О 22 июня вспоминают по-разному. Лично у меня предчувствия, что «завтра война» не было. 22 июня я должен был играть в составе городской команды на областном первенстве по футболу. И настроение было соответствующее. Но 21 июня... начальство отдало приказ: отрыть в районе стоянок самолетов щели. Мы копали и ворчали — «и это вместо увольнения». А офицеры — к семьям в Трембовлю, на аэродроме — только дежурные…
22.6.41 в 3 часа ночи объявили тревогу. Прибежали на аэродром, подвесили бомбы, прогрели двигатели, опробовали пулеметы. Самолеты были готовы к боевому вылету... Проходит время, но отбоя не дают.… И каждый занялся своим делом.. И вдруг видим — с дальней стороны аэродрома, со стороны первой эскадрильи на малой высоте появилась тройка самолетов. Только кто-то успел высказать предположение, что «вот и наши с учебы прилетели», как от самолетов отделилось множество предметов и на стоянках первой, потом второй, третьей эскадрилий раздались взрывы. Взметнулось пламя, в воздух полетели где крыло, где колесо.… Тут налетевшие самолеты открыли пулеметный огонь...
Бомбежка закончилась так же неожиданно, как и началась. Вылезли из щелей, а на летном поле самолеты горят. Но наши, пятой эскадрильи, стояли последними и до них не добрались. Только пришли в себя, а тут еще одно звено противника в атаку идет...»
П.Я. Кравченко (моторист 227 бап 16 сад): «Особенно нам всем понравилась его[/b] [командира полка Г.П.Турыкина] [i]решительность и знание обстановки… Когда 21 июня был получен приказ из штаба дивизии, чтобы весь боезапас с самолетов снять и сдать на склад и чтобы все самолеты поставить на красную линейку, то он решил обождать до понедельника; а о том, чтобы весь офицерский состав (отпустить) в увольнение в Киев, он и от этого воздержался, отпустил очень немногих…»
Д.М. Кузьмичев (227 бап): «22 июня в 4-00 утра раздался сигнал «Боевая тревога». Сначала мы подумали, что сейчас самолеты слетают на полигон… Когда личный состав прибежал на стоянки (палатки были в 500 м от машин), поступила команда подвесить бомбы 100 кг х 4 штуки, уложить боекомплект в пулеметные ящики и рассредоточить машины по границе аэродрома по кругу. Стало ясно, что это не учебно-боевая тревога, а что-то посерьезнее. Это было примерно в 4-30 утра, И это время по железной дороге Киев-Тетерев шел пригородный пассажирский поезд, его вдруг догнали 4 больших самолета и обстреляли состав из бортового оружия, над Киевом слышались взрывы, стрельба зенитной артиллерии…»
Т.Т. Хрюкин (командующий ВВС 12-й армии): «Прибыл и вступил в командование ВВС армии в 18-00 21-го июня 1941 года. С 8-00 до 22-00 21-го июня 1941 года в РО 12 армии мною была детально изучена обстановка. Изучив обстановку я убедился, что противник занял исходное положение и готов к внезапному нападению…, о чем мною было доложено командующему 12 армией генералу Понеделену и командующему ВВС КОВО генералу Птухину, которые указали мне, что никаких действий со стороны немцев не ожидается, и не надо верить всяким паническим слухам.
Никаких указаний о приведении частей и соединений армии в боевую готовность я не имел.
Учитывая сложившуюся обстановку, [b]я отдал боевой приказ по армии о приведении всех частей и соединений в боевую готовность. К утру 22 июня 1941 года самолеты на аэродромах были рассредоточены, установлена радиосвязь, организованы КП, установлена связь с постами ВНОС, были выставлены на всех возвышенностях наблюдатели за воздухом. Весь летный и технический состав дежурил у самолетов, офицера штаба в штабах. В результате принятых мер налеты, совершенные немецкой авиацией в 3-40 22 июня 1941 года по аэродромам Станислав, Черновцы, Коломыя, Умань не были внезапными…»
А.М. Баранов (НШ 17 ск): «…Иап (их было два) [149 и 247 иап 64 иад], базируемые на Черновицких аэродромах, корпусом не планировались… С началом боевых действий эти полки на рассвете 22 июня были подвергнуты внезапному налету нескольких волн немецкой авиации, и было уничтожено и повреждено до 60% (так мне припоминается) еще до прибытия по тревоге летного состава на аэродром…»
П.А. Пологов (149 иап): «Присели на траву перекурить, и Фомин рассказал о событиях, происшедших на его глазах: «Фашисты обрушились лавиной. Не осталось в живых ни одного летчика из дежурной эскадрильи. Они пытались поднять свои «МиГи» в воздух, но не успели. «Мессершмитты» расстреляли их прямо на взлете, у самой земли…»
Еще одно описание боя приводит М.Солонин в своей книге ссылаясь на публикацию С. Комаринского: «Когда утром 22 июня враждебная авиация неожиданно нанесла бомбовой удар по аэродрому, пожар охватил самолеты, составы, ангары. И вот из огня над аэродромом начали подниматься боевые самолеты. Это было звено во главе с командиром эскадрильи капитаном М. Три вражеских бомбардировщика были сбиты, один из них врезался в землю неподалеку от ст.Остриця…»
Спецсообщение 3-го Управления НКО: «В гор.Черновицах 21 июня летный состав был отпущен в город, вследствие чего истребительные самолеты не были подняты для отражения нападения противника...»
Воспоминания пилотов германской армии:
«Мы увидели в туманном утреннем свете аэродром Черновцы. Нам предстала картина длинных рядов самолетов, выстроенных как на параде. Это было то, что мы всегда искали в Англии. Была видна суета, над самолетами уже работали. Однако для русских это было неожиданностью. Нас не встретили зенитным огнем…»
«Моя эскадрилья вернулась с задания слаженно, без потерь. Бой был очень успешным. Он был для русских настолько внезапным, что на аэродроме в Черновцах из примерно 100 истребителей только 2 или 3 смогли стартовать…»
Согласно воспоминаниям военнослужащего из 3/KG27, Bericht O. Skroblin, I/KG27 была поднята по тревоге около 2-00 (1-00 по Берлинскому времени), личный состав был оповещен о том что первой группе поставлена боевая задача нанести бомбовой удар по аэродрому Черновцы. Самолеты стартовали в 3-50.
Получается, что генерал Хрюкин исказил реальные события. Но его в этом нельзя винить: отвечал он на вопросы генерала Покровского в годы репрессий. Его также, как и всех других командиров не успели предупредить об ожидаемой провокации, а личной инициативы он не проявил, т.к. только вступил к исполнению обязанностей в новой должности...
Г.А. Пшеняник (НШ 88 иап 44 иад): «17 июня из штаба 44 иад поступил приказ — рассредоточить самолеты на аэродроме и замаскировать их. Командир полка решил провести эту операцию по боевой тревоге, предварительно наметив вокруг аэродрома места четырех стоянок для самолетов… В лагере завыла сирена. На ходу надевая походное обмундирование, противогазные сумки, прилаживая оружие, весь личный состав полка через несколько минут уже выстроился около боевых машин. И закипела работа: самолеты откатили на стоянки, в соседней роще нарубили веток с густой листвой и тщательно укрыли ими боевую технику. На ночь для охраны стоянок мы выделили дополнительные наряды караула...
Последний мирный день — 21 июня… С утра в лагере оживление: летчики двух эскадрилий… готовятся к увольнению в город... Днем командование полка дважды поднимает в воздух дежурные звенья на перехват немецких разведчиков… Командир полка принимает решение — отменить массовое увольнение, отпустить лишь 3-4 человека от каждой эскадрильи для выполнения срочных поручений товарищей. Я тоже получил разрешение съездить в Винницу.
Вскоре Маркелову позвонил командир 44 иад полковник В.М.Забалуев и сообщил, что в течение дня немецкие самолеты проникали в глубь нашей территории на 250 км почти на всем протяжении границы. Он потребовал усилить бдительность, особенно в воскресенье, а всех воздушных разведчиков принуждать к посадке.
В эту ночь спать пришлось недолго. За окнами едва занимался рассвет… и полумрак разорвал резкий телефонный звонок. Точно подброшенный пружиной, я соскочил с койки и схватил телефонную трубку.
—Товарищ капитан! Объявите на зимних квартирах боевую тревогу и немедленно приезжайте в лагерь. Эмку за вами выслал. На моих часах – 4-30... Голос командира полка тревожный, но решительный… У входа в землянку КП меня встретил А.Г.Маркелов… Вкратце передал мне разговор с командиром дивизии, его приказ уничтожать самолеты противника. Уже через полчаса после объявления боевой тревоги наш полк был приведен в полную боеготовность: весь личный состав — у самолетов, одна эскадрилья дежурит, звено — в готовности к немедленному вылету по сигналу, остальные — в готовности к взлету через две-три минуты после команды.
Маркелов посмотрел мне в глаза и, коротко вздохнув, добавил: « Я уже сказал командирам эскадрилий, что сомнений больше нет; враг вероломно напал на нашу страну»…»
К.Л. Карданов (88 иап 44 иад): «Рано утром 22.6.41, когда еще предрассветная мгла лежала на земле, дежурный по лагерю получил приказание командира полка объявить боевую тревогу. Вскакиваем с кроватей, одеваемся быстро и, на ходу застегиваясь, бежим к стоянке самолетов. Быстро приводим материальную часть в боевую готовность. Ждем дальнейших указаний. Никто еще не думал о большой беде, пришедшей на нашу землю. Всего три дня назад нас поднимали по такой же тревоге, но дали «отбой», и мы спокойно продолжали свои дела. Может, и теперь ничего не произошло? Слышатся беззаботный смех, шутки…
И вдруг на малой высоте из-за березовой рощи, за которой расположен наш лагерь, вынырнул самолет У-2. На нем прилетел начальник политотдела дивизии полковой комиссар Н.Я.Жунда с боевым приказом. Не выключая мотора, он спрыгнул на землю и, протянув пакет командиру полка А.Г. Маркелову, сказал: «Война». Указывая на пакет, добавил: «Там определена задача полку. Я очень тороплюсь, боевого вам успеха». Затем быстро сел в самолет и улетел в Умань…»
А.Л. Пассек (88 иап): «Все знали, что будет война с немцами, но этот проклятый пакт о ненападении сбивал людей с ориентиров, да еще комиссары в своих ежедневных «проповедях» повторяли – «Войны не будет. Надо верить вождю!», а мы слушали и помалкивали, хотя все понимали, что скоро, вот – вот начнется. И тем не менее, 21-го июня, на выходные, вооружение с самолетов было снято...
21 июня вечером было разрешено отпустить в увольнение 15% личного состава от каждой эскадрильи. Мы поехали в Винницу на танцы в только что отстроенный ДКА, в два часа ночи вернулись в Бахоники, а в 4-00 утра наш аэродром уже бомбили. В первую бомбардировку не было потерь среди личного состава, но немецкой авиации удалось разрушить ангары, где на ремонте стояло несколько самолетов. Пока мы пытались понять, что произошло, пришел приказ привести полк в полную боевую готовность...
Утром над нашим аэродромом появился самолет, и силуэт этого самолета нам был ранее незнаком. Самолет сел, и из него вылез наш летчик Чивин, который был из эскадрильи находившейся в Станиславе. Чивин был в одних трусах и в майке, без парашюта, и с его слов он был единственный, кто успел взлететь со станиславского аэродрома, во время бомбежки, полностью уничтожившей все самолеты, находившиеся на этом аэродроме...»
Мы видим, что снятие боезапаса к оружию с самолетов практиковалось не только в ЗапОВО, но и в КОВО (в авиачасти, в которой самолеты были рассредоточены и замаскированы).
Части ВВС окружного подчинения
Г.Р. Павлов: «Боевой путь летчиков 91 иап [17 сад] начался на рассвете 22.6.41. В 4-30 по боевой тревоге мы поднялись навстречу врагу с аэродрома в Судилкове, что в 15 километрах восточное Шепетовки. Через воздушное пространство над аэродромом летели группы самолетов. Они шли высоко, но по силуэтам летчики без труда опознали их: …«юнкерсы» и «хейнкели».»
ЖБД 17 сад: «4-00 22.6.41. получено телеграфное приказание Военного Совета КОВО о приведении частей дивизии в боевую готовность. 4-15 22.6.41 Частям 17 ад объявлена боевая тревога…»
В.С. Ефремов (33 бап 19 бад): «Ровные ряды палаток на прибрежной возвышенности у реки Рось… Летчики… спят богатырским сном. По аэродрому, где стоят двухмоторные бомбардировщики СБ, неустанно шагают часовые, прислушиваясь к таинственным звукам уходящей ночи… И вдруг — труба горниста. В лагере гремит сигнал боевой тревоги…
За последнее время боевые тревоги бывали часто — командование готовило нас к предстоящим боям. И на этот раз казалось нам, через час-другой прозвучит «Отбой», и мы проведем выходной день так, как условились вчера. Однако, прибежав на аэродром, сразу получили указание рассредоточить самолеты как можно дальше друг от друга, зарядить пулеметы, подвесить боевые бомбы, установить дежурство стрелков-радистов за турельными пулеметами и даже отрыть щели для укрытия…»
В документах и в воспоминаниях ветеранов ВВС в большинстве случаев не говорится о рассредоточении самолетов на аэродроме и их маскировке до вечера 21 июня. Имеются упоминания, что части ВВС КОВО были подняты по тревоге в период после трех часов до 4-30 — 4-50. Отдельные полки в 5-00 — 7-00 и даже после 12-00. Имеется упоминание о перелете с основного аэродрома на оперативный в связи с постройкой новой ВПП. В ПрибОВО же все происходило несколько по-другому: началось неторопливое рассредоточение полков с основных аэродромов (где оставались самолеты авиаэскадрилий) на 1-2 оперативные аэродромы.
В мае 1941 года гарнизоны ДОТов заняли свои сооружения. В начале июня по приказу они перешли в ППД, выгрузили из сооружений боеприпасы. Долговременные сооружения охранялись караулами и патрулями. В начале июня части УРов КОВО по приказанию Военного Совета КОВО вновь заняли сооружения, но почти сразу же эту инициативу пресекло руководство КА.
Директива ГШ КА 10.6.41: «Начальник погранвойск НКВД УССР донес, что начальники УР получили указание занять предполье. Донесите для доклада наркому обороны, на каком основании части УР КОВО получили приказ занять предполье. Такое действие может спровоцировать немцев на вооруженное столкновение и чревато всякими последствиями. Такое распоряжение немедленно отмените и доложите, кто конкретно дал такое самочинное распоряжение...» Только в Директиве №1 дается указание о занятии ДОТов: «...Приказываю… В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки УР на государственной границе...»
Практически до рассвета 22 июня высшее руководство КА не ожидает начало полномасштабной войны. Из Москвы по телефону не поступают указанию дублирующие указания в Директиве. Цена этому не ожиданию – огромное количество жизней военнослужащих, которым не дали шанса достойно погибнуть за Родину…
Донесение коменданта (Рава-Русский УР, июнь 1941): «Защитники дотов сражаются геройски... И даже если все мы погибнем: «Да здравствует победа Красной Армии! Да здравствует коммунизм!»
Из дневника Гальдера: «24.6.41... Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны ДОТов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен...»
ЖБД штаба 12 управления коменданта УР: «По распоряжению коменданта УР 40, 50 опб заняли сооружения прикрытия 22.6.41 и к 15-00 23.6.41 заняли и привели в боевую готовность дот…»
И.П. Кривоногов: «Младшим лейтенантом… ехал я в поезде из Киева в Перемышль. Командир отд.пульроты Березин получил приказ — принять опорный пункт УР. Вместе с командиром роты поехал и я. Опорный пункт нашей роты — это несколько дотов, расположенных вдоль р.Сан. За один день мы вместе с Березиным объездили все доты. Здесь полным ходом шло строительство. Рыли котлованы, бетонировали металлические каркасы, бурили артезианские колодцы. За три недели, проведенные в доте, мы лучше узнали друг друга...
Товарищи командиры, — продолжал комроты, — мы должны быть готовы в любую минуту отразить возможное нападение. Слушайте приказ: «В 23-00 30.5.41 года занять доты и привести их в полную боевую готовность. Вести беспрерывное наблюдение за той стороной. Обо всем подозрительном докладывать в штаб».
Березин оторвал глаза от бумаги и окинул нас серьезным взглядом. Мы молчали.
— Дежурный по части, объявите боевую тревогу.
Без суеты и лишних движений расходились гарнизоны по своим ДОТам. Над границей нависла тревога...
«Товарищ младший лейтенант, вставайте, половина четвертого», — разбудил меня дежурный по гарнизону. Я вскочил с постели и сразу же вспомнил, что собирался сегодня с Скрипниченко идти на рыбалку. Закурив папиросу и затянувшись, взглянул в перископ, посмотрел вдоль всей границы. За рекою Сан тишина. Первые лучи солнца мягко освещают окрестность. Поворачиваю перископ на соседний дот, смотрю, не выходит ли Скрипниченко на рыбалку. Нет, не видно никого. Только серебристая поверхность озер отражается в зеркалах перископа. Не торопясь я стал одеваться. Вдруг вбежал дежурный: «Товарищ младший лейтенант, через границу с немецкой стороны летят самолеты!» Мгновенно надев сапоги, я выскочил из дота.
Через границу группами летели немецкие самолеты. «Боевая тревога! Продолжать наблюдение за воздухом!» — приказал я и взглянул на часы. Было без пятнадцати минут четыре.
