Весь мир насилия мы разрушим…
Тайна великая есть – как из спокойного и патриархального СССР после развала страны вдруг вылезло такое количество криминальной нечисти. Будто зомбиапокалипсис обрушился. На глазах произошло преображение обычных людей в целые армии алчных и беспредельных паразитов, живущих чужой кровью.
Конечно, и в СССР не все так гладко было. Помимо Казани с ее моталками, ставшими школой бандитизма для огромной количества молодежи, была масса регионов со стойкими уголовными и гопническими традициями. Еще в восьмидесятые годы у меня были подследственные, которые охотно шли на преступления, а потом и в тюрьму со словами:
- Вся семья сидела. А я что, хуже?
Но все это держалось в каких-то довольно узких рамках, пока не появились огромные шальные деньги, которые можно легко урвать преступным путем, притом строго в рамках новой государственной идеологии, именуемой «Обогащайся!»
Над страной в те проклятые девяностые реяли два безжалостных демона. Серый – это нищеты, беспросветности, разрухи и уныния. И золотой, искрящийся на солнце, отливающий кровавыми оттенками, со стальными когтями – это демон быстрого обогащения всеми средствами.
В условиях всеобщей безнаказанности и раздрая обычно правит закон силы. Поэтому не только на базе воровских малин начали взрастать свирепые банды, но и в спортклубах, боксерских и каратистских залах, качалках. Когда нет мозгов, зато есть набитые кулаки, а вокруг праздник разворовывания всего, что не прибито гвоздями к полу, очень хочется конвертировать свои мышцы, наглую рожу и упрямство несостоявшегося чемпиона в доллары. За счет самого распространённого способа – насилия.
Насилие. В России девяностых был до основания разрушен мир спокойствия и согласия. И водружен мир невиданного ранее насилия. Насилия человека над человеком. Насилия над экономикой. Над здравым смыслом.
Милиция тогда для нас - это не просто была привычная работа. Ты погружаешься в эту удушливую и тесную атмосферу вечного насилия. Оно как воронка закрутило и весь город.
«По миру люди маленькие носятся,
Живут себе в рассрочку -
Плохие и хорошие, гуртом и в одиночку.
Хороших знаю хуже я:
У них, должно быть, крылья.
С плохими даже дружен я:
Они хотят оружия,
Оружия, оружия, насилья!
Ах, эта жизнь грошовая
(Как пыль — подуй и нет!),
Поштучная, дешёвая -
Дешевле сигарет».
Удивляешься, насколько точен был Высоцкий и как сбылись его пророчества.
Эта сфера всеобщего насилия вибрирует от криминальных взрывов. Гудит от стрельбы. Трещит от гуляющих по костям и по лобовым стеклам машин бейсбольных бит. Москва заливается кровью – виновных и невинных жертв. На кладбищах появляются «футбольные команды» – так именуют целые ряды с памятниками павшим в боях за доллары браткам. Положеня статуя в полный рост, а особо авторитетным – чёрный мрамор.
Пережигается в этой кровавой бане целое поколение, проваливается в беспросветную мглу. Жизнь человека не стоит ничего.
Косит смерть и уже состоявшихся преступных авторитетов. Вон, пристрелили единственного чеченского вора в законе Султана, и рука не дрогнула - все же редкий зверь, чеченцы сроду воровской иерархии не признавали, а этот вон как поднялся. В Зеленограде уложили тамошнего лидера Людоеда. В Москве прибили Диспетчера. С пандуса стадиона на Олимпийском проспекте сняли из винтовки вора в законе Глобуса. Тот, бедолага, хоть и хорошо поднялся, но не раз с горечью сетовал, что при демократах страну ничего хорошего не ждет, и весь этот бардак пора заканчивать.
Насилие – всепроникающе. Оно газом Циклон Б просочилось везде – на улицы, в бизнес, в семьи. Когда выбиты все подпорки, насилие видится такой подставкой. И в него играют все стороны. И преступники. И органы.
У того же спецназа – просто руки чешутся ради наведения справедливости. А руки горячие. И справедливость порой такая – беспощадная…
Выезд со ставший мне давно родным ОМСН ГУВД Москвы. Какая-то ингушская контора «Рога и копыта» по извлечению нетрудовых доходов окопалась в музейном здании. Княжеские палаты 16 века, белокаменные, с толстенными стенами и крошечными окошками, около гостиницы «Россия». Кто им их отдал? Что вообще творится в государстве? Да ничего особенного. Все на продажу, страна чем-то напоминает обанкротившуюся конторку, мебеля в которой растаскивают и продают за бесценок кредиторы. Только когда и кому мы так задолжали?
Охраняют объект кульутры два племенных бугая из какого-то ЧОПа. Изумленно взирают на незванных гостей. Но долго глазеть им не дают.
- Милиция! Лицом к стене!
А вот и сама фирмочка - мала, но вонюча. Успели уже ее хозяева отличиться. В лучших рэкетирских традициях ставят людей на деньги, забирают машины. А один из работников в настоящее время разыскивается за разбой. В общем, такая компактная коммерческая этническая шайка.
В исторических помещениях вульгарный евроремонт. В вожделенной комнате за металлической дверью оружия не оказывается. Зато там полно антиквариата. Да уж, ингуши большие любители прекрасного, особенно икон. Искусствоведы чертовы.
Хотя больше это напоминает какой-нибудь татаро-монгольскую нычку после налета на славянские земли – ценности навалом, какой-то скарб, где перемешаны дорогие побрякушки и полное барахло. Эх, Россия матушка, кто только тебя не грабит.
Благообразный, с метающими в нас молнии глазами, хозяин-ингуш начинает нам что-то выговаривать за права человека и за то, что мы беспредельничаем. Эх, это он еще беспредела не видел. Но имеет все шансы увидеть его. И ждать недолго.
Здоровенный опер РУБОПа смотрит на него внимательно и со злобой выдает:
- Вот же собачьи дети! Я сам с Кубани. А вы, горцы хреновы. Там всех достали, так сюда приехали! Скоро всех вас за Терек выбьем, будете сидеть и не отсвечивать.
И впечатывает ногу сорок пятого размера прямо в грудь хозяина заведения. Тот только крякает и сползает по стеночке. Чёрт, не убили бы… Нет, ничего, живучий.
Ничего примечательно, вроде автомата Калашникова и чемодана с опием, при обыске не находим. Правда, есть несколько баллончиков со слезоточивым газом и всякие финки-кинжалы.
У спецназовцев загораются глаза, когда они видят длинную, шикарную кольчугу. Старший, будто рассуждая, говорит мне:
- Вроде бы специальное снаряжение. Ну чистый же бронежилет.
Я только пожимаю плечами:
- Да, похоже.
По возвращению в отряд целая очередь там выстраивается – примерить обновку.
Закон войны. Что с боя взято, то свято. Это те самые шалости, которые прощаются. Трофей.
Трофеев таких полно. Бейсбольные биты, какие-то булавы, кастеты, ножи. То, чему не нашлось места в уголовных делах. Что за война без хорошего трофея?
В общем, выезд хоть и без результата, но с добычей. И «кавказу» слегка наваляли – тоже приятно. С «кавказом» у спецназа счеты длинные. И справедливые. И порой доходит еще до более значимого беспредела. Потому что времена такие – широкие и беспредельные…
**
Очередной выезд. На одном рынке, насквозь изъеденном криминалом, наркотиками и доставшемся в безраздельное владение кавказской диаспоре, должна состояться встреча заказчика с киллером. И последнего надо принять со всеми почестями.
ОМСН по гражданке выдвигается на позиции. В отдалении, вне поля зрения, на всякий пожарный, замер автобус с «тяжелыми». Для встречи все подготовлено – только ковровая дорожка не постелена.
Но не ценит криминал хорошее к себе отношение и заботу со стороны угрозыска и спецназа. Время уже подошло и прошло, а Германа все нет.
Час долой – все, дальше ждать бесполезно. Инициатор операции дает отбой. Теперь спецназовцам ехать на базу. Без результата. А кровь молодецкая бурлит. А руки к стволу и топору сами тянутся.
Настроение в автобусе мрачное – как всегда, когда работа срывается.
- Чего, зря что ли ездили? – слышится глас народа.
- Что предлагаете? – спрашивает старший.
- Пошли хоть черным наваляем. А то они здесь какие-то совершенно непуганные.
Ну и пошли. Залетели в кафешку, где местная братва пирует. Прошлись по рынку. Разложили. Наваляли. Кто под горячую руку попался – не так и важно. Главное, показали, кто в доме хозяин.
Потом спецы быстро погрузились в машины и свинтили, оставив местную братву в недоумении – от кого же они сейчас столь технично, красиво и грубо огребли.
Что, нарушение законности, превышение? Ну, есть немного. Очень уж ОМСН «кавказ» не любит.
Дело не в национализме и не в расизме. В конце концов, в том же МУРе полно кавказцев – свои люди, соратники, преданные долгу. Дело в том, что самые дерзкие и гнусные преступления ныне в Москве числятся именно за детьми гор и плоскогорий. Русскую девчонку затащить в машину, изнасиловать, а то и убить – это у них вообще даже за проступок не считается. Так, шалость, горячая кавказская кровь.
И рынки они под себя подгребли. И в мэрии уже свои – постоянно с чемоданчиками по этажам так и мельтешат.
- Э, бери деньги, давай рынок. Или прирэжу!
И берут. И дают.
Некоторые при этом такие отморозки, что просто загляденье. Выбрать кавказскую крышу – это гарантированно лишиться бизнеса. Наши бандиты берут двадцать процентов и при этом чаще все же реально защищают и решают проблемы. Кавказцы сразу требуют пятьдесят, а потом проталкивают в руководство фирмы своих - и вот хозяин уже на холодке голодает, а в его кресле развалился абрек, и ему прислуживают его родственники.
Дошло до того, что чуть ли не официально представители кавказских банд объявили:
- Мы теперь в Москве хозяева. А вы, русские, место свое знайте.
То есть объявили себя захватчиками. Ну а с захватчиками на Руси разговор один – дрыном по хребту.
Эти битвы с «кавказом» идут по всей Руси. Притом жестокие с обоих сторон. Одна из причин горской агрессивности – у них крепкой привязки к городу нет. Это у москвича тут семья, родня, клубок нитей. А баран спустился с аула, пристрелил кого ненароком и обратно в аул – черта с два его оттуда выцепишь. Вон, Грузия с Азербайджаном вообще другие страны. А в Чечне наши законы уже не действуют, там Дудаев, закон Адат и сепаратизм во всей необузданной и кровавой красе…
**
В Питере тоже все бурлит. Там ситуация схожа с московской – диаспоры пытаются отгрызть себе самые сытные куски.
Приезжаю туда в командировку. Ночью стою с омоновцами на трассе. Задача – трясти бандитские тачки. В городе такая разруха, что блокадники вспоминают – в блокаду улицы лучше выглядели. Зато рассекают по колдобинам с непозволительной скоростью шикарные лимузины.
Омоновцы между проверками машин ругают криминал, особенно матерно поливают кавказцев. Сержант рассказывает на эмоциях совсем ещё недавнюю историю, которая не перегорела в душе:
«Кавказцы. Ты посмотри, рынки их, наркота, куча денег. Оккупанты, да! Прикинь уже заявляют о своём праве на мой город.
Ведут себя нагло, милицию ни в грош не ставят. К нашему ОМОНу ещё с опаской относились. Мы всегда их жёстко принимали. А тут решили показать, кто в Питере банкует.
К нашему расположению через пустырь надо идти. Так азербайджанцы со своими прилипалами отловили наших ребят, которые на работу шли. Накинулись всей гурьбой. Избили. А потом стрелку через них нам забили – мол, приходите в укромное место, разбираться будем.
Мы как узнали, так собрались и командованию ультиматум – или мы идём на этот разбор, или забастовка и всеобщее увольнение. То есть город вообще мог без ОМОНа остаться – единодушие было полное. Начальство подумало, посудило-порядило. Послать на бой отряд – это, знаешь ли, поступок. Порешили компромиссно. Идти на разбор, но не как на выяснение отношений с бандитами, а как на спецоперацию. Договорились с РУБОПом. Те какую-то бумагу написали – мол, есть оперативная информация, что в таком-то месте ожидается концентрация кавказского криминала. И сами к такой забаве решили присоединиться.
Выдвинулись мы на место. До конца так и не верили, что кавказцы настолько обнаглеют, что придут. А они стали стягиваться целыми толпами. Мы начали по ним работать. Притом жёстко так, со всем пролетарским негодованием.
«Скорые помощи» кавалькадой туда-сюда носились – по больницам их развозили. Бойню мы им от души устроили. Если раньше они по отдельным эпизодам знали, что такое ОМОН, то мы им показали нас во всей нашей необузданной силе. И продемонстрировали, что Питер – это всё же не их город, а наш.
Затихли они потом надолго. Мы на мероприятиях их вообще щадить перестали. А они к нам потом парламентёров присылали. Извинялись – мол, их не так поняли. Намекали, что те, кто это затеял, давно уже в Неве утонули. Типа, давайте дружить. Чтобы мы с этими тварями дружили? Давили и давить будем»…
Хотя, конечно, чудила и наша коренная российская братва. Притом порой куда более жестоко.
Оперативники РУБОП в Санкт-Петербурге работали по бандитским притонам и кабакам. После очередного кабака в городе на обгоне их расстреляли из бандитской тачки. Два сотрудника погибли. Это была не только трагедия, но и плевок в душу всей службе, вызов: мол, знайте, менты, свое место.
Заместителя начальника РУБОПа это взбесило. Он объявил, что такое оставлять без последствий нельзя. Поднял по тревоге весь личный состав, СОБР. И по малинам, злачным местам, кабакам бандитским устремились оперативные машины и автобусы.
Всех бандитов собрали, кого могли - больше сотни человек. Морозная зима, так их, отделанных по первое число, выставили во дворе в «Крестах» - кто не знает, это историческое здание СИЗО. Говорят, даже из шланга для бодрости поливали. Досталось братве на орехи. А в конце им намекнули, что в следующий раз многих и живыми брать не будут.
Кончилось, правда, не слишком радужно. Убийц, вроде, так и не удалось найти. Замначальника РУБОП за превышение турнули с работы. Но братва что-то поняла. Это как в животном мире – главное выстроить иерархию. Вот бандиты и осознали, что в основная их масса в иерархии они все-таки ниже милиции…
**
Один браток, отдуваясь и потирая бока, говорит:
- Прикинь. Прихожу в кабак, опрокинуть рюмку. Тут ваш спецназ заскакивает. Всех уложили мордой в пол. Отпинали. Обыскали. Я весь в переживаниях и на нервах. Поднялся с пола. Кровь сплюнул. Вышел с трудом на улицу. Надо же такое расстройство залить коньячком. Иду в другой кабак, накатить с горя рюмку-другую. Только глоток сделал, двери распахиваются. «Стоять! Милиция! Спецназ!» Опять всех на пол. И мне по второму разу по ребрам. Ну чего делается, мужики? Это же беспредел!
- Это называется наведение справедливости, - отвечает ему оперативник.
История простая. Начальник отдела МУРа поехал по каким-то своим служебным вопросам в Подольск. Там попал как кур в ощип - на него бандиты налетели, аки коршуны, и прилично отделали… А потом попали подольские бандиты.
Начальник МУРа дал соответствующее указание. Спецназ с Колобовского переулка подтянули, МУР по тревоге подняли. И отправились Подольск чистить. Неважно, что это территория другого субъекта РФ. У нас же боевые действия, а не бирюльки. Так что все согласовали и местных даже обрадовали.
И такие вот карательные акции были не редкостью по всей стране.
Выхода другого не было. Братву нужно было ставить на место. Иначе – здравствуй Латинская Америка и Медельинский картель, который только в Медельине грохнул две тысячи полицейских. Нам такое надо? Лучше пусть наш спецназ и ОМОН отработает превентивно. И втопчут в асфальт кого надо. Главное – ни на миг не показывать слабину.
Такой вот бесконечный вестерн лихих времен великой криминальной революции. Круговорот насилия и разводок в природе. Коммерсанты разводят и обжуливают на рынках и в магазинах граждан, в том числе и ментов. Приходят бандиты, бьют коммерсантов, забирают у них деньги. Приходят менты, бьют бандитов, конфискуют общаки. Потом милиционер идет на рынок, где его обсчитывают коммерсанты. Один из тех заколдованных кругов, по которым ходила в то время поруганная, еле живая Россия.
И старая истина вознкиает внось во всей своей твердости. Этот выстроенный на Руси мир насилья можно разрушить только еще большим насилием. Иначе никак. Иначе не бывает. Иначе просто страну надкусят, обглодают и выбросят…
Глава 17
Профилактика
Ну а тотальное насилие продолжается. И приобретает порой причудливые, а иногда и совсем анекдотичные ипостаси.
Весна. Шумная окраина Москвы. Вдали перед нами маячат два серых и унылых корпуса гостиницы. С минуту на минуту в ее нумера должны прибыть абреки с товаром. Там, как в классических гангстерских боевиках, должен состояться эквивалентный обмен – героин да стволы на чемодан, ну или авоську, с деньгами. Романтично. Стильно. Выгодно.
Московская милиция решила поучаствовать на этом празднике жизни. Заявиться, как по анекдоту громилы явились на свадьбу: «Драку заказывали? Нет? Не волнует! Уплочено!»
Главное тут умело распределиться по местности, так, чтобы не засекли нас. И вместе с тем надежно перекрыть все. И не прозевать вражескую разведку, а также машины с тонированными стеклами, салоны которых лопаются от бройлерных туш быков, обеспечивающих силовое прикрытие сделки. Их нужно брать резко, быстро. При настоятельной необходимости валить намертво и без сантиментов. Поэтому и согнали сюда множество оперов, собровцев, а также два автобуса с омоновцами. Должно хватить.
Битый час, развалившись на заднем сиденье оперативного «Жигуля», пытаюсь сладить с изломанным ощущением времени. Кто участвовал в подобных играх, знает, что время в ожидании начала операции течет как-то иначе. Оно находится под нервным пологом тягостного и всегда долгого, чаще субъективно долгого, ожидания. Труба зовет, сердце стучит, праведная злость зовет в бой. А тут сиди и жди. И все время пытаешься подтолкнуть реальность своими призывами - ну пусть объявится, наконец, эта бандатва. Быстрее. И тогда в бой. Иначе весь адреналин в крови скиснет.
Ждем уже час. А бандиты все не приходят и не приходят. И забронированный ими номер в гостинице пустует. И не видать-не слыхать ни быков в тонированных тачках, ни мимикрирующих под ветошь разведчиков. Активность противника на нуле. Тут вариантов полно. Или информация протекла, что бывает нередко - преступным мир на подкуп ментов денег не жалеет. Или планы абреков изменились. Или наша активность их насторожила, что, впрочем, вряд ли.
За рулем оперативного «Жигуленка» боец московского СОБРа – эдакий высокий, гибкий и стремительный атлет. В салоне кроме меня еще двое молодых и зеленых, только с милицейского ВУЗа, стажеров, решивших положить свою судьбинушку на алтарь служения Московскому РУБОПу, сотрудников которого братва именует «шаболовскими». Все мы в гражданской одежде, стараемся не привлекать внимания. Ведем наблюдение. Ждем приказа «в бой».
- Обнаглела братва. Откупаются ведь, суки, - учит жизни молодых коллег собровец. - Управы на них никакой. Ничего не боятся.
- И что делать с ними? – интересуется стажер.
- Да бить их надо больнее. Это дело полезное, - говорит собровец и погружается в сладкие воспоминания детства. О том, как рос в южном бандитском городе. Как на своей шкуре познавал приемы и способы сосуществования со всякой шантрапой и уголовщиной. Тогда понял, что у этой публики только через битие приходит осознание. И что нужно сначала притворятся безобидным, усыплять бдительность и бить первым.
Вот только нам проверить на практике сегодня эти идеи вряд ли представится возможность. Бить и задерживать некого. Уже час прошел с обозначенного времени стрелки. А абреков все нет. По бандитским понятиям если опоздал на стрелку, то автоматом признаешься виноватым во всех грехах. Так что встречи не будет. И скоро последует приказ сниматься. Когда всем своим трепетным существом ты настроен на бой, суету, угар, и прочие жаркие развлечения грубых натур, обламываться тяжело… Но развлечения нас все же настигают. Притом оттуда, откуда не ждали.
Местный опер, которого привлекли к мероприятию как знатока территории, видя, что дело затягивается, идет проверить кафешку, где все время собирается преступный контингент. Братва там мелкая, но наглая и агрессивная, порой до полной отмороженности. Жизнь окружающим портит исправно и считает себя хозяевами «на районе».
Заходит опер в эту тошниловку. Тут шантрапа узнает его. Чего в мозгах убогих переклинило – одному черту понятно. Но их старшой орет победно:
- Лягавый!
Наваливаются они на старлея всем скопом. Берут за руки за ноги. Выносят из кабака. Раскачивают. И роняют его прямиком в лужу. При этом, почему-то фанатично уверенные в своей полной безнаказанности, идут дожирать недожратое и допивать недовыпитое.
Только с безнаказанностью обидный облом выходит. Мокрый опер поднимается. Отряхивается. Берет рацию и с праведной обидой в душе выдает клич в эфир:
- Нападение на сотрудника милиции!
И не успел еще пахан местной шантрапы котлету дожевать, как около харчевни тормозят два автобуса с ОМОНом и наш «Жигуль» с РУБОПом. Тут котлета злодею поперек горла и встала.
Омоновцы, переворачивая мебель и дико крича, проносятся ураганом по харчевне.
- Атас! – звучит молодецкий разбойничий клич.
Братва бросается прочь, через служебные помещения и черные ходы. Гады эти тут все знают, а мы все ходы-выходы не перекрыли. Раз – и усвистели все.
Рядом с кафешкой располагается какой-то институт, где учатся разные иностранцы, как правило, из далеких недоразвитых стран. За столиками сидят за трапезой азиаты-студенты, изумленно взирающие на налет. Они с готовностью вытягиваются по струнке по первому требованию милиции. А вот негры начинают возмущаться и демонстративно шлют в неопределенном направлении наши родные внутренние органы.
Что?! Как?! Вот так демонстративно плевать на наш добрый и тактичный ОМОН?! Это прям душевная травма для сотрудников. А душевно травмированный омоновец груб и необуздан.
Огромного, как Тайсон, и черного, как самая черная дыра, негра омоновцы с некоторым усилием ставят лицом к стенке. Тот начинает что-то дико орать на своем негритянском языке, пытается даже сопротивляться. За что его тут же охаживают от души дубинкой. И он продолжает орать, но уже от боли. Как в песне поется: «супротив милиции он ничего не смог».
На местный криминалитет негр явно не похож. Но кого это теперь интересует? Ситуация развивается уже по своей логике – возмущаешься, не подчиняешься молодецкому крику правоохранителей, значит, ты враг и нарушитель, так что не обижайся. Ах ты еще и негр! Хижина дяди Тома? Да достали эти Томы, торгующие наркотой у школ. Поэтому получи вдвойне и распишись.
Мы забегаем в подсобные помещения кафе.
- Туда они двинули! - машет пострадавший местный опер в сторону распахнутой двери во двор. – Ушли, гниды!
Собровец, до того весь расслабленный, вдруг весь подбирается, как волк. Оглядывается напряженно. И тут уже весьма напоминает охотничью собаку, почуявшую след.
- Сейчас и посмотрим! – кивает он, внимательно оглядываясь.
Смотрит на отверстие в полу, ведущее в подвал. Уверенно направляется туда. Спрыгивает вниз. Буханье подошв ботинок о бетон. Шуршание. Потом молчание. И вот звучит почти ласковый голос собровца:
- Ну, иди сюда, сволочь!
В ответ какое-то возмущенное бульканье:
- А чего сразу сволочь? А чего оскорблять?!
Бульканье сменяется звуками увесистых ударов. И из подвала вытаскивают мелкого, вертлявого блатного с нахально испуганным взором.
- Он, - удовлетворенно кивает пострадавший опер, разглядывая его. – Этот хрен тут за главного! Он велел на меня налететь!
- Ага, - потирают руки доблестные сотрудники правоохранительных органов. В общем, получается, не зря прокатились.
Бандюган по привычке все возмущается - мол, сижу в подвале, никого не трогаю, а тут наваливаются. Типа беспредел, прокуратуры на вас не хватает.
Это он зря. Его пинками раскладывают на асфальте и начинают щедро окучивать милицейскими дубинками. Притом поручили это воспитательное мероприятие, как всегда, РУБОПу. Мол, вы тут специалисты, а это ваши клиенты. Вот и наставляйте их на путь истинный.
И откуда только маски на лица сразу взялись. Но это профессиональный реквизит для любимого в народе театрального представления, именуемого «маски шоу».
Один из моих новых приятелей стажеров особенно усердствует. Второй держит дубинку как-то неуверенно и тыкает ей без всякого энтузиазма.
Через некоторое время воспитательный процесс завершен с сопутствующими телесными повреждениями и душевными муками. Досталось бандюгану прилично, так что вся его наглость куда-то улетучилась, оставив после себя сопли и нюни. Операция все равно не удалась, так хоть шушеру поучить – вот и день не зря прожит у рубоповца. Теперь уж местного опера за руки-ноги не выбросят из кабака, и шантрапа на районе на время поутихнет. Это проверено на практике. Омоновский сапог и дубиновая резинка поразительные инструменты по силе внушения.
Уже темнеет, когда возвращаемся на базу. В салоне какое-то тягостное настроение. Азарт схлынул. Остался неприятный осадок. Тот, не агрессивный, стажер-миролюбец, который филонил во время внушения, весь из себя теперь мрачный и не к месту совестливый:
- Как-то сильно мы его отдубасили!
Второй, более рациональный и деловой, кипишит в ответ:
- Ты или идешь в РУБОП работать, или в участковые! У нас служба такая – бить этих уродцев! Если психологически не готов, делать на такой работе тебе нечего! Мы же знали, что придется бить.
- Знали, - кивает «совестливый».
- Ну, так что теперь ныть.
- Вот именно, - авторитетно поддакивает собровец. – Эти мрази только увесистый кулак уважают. Били их, бьем и будем бить…
Обычный вечер обычных оперов девяностых годов беспокойного и страшного двадцатого века…
