И.В. Кислов (инженер авиазавода): «Май 1941 года. Штаб 123 иап. Представляюсь военному инженеру 2-го ранга Н.И. Толманову: «Руководитель бригады по сборке самолетов ЯК-1»…
19 июня прибыл инспектор ВВС округа. К этому времени уже весь личный состав части прошел теоретическую подготовку и неплохо разбирался в новой машине. Все двадцать Як-1 выстроились на запасном аэродроме и были готовы к полетам…
«Когда же мы будем вводить в строй новые машины, — спросил Сурин [командир авиаполка] у инспектора, — ведь война на носу? А горючего и снарядов к ним нет»... 21.6.41 я доложил майору Сурину об окончании работ и о том, что получил приказ срочно выехать к месту службы…» И.В. Кислов 22 июня принял бой на ж/д вокзале.
В.С. Попов (командир 28 ск): «Распоряжений от командарма 4-й армии, командир 28-го ск, о выводе корпуса на государственную границу не получал. Соединения корпуса до нападения немецко-фашистских войск на советский Союз находились по месту дислокации…»
Г.С. Лукин (НШ 28 ск): «До момента нападения врага никаких указаний или распоряжений о подъеме войск и выводе их для занятия оборонительных рубежей ни от штаба 4-й А, в состав которой входил 28-й ск, ни от штаба округа получено не было, хотя телефонная связь до этого момента работала исправно…»
А.М. Игнатов (НШ 6 сд): «До начала нападения немецко-фашистских войск о каких-либо распоряжениях штаба корпуса или армии о приведении частей дивизии в боевую готовность я не слышал, и в частях дивизии ничего не делалось в этом смысле…»
П.А. Щербинин (42 сд): «Дивизия расположилась в городе Бресте, а 459 сп расположили в городе Картуз-Березка, а примерно через три месяца передислоцировали в город Жабинка…
19 июня 1941 года на совещании командного состава было объявлено, что 22 июня в 5 часов утра будут проводиться учения – показные, с боевой стрельбой. Я жил на частной квартире... 22 июня, примерно в 4 часа, от взрывов снарядов зазвенели стекла в квартире...»
А.С.Кислицын (НШ 22 тд): «22 июня 1941 года, примерно в 3-30 ночи мне позвонил командир дивизии генерал-майор Пуганов В.П. и сказал, чтобы я быстро прибыл в штаб дивизии. В кабинете командира дивизии я увидел НШ 14-го тк подполковника И.В. Тутаринова… Пуганов мне и говорит, что приказано дивизию привести в боевую готовность к рассвету, но не объявляя тревоги. Я обратился к Тутаринову и говорю ему: Иван Васильевич! Как же можно поднять дивизию без тревоги, ведь это не батальон, а времени до рассвета полчаса? Тутаринов подтвердил мне, что командующий армией не разрешает поднимать дивизию по тревоге, чтобы не побеспокоить соседей. Тогда я тут же в кабинете комдива начал звонить на квартиры командирам полков и приказывал им бежать в штаб дивизии за получением указаний комдива. Я успел вызвать командиров танковых и мотострелковых полков…»
В.А. Рожняковский (начальник оперативного отделения штаба 22 тд): «Докладывал командиру дивизии содержание сводок. И однажды пытался высказать свои соображения. Было бы целесообразно с профилактической целью, не нарушая хода боевой подготовки, вывести дивизию и расположить лагерем на некотором удалении, в условиях, где можно быстро изготовиться к бою. Генерал дал мне понять, что свои соображения я могу оставить при себе. Тогда, в период культа личности, не принято было высказывать мнение по таким вопросам.
Все осталось по-старому. Больше того, один из полков к 21 июня возвратился из лагерей. Таким образом, 22 июня все подразделения дивизии были на месте. Никто из нас не знал, когда начнется война… На воскресенье, 22 июня, был запланирован показ новой техники. Накануне, в субботу, вне всякого плана командир корпуса провел дивизии строевой смотр. Затем в клубе состоялся концерт… Поднялся очень рано — часа в три утра. Нужно было собрать командиров для поездки на полигон, проконтролировать выезд частей. Одевая гимнастерку… только успел ее одернуть, как грохот разрывов потряс городок...»
Г.К. Тесля: «За 16 дней до начала Великой Отечественной войны, в воинском звании лейтенанта, был направлен служить в воинскую часть 5473 [22 гап 22 тд], которая находилась в 4-х км около Брестской крепости, в лесу…
22.6.41… Закончено мое дежурство подвижного патруля в деревне, что в 3 км северо-западнее города Бреста… Отправились в ап отдыхать, было 2 часа ночи, наступил крепкий солдатский сон. И вдруг, проснувшись, слышим взрывы снарядов и бомб, летели стекла в окнах…»
Н.Н. Болотов (НШ 30 тд): «Даже танков Т-26 был некомплект... Артполк имел орудия, но не было тягачей, полностью отсутствовали зенитные средства. Боеприпасы хотя и имелись согласно нормам, но склады располагались на большом расстоянии от ППД дивизии…
22 июня в 4-00 утра вражеская авиация бомбила аэродром Пружаны. Это в нескольких километрах от расположения нашей дивизии. И мы поняли — война! Командир дивизии полковник С.И.Богданов в 4-15 поднял дивизию по боевой тревоге. К 6-00 части вышли в район сосредоточения в лес юго-восточнее Поддубно. Только тп майора Иванюка, который проводил ночные стрельбы, прибыл на час позже…»
В состав войск прикрытия 4-го района входил 62-й (Брестский) УР в составе трех отд.пулеметных батальонов (опб): 16, 17 и 18. В ночь с 21 на 22 июня проводная связь между штабами батальонов и рот, а также со штабом 62 УР была нарушена диверсантами.
18 опб. В первые минуты войны части и подразделения УР по приказу его командира вступили в бой. В течение 6 часов бойцы 1-й роты 18 опаб из дотов вели пулеметно-артиллерийский огонь по фашистам, не давая им переправиться через Буг. К концу дня гарнизоны израсходовали боеприпасы…
Стойко отражала атаки 3 рота под командованием лейтенанта С.И. Веселова. Вначале противник обстреливал доты из орудий, затем применил огнеметы. Двое суток вел огонь по врагу гарнизон артиллерийского дота под командованием младшего лейтенанта А.К. Шанькова. После двух суток непрерывного боя в доте младшего лейтенанта И.Т. Глинина кончились боеприпасы. Из 258 бойцов и командиров роты чудом остались в живых младший лейтенант Шаньков и пулеметчик Ф.А. Чиж.
А.К. Шаньков (командир взвода): «В нашей роте было 6 построенных и относительно готовых к бою огневых точек… Кроме того, в бою участвовал еще один недостроенный дот. Наши позиции размещались у селения Орля. Хорошо помню свой дот. Он имел два капонира, в каждом по одной 76-мм пушке, спаренной с пулеметом «максим». У обоих входных дверей — по бойнице для ручного пулемета. Но ручных пулеметов, к сожалению, у нас не было. Взвод, составлявший гарнизон дота, имел три отделения — по одному на орудие и пулемет, третье отделение должно было обслуживать ручные пулеметы.
Почти весь апрель 1941 года личный состав находился неотлучно в дотах. Оружие очистили от зимней смазки, в сооружения завезли боеприпасы и продовольствие. Но в начале мая поступил новый приказ, и гарнизоны были выведены из дотов. Бойцов вновь поселили в казарме примерно в километре от сооружений, офицеры вернулись к семьям. Продовольствие, патроны и снаряды возвратили на ротный склад. При этом снаряды обильно смазали пушечным салом для длительного хранения. Таким образом, к началу войны в огневых точках не было ни продовольствия, ни боеприпасов, кроме нескольких ящиков патронов в доте караульного взвода.
С нападением гитлеровцев занимать доты пришлось под огнем. Это вызвало большие потери. Из 18 солдат и сержантов моего взвода в дот пробрались только 5, потом прибежали еще три пограничника. Я был девятым. За снарядами, патронами и продуктами бойцы ползали на ротный склад уже в ходе боя. В такие моменты в доте оставались только часовой и я. С самого начала войны позиции роты были окружены…»
Наиболее напряженные и длительные бои с противником вели воины 17 опб. Рано утром 22 июня первый приказ отразить атаку противника отдал комбат капитан А.И. Постовалов. Трехамбразурный дот «Орел» сражался 12 дней. На 13-й, когда кончились боеприпасы, фашисты его окружили. На предложение сдаться ответили отказом. Фашисты применили газы и огнеметы.
29 июня фашисты взорвали дот «Быстрый». Оставшийся в живых пулеметчик П.П. Плаксий вынес на плечах тяжело раненного командира И.Н. Шибакова. По мере того как в дотах заканчивались боеприпасы, бойцы прорывались в еще действовавшие огневые точки. По сообщениям местных жителей и жен командиров, последние три дота 3-й роты сражались до 29 июня 1941 г.
И.Н. Шибаков (командир взвода): «Оборонительные сооружения нашей 3-й роты 17-го опб располагались… у д. Слохи-Аннопольские… Из 8 огневых точек на этом участке рота занимала 7. Один дот, артиллерийский, пустовал, т.к. орудия в нем еще не были установлены… Все эти точки, за исключением дота «Горки», были пулеметными. Каждая из них имела две амбразуры с установленными в них пулеметами «максим». «Горки» имел один пулемет «максим» и 45-мм пушку, спаренную с пулеметом. Все доты были еще не достроены. Сооружения стояли оголенные, не засыпанные землей, не замаскированные. Водоснабжение, освещение, подземная связь не были оборудованы, рации отсутствовали, не хватало перископов. Сектора обстрела не расчищены. В стенах дотов зияли отверстия для кабеля связи и гильзоотводов. Материальная часть хотя и была установлена, но не приведена в боевую готовность, находилась на консервации…»
Меньше известно о боевых действиях 16 опб. И.И.Змейкин (командир роты): «Оборонительная позиция 16-го опб располагалась по берегу Буга между деревнями Крупица и Путковицы… 2-я рота этого батальона, которой командовал я, занимала участок в районе деревни Минчево. Командиры жили на частных квартирах в деревне. Личный состав располагался в землянках поблизости от огневых точек.
Лишь только начался артиллерийский обстрел и бомбежка, я бросился на КП. Добраться до него оказалось трудно: почти на каждом шагу рвались снаряды. По пути меня контузило и ранило… Смог доползти до КП. Командиры уже были здесь, и я им отдал приказ — занять доты и любой ценой задержать врага. Через 20 минут наши четыре дота и три вкопанных в землю танка были готовы открыть огонь. Все они приняли активное участие в бою. Техник-лейтенант Федоров, который подвозил боеприпасы, успел совершить лишь одну поездку. При втором рейсе был убит…»
В.Ф. Осауленко: «Летом 40-го года мы выехали... Брест, форт Красный... Там, в 18 опб 62 Брестского УР я и начинал войну… Самый первый дот был в 50-ти метрах от Западного Буга (границы), а остальные в 75-100 от нее. Затянули мощной маскировкой, металл с деревом. там такая была маскировка, что ее неделю надо убирать. Но они установили все это. Что было бы, успев мы туда прийти я не знаю… Но когда война началась мы же в эти доты так и не попали. К июню 41 года я был сержант… помкомвзвода и командиром двухорудийного дота… Через два месяца надеялся сдать экзамены на младшего лейтенанта запаса…
Все командиры наши — отсутствовали. Часть находилась в крепости, они там жили. А часть жила между гарнизоном и крепостью, там был городок. Вечером 21 июня они ушли все, конечно, без оружия. Все их оружие было у меня под замком, как у дежурного… В ночь на 22 заступил дежурным по батарее... Через какое-то время, полчаса — час, появляется командир нашей первой батареи. «Как вы там? Ребят подготовь, как следует. Предупреди, чтобы все дружно возвратились домой. А в понедельник, 23 июня, мы начнем загружать доты боеприпасами и продовольствием…»
Примерно в 2 часа ночи подбегает ко мне повар: «Володя, на кухне отключена вода! Завтрак я не могу готовить». Через 10-15 минут он выскакивает опять, «отключили электричество!..» Где-то в полчетвертого уже раздается могучий гул сотен самолетов, которые перелетают с запада на восток, на нашу территорию… Я побежал в штаб, там должен был быть офицер, дежурный по гарнизону. Никого нет. Я схватил трубку, чтобы позвонить НШ. Телефон не работает…»
И.Н. Швейкин (начальник артснабжения 18–го опб): «Осенью 1940 года наши подразделения прибыли на границу из Мозыря… Наш 18-й опб имел участок более 30 километров… Качество и боевое снаряжение [сооружений] по сравнению с дотами на старой границе было намного выше. Там на батальон было всего четыре орудия, а остальное вооружение составляли пулеметы. Здесь же многие доты имели по одному или несколько орудий, спаренных с пулеметами стальным шаровым креплением. Орудия действовали полуавтоматически… К июню 1941 года построенных и оборудованных точек было мало. Боеприпасы хранились в окружающих Брест фортах, а также в дотах и складах при красных казармах…
Чувствовали ли мы тогда приближение войны? И да, и нет. Да — потому что накануне войны было немало случаев, когда немецкие самолеты перелетали границу и, безнаказанно покружив над городом, уходили обратно. Да — потому что мы постоянно слышали шум передвигающихся войск и техники и догадывались об их сосредоточении по ту сторону Буга. Нет — потому что не получали каких-либо предупреждающих приказов и распоряжений. Успокаивающе действовала также нормальная ж/д связь с Германией…
Вечером 21 июня 1941 года в нашем клубе демонстрировалась кинокартина «Ветер с востока». Посмотреть фильм приехали бойцы всех рот, а также семьи командиров… В тот вечер у нас все было спокойно, никто не подозревал о скором начале войны…
Подъем 22 июня был необычным. Нас разбудила сильная канонада. Глянув в окно, я увидел, как со стороны границы летят на крепость и прилегающую к ней территорию трассирующие снаряды. Обстрел был очень интенсивный… Нападение гитлеровцев застигло врасплох. Поэтому даже готовые доты занимались в спешке, под обстрелом. В некоторые сооружения гарнизоны попасть не смогли...»
В отличии от Гродненского УРа Брестский УР не был поднят поздним вечером 21 июня. Боеприпасы не были загружены. Вы помните, что похожая ситуация была и в некоторых УРах КОВО.
А.П. Кузнецов (начальник 17-го Краснознаменного пограничного отряда Белорусского погранокруга войск НКВД): «Начиная с апреля, в штаб погранотряда каждый день шли донесения о тревожном положении на границе. Отряд своевременно доносил об этом не только в штаб пограничных войск БССР, но информировал и командование 4-й армии, 28-го ск, областной комитет ВКП(б)… Наиболее важные вопросы, связанные с приготовлениями врага, командование отряда доносило и в Москву, в ГУ пограничных войск НКВД СССР… Для пограничников подготовка врага к нападению не являлась секретом. Но никто не ожидал, что это произойдет так скоро, так подло и так вероломно.
21.6.41 я возвратился с границы, где проверял боевую готовность… Во второй половине дня, заслушав доклады НШ, заместителей, в 16-00 пошел домой. Очень хотелось повидать 11-месячную дочурку, да и отдохнуть надо было после длительной командировки. Но ни прилечь, ни пообедать не удалось. Примерно в 17-00 доложили о пожаре в районе 11-й заставы… Пришлось выехать на место происшествия и принять срочные меры к ликвидации пожара и усилению охраны границы на этом участке. Только вернулся в штаб — вызов к прямому проводу. Получил приказ от зам.начальника пограничных войск округа комбрига А.П.Курлыкина: отправить утренним поездом в один из пограничных отрядов на Литовской границе 100 пограничников. Чтобы точно и в срок выполнить приказ, распорядился к 21-00 собрать заместителей, начальника штаба, секретаря партбюро, начальника 4-го отделения и начсанслужбы отряда…
После 24-00 мой заместитель по разведке майор В.В.Видякин доложил, что на участке 2-й заставы с сопредельной стороны перешел местный житель и сообщил, что в 4-00 начнутся военные действия против Советского Союза… Выслушав рапорт Видякина, я тут же доложил о случившемся дежурному по штабу войск округа… от которого получил ответ: «Ждите указаний.»
После этого мною было отдано распоряжение комендантам участков повысить готовность подразделений, а офицерскому составу быть в полной боевой готовности. Затем… проинформировал своих соседей справа — начальника 88-го пограничного отряда… и слева — начальника 98-го пограничного отряда Украинского пограничного округа… Оба подтвердили данные о подтягивании войск противника к границе. Обстановку я подробно изложил также ЧВС 4-й армии… Начиная с 2-00 – 2-20 со всех комендатур, а иногда и прямо с застав начали поступать тревожные донесения о выходе танков и скоплении фашистских войск непосредственно у линии государственной границы. Еще несколько раз мы звонили в штаб округа. Ответы одни и те же: «Доложено в Москву. Ждите.»
Не имея указаний, по собственной инициативе я отдал распоряжение привести все подразделения в боевую готовность, а на участке 13-й заставы подготовить средства для поджога или взрыва моста через Буг. Я брал на себя большую ответственность, т.к. в то время любая инициатива сковывалась специальными приказами и директивами Берия. Время приближалось к 4-00… Штаб отряда приступил к передаче приказа о приведении подразделений в боевую готовность, но до подразделений к 4-00 он еще не дошел.
В период авиационной и артиллерийской подготовки… фашистские войска заняли исходные позиции для форсирования р. Западный Буг. Они сняли наших часовых и захватили ж/д мост севернее крепости и автотранспортный у Страдич. Захват исправных мостов в значительной степени облегчил противнику переправу на правый берег, особенно в районе Бреста…»
Мы видим, что по линии погранвойск НКВД 21 июня также не приходило указания о подготовке к войне и сами пограничники особо войну не ожидают. Да, было указание о осторожности и расположения нарядов не ближе 300 метров от границы. Но это указание могло означать и ожидание провокаций, а не войны... Из погранотряда забирают 100 пограничников, которые утром 22 июня будут в дороге. Тревожная обстановка, а будет ли война неизвестно. В воспоминаниях упоминается о личной инициативе начальника погранотряда.
В.Н. Горбунов (начальник 2-й заставы 17-го Краснознаменного пограничного отряда): «Последний день перед войной. Завтра воскресенье… Около 22 часов наряд заметил, как мужчина подбежал к Бугу, бросился в воду и поплыл к нашему берегу... Рассказывал мельник сбивчиво. Видно было, что он очень волновался, голос его дрожал, в глазах стояли слезы: «...Переправу они, видимо, будут наводить у старого шоссе, где был паром. Другую переправу, возможно, подготовят у большого камня и, может быть, третью — у брода…»
— Когда же они думают переправляться?
— Кажется, в 4 часа утра по вашему времени.
— А ты не врешь? Возможно, они тебя подослали?
Мельник с горечью посмотрел на меня, потом с какой-то внутренней гордостью выпрямился и сказал: «Я старый солдат русской армии, воевал еще в 1914 году, хочу помочь вам, русским. Они завтра идут на вас войной — вся Германия, верьте мне. Там осталась моя семья, мои внуки...»
О происшествии я доложил коменданту, ст.лейтенанту М.С.Величко. Приехали из комендатуры и капитан Ф.Л.Солдатов из штаба. Снова опрос. И верим и не верим. Факты говорят: завтра война. А разум — нет, это абсурд…
Позвонил начальнику 1-й заставы ст. лейтенанту К.Т. Кичигину. Передал ему по кодовой таблице: «Сегодня ожидаются с той стороны гости, прими меры. Я в район 114 погранстолба (наш стык) выслал для встречи гостей с машинами (гости — противник, машины — пулемет).» Зазвенел телефон. С 1-й заставы звонил старший инструктор пропаганды политотдела отряда старший политрук Н. А. Суховей: «Горбунов, доложите подробно обстановку».
Потом я услышал голос начальника заставы и передал ему уже открыто: «Слушай, Кузьма! Еще раз тебе говорю. На наши заставы в районе Немирув и 114 погранстолба в 4-00 нападет немец. Туда дополнительно высылаю наряд с ручным пулеметом. Вот теперь и решай сам, действуй, как тебе подсказывает совесть».
После 1-00 в канцелярии собрались младшие командиры. Я рассказал им о готовящемся нападении на заставу. Поставил перед ними боевую задачу. Каждому в отдельности указал район обороны, бойцов и оружие. Предупредил, чтобы никто не поднимал паники, а действовали хладнокровно. Особое внимание обратил на то, что фашист превосходит нас в живой силе…
В 2-00 в район 114 погранстолба выслал дополнительный наряд в составе ефрейтора Ивана Сергеева и Владимира Чугреева с ручным пулеметом и собакой: «Задержите наряд у мельницы. Несите службу вместе до особого распоряжения. В случае переправы немцев огонь открывайте самостоятельно. О численности противника на заставу доложить собакой. Нашей помощи не ждите. Действуйте по обстановке...»
В 3-00 мы с Горбачевым подняли заставу в ружье: «Через 5 минут построиться всем здесь с оружием. Из вещмешков выложить лишнее.» Люди стояли, недоуменно оглядываясь: «Что же это будет?» Пришлось объявить четко и прямо: «Германия нападает на нас. Перед нами стоит задача: оборонять участок, вверенный нам Родиной…» На той стороне тишина. Немцы притихли… А через час артиллерийский и минометный огонь…»
Мы видим тоже принятие инициативы на себя командиром заставы и его четкое понимание, что Германия нападает на нас. Командир опередил решение ГШ на много часов...
10-я армия. П.И.Ляпин (НШ 10 А): «План обороны госграницы 1941 года мы делали и переделывали с января до самой войны, да и так не закончили. Изменения к первой директиве по составлению плана за это время поступало три раза, и все три раза приходилось переделывать заново. Последнее изменение оперативной директивы было получено лично мною в Минске 14 мая, в которой было приказано к 20 мая закончить разработку плана и представить на утверждение командующему округом…
«Волынка» с утверждением разработанного нами плана обороны госграницы – с одной стороны, явная подготовка немцев к решительным действиям, о чем мы были подробно осведомлены через РО – с другой, совершенно дезориентировали нас и настраивали на то, чтобы не придавать серьезного значения обстановке, в которой созревало военное нападение немцев…
С 16 по 20 июня штабом округа проводилась отчетная, армейская полевая поездка войсковых штабов и штаба 10 армии, на которую также были привлечены управления корпусов из восточных районов округа... Вечером 20 июня, после разбора результатов полевой поездки, проведенного генералом армии Павловым, в ДКА в Белостоке, командующий 10 армией генерал-майор Голубев под строжайшим секретом объявил генералам и ответственным старшим офицерам о том, что командующий войсками БОВО разрешил: «Большим начальникам отправить свои семьи и имущество вглубь страны, но без лишнего шума…»
Поскольку в ПрибОВО по указанию наркома обороны отъезд семей был запрещен с 20-го июня и семьи снимались с поездов и возвращались в военные городки, то разрешение командующего ЗапОВО — это хоть какой-то поступок. Хоть это и касалось только семей больших начальников, но вопреки указанию наркома обороны...
Значительно позже 23 часов 21 июня генерала Голубева вызвали в штаб для переговоров с Павловым. Минут через 40 вызвали в штаб и П.И. Ляпина: «Я явился в кабинет командарма, который был уже заполнен генералами и старшими офицерами… Понял, что никому не известна истинная цель нашего присутствия в штабе в такой поздний час. Было около двух часов ночи. Полушепотом мне доложил подполковник Маркушевич следующее: по телеграфу идет какая-то особо важная ШТ, а командарм ожидает у прямого телефона распоряжений командующего войсками БОВО. Все командиры корпусов и дивизий находятся уже в своих штабах у телефонов и ждут указаний командарма, только нет связи с 113-й дивизией. Буквально через несколько минут после моего прихода дежурный по связи доложил, что прямая телеграфная связь с Минском прервана, попытка принять ШТ через Гродно также не удалась, приняли половину одной части через телеграф пограничной связи, но и она прекратилась; из Белостока на Бельск связь тоже не работает.
По видимому, генерал-майор Голубев тоже понял, что произошло что-то неладное, и немедленно стал вызывать Минск по прямому телефону. Телефон ВЧ на Минск еще работал. Положение со связью было доложено командующему войсками округа генералу армии Павлову, и в ответ на это в 2-30 22 июня 1941 года генерал-майор Голубев получил приказ: «Вскрыть «красные пакеты» и действовать как там указано» и это все!
Нам нечего было вскрывать, т.к. документы штаба армии, подлежащие опечатыванию в «красный пакет», лежали в сейфе оперативного отдела неутвержденными командующим БОВО, а потому не опечатаны. В частях и соединениях армии, как было уже сказано, в «красных пакетах» хранились документы только для поднятия по тревоге и по материальному обеспечению. Боевые приказы для всех соединений были выражены на картах-схемах, выданных командирам дивизий в штабе армии месяц назад. Все это очень быстро позволило нам передать приказание лично командирам соединений не только сигналом по телефону, но и короткими ШТ, т.к. связь работала еще со всеми соединениями, кроме 113-й дивизии…»
Рапорт начальника 3-го отдела 10-й армии полкового комиссара Лося 15.7.41: «21 июня 1941 г. в 24-00 мне позвонил ЧВС и просил прийти в штаб… Командующий 10-й армией Голубев сказал, что обстановка чрезвычайно напряженная и есть приказ из округа руководящему составу ждать распоряжений, не отходя от аппарата. В свою очередь к этому времени были вызваны к проводу и ждали распоряжений все командиры корпусов и дивизий.
Примерно в 1 час ночи 22 июня бывший командующий ЗапОВО Павлов позвонил по «ВЧ», приказал привести войска в план боевой готовности и сказал, что подробности сообщит шифром. В соответствии с этим были даны указания всем командирам частей. Около 3 часов все средства связи были порваны. Полагаю, что противником до начала бомбардировки были сброшены парашютисты и ими выведены все средства связи…»
М.М. Барсуков (начальник артиллерии 10-й А): «Артиллерия армии собиралась только в одном лагере, полигон Червонный Бор, район Замброво. К 22.6.41 года в лагере находились: 124 гап и 310 пап РГК [С.Л.Чекунов — 311 пап – пушечный ап], кап [корпусной ап] и ткап [С.Л.Чекунов — тяжелый корпусной ап] 1 ск… Сбор артиллерийских частей в лагерь проводился согласно лагерного расписания, объявленного в приказе командующего войсками ЗапОВО.
Артиллерия шести сд, кк и формируемого 13 тк, 301 гап [С.Л.Чекунов — вероятно, 375 гап РГК] и формируемая истребительно-противотанковая артиллерийская бригада находились в районах постоянной дислокации и должны были выходить в лагеря на период артиллерийских стрельб на полигоны Червонный Бор и Обуз-Лесна. Сд со своей артиллерией распоряжением командующего армией выведены в районы сосредоточения на свои направления, если память не изменяет, 20.6.41 г. Артиллерийские части, находящиеся в лагере Червонный Бор, в боевую готовность приведены по боевой тревоге, объявленной мною лично в период времени между 5-00 – 7.00 22.6.41…».
