4 HL». Единственным настоящим прорывом в этой области за всю войну были 30-миллиметровые пушки «МК-101» «МК-103», а также 37-миллиметровая «BK-3,7». Именно они сказались по-настоящему на противотанковой результативности всех немецких штурмовиков. Дело в том, что почти все предыдущие немецкие авиационные пушки изначально создавались как зенитные автоматы. А эти сразу проектировались как авиационные (еще до войны), то есть учитывали многочисленные условия стрельбы из самолета по цели (прежде всего «раскачку» самолета из-за множественной отдачи и изменения масс, а также многое другое). Причем для них отдельно были разработаны и специальные бронебойные снаряды с сердечником из спекаемой смеси кобальта и карбида вольфрама (советский аналог известен сейчас как «победит»). В силу многих причин (о которых стоит как-нибудь рассказать отдельно) для борьбы с советскими танками это был единственный перспективный путь развития, но на него постоянно не хватало то времени, то ресурсов. Не говоря уже о других более или менее удачных экспериментах, в том числе и с кумулятивными авиационными боеприпасами, которые появлялись, когда война немцами была уже безнадежно проиграна. Поэтому главным условием применения кумулятивных авиационных бомб немецкими штурмовиками в дальнейшем могли стать только экстренные ситуации, когда под рукой ничего другого просто не было.
И совсем другой результат был у массированного применения ПТАБов в битве на Курской дуге. В первые же дни был достигнут ошеломляющий эффект тактической неожиданности, оказавший сильное моральное воздействие на противника. Но главное, доля подбитых с воздуха немецких танков от общего числа потерянных в Курском сражении, варьирует в воспоминаниях советских военачальников и историков от 7 до 10 (и более) процентов. А комиссии, изучавшие результаты применения ПТАБов в боях на Курской дуге, в целом показали, что потери немецких танков составляли в среднем не менее 15 процентов от общего числа, подвергавшегося ударам штурмовиков. Кому-то может показаться мало, но в действительности это количество очень велико и его достаточно для перехода в качество. Дело в том, что даже 5 процентов – уже больше основных статистических погрешностей. А это значит, что новое противотанковое вооружение советских штурмовиков проявило себя как стратегический фактор. Причем, повторим: в первые же дни сражения. Это и было долгожданным качественным изменением советской штурмовой авиации, выходом на новый уровень тактического превосходства. Словом, это было еще одно оружие Победы в полном смысле слова. Соответственно в дальнейшем оно необратимо повлияло и на характер действий немецких танковых соединений, существенно снизило их оперативные возможности. (Особенно стоит упомянуть необходимость уделять много времени маскировке танков в прифронтовой полосе и их сосредоточению, а время на войне, в конечном счете, всегда дороже самих танков).
В целом, в ходе сражения на Курской дуге штурмовые авиаполки израсходовали более полумиллиона кумулятивных бомб. А всего в 1943 и 44-ом годах выпуск ПТАБов превышал шесть миллионов штук в год. И здесь тоже очевидно принципиальное отличие советского оружия Победы – его массовость. Ведь практически все без исключения «вундерваффе» представляли собой средства для затыкания дыр (и маленьких дырочек). А, по словам Манштейна, начиная с лета 43 года, наступление советских войск стало напоминать «приливную волну».
Из-за нехватки времени и места мы не будем приводить здесь многочисленные свидетельства эффективности ПТАБов. Таких описаний в сети можно найти очень много. Одержимых идеями безусловного превосходства германского военного и технического гения (соответственно – неполноценности русского и всего советского народа) переубедить все равно невозможно. А тем, кто хочет прочитать воспоминания и свидетельства тех, кто победил на самом деле, лучше всего порекомендовать ресурс Артема Драбкина «Я помню», а также его книги-сборники воспоминаний «Я дрался на Ил-2» и др. (Это не реклама, это просто дань уважения.)
Поэтому здесь лучше уделить время отдельным деталям, на которые редко обращают внимание. Разумеется, нужно учесть, что они не определяют картину в целом, эти подробности нужны только для того, чтобы дополнить все сказанное выше.
Наибольшие хлопоты оружейникам доставляла загрузка ПТАБов, требовавшая довольно много времени (в идеальных условиях – минимум 30 минут). Из-за этого впоследствии в некоторых частях вводилась система, при которой этим типом бомб снаряжалась одна дежурная эскадрилья. Ей приходилось проводить долгие часы на аэродроме в ожидании подтверждения разведданных и приказа на старт.
Особенно много проблем создавала высокая чувствительность взрывателей ПТАБов. Вот как об этом говорится в воспоминаниях Бориса Владимировича Бучина (в описываемое время – замкомэска 136-го Гвардейского ШАП).
«…У меня были ПТАБы, и отказал магнето. Я взлетел – на одном магнето не получилось бы; смотрю – мотор не тянет. Пошёл на посадку. Мотор и так работал слабо, а на посадке совсем отказал. Я сразу отвернул и сел, чтобы не врезаться в самолёты, которые стояли на аэродроме. Думал, сейчас взорвусь, но ничего. Почему? Эти степи такие ровные – это меня и спасло. Если бы были какие-то препятствия, то всё. Я долго думал, почему люди взрываются в воздухе. Оказывается, если в ПТАБ попадёт любая пуля, он взрывается. Я проэкспериментировал в Крыму: поставил ПТАБ на снег, отошёл, из винтовки – раз. Бух! Простой патрон из винтовки! Отверстие сделал – на полметра в землю ушёл. Вот почему люди гибнут…
У нас один инженер как-то открывает люк, оттуда падает ПТАБ и взрывается. Осколок попал в пятку…»
Последний случай возможно связан с тем, что иногда в бомбовые отсеки ПТАБы загружали «навалом», без кассет. При этом способе их там помещалось до 300 штук. Такое применение было рискованным – их нужно было выбрасывать на бреющем полете на высоте около 30 метров, с очень ограниченными условиями входа в атаку и ювелирной точностью. Часто это проделывали только один или пара самых опытных летчиков в начале атаки, появляясь над противником максимально неожиданно. Бомбы при этом ложились кучно, поэтому вся бронетехника в полосе поражения гарантированно уничтожалась.
Главная же опасность для летчиков этого способа бомбометания заключалась в том, что при такой укладке предохранители на бомбы вообще не ставились. Роль предохранителя выполнял корпус прилегающей бомбы или стенка бомбоотсека. Чтобы ветрянка взрывателя прилегала к ним плотно, ее приходилось ввинчивать не полностью: на один–полтора оборота. Неполное завинчивание ветрянки придавало заметную неустойчивость положению инерционного ударника внутри взрывателя, что должно было изрядно действовать на нервы летчикам при сильных толчках или воздушных ямах...
Кстати, в различных воспоминаниях и источниках обращает на себя внимание разное количество бомб, которые брал один штурмовик. Эти разночтения, помимо естественных ошибок, иногда связаны и с применением нештатных способов укладки, подобных этому, а также разных кассет (в том числе самодельных).
В районе станции 1-е Поныри 10 июля советские войска захватили участок, где штурмовая авиация только что нанесла несколько последовательных массированных ударов. Немцы технику вывезти не успели. На место немедленно выехала специальная комиссия ВВС РККА. (Это был первый, но, конечно, не последний случай полевого исследования результатов применения ПТАБов). В результате тщательного осмотра было установлено, что бомбами весом 100 и 250 килограммов всего уничтожено только пять немецких танков (их сбрасывали «Петляковы»). А «Илы» подбили ПТАБами тридцать девять.
Здесь цифры могут ввести в заблуждение, так как этот результат говорит прежде всего об очень высоком мастерстве пикировщиков (их было шесть, а штурмовиков – возможно, целый полк). Однако и любая атака с применением ПТАБов, конечно же, требовала хорошего расчета и высокого летного искусства. В оптимальных условиях штурмовик должен был пролететь над колонной или скоплением бронетехники на высоте ниже 100 метров и сбросить бомбы в строго определенный момент. Надежных прицелов до середины 44 года не было – практически все зависело от интуиции и чувства цели. Невыполнение двух условий – оптимальной высоты и точного прицела – приводило к очень сильному разлету или сносу бомб, в результате чего вероятность поражения целей резко падала.
К сожалению, сейчас невозможно установить, какой процент подбитых ПТАБами немецких танков удавалось восстановить и вернуть в строй. Известно, что в некоторых случаях, когда не было возгорания топлива и взрыва боекомплекта, а также повреждения орудия или механизмов, немецким ремонтникам удавалось вернуть танк в строй в течение нескольких дней. Однако стоит упомянуть одну важную деталь. Про результаты Курского сражения определенно можно сказать следующее. Новые танки – «Тигры», «Пантеры», а также самоходные установки – на Курской дуге оказались наиболее уязвимыми для кумулятивных бомб, даже при незначительных повреждениях. Почти все они терялись в этом случае безвозвратно, причем нередко из-за банальной невозможности отбуксировать в расположение ремонтного подразделения. И дело совсем не в том, что эти новые образцы бронетехники привлекали больше внимания штурмовиков, а опять же в громоздкости их отдельной ремонтной базы, в слабости и потерях матчасти, а главное – в неожиданном переходе от наступления к обороне в переломный момент 12 июля. Для организационных структур и любых тыловых систем обеспечения это всегда означает, мягко говоря, определенные трудности, а в данном случае никаких предварительных мер к возможному переходу к обороне перед сражением не было вовсе (то есть имел место стратегический просчет на уровне командования).
Еще одно важное замечание. Немецкая цензура тщательно избегала упоминаний об эффективных действиях советской штурмовой авиации против бронетехники. В сводках потерь эти данные чаще всего просто отсутствуют. В советской же печати и сводках Совинформбюро сообщения о применении ПТАБов тоже были очень редкими. Как правило они упоминались как «противотанковые бомбы» или «средства», без какой-либо уточняющей информации. Вот, например, типичное сообщение в газете «Красная Звезда» от 23 июля 43 года:
«…Наши штурмовики наносят вражеским танкам серьезные удары. Одному подразделению штурмовиков надлежало нанести несколько последовательных ударов по танкам врага, находившимся возле железнодорожной станции. Зная по обстановке, что эта танковая группировка только что возвратилась на исходные позиции после безуспешной контратаки, командир назначил часть штурмовиков для уничтожения заправочных средств, которые обязательно должны были оказаться в районе цели. Этот расчет оправдался. Два эшелона штурмовиков, внезапно появившись над рощей севернее станции, застали вражеские танки во время заправки горючим и боеприпасами. Часть самолетов, вооруженная противотанковыми средствами борьбы, атаковала танки, а другая занялась уничтожением бензозаправщиков и машин с боеприпасами, курсировавших здесь же. Благодаря точному расчету удара было уничтожено около 20 танков, взорван ряд машин с боеприпасами, сожжено несколько автоцистерн с горючим. В это время отдельные экипажи пристально наблюдали за расположением танков, а два самолета, кроме того, произвели контрольное фотографирование. Удары с воздуха по вражеским танкам продолжаются. Советские штурмовики «Ильюшин-2» еще раз продемонстрировали способность наносить немцам тяжелые потери и активно бороться с их бронированными машинами…»
И последнее. Мы уже говорили, что применение немецких кумулятивных бомб было ограничено особыми очень жесткими требованиями к самолетам, тактическим условиям, мастерству пилотов. Поэтому важно отметить, что после Курского сражения ПТАБы вполне успешно применялись едва ли не всеми типами фронтовых самолетов советских ВВС, включая, в отдельных случаях, даже истребители.
А еще, рассказ о «простой жестянке» просто нельзя ограничить одними только сравнениями с немецкой кумулятивной бомбой. Выводы, которые можно сделать из этой очень неполной истории, выходят за рамки простого анализа определенных тактических возможностей штурмовой авиации. Поэтому им будет отдельно посвящен следующий заключительный очерк.
