В начальный период Второй мировой войны было два успешных массированных налета морской палубной авиации на крупные скопления кораблей: во-первых это атака англичан на итальянскую военно-морскую базу в Таранто 12 ноября 1940 года. Во вторых, сокрушительный удар японцев по американской базе в бухте Пёрл-Харбор 7 декабря 41 года. Для всех, кто недооценивал значение и роль авианосцев в 30-е годы, оба этих события наглядно показали, насколько опасным может быть для кораблей, стоящих на своей базе, тщательно подготовленное внезапное нападение авиации с моря. В них блестяще воплотилась в реальности одна из самых смелых идей военных теоретиков межвоенного периода. А для военно-морских сил трех воюющих государств, располагавших авианосцами, это наглядно подтверждало дополнительные возможности в решении стратегических задач (или можно сказать: дополнительную степень свободы). И если до войны далеко не все стратеги и военные теоретики даже в этих странах представляли в полной мере значение этой революции, то теперь высшие начальники штабов всех без исключения воюющих стран вынуждены были, так или иначе, учитывать ее достижения.
Кронштадская операция – массированные налеты Люфтваффе в сентябре 41 года на корабли Балтийского флота – на первый взгляд не вписывается в эту новую реальность. Ведь они производились с сухопутных аэродромов, а не с авианосцев. Тем не менее, ее довольно скромные (для обеих сторон) результаты имели не меньшее значение для дальнейшего планирования подобных операций. Да и для науки военные неудачи часто предоставляют намного больше ценной информации, чем блестяще проведенные сражения.
А теперь, прежде чем перейти непосредственно к описанию сражения, следует ограничить его рамки. Как это часто бывает, в различных источниках как отечественных, так и зарубежных, к сожалению, нет совпадений в том, что считать началом и концом этой операции (не говоря уже о последовательности событий). Зато есть много упоминаний о многочисленных «массированных» налетах, которым Кронштадт почти ежедневно подвергался всю вторую половину сентября. Тогда сигнал воздушной тревоги (колокол Кронштадтского Собора) действительно звучал по несколько раз в день. Не был он редкостью и в последующие месяцы. Но собственно события Кронштадтского сражения желательно по возможности ограничивать только теми действиями немецкой авиации, которые имели прежде всего целью уничтожение кораблей Балтийского флота, а не его базы.
После завершения операции по эвакуации советских войск из Таллина, к концу августа 41 года Балтийский флот оказался заперт в Маркизовой луже. (Так принято называть у моряков восточную часть Финского залива.) О возможности проводить крупные морские операции пришлось надолго забыть. Однако сконцентрированный на небольшом пространстве флот мог оказать осажденному Ленинграду очень существенную помощь. Она заключалась в поддержке сухопутных войск огнем корабельной артиллерии, а также всевозможных береговых и орудий, установленных на железнодорожных платформах.
В первых числах сентября легкий крейсер «Киров» начал обстрел финских войск на Карельском перешейке. Из своих девяти 180-миллиметровых орудий главного калибра он выполнил более тридцати стрельб, помогая частям 23-й армии остановить финнов на рубеже реки Сестра. 7 сентября башни «Кирова» развернулись в южном направлении, и снаряды полетели к немцам, рассчитывавшим с ходу взять Ораниенбаум. После этого «Киров» почти каждый день попеременно стрелял по обоим берегам Финского залива.
По всей прифронтовой полосе осажденного Ленинграда велись интенсивные работы по корректировке огня, организовывались посты наблюдателей, отрабатывалось взаимодействие штабов. Благодаря этим, подчас героическим, усилиям, с 5 сентября регулярный обстрел наступающих вражеских войск начали другие корабли. Линкор «Октябрьская революция» вел огонь из 305-миллиметровых орудий непосредственно из Средней гавани Кронштадта, а также с Петергофского и Кронштадтского рейдов. С огневых позиций в бассейне Морского канала, соединяющего Ленинградский порт с главным фарватером Финского залива очень эффективные обстрелы вел линкор «Марат». С 9 сентября его 305-миллиметровые орудия ежедневно вели огонь, часто по нескольким целям, а ежесуточный расход выстрелов главного калибра достигал 177. Вскоре подключились к регулярным обстрелам легкий крейсер «Максим Горький», два эсминца и лидер «Ленинград», выходивший для этого на позицию в район Ораниенбаума.
Линкор «Марат»
Линкор «Октябрьская революция»
По ночам к бортам кораблей подходили баржи с боеприпасами, и моряки до утра заполняли погреба снарядами.
Таким образом, командование немецкой группы армий «Север» столкнулось с неожиданной проблемой: – огнем корабельной артиллерии с моря, а также всевозможных береговых и железнодорожных орудий.
Хотя стрельба из корабельных орудий чаще всего велась по площадям, мощные разрывы снарядов больших калибров, и остававшиеся после них огромные воронки, оказывали сильный деморализующий эффект. А большие потери, которые несли немцы в результате этих обстрелов, ставили под сомнение успех решающего наступления на Ленинград, запланированного на 23 сентября. Поэтому немецким командованием еще в ходе разработки плана наступления было принято решение вывести из строя крупные корабли Балтийского флота и разрушить его главную базу ударами с воздуха до начала наступления сухопутных сил.
29 августа в городе Луге обосновался штаб знаменитой штурмовой эскадры «Schlachtgeschwader 2 Immelmann». В ее составе воевал Ганс Ульрих Рудель, считающийся самым результативным за всю войну пилотом пикирующего бомбардировщика «Юнкерс-87», а также многие другие прославленные асы. Хотя обычно в разных источниках появление «Иммельманов» связывают с необходимостью нанести удар по Кронштадту (об этом пишет и Рудель), их задачи были намного шире. Летчики этой эскадры к тому времени внесли не только военный вклад в многочисленные наступательные операции в Польше и во Франции. Они представляли собой своего рода тяжелую артиллерию Имперского Министерства просвещения и пропаганды Третьего Рейха. Появление «Иммельманов» на Ленинградском направлении являлось значимым фактором, способным повлиять на боевой дух наступающих войск. А дух этот был уже совсем не таким, как, скажем, у Дюнкерка в 1940 году. Тут стоит отметить, прежде всего, два влиявших на него фактора. Первый – упорное сопротивление советских солдат, совсем непохожее на поведение в подобных ситуациях солдат других стран. Второе – огромные трудности со снабжением из-за плохой пропускной способности железных дорог. Они в полной мере давали о себе знать уже на подступах к Таллину, Пскову, Луге и Новгороду. Конечно, немцы не знали того ужаса, который еще предстояло перенести блокадному Ленинграду. Но без всякой иронии можно сказать, что неожиданно возникающая нехватка каких-то привычных вещей или продуктов питания на линии фронта действительно может оказывать сильный деморализующий эффект на личный состав. Не говоря уже о неполном боекомплекте – а эта проблема была системной и неожиданной (вот тут ирония уместна), ее уже невозможно было прикрывать одними только пропагандистскими лозунгами.
С началом сентября немецкие войска под Ленинградом почувствовали и третий фактор – артиллерию больших калибров кораблей Балтийского Флота.
Возможность взять с ходу Ленинград в сентябре 41-го безусловно означала как для немецкого командования, так и для Министерства пропаганды огромную моральную победу, а также хотя бы частичное решение остальных проблем. Именно поэтому уже на стадии подготовки в Кронштадском сражении (и в последующем сентябрьском наступлении) были задействованы мощные пропагандистские усилия. И главным образом поэтому на Ленинградское правление прибыли «Иммельманы», а также многие другие элитные подразделения Люфтваффе (в том числе еще две отдельные эскадры «Юнкерсов-87»). И это значительное усиление и без того самого крупного в то время 1-го Воздушного флота Германии (поддерживавшего группу армий «Север»), как мы увидим дальше, оказало на ход всей операции свое влияние. Причем, было ли оно положительным – вопрос довольно спорный. Однако в то время у гитлеровского командования не было ни малейших сомнений в том, что дни Балтийского флота сочтены.
Данные аэрофотосъемки показывали, что в середине сентября в Кронштадте находились два линкора, два крейсера, 13 эсминцев и 42 подводные лодки. Последние с середины сентября в целях маскировки в светлое время суток погружались под воду и ложились на грунт на глубине 10–15 м. Кроме того, в базе находились еще три недостроенных эсминца, 12 минных заградителей, 38 торпедных катеров, 9 канонерских лодок разных типов, 62 минных тральщика. Было также множество других, в том числе гражданских, судов. Гавани выглядели с воздуха гигантскими мишенями – они были буквально забиты кораблями, также как и рейд, и стоянки у пирсов.
При этом противовоздушная оборона Кронштадта, представляла собой настоящий музей. Здесь имелись и допотопные 76-миллиметровые орудия времен Первой мировой войны, и «Бофорсы» – трофеи Белофинской, и современные 100- и 85-миллиметровые пушки… Всего было 349 стволов всех калибров, из них – 158 на кораблях.
В распоряжении ПВО базы было два авиаполка – 5-й и 71-й истребительные авиационные полки ВВС Краснознаменного Балтийского флота. Их парк тоже не отличался единообразием. Там было по несколько штук новейших МиГ-3 и Як-1, устаревшие УТ-1, УТ-2, У-2, И-15 бис, а большую часть составляли И-16 и И-153– всего около 60 самолетов. Большую часть личного состава составляло новое пополнение (из-за высоких потерь в первые месяцы войны). Впрочем, были еще конечно летчики, которые участвовали в боях и даже имели боевой опыт других войн. Так или иначе, для того времени (и учитывая масштабы предстоящей операции) их все же можно считать значительной силой.
Первый налет на Кронштадт был предпринят 16 сентября, и главной его целью было оценить в целом возможности ПВО Балтийского Флота. Предположительно две эскадрильи «Юнкерсов 87» сбросили бомбы на акваторию порта, но очевидно, что поражение каких-либо важных целей не было их главной задачей. Зато другой намного более существенной целью был линкор «Марат», который, накануне был удачно обстрелян немецкой артиллерией. Сейчас невозможно установить точно, но возможно именно это обстоятельство заставило немцев начать операцию раньше запланированной даты (19 сентября). Воздушная разведка сообщила, что линкор находится в Морском канале, на одной из позиций для стрельбы между Кронштадтом и Васильевским островом. В воздух поднялись «Иммельманы» – 27 «Юнкерсов-87», во главе с гауптманом Штееном, в сопровождении истребителей. Погодные условия были не лучшими, но они позволяли надеяться на внезапность: по всему маршруту полета висели плотные облака и лишь непосредственно над Финским заливом в них появлялись разрывы.
«Штуки» разделились на две группы, заходя на «Марат» одновременно с носовых и кормовых курсовых углов. И если группе, заходившей с кормы, не давал точно прицелиться огонь кормовой батареи из трех 37-миллиметровых зенитных автоматов, то другой группе никто помешать не мог: как раз в тот день попаданием немецкого 105-миллиметрового снаряда такая же зенитная батарея в носовой части была выведена из строя.
В результате в «Марат» попали три 500-килограммовые бомбы. Две из них взорвались на нижней броневой палубе, пробив верхнюю, а третья разорвалась на юте. Еще одна бомба, срезав ствол орудия, взорвалась у борта. Погибли 25 моряков из экипажа линкора.
Уже на отходе немецкие самолеты были атакованы советскими истребителями, которые затем заявили, что сбили четыре «Штуки» и один «Мессершмитт». Кроме того, еще на три сбитых штурмовика претендовали зенитчики «Марата». По немецким же данным было потеряно лишь два самолета.
«Марат» же после окончания налета своим ходом ушел на Малый Кронштадтский рейд, продолжая вести при этом огонь по южному берегу Финского залива. 18 сентября помятый линкор буксиры провели в Среднюю гавань для ремонта.
Все три бомбы, попавшие в «Марат», не смогли поразить жизненно важные центры корабля. Отметим, что для последствий этого и всех последующих налетов бросается в глаза сильное разночтение советских и немецких источников, так например, советские моряки считали, что это были 250-килограммовые бомбы. От пятисоток разрушения были бы больше. Однако и зафиксированный результат был очень существенным: выведена из строя кормовая группа 76-миллиметровых орудий, повреждены одна башня главного калибра, несколько 120-миллиметровых орудий, многие приборы и ряд вспомогательных механизмов.
Можно еще сказать, что атака на линкор 16 сентября, давшая начало Кронштадтскому сражению, была довольно символичной по своим результатам – они в каком-то смысле очень похожи на результаты всего сражения.
Но самое главное, налет 16 сентября имел один важный и очень неприятный для немцев результат – не оправдались расчеты на внезапность. Оказалось, что у русских есть радар. В 1940 году в Ленинградском физико-техническом институте, руководимом академиком Абрамом Федоровичем Йоффе, были созданы первые советские станции радиообнаружения самолетов. К сентябрю 40 года был создан опытный образец, условно названный «Радиоуловитель самолетов» (РУС). Слова «радиолокатор» в лексиконе того времени еще не было (зато было, например, «электровизор») .
После государственных испытаний РУС был принят на вооружение и два таких аппарата поступили в Ленинградский военный округ очень вовремя – через неделю после начала Великой Отечественной войны. В конце июля 41 года эти станции, как слишком сложные по конструкции и капризные, сняли с вооружения. Прямо на боевых позициях, их заменили на новейшие РУС-2 типа «РЕДУТ». Радиус уверенного обнаружения целей на них достигал 200–210 километров.
Это действительно неожиданное для немцев обстоятельство (на нем мы еще остановимся далее) заставило их командование вносить значительные коррективы в тщательно разработанные планы уже в ходе сражения.
