По выходным мы с Якуниными ездили на экскурсии. Побывали на пирамидах и у Сфинкса, в охотничьих домиках Фарука, в Цитадели, несколько раз ездили в зоопарк и там катали детей на слонах. Каждый вечер мы проводили на советской вилле. До нее пятнадцать минут ходьбы. Семьями гуляли по набережной Нила. Когда ездили по магазинам, с детьми оставалась обычно Женя.
В каирском зоопарке
Иногда мы с Алексеем брали фотоаппараты и отправлялись бродить в центр, старый Каир. Нам встречались арабы в белых и полосатых галобеях, слуги, торговцы в лавчонках, приехавшие из деревень феллахи. Шли мелкие служащие в застиранных костюмах и рубахах, засаленных галстуках.
По утрам можно было наблюдать, как с древних, сохранившихся с фараоновых времен деревянных тележек торговали лепешками и фулем (вареные без соли на медленном огне бобы).
Днем водоносы в галобеях с самодельными напитками со льдом в стеклянных огромных бутылях, висевших на ремнях за спиной, щелкали бронзовыми стаканчиками, как кастаньетами, рекламируя свой дешевый товар.
Большинство арабских женщин шли с открытыми лицами. Молодые – в ярких красивых платьях или коротеньких, модных юбочках. Замужние женщины – в окружении малолетних детей, в черных платьях и черных легких платках даже в самых жаркие дни.
В кафетериях пожилые упитанные и никуда не спешащие рантье в костюмах, некоторые еще и в турецких фесках с кисточкой, сидели часами, за чашкой крепкого кофе, курили шишу, лениво глазели на прохожих.
Советские школьники на пирамидах
Вот паренек в галобее на стареньком велосипеде развозит пирамиду булочек на большом легком подносе. Поднос держится на голове. Он его поддерживает одной рукой, а другой ловко управляет велосипедом, умудряясь не наезжать на прохожих.
Вот торговец овощами с деревянной тележки громко и однообразно рекламирует свой не очень свежий товар. Вот группа мужчин в галобеях, сидя на корточках, пьет сладкий и крепкий чай на тротуаре у чайной. Рядом брадобрей стрижет волосы юноше, мастерски орудуя ножницами.
Жизнь на улицах Каира кипит с раннего утра до позднего вечера. Как стемнеет, открываются кабаре и ночные заведения. Сутенеры предлагают мадам или порнографические открытки.
В один из выходных я поехал на Оперную площадь на книжный развал.
На книжный развал я повадился как только меня перевели из Дашура в Каир и поселился в гостинице "Докки". В книжных магазинах много хороших книг на английском, но цены кусались.
Книжный развал – длинный ряд прилепившихся друг к другу лавчонок букинистов тянулся возле стены старого сада. Каждая лавчонка – это широкий шкаф с навесом и столом, заваленным пыльными книгами. Книги стоят на полках, лежат стопками и россыпью на тротуаре – всюду, где только можно их примостить. Покупатели роются в том пыльном царстве с утра и до позднего вечера, когда развал освещается яркими допотопными газовыми лампами, произведенными на свет при царе Горохе.
Тогда площадь украшало белокаменное здание оперы и балета, построенное сто лет назад. Того самого театра, в котором впервые шла опера Верди «Аида» после открытия Суэцкого канала, и в котором я с офицерами смотрел эту оперу впервые в жизни в исполнении итальянских и югославских певцов.
Хозяин каждой лавчонки на развале восседает на древнем, почерневшим от времени табурете или беседует, сидя на корточках, с соседями. На лице каждого – маска безразличия: будто им все равно, смотрят ли покупатели книги или нет. Но краем глаза каждый царедворец следит за порядкам, и стоит покупателю оглянуться в поисках хозяина, чтобы, поторговавшись, заплатить несколько пиастров за покупку, хозяин вскакивает и важно, с безразличной миной на лице подходит к счастливчику. Нередко несколько лавочников собираются вместе и пьют крепкий чай, заказанный тут же в уличной чайной. Нередко они молча наблюдают движущийся вокруг них шумный мир.
Я успел познакомиться с несколькими лавочниками, у которых на столах находил книги на европейских языках. Они даже пытались подыскивать для меня книги по истории Египта на английском и французском. Я подолгу шутил с ними на арабском. Говорил с ошибками, но они меня понимали. Они рассказывали мне анекдоты на современные темы – о Насере и его социалистических реформах, о взяточниках, ленивых египетских бюрократах. Когда я находил какую-то нужную книгу, я торговался с хозяином, потому что так было принято, Уважающий себя покупатель обязан торговаться, чтобы развлечь немного умирающего от скуки хозяина в галабее.
Каирский развал – это своеобразный мир книг с арабской вязью на твердых и мягких обложках. Это мир Корана и мусульманской философии, сказок тысяча и одной ночи. Здесь я любовался простенькими крошечными и гигантскими роскошными изданиями Корана, в инкрустированных шкатулках и без них; ровными рядами многотомных сказок в обложках-близнецах. Я брал в руки эти красивые тома и гладил их ладошкой: настолько они мне нравились. Здесь не раз я жалел, что не научился свободно читать по-арабски, чтобы прочитать всю эту уйму книг, выставленных на развале.
Моя персона «хаваги» (иностранца) привлекала внимание лавочников, потому что иностранцы редко появлялись в их дешевеньком царстве. Для туристов открыты современные магазины, не уступающим своими богатствами книжным магазинам Лондона, и Парижа.
На книжном развале на площади Оперы
6
Как-то раз мы с Юсефом размечтались. Я вспоминал свои студенческие годы и увлечение английской литературой. Рассказывал ему о том, что собираюсь поступать в аспирантуру, а после защиты диссертации работать в университете.
Он сообщил мне по секрету, что тоже бы с удовольствием ушел на гражданку и уехал во Францию к дяде. Там женился бы на француженке.
– Легкомысленная Франция мне нравиться больше, чем чопорная Англия.
– Губа не дура. А как же Израиль?
– Да прикончим мы его. И тогда все изменится.
– Но можно Израиль и не приканчивать. А жить с ним в дружбе.
– С Израилем в дружбе? Разве можно жить с ним в дружбе? – гневно заметил Юсеф.
– Например, с Израилем можно мирно договориться. Почему не признать его права пользоваться Суэцким каналом наравне с другими государствами?
Платить будет золотом. Это доход для египетской казны. Во-первых, не придется нести непосильные расходы на армию, вооружение. Эти деньги государство может использовать на образование, больницы, строительство домов для трудящихся. Во-вторых, Израиль будет платить золотом за проход своих судов по Суэцкому каналу. Золото не пахнет. Его можно тоже расходовать на развитие промышленности в Египте. Кроме того, в Израиле проживает немало евреев, родившихся в Палестине. Палестина – их историческая родина. Даже те еврейские дети, которых привезли из Европы родители, выросли в этом государстве и считают земли своими. Разве не так?
– Так-то оно так, но это значит, что евреи должны жить в дружбе с арабами. А ты знаешь, что захваты арабских земель еврейскими колонистами начались еще в 30-е годы? А ты читал о восстаниях арабов в те годы, жестоко подавленные англичанам?
– Первый раз слышу.
– Поэтому не понимаешь. Историю надо знать. Мне тоже жалко еврейских детей, погибающих во время войны, но почему еврейским солдатам и офицерам не жалко убивать арабских детей, стариков, женщин?! Почему можно сгонять арабов с земель, которая принадлежит им около двух тысяч лет?
Юсеф говорил зло. Лицо его изменилось. В голубых глазах с длинными, как у девушки ресницами, мелькнула ярость и даже ненависть.
– Что вы ругаетесь? – спросил Якунин.
Я рассказал.
– Знаешь, Юсеф, я не политик, но ради справедливости скажу. Ну допустим евреи в Израиле плохие. Клюнули на пропаганду сионистов. Но что арабские шейхи, короли лучше? – спросил Якунин.
– Нефть помощнее любого новейшего вооружения! Так почему Израиль плохой, а Саудовская Аравия хорошая? Если она хорошая, то почему египетская армия воюет в Йемене против англичан и аравийских шейхов? Думаю, что Алексей прав. Надо искать и мирные пути решения Ближневосточных проблем,– продолжил я.
– В настоящее время таких путей нет и быть не может. Тройственная агрессия разве не доказательство тому? – сказал Юсеф.
Он резко поднялся со стула и выскочил из палатки.
– А ты не прав, – сказал Якунин. – Ты фактически предлагаешь арабам предательство. Это не могло не обидеть Юсефа.
Несколько дней Юсеф избегал меня. По утрам он молча подавал мне руку. Я переживал. Мы были откровенны друг с другом. Обсуждали события, происходившие вокруг нас. Не в моем характере портить отношения с товарищами. Я догадывался о причине его обиды на меня. Получилось, что я предложил египтянам предательство: избавитесь от вражды, помиритесь с израильцами и наступит мир и дружба между народами.
Как-то раз я подошел к Юсефу, взял его под руку, отвел в сторонку.
– Ну что ты на меня сердишься? Я понимаю, что спорол глупость. Извини.
– Ладно, извиняю, потому что знаю твои политические взгляды, потому что ты русский. Как ты мог предположить, что египтяне могут предать палестинцев? Эта наша арабская земля, и мы никогда не успокоимся пока на ней будет оставаться хоть один колонизатор. Мы устали жить то под турками, то под англичанами. Когда нам, арабам, дадут возможность жить, думать о своей судьбе самим. Почему все – американцы, евреи, англичане, французы, и русские – лезут к нам в учителя? Мы сами можем и будем сами решать свою судьбу.
Мы помирились. Я перегнул палку. В то время я был интернационалистом и поэтому осуждал любую форму проявления национализма. Я понял свою ошибку через несколько лет, когда оказался на Суэцком канале. Но об этом расскажу позже.
Мы помирились с Юсефом. Вскоре наши отношения наладились, и мы опять обсуждали некоторые политические проблемы.
– Ты одобряешь войну Египта в Йемене?
– Конечно. Там же воюют англичане. Сколько они могут издеваться над арабами?
– Согласен, но арабские шейхи и короли сотрудничают с ними. Чем они лучше сионистов или англичан?
– Почему мы выгнали Фарука, а йеменцы не могут выгнать своего Фарука? Мы помогаем им установить республиканский строй. Арабские республики быстрее объединятся против Израиля. Вот ты мне рассказывал, что в прошлом году ездил в Газу. Ты заметил, как калечили, отступая, сионисты железную и автомобильную дороги?
– Еще бы не заметить. Тебя, Юсеф, не поймешь. Ты то ругаешь Насера, смеешься над его реформами. То защищаешь его антиимпериалистическую политику!
– Защищаю Насера, потому что он не разрушитель, как Фарук, а созидатель и объединитель арабов. Он хочет, чтобы арабы стали гордым и самостоятельным народом. Ругаю, когда он пытается срубить сук, на котором сам сидит. Буржуа и землевладельцы – тоже египтяне, как и он сам. Надо уважать их права.
7
Однажды утром наш Мустафа вручил мне и Алексею приглашения на свадьбу.
– Квартиру уже купил?
– Купил. Обо всем договорился с ее родителями. Так что приходите, пожалуйста. Я уже сказал родственникам, что вы придете.
– Обязательно придем.
Когда мы остались в палатке одни, Алексей спросил:
– Ты обещал придти, а разрешит ли офис Пожарского?
– Разрешит и микробас даст.
– Вот погуляем. Выпьем и закусим. Песни попоем.
– Ты глубоко ошибаешься. У них на свадьбе не пьют и не закусывают. Я читал кое-что об арабских свадьбах. Вероятнее всего, нас приглашают на торжества по случаю подписания контракта между семьями жениха и невесты.
– Это как?
– Приглашенный мулла скрепит брак подписанным женихом и отцом невесты письменный контракт. В нем обозначены собственность, приданное, которое дают за невестой. В случае развода муж обязан вернуть приданное жене.
– Ну и дела! А потом?
– А "потом" будет не в этот день, позже – после семейных приемов в доме отца жениха и отца невесты. "Потом" произойдет в квартире, которую купил капитан. Строго по обычаю молодые должны провести медовый месяц вдвоем. Через девять месяцев ждут потомство. Если родится мальчик – это великая радость. Если девочка – то радости гораздо меньше. Она уйдет в семью своего будущего мужа. Одни расходы.
– А как же служба?
– Дадут несколько дней отпуска.
Разрешение мы получили и в ближайшую пятницу после обеда поехали на свадьбу. Она состоялась не в ресторане, а в каком-то старом клубе, расположенном не в богатом районе Каира.
Нас встретили и провели в зал со сценой. Жених в черном костюме и невеста в белом платье и фате сидели в позолоченных высоких царских креслах. У невесты ничем не примечательное лицо. Упитанная девушка, под стать нашему капитану. Видимо, что они принадлежат к одному и тому же сословию. Соблюдают одни и те же обычаи.
Возле молодых играли дети дошкольного возраста. Девочки в красивых ярких платьицах. Мальчики в черных костюмчиках, бабочках, белых рубашечках. Играющие дети возле молодых – это пожелание молодым иметь много детей. Пусть их у вас будет столько же!
Мустафа улыбнулся, увидев нас. Мы подошли к молодым. Поздоровались и познакомились с невестой. Она не говорила по-английски, и я им сказал по-арабски выученные наизусть приветственные слова, которые принято говорить в данном случае.
Мустафа пригласил нас сесть на стулья в первом ряду. Мы уселись. Зал с интересом нас разглядывал. Арабские гости уже знали, что на свадьбу приглашены русские офицеры. Мы поняли, что капитан гордился тем, что на его свадьбу прибыли иностранцы. Многие из присутствующих, видимо, впервые видели русских людей вблизи. Они знали, что сотни русских работают на строительстве Ассуанской плотины, на металлургическом комбинате в Хелуане, в армии. Но увидеть русских на свадьбе в компании с простыми арабами – это уже экзотика.
Японский садик в Хелуане под Каиром
Простой народ Египта относился к советским людям с осторожностью. Они считали нас "неверными", причем самого худшего пошиба – атеистами. Когда встречали советского космонавта Гагарина в 1961 г., весь Каир вышел на улицы, чтобы увидеть и поприветствовать его. Он стал первым иностранцем в Египте, которого арабская красавица расцеловала на официальной встрече в аэропорту. Имя Юрия Гагарина знал каждый мальчишка в Египте.
Прибыл мулла. Нас с Алексеем пригласили в отдельную комнату как свидетелей на подписание контракта. Молодых все подходили поздравить. Разносили сладости и холодные напитки на подносах. Потом был короткий концерт. Танцовщица исполнила танец живота. После концерта гости начали прощаться и расходиться. Мы подошли к молодым, поздравили, пожелали им счастья и попрощались.
– А теперь поедем домой, да выпьем за молодых! – предложил Алексей.
Мы так и сделали.
8
Полгода пролетели незаметно. Наши подопечные офицеры и солдаты на учебных занятиях сжигали горючей смесью стационарные и движущиеся мишени, одну за другой.
Якунины уже собирались домой, в Союз. По выходным я ездил с ними по магазинам, на Золотой базар. Покупали подарки и сувениры родным и близким.
Приближались показательные стрельбы, финальный экзамен. Ох, как мы волновались перед показательными стрельбами! Если в Дашуре их подготовкой ведали генералы Расулбеков и Пожарский, Генеральный штаб египетских Вооруженных сил, потому что надо было согласовать действия ПВО и ВВС, то на нашем маленьком полигоне их подготовкой занимались Мустафа и Якунин. Согласовать надо было только движение цели с началом и окончанием стрельб. Возможно, кто-то приезжал из Управления химических войск, но нам об этом никто не говорил.
Мустафа спросил, на каком удалении и где конкретно безопаснее всего разместить гостей с генеральскими петлицами на вороте.
– Вот на том холмике, – осмотрев местность, ответил Алексей.
– А если сыграет?
– До холмика более 200 метров. С него хорошо все видно – и цель и огнеметчиков. Давай сходим на холм и посмотрим еще раз на полигон оттуда.
Мы сходили на холмик. Действительно, с него огнеметчики и мишени видны, как на ладони.
На следующий день на холме солдаты начали сооружать огромный навес для гостей. Он оживил однообразный пейзаж. За ним начинались стройные ряды солдатских палаток.
Все волновались. Все суетились, бегали. Мы работали, как единая команда, понимая друг друга с полуслова.
Стрельбы обещают быть зрелищными – от нескольких «плевков» огнеметов от огромной мишени размером с танк останутся лишь обгоревшие и искореженные рога да копыта.
Мы не сомневались, что наши подопечные продемонстрируют высокое мастерство; что стрельбы пройдут без сучка и задоринки. Однако даже в последнюю неделю Якунин на занятиях придирался к мелочам, как никогда прежде. Отчитывал всех без разбору даже за мелкие промахи. Но никто на него не обижался – ни солдаты, ни офицеры. Казалось, он на время позабыл все свои шутки-прибаутки.
Он подходил к каждому расчету, руками изо всех пытался раскачать огнемет, сорвать его с места, вырвать из песчаного плена. Однако все его потуги были напрасными. Ни один огнемет не сдался, не пожелал ни качаться, ни взлетать.
Все понимали, что майор Якунин в ответе за всех – за всю роту, за советские огнеметы. Случись что, не дай бог! Москва по головке не погладит! Алексей доложил генералу Пожарскому о готовности к стрельбам. Тот обещал обязательно приехать.
И вот наступил день экзамена на мастерство. Мы с Якуниным явились в белоснежных рубашках и черных брюках. Подопечные тоже не оплошали: все выглядели молодцевато в отглаженных и накрахмаленных светлых униформах. Начальство прибыло около 10.00. Пожарский приехал пораньше. Мы с ним успели поговорить, все показали, рассказали и вернулись к расчетам на огневой рубеж. Мустафа усадил генералов и полковников. Что-то рассказывал им, размахивая рукой то в одну, то в другую сторону полигона.
Якунин еще раз прошелся вдоль огневого рубежа, подбадривая всех солдат по-арабски:
– Кулю тамам (все готово)!
– Хадр, эфенди (так точно, господин).
Мы остановились у последнего расчета.
– Будем стоять здесь.
– Может лучше у первого огнемета стоять? Вдруг сыграет!
– Не сыграет. Пусть только попробует. Скажи: пусть не дрожат. Отстреляемся на отлично.
Прибежал запыхавшийся Мустафа. Он еще раз по-арабски подробно объяснил подчиненным боевую задачу.
– Ну что, начнем? – спросил Мсутафа.
– Пусть дает команду «Огонь».
Капитан махнул рукой водителю, стоявшему у грузовика вдалеке. Тот пулей влетел в кабину, завел двигатель и потянул мишень. Вот она попала в сектор обстрела первого расчета. Огнеметчик дернул спусковой крючок, огненная струя пролетела низко над пустыней и ударила мишень. Мы слышали громкий удар и увидели как капли огнесмеси разлетелись во все стороны. Через минуту-две взвилась вторая огненная струя. Потом третья, четвертая... Последний расчет, возле которого мы стояли с Алексеем, посылал свою струю в искореженные и обгоревшие, пылающие остатки толстенного куска железа, из которого была сварена конструкция мишени. Струя пролетела над тем, что осталось от мишени, и разлилась по пустыни позади нее. Пустыня горела.
Если бы цели были реальные, то несколько танков или автомобилей давно бы замерли навсегда и пылали кострами после взрыва двигателей и бензобаков, а вокруг бы бегали горящие и орущие от боли и страха солдаты и офицеры.
Последний шипящий выстрел и наступила тишина. Глухая и страшная. Грузовик еще волочил пылающий костер мишени. Потом остановился. Водитель выскочил из кабины посмотреть, почему все стихло. Я видел это краем глаза.
– Встать, – скомандовал Мустафа.
Солдаты вскочили на ноги и выстроились у своих огнеметов. Мы обернулись к гостям, о которых успели забыть на время стрельб. Гости стояли и аплодировали. Капитан подбежал к нам. Мы втроем обнялись. Прибежали офицеры и мы, разгоряченные и радостные, прижались друг к другу. Стояли так несколько мгновений. Солдатики стояли по стойке смирно.
– Вольно! Разойдись! – скомандовал Мустафа.
Солдаты тоже радостно обнимались: никто не промазал.
Мы, офицеры, быстрым шагом, потом бегом направились к гостям. Впереди бежал Мустафа.
Наш дом на Замалике
9
После отъезда майора Якунина приказом генерала Пожарского меня включили в группу переводчиков-преподавателей русского языка на краткосрочные курсы. Курсы были организованы по просьбе египетской стороны для старших офицеров, отобранных для отправки на учебу в советские военные академии. Программу обучения мы разработали самостоятельно. Обучали самым ходовым словам и выражениям, чтобы, приехав в Союз, офицеры могли на первых порах обходиться без переводчиков. Офицеры с удовольствием зубрили русские фразы. Пожарский лично несколько раз посещал занятия на наших курсах. Через пару лет офицеры вернулись на родину. Некоторых из них я встречал в войсках. Они свободно говорили по-русски и с удовольствием рассказывали мне о своих московских приключениях.
В 1965 г. я работал с майором из Киева. Он приехал обучать арабских офицеров ремонтировать радиолокационные станции орудийной наводки СОН-9.
Он рассказал, что в первый раз, в 1957 г., он уже приезжал с подобной миссией, но с чешским паспортом в Каир. Вначале советские поставки вооружения шли через Чехословакию.
– Чешское посольство снабжало нас пивом, – шутливым тоном он рассказывал мне о первой командировке. – Насер поселил нас в плавающей гостинице на Ниле. По вечерам вокруг нее вились «ночные бабочки». Потом приехала первая группа офицеров с советскими паспортами, нас, советских офицеров, включили в нее. Политработник, прилетевший в составе этой группе, начал проводить с нами «воспитательную работу», вытравлять из нашего сознания «буржуазную ересь». Так в Египте появилась первая группа военных специалистов...
Всякое случалось с переводчиками, особенно после войны 1967 г.. И под обстрелами не раз бывали. И напалм и горящих солдат и офицеров, бегающих и орущих, вокруг себя не раз видели. И убивали их наповал израильские летчики. На войне, как на войне.
В 1965 г. не избежал трагичной гибели и наш товарищ Алексей Калябин. Он погиб под Каиром. Помню, это случилось в субботу. Разбился наш транспортный Ил-12 рядом с аэродромом. Он направлялся в Йемен. Самолет взлетел и «просел», когда убрали закрылки. Летчик майор Гриша Казаков не учел очень жаркой погоды. Самолет рухнул на землю. Коснувшись земли он развалился на две части. Хвостовая часть упала на некотором расстоянии от взрыва самолета с полными баками горючего. Техническая неисправность. Погибли почти все члены экипажа, включая Лешу. Остался в живых только стрелок, сидевший в хвостовой части. Он невероятным усилием открыл люк и успел отбежать в пустыню. Разрозненные остатки тел экипажа запаяли в гробы и отправили в Союз.
Помню, еще вчера, в пятницу, мы семьями сидели в бассейне охотничьего клуба в Гелиополисе, куда мы переехали. Леша с кинокамерой в плавках суетился у бассейна. Он выбирал моменты, чтобы запечатлеть на пленку своих жену и сына, плавающих в голубой воде. Бегал мимо нас. Так и запомнили мы его с той камерой, которую он приобрел в Йемене. Он любил свою жену и был предан ей сердцем и душой. Любил своего четырехлетнего сына. Они хотели жить, строили планы на будущее. Но все планы рухнули в ту «черную» субботу.
Жена, видимо, жалела потом не раз, что не снимала в тот день своего Лешеньку на пленку у бассейна. Таким и запомнился нескладный Леша в плавках нам на всю жизнь. Калябин был первым переводчиком из моих сослуживцев, погибшим при выполнении своего интернационального долга!
Один из моих товарищей, с которым мы летали бортовыми переводчиками, чуть было не погибнет. Его лицо изуродует осколок израильской бомбы. Он разрежет ему лицо вдоль линии рта, и вечная улыбка навсегда обезобразит его красивое молодое лицо. Другой мой товарищ из Ленинграда погибнет в африканских джунглях, и я узнаю о его гибели через несколько лет от товарищей, когда вернусь из загранкомандировки на родину...
Пройдет пять лет. Я приеду во вторую командировку после Шестидневной войны и буду служить в дивизии первого эшелона на Суэцком канале. Однажды мы с советником полковником Афанасьевым П.А. приедем в одну из частей, дислоцированных на Канале. И там я неожиданно встречу Юсефа. Он увидит меня, подойдет поближе и станет рядом, ожидая, пока я закончу перевод беседы своего советника с арабским генералом. Я замечу, что Юсеф уже подполковник. Я покажу ему глазами, что узнал его и что рад встречи: подожди, закончу и поговорим.
Беседа закончилась. Я подошел к Юсефу. Мы по-братски обнялись. Отошли в сторону. Юсеф рассказал, что воевал в Йемене, потом с израильтянами на Синае. Сейчас командует отдельным огнеметным батальоном резерва Главного командования. Его батальон дислоцирован неподалеку.
– А как наш капитан Мустафа? Наверно уже полковник?
– Мустафы давно нет. Погиб в бою в Йемене вскоре после приезда. Разбомбили батальон. Еще в 1965 г. Мало кто остался в живых. Я принял батальон после его гибели.
Тяжело узнавать о человеке, которого ты много лет считал живым и счастливым, что он давно покинул наш циничный и страшный мир, в котором мы вынуждены жить, но который мы не в силах изменить.
– Ты себе не можешь представить, как обрадовался я встрече с тобой. Я давно ищу тебя. Я знал, что ты обязательно еще раз приедешь в Египет. Давай встретимся в Каире. Я приеду домой в эту пятницу. А ты?
– Я тоже. Давай встретимся часиков в пять на Оперной площади.
– Договорились.
Мы попрощались.
– Кто это? – спросил меня советник, когда я, обнявшись с Юсефом на прощание, грустный вернулся к своим.
– Знакомый комбат. Пять лет назад я помогал одному хорошему советскому майору обучать арабов огнеметному делу. Почти все они – офицеры и солдаты – сложили свои головы в Йемене. Этот, слава Богу, остался жив, воевал на Синае и теперь командует батальоном огнеметчиков...
Мы встретились с Юсефом на Оперной площади. Зашли в кафе для богатеньких. Сели в дальнем углу, в тени деревьев и заказали пиво.
– Ты меня обогнал. Уже подполковник, а я все еще капитан. Поздравляю!
– Пять лет прошло. Сколько товарищей погибло у меня на глазах в Йемене! Поражение в шестидневной войне изменила нас всех.
– Ты участвовал в боевых действиях?
– Нет. Я был в Йемене. Мустафа погиб и вскоре меня назначили комбатом. Что рассказывать?! Ты все знаешь. За шесть дней мы остались без армии. Насер потерял авторитет. Проиграли войну не солдаты, а генералы Генштаба.
– Так может...?
– Помню, что ты говорил мне в 1964 году. Надо признать Израиль и прочее. Обиделся я на тебя тогда крепко. Думал: ничего себе друзья! Приехали учить войне, а предлагают мир с врагом номер один.
– Сейчас я ничего тебе не говорю, не предлагаю. Тогда я сам не понимал, почему надо было бы признать Израиль. Тогда я и не предполагал, что воевать с Египтом будет не столько Израиль, сколько весь Запад. В 1956 г. воевали Англия и Франция. В 1967 г. с арабами воевал весь "демократический" до мозга костей Запад.
– Вот в этом и заключаются проблемы Ближнего Востока.
– Почему же ваши шейхи, короли не поддержали Насера? Перекрыли бы краники на нефтепроводах. И всё.
– Как они могли это сделать, если они с англичанами воевали против республиканцев в Йемене? Шейхи страшно боятся, что в их владениях против них поднимется народ, офицерство. Они страшно боятся влияния нашей, египетской революции. Они ревнуют Насера, ставшего единым лидером всех арабов, не только египетских. Пройдя две войны, я понял, что разделяй и властвуй – лозунг любых колонизаторов. Вот они и раздробили арабов на кусочки. Как на Западе ненавидят Насера?! Я побывал в отпуске у дяди во Франции. Почитал их газеты. Посмотрел их телевидение. Эта ненависть меня страшно поразила. Видел я и протесты французской молодежи против войны США во Вьетнаме. А что творилось недавно в США?! Чтобы сбить невиданную по мощи после Второй мировой войны волну протестов, Западу нужна была большая победа в маленькой войне. И я понял то, чего не понял Насер перед войной. Сионисты приготовили войну, спровоцировали Насера и сами внезапно ее развязали. Так они отвлекли внимание общественности от непопулярной и дикой войны во Вьетнаме.
– Я бы не стал называть всех евреев сионистами.
– Вот это ваша ошибка русских. Вы не понимаете, что все ваши советские евреи работают на Израиль, что все они такие же расисты, как южноафриканцы, родезийцы, белые американцы. Не поймете – наплачетесь с ними. Не дадут они вам жить в мире и согласии.
– Понимаешь, мы смотрим, как нас научили, на события в мире с классовых позиций. Среди евреев есть простые работяги и есть богатые. Работяги не отвечают за дела богатеев. Во-вторых, нас учат различать справедливые и несправедливые войны. Израильские войны – это несправедливые, захватнические войны.
– Чем израильские сионисты отличаются от фашистских захватчиков времен Второй мировой войны? Да ничем. Они оккупировали Синай, Газу, Западный берег Иордан, Галанские высоты в Сирии. А мы сегодня испытываем все ужасы еврейской оккупации.
– Сионистской, – поправил его я.
– Пусть будет сионистской. Но надо смотреть на еврейский вопрос с националистической позиции. Еврей, иудей одинаковы, что богатый, что бедный. У низ нет твоих классов. Еврейские богачи боятся ассимиляции простых евреях во всех странах, где они проживают. Израиль им потребовался, чтобы разжечь иудейский национализм в сердцах евреев.
– И превратить их в пушечное мясо, – вставил я.
– Да это так. Помнишь, ты спрашивал, почему египетские коммунисты сидели в тюрьме, а русские коммунисты помогали нам строить арабский социализм? Тогда я не сказал тебе, что нас учили ненавидеть не только арабских коммунистов, но и советских. Нам внушали, что русские безбожники, а безбожники – самые страшные враги мусульман. Только теперь после войны мы поняли, что советские коммунисты – наши друзья. Знаешь, как вас ненавидели арабские офицеры в 1968 году, когда вы приехали возрождать нашу разбитую армию? Вы заставили их работать день и ночь, жить вместе с солдатами на Канале. Они к этому не привыкли. Помнишь, как Якунин заставил нас устанавливать в песке огнеметы. Мы осуждали его за это. Но урок не прошел даром. Сколько раз позднее я благодарил его за это. Сколько раз мне приходилось помогать солдатам, когда косил нас вражеский пулемет! За год с вашей помощью мы восстановили и обучаем свою новую армию к войне за освобождение Синая от израильского ига. Мы поняли, что вы, русские, не похожи ни на англичан, ни на французов. Вы особая раса. Я многим знакомым рассказываю о тебе и Якунине. Вы были первыми русскими, которых я встретил в жизни. И благодарю судьбу за это. Если все русские такие, то России здорово повезло. Я давно хотел увидеться с тобой. Знал, что ты обязательно приедешь с советскими советниками.
– Пришел бы в наш офис в Каире и тебе бы сказали, где я служу.
– Ты такой же смешной, как и раньше. Если бы я пришел, меня Махабхарат немедленно взял бы на заметку. В среде старших офицеров немало таких, которые осуждают Насера за дружбу с СССР и сегодня. Им англичане ближе, чем русские.
– Неужели нас боятся и сегодня?
– Еще как! Но скажу тебе честно, что вы ведете себя в нашей стране неправильно. Строите Асуан на свои деньги. Но почему не потребуете часть акций? Модернизируете Хелуан, а почему не претендуете на часть собственности? Нельзя давать кредиты без определенных политических условий.
– В этом-то и заключается отличие СССР от империалистических странах.
– А если вдруг Насера не станет? Уйдет в отставку. Не хотелось, чтобы это произошло. Но в жизни случается все! Социализм у нас многие ненавидят.
– Да и ты вроде не был его сторонником.
– Сегодня главное – национальная независимость.
– Независимость – это и есть социализм. Капитализм – это рабство.
Мы долго сидели с Юсефом в кафе. Договорились созваниваться.
– Только не звони из своей гостиницы: прослушивают. Звони с автомата.
– Договорились.
