Введение. В предыдущей части мы столкнулись с весьма необычной точкой зрения группы командного состава КА уровня дивизия — УР: «Германия официально признает существующие конвенции о войне. Поэтому наше командование исходит из предположения, что нападение произойдет, если это случится, только после расторжения договора о ненападении. В этом случае наши войска будут выведены из мест постоянной дислокации на свои позиции…»
Маловероятно, чтобы указанные командиры озвучили свою точку зрения. В эпоху, когда за неправильное мнения легко можно было лишиться должности, звания, и могли пострадать их близкие, вряд ли командиры осмелились высказать личное мнение о политике… По мнению автора, указанные слова отражали видение политических органов на международную обстановку. Указанное высказывание командиров не могло быть озвучено без официального одобрения (возможно, выдвижения такой трактовки) Политуправлением КА. Возможно, это была стратегическая дезинформация. Такие высказывания следовало позже искоренить, чтобы не оставить следов просчетов руководителей партии у потомков…
Эта часть будет посвящена ЗапОВО и начнется с его командующего. Возможно, многих читателей будет раздражать упоминание генерала Павлова. Генерал Павлов не умел воевать, но предателем он не был.
Рассмотрение материала начнем с воспоминаний о легендарном генерале ГРУ Хаджи-Умаре Джиоровиче Мамсурове: «[Полковник] Мамсуров стал рассказывать о своей работе на фронте [речь идет о советско-финской войне 1939-40 гг.], резко критикуя Мехлиса и некоторых других высокопоставленных политработников за то, что насаждали в армии порядки, связывающие творческие возможности и инициативу командиров. Впрочем, самим командирам, особенно низового звена, от Мамсурова тоже досталось.
«Мне дали лейтенантов из Тамбовского пехотного училища», — привел пример полковник. — Эти люди не были командирами, они даже бойцами не могли быть. Они оказались хорошо вымуштрованы, умели ходить по плацу, лихо козырять начальству, но не знали ни оружия, ни карты, ни движения по компасу. Многие из них идти к финнам в тыл откровенно боялись. Первые же боевые действия показали, что командиром взвода, группы в рейде фактически становился не лейтенант, а красноармеец, боец, который имел хотя бы двухнедельный боевой опыт».
В перерыве совещания армейский комиссар 1-го ранга Мехлис, проходивший мимо Мамсурова, недобро смерил полковника взглядом. А начальник ГАБТУ командарм 1-го ранга Павлов, соратник Мамсурова еще по Испании, правой пожимая Хаджи-Умару руку, левой крутанул несколько раз у виска и тихо спросил: «Ксанти, ты дурной или бессмертный?» После совещания многие ожидали если не ареста, то уж как минимум перевода Мамсурова с понижением куда-нибудь на периферию. А он стал начальником 5-го отдела РУ КА и был направлен на курсы усовершенствования командного состава при Военной академии им. М.В. Фрунзе…
22 июня Хаджи-Умар Джиорович Мамсуров лежал дома с высокой температурой. 24 июня практически все подчиненные Мамсурова во главе с ним оказались в ЗапОВО. Теперь уже никто не спорил с Хаджи-Умаром о необходимости развертывания партизанской войны и диверсионной работы в тылу агрессора…» (ссылка).
Интересны слова Хаджи-Умара Джиоровича Мамсурова: «Командиром взвода, группы в рейде фактически становился не лейтенант, а красноармеец, боец, который имеет хотя бы двухнедельный боевой опыт». Немало было в КА на старших и высших командных должностях ст. лейтенантов, капитанов, полковников, взлетевших высоко наверх и не имевших «двухнедельного опыта» командования полками-соединениями-объединениями в боевых условиях. И чем выше вверх по служебной лестнице продвинулся этот командир до начала войны, тем более кровавая «жатва» требовалась для приобретения им бесценного боевого опыта.
Автор говорит это к тому, что практически никто в первые дни войны не мог грамотно воевать, если он не успел уцепиться за укрепленную позицию, пока у него было боеприпасов в достатке, имелась связь и резервы. Павлов не один такой командир, который не умел воевать в новых условиях маневренной войны, хотя теоретически у него было понимание ведения маневренной войны. Похожими знаниями обладали и многие другие командиры на высоких должностях, но воевали они также не всегда удачно…
Достаточно давно на форумах упоминалось о воспоминаниях одного из ветеранов-политработников о том, что командующего войсками ЗапОВО вечером 21.6.41 вызывали к аппарату ВЧ при просмотре спектакля.
«Откуда я это знаю? Да из переданных мне мемуарных записей того самого генерал-лейтенанта Фоминых, бывшего тогда ЧВС ЗФ. То же самое я узнал и от Колесова — офицера отдела культуры политуправления ЗапОВО. Именно этот офицер дежурил у павловского ВЧ и приглашал генерала из ложи к аппарату...»
Подобные высказывания принимались на веру, их проверкой не занимались. Не задаваясь вопросом: какое отношение может иметь офицер отдела культуры к аппаратуре ВЧ-связи? Может ли командующий округом приказать установить новую точку ВЧ-связи в необорудованном месте, например, в ДКА? А зачем задавать вопросы, если и так ясно, что Павлов относился к своим обязанностям халатно, и по делам ему?..
В мае 1941 года распоряжением СНК СССР ВЧ-связь была определена как «Правительственная ВЧ связь» и утверждено соответствующее «Положение» о службе. Установка и обслуживание аппаратуры ВЧ-связи производились сотрудниками отдела Правительственной связи, входивших в состав НКВД. Были установлены конкретные места нахождения аппаратуры (так называемые точки), согласованные НКВД и НКО.
Рассмотрим воспоминания ветерана правительственной связи полковника Н.С. Карпова: «Осложнение обстановки в начале 1941 года чувствовалось по увеличивающемуся количеству заданий на организацию ВЧ связи для крупных объединений и соединений КА в приграничной полосе. Ночь с 21 на 22 июня застала меня за выполнением одного из таких заданий. Примерно в 4 часа утра позвонил дежурный техник из Бреста и сообщил, что немцы начали обстрел города…
Не зная специфики работы, командование фронтом [ЮЗФ] считало, что мы должны выполнять все их указания по включению абонентов, и подчиняться начальнику связи фронта. Командующий фронтом Кирпонос был очень удивлен, когда я не выполнил его приказ — включить на коммутатор «ВЧ»-станции командующего артиллерией, тыла и некоторых других абонентов.
Он был очень возмущен, что какой-то младший лейтенант госбезопасности не выполняет приказа командующего, и очень бранил за это начальника связи фронта. Поэтому, когда мне пришлось при личной беседе объяснить наши права, обязанности и требования к абонентам «ВЧ»-связи, предъявляемых НКВД, он, получив объяснение по этому поводу с ГШ, начал очень хорошо к нам относиться. Это были первые шаги в организации правительственной «ВЧ»-связи на ЮЗФ...»
Если бы «самодур» Павлов приказал установить аппарат ВЧ-связи в коридоре ДКА, то сотрудники правительственной связи не выполнили бы этот приказ. Они не подчинялись командованию ЗапОВО при явных нарушениях «Положения» о службе. Место было не приспособлено для расположения точки. Они бы не поставили аппарат даже в отдельной комнате, т.к. звонок от наркома обороны состоялся достаточно поздно. Для оформления заявки на установку аппарата требовалось оформлять заявку, объясняя необходимость такой установки в НКВД. Павлов никогда бы так не подставился — он был не дурак. Количество точек было ограничено, и они поштучно распределялись по приграничным объединениям. И последнее, после заявки в любом случае проходило обследование места установки ВЧ-связи и только потом готовился акт...
А кому был выгоден послевоенный оговор бывшего командующего округом?.. Слухи пошли со ссылкой на офицера-политработника и ЧВС округа. Никакого опровержения этой байки со стороны Политуправления СА не последовало: их все устраивало. А почему устраивало? Давайте попробуем разобраться в этом вопросе.
В середине дня 22 июня командующий ЗФ генерал Павлов доложил в ГШ, что из имеющихся у него трёх радиостанций две полностью разбиты, а третья повреждена и не работает. При постоянных обрывах проводных линий связи, отсутствии данных о местоположении своих частей и частей противника — это была полная потеря связи с подчиненными войсками. ГШ обязан был срочно исправлять эту ситуацию. Павлову пообещали прислать три новых радиостанции, но не прислали...
К 23 июня на ЗФ прибыла группа руководителей НКО: заместители наркома обороны маршалы Кулик и Шапошников. Кулик 23 июня улетел в Белосток, чтобы оказать содействие управлению действиями 3-й и 10-й армий и организовать контрудар силами конно-механизированной группы генерал-лейтенанта И.В. Болдина, а Шапошников остался в штабе фронта. При некорректной работе органов разведки и неустойчивой работе связи прибывшие лица не могли оказать помощи командованию ЗФ…
Хаджи-Умар Джиорович Мамсуров так рассказывал об аресте генерала Павлова: «Первым подошел сам Павлов. Снял ремень с пистолетом и, подав их мне, крепко пожал руку, сказал: «Не поминай лихом, Кстати, наверное, когда-нибудь в Могилеве встретимся…» Он был почти спокоен и мужественен в эту минуту. Павлов первым сел в легковую машину. Вторым сдал оружие НШ Климовских. Мы с ним раньше никогда не встречались. Он был также спокоен, ничего не сказал и сел в ту же машину. Третьим подошел ко мне замечательный товарищ, великолепный артиллерист — командующий артиллерией округа Клыч. Мы прекрасно знали друг друга по Испании и всегда общались как хорошие товарищи. Он протянул свое оружие, с улыбкой обнял меня. Через несколько минут небольшая колонна двинулась в путь на Москву…» Согласитесь, что так не говорят о предателях. Свои воспоминания ветеран-разведчик проговорил значительно позже окончания войны, когда многие обстоятельства начального периода были уже известны…
В своей книге ветеран военной контрразведки Б. Сыромятников приводит некоторые обстоятельства ареста генерала Павлова: «Сегодня есть все основания полагать, что вина Д.Г. Павлова в катастрофе, которая произошла на ЗФ, минимальна, и что расследование этой катастрофы, результатом которой стал расстрел Павлова и его генералов, было сфальсифицировано». Роковую роль в его судьбе сыграл Мехлис, вновь возглавивший с началом войны армейские политорганы. Именно он настоял на аресте Павлова, назвав его «открывшим фронт немцам».
Из сохранившихся свидетельств очевидцев событий следует, что представители военного командования: нарком С.К. Тимошенко, его заместитель Б.М. Шапошников, заместитель председателя СНК К.Е. Ворошилов возражали против ареста Павлова. Полковник Хаджи Умар Мамсуров написал в своих воспоминаниях, что он стал очевидцем разговора 26.6.41 между Шапошниковым и Ворошиловым, когда решалась судьба Павлова.
«Ворошилов сказал Шапошникову, что имеет указание отстранить Павлова от командования и отправить под охраной в Москву. Борис Михайлович согласился: Павлов — командующий никудышный. Однако тут же высказал мысль, что в данной ситуации арест был бы ошибкой, которая ничего, кроме вреда, не принесет. «Не тот теперь час, — обосновал он свое соображение. — Это вызовет тревогу и суматоху в рядах командиров».
Ворошилов надолго задумался, потом стал набрасывать ШТ на имя Сталина. Прочитал ШТ Шапошникову. В ней содержался доклад об обстановке на ЗФ, выводы и предложения. Касаясь Павлова, Ворошилов просил Сталина не арестовывать командарма, а предлагал отстранить от командования округом и назначить командующим танковой группой, сформированной из отходящих частей в районе Гомель-Рогачев: по данным штаба округа, там находилось около двух тд. Шапошников одобрил, и ШТ ушла.
Через некоторое время стало известно, что Сталин принял в отношении Павлова другое решение. Вероятно, приказ требовалось выполнить немедленно, а под рукой у наркома не оказалось людей. Маршал отдал приказ об аресте полковнику Мамсурову. Тимошенко тоже пытался спасти генерала Павлова. Своей властью наркома обороны он назначил его на Украину командиром формируемого мк, и Павлов уже собирался туда убыть.
4.7.41 начальник ГШ КА дал согласие на арест Павлова. По воспоминаниям начальника Могилевского управления НКВД, 6 июля утром он получил по телефону приказание Мехлиса, отданное «от имени правительства», выехать в город Гдов и арестовать бывшего командующего ЗФ. Когда могилевские чекисты прибыли в Гдов, там уже находились военные контрразведчики из 3-го управления НКО. В тот же день, 6 июля, состоялось заседание Военного Совета ЗФ, на котором обсуждалась судьба Павлова. Тимошенко, и Ворошилов вновь высказали свои сомнения относительно обоснованности обвинения бывшего командующего фронтом в предательстве.»
Протоколы донесли до нас фамилии и должности допрашивавших Павлова. Это зам. начальника следственной части 3-го Управления НКО старший батальонный комиссар Павловский и следователь 3-го Управления мл. лейтенант госбезопасности Комаров.
Комаров – человек высокого роста и большой физической силы. Оформление протоколов ему никак не давалось. Из-за этого даже в 1942 году Абакумов говорил ему: «Ты – дуб». С начала 1942 Комаров стал секретарем Абакумова. Весной 1946 года у Комарова вновь появилось желание вернуться к исполнению обязанностей следователя, к которым он «имел призвание»… Комаров расстрелян 19.12.54 г, нереабилитирован.
Первый допрос Д.Г. Павлова был начат 7.6.41 в 1-30 и окончен в 16-10. Следователи периодически менялись. Текст протокола достаточно небольшой по своему объему, чтобы записывать показания более 14 часов. О чем мог много часов говорить с Павловым Комаров, оставаясь один на один, будучи косноязычным и недалеким человеком? Об этом можно только догадываться…
Окончание первого допроса: «Вопрос. Напрасно вы пытаетесь свести поражение к не зависящим от вас причинам. Следствием установлено, что вы являлись участником заговора еще в 1935 г. и тогда еще имели намерение в будущей войне изменить родине…
Ответ. Никогда ни в каких заговорах я не был и ни с какими заговорщиками не вращался. Это обвинение для меня чрезвычайно тяжелое и неправильное с начала до конца…»
Совершенно неправдоподобное обвинение. Человек, находящийся под таким подозрением, никогда бы не стал начальник ГАБТУ и командующим войсками округа. Через два дня начинается второй допрос, который начинается с вопроса: «Следствие еще раз предлагает вам рассказать о совершенных вами преступлениях против партии и советского правительства.»
Ответ Павлова: «Анализируя всю свою прошлую и настоящую деятельность, я счел необходимым рассказать следствию о своих предательских действиях по отношению к партии и советскому правительству…» За полтора суток бывшего генерала Павлова «сломал» Комаров. Именно для этого он и был нужен.
За полтора суток Павлов «осознал» и решил «раскаяться». Далее в протоколе дико неправдоподобно он рассказывает о своих предательских действиях. Но никого не интересует правдоподобность, а интересует только признание вины и оговор других генералов на будущее. Точно так же, как показания на самого Павлова дали уже расстрелянные бывшие командиры РККА, которые лежали несколько лет, пока не пришел черед эттх показаний.
В СНК, зная об этих показаниях и не обращая внимания на «предательскую сущность» командира Павлова, спокойно продвигали его по служебной лестнице, утверждая в Правительстве очередные назначения. Это лишний раз свидетельствует о лживости выбитых показаний. Похожая ситуация была и с бывшим НШ ПрибОВО П.С. Кленовым. Еще через два дня после новых порций воздействия со стороны Комарова следуют новые «признания»: «Вопрос. На допросе 9 июля с.г. вы признали себя виновным в поражении на ЗФ, однако скрыли свои заговорщические связи и действительные причины тяжелых потерь, понесенных частями КА в первые дни войны с Германией. Предлагаем дать исчерпывающие показания о своих вражеских связях и изменнических делах.
Ответ. Действительно, основной причиной поражения на Западном фронте является моя предательская работа как участника заговорщической организации, хотя этому в значительной мере способствовали и другие объективные условия, о которых я показал на допросе 9 июля с.г.
Вопрос. На предыдущем допросе вы отрицали свою принадлежность к антисоветской организации, а сейчас заявляете о своей связи с заговорщиками. Какие показания следует считать правильными?
Ответ. Сегодня я даю правильные показания и ничего утаивать от следствия не хочу…»
В газете «Красная Звезда» была опубликована статья о деле генерала Павлова: «Когда речь зашла о деле генерала армии Павлова и других арестованных генералов, Мехлис заявил, что он подозревает бывшего командующего фронтом в сговоре с немцами, перед которыми Павлов открыл фронт.
«Какие у вас доказательства измены Павлова?» – спросил у Мехлиса Тимошенко.
«Надеюсь, что Павлов сам запираться не будет», – многозначительно ответил Мехлис. Присутствовавшие притихли. Все знали, что Мехлиса на фронт отправил Сталин. А вдруг это поручение Сталина? Тогда понятно, почему следствие требует от Павлова признаний в измене.
Неожиданно Тимошенко поддержал Ворошилов: «На каком основании вы подозреваете Павлова в пособничестве фашистам? В чем, по-вашему, Павлов не будет запираться?»
«Павлов часто впадает в невменяемость», – произнес молчавший человек со знаками различия бригадного комиссара – «в такие минуты он может подписать любое обвинение».
[В впадении в такую невменяемость Павлову активно помогают сотрудники контрразведки, выполняя свою задачу.]
Все повернулись к сидевшему на приставном стуле рядом с начальником Особого отдела фронта бригадному комиссару. Это был прилетевший из Москвы начальник Управления особых отделов НКО Михеев. Тревожную тишину нарушил Тимошенко, спросивший, какие показания дают арестованные. «Павлов вину признал», – ответил бригадный комиссар – «остальные отрицают».
— В чем вину?
— В неподготовленности войск округа, в потерях авиации на пограничных аэродромах, в потере штабом округа связи с армиями, – перечислял бригадный комиссар. – Но продолжает упорствовать в отрицании предательства.
— А у вас есть основания для того, чтобы предъявлять Павлову подобные обвинения?
— Мы обязаны всесторонне ставить вопросы, – ответил бригадный комиссар.
Мехлис перевел обсуждение в политическую плоскость: «Товарищи, мы должны подумать над тем, как объяснить партии, народу, всему миру, почему КА отступает…».
А вот и причина, по которой Мехлис подвел Павлова под следствие и далее под расстрел. И почему со стороны политработников после войны пошли сплетни о ВЧ-связи в ДКА. Нужен был человек, на которого можно было повесить обвинение в поражении КА...
Несмотря на имеющиеся компрометирующие данные на командиров высокого ранга якобы участвующих в группах заговорщиков, по всем указанным лицам, о которых шла речь в документах по расследованию поражения КА, в июле-августе 1941 года состоялись решения ЦК об утверждении их командующими армиями и соединениями КА. Не повезло только группе руководителей бывшего штаба ЗапОВО. Это лишний раз свидетельствует о том, что «выбитые» в результате допросов данные на командный состав являлись «липовыми», а сами лица не являлись предателями и об этом знало руководство страны… На заседании трибунала состоялся следующий диалог.
Подсудимый Д.Г. Павлов: «Я признаю себя виновным в том, что директиву ГШ РККА я понял по-своему и не ввел ее в действие заранее, т.е. до наступления противника. [Допрашивающим Павлова было все равно о какой директиве идет речь. Лишь бы он дал показания, что что-то не выполнил, проявляя свою предательскую сущность.]
Я знал, что противник вот-вот наступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию, кто мне это говорил, назвать не могу.
Ульрих. Свои показания, данные на предварительном следствии несколько часов тому назад, т.е. 21 июля 1941 года, вы подтверждаете?
Павлов. Этим показаниям я прошу не верить. Их я дал будучи в нехорошем состоянии. Я прошу верить моим показаниям, данным на предварительном следствии 7 июля 1941 года... [Все показания после первого допроса – это результат жесткого физического воздействия на Павлова.]
Ульрих. Несколько часов тому назад вы говорили совершенно другое, и, в частности, о своей вражеской деятельности.
Павлов. Антисоветской деятельностью я никогда не занимался. Показания о своем участии в антисоветском военном заговоре я дал, будучи в невменяемом состоянии…
Ульрих. На предварительном следствии 21 июля 1941 года вы говорили по этому поводу совершенно другое. И, в частности… вы дали такие показания: «По возвращении из Испании в разговоре с Мерецковым по вопросам заговора мы решили, в целях сохранения себя от провала, антисоветскую деятельность временно не проводить, уйти в глубокое подполье, проявляя себя по линии службы только с положительной стороны».
Павлов. На предварительном следствии я говорил то, что и суду. Следователь же на основании этого записал иначе…» Следователь записал иначе… Павлов не знал, что правда никому не нужна и он заранее был осужден…
А.П. Судоплатов: «Павлов, будучи командующим фронтом, оказался не на высоте, потерпел полное поражение. Но ему и в голову не пришло сдаться в плен противнику, как это сделал Власов… Эйтингон, хорошо знавший [Павлова] по Испании, в первый же день войны говорил, что Павлов проявил себя там «на уровне командира танкового батальона, хотя он был [в Испании] командиром танковой бригады…»
Первым, кто официально поднял вопрос о невиновности расстрелянных генералов ЗапОВО в послевоенное время был генерал-полковник Л.М. Сандалов.
Служебная записка генерал-полковника Л.М. Сандалова начальнику военно-научного управления ГШ ВС СССР генералу армии В.В. Курасову 1.9.56: «Войска ЗапОВО, в том числе и 4 А, в течение начального периода Великой Отечественной войны почти целиком были разгромлены. В тот период я был НШ 4-й армии. Виновато ли командование войсками ЗапОВО (переименованное с первых дней войны в командование войсками ЗФ) и командование 4 А в разгроме войск в начальный период войны?
Для того чтобы ответить на этот важный и сложный вопрос, следует, на мой взгляд, предварительно ответить на другой вопрос: смогло ли бы любое другое командование войсками округа и армии предотвратить этот разгром? Едва ли кто возьмется доказать возможность предотвращения разгрома войск округа и при другом более талантливом составе командования войсками округа. Ведь войска соседних с ЗапОВО ПрибОВО и КОВО были также разгромлены в начальный период войны, хотя главный удар врага и не нацеливался против войск этих округов.
Следовательно, поражение войск наших западных приграничных ВО зависело, в конечном счете, не от качества управления войсками, а случилось:
— во-первых, вследствие более слабого технического оснащения и более слабой подготовки войск и штабов КА по сравнению с армией гитлеровской Германии
— во-вторых, вследствие внезапности нападения полностью отмобилизованной и сосредоточенной к нашим границам фашистской армии против не приведенных в боевую готовность наших войск.
В этих основных причинах разгрома войск приграничных ВО доля вины командования войсками округов и армий невелика, что, на мой взгляд, не требует особых доказательств.
