Американцы приписывают себе оглушительные успехи в наступлении в Европе в 1945 году, но в начале этого года они могли откатиться чуть ли не к морю – откуда начинали летом 1944 года. Это, конечно, не изменило бы общего итога войны, но могло существенно изменить послевоенный расклад сил в Европе.
ПРЕЖДЕВРЕМЕННОЕ ПАРИ МОНТГОМЕРИ И ЭЙЗЕНХАУЭРА
Считается, что к 1945 году Германия настолько ослабела, что даже о почетном мире для нее и речи быть не могло. Англосаксы, порывшись в анналах своей истории, запустили в оборот давний термин «безоговорочная капитуляция», сделав ее непременным условием окончания войны.
Рейх действительно со второй половины 1944 года стал ощутимо слабеть – сказывались напряжение войны, потеря многих завоеванных регионов с их экономикой, нехватка сырья и энергоносителей, а также стратегические бомбардировки территории Германии союзниками. Однако рейх был настолько силен – даже в 1945 году, что такой крупный военный деятель союзников, как генерал Паттон, записал в своем дневнике...
Впрочем, об этом – чуть позже.
А сейчас – об ударе вермахта по союзникам на рубеже 1944 и 1945 годов и в начале 1945 года. Эти последние наступления немцев сегодня оцениваются не очень высоко, да и в реальном масштабе времени Черчилль – на Крымской конференции 1945 года в беседе со Сталиным – заявлял, что Гитлер-де «приготовил паутину, но забыл про паука».
Однако легко было Черчиллю так шутить 4 февраля 1945 года, когда уже более полумесяца успешно развивалось советское наступление на востоке. С середины же последнего месяца 1944 года до середины первого месяца 1945 года союзникам было не до шуток – в декабре 1944 года началась предпоследняя наступательная операция вермахта во Второй мировой войне, Арденнская.
Последней же наступательной операцией немцев стала Балатонская операция марта 1945 года против советских войск в Венгрии, и сравнить ход двух операций было бы поучительно.
Эта статья – не более чем очерк событий, поэтому не буду подробно – вслед за англичанами Лиддел Гартом и Фуллером, немцами Типпельскирхом, Меллентином и Гудерианом, американцами Паттоном, Брэдли и Погью, французом Дарси – расписывать, как осенью 1944 года у Гитлера возник замысел опрокидывающего удара по союзникам…
С таким замыслом якобы не соглашался фельдмаршал Рундштедт, главнокомандующий немецкими вооруженными силами на западе, но в обстановке исключительной секретности началась подготовка наступления, назначенного на 16 декабря 1944 года...
Наступление оказалось для союзников сюрпризом. Накануне Монтгомери – английский командующий – обменивался с Эйзенхауэром – американским командующим – ехидными письмами по поводу заключенного год назад пари на пять фунтов стерлингов. Гитлер предъявил обоим намного более крупный счет, получать по которому он намеревался в Антверпене.
Замысел фюрера позднее оценили как авантюру, но скорее его надо оценить как смелый. Достаточно сказать, что, по свидетельству Лиддел Гарта, на третий день наступления – 19 декабря – немцы находились в полукилометре от огромного склада горючего около Ставло, где хранилось более 11 млн л бензина.
Получи немцы этот жизненно важный для них бензин, все могло бы пойти на западе иначе. Ведь особых боевых качеств союзники не проявили, хотя имели преимущество во всем, и прежде всего – в авиации. После высадки в июне 1944 года в Нормандии англо-американцы к декабрю 1944 года вышли на подступы к Рейну, а далее повели себя пассивно. Похоже, они рассчитывали или на быструю общую капитуляцию Германии, или – что более вероятно – на сепаратный мир с ней.
Конечно, сговор с немцами за спиной СССР вызвал бы в мире бурю протестов и возмущения, но боссы Запада всегда умели успокоить «электорат» – успокоили бы они его, надо полагать, и на этот раз… Однако рейх отнюдь не собирался еще сдаваться, и 16 декабря 1944 года фельдмаршал Рундштедт нанес по союзникам первый мощный удар в общем направлении на Льеж. Фронт союзников был быстро вскрыт, и немцы готовились к полной ликвидации всего его северного крыла.
Хотя фронты – не гуси, на одном крыле им тоже далеко не улететь, а вермахт, разделавшись с союзниками в Северной Франции и Бельгии, не обделил бы своим вниманием и южное крыло рушащегося на глазах союзного фронта. Историк Джон Толанд позднее писал: «75 тыс. американских солдат на фронте от Эхтернаха до Моншау в ночь на 16 декабря легли спать, как обычно... В этот вечер ни один из американских командующих не предполагал всерьез крупного немецкого наступления».
«МЫ ЕЩЕ МОЖЕМ ПРОИГРАТЬ ЭТУ ВОЙНУ…»
Наступательный порыв немцев – особенно частей ваффен-СС – был очень велик. Это видно не только по стрелам наступления на картах обстановки и темпу продвижения, но и по фото- и кинодокументам того времени. Достаточно всмотреться в выражение лица молодого, однако явно опытного в воинском деле плененного союзниками солдата войск СС, чтобы понять: для него война не проиграна, а только начинается всерьез… Ведь этот парень черпал силу уже не в мыслях о Минске, Киеве, Москве и Ленинграде, а в понимании того, что он защищает свою собственную землю.
Союзники панически отступали. Вот картина, описанная американским журналистом Ральфом Ингерсолом, участником и свидетелем боевых действий в Европе: «Немецкие войска прорвали нашу линию обороны на фронте в 50 миль и хлынули в этот прорыв, как вода во взорванную плотину. А от них по всем дорогам, ведущим на запад, бежали, сломя голову, американцы».
Однако потом все изменилось. Улучшение погоды позволило авиации союзников наносить почти безнаказанные бомбовые удары по коммуникациям и войскам, у немцев катастрофически не хватало горючего. Немецкое контрнаступление иссякало.
После войны бывшие генералы вермахта почему-то не оправдывали провал Арденнского наступления помощью англосаксам со стороны «генерала Чистое небо», хотя на Восточном фронте все сваливали на «союзника русских» – «генерала Мороза».
Что реально происходило тогда на Западном фронте, и сегодня понять до конца сложно. Так, по оценке штаба Эйзенхауэра, немецкие потери за время Арденнского наступления составили 220 тыс. человек, а начальник штаба Рундштедта генерал Вестфаль оценивал их после войны в 25 тыс. человек. Расхождение не сказать чтобы незначительное…
Проще обстоят дела с исходными цифрами.
Перед началом немецкого наступления союзники имели на фронте в 640 км 63 дивизии (из них 15 – бронетанковые), 10 тыс. танков, 8 тыс. самолетов. Плюс – резервы.
Немцы имели 73 дивизии (в том числе 11 танковых) и 3 бригады. Некомплект ряда дивизий составлял при этом 30–40%.
В ударную группировку вермахта входили войска группы армий «Б»: 6-я танковая армия СС обергруппенфюрера СС Дитриха, 5-я танковая армия генерала Мантейфеля и 7-я армия генерала Бранденбергера. Группировка имела около 900 танков и 800 самолетов авиационной поддержки – по данным советской «Истории Второй мировой войны». По данным же, например, англичанина Дж. Фуллера, в группировке насчитывались 1000 танков, 3000 самолетов и «много тысяч автомашин».
Как ни считай, общее соотношение сил было для немцев малоутешительным. Тем не менее успех они иметь могли, причем – успех решающий. Впоследствии генерал Гальдер заявлял, что силы, использованные для наступления в Арденнах, «были последними грошами обнищавшего человека», но явно при этом прибеднялся – силы у немцев тогда еще были, и крупные.
После войны генералитет вермахта собственные грехи свалил на Гитлера. Однако Гитлер не был лишен полководческого таланта и вполне умел мыслить стратегически, в том числе – в 1945 году.
Танковый генерал Меллентин утверждает, что накануне советского наступления зимой 1945 года Гудериан якобы предупредил Гитлера 9 января, что «Восточный фронт напоминает карточный домик», но тот якобы «упрямо продолжал думать, что подготовка русских – всего лишь гигантский блеф». На самом деле гигантским генеральским блефом является приведенное выше утверждение… В действительности Гитлер еще 4 декабря 1944 года в письме главе венгерского фашистского правительства Ференцу Салаши писал, что очень скоро резервы, имеющиеся на западе, потребуются для переброски на восток, так как «русские в самое ближайшее время начнут гигантское наступление против Восточной Пруссии и Верхней Силезии».
Собственно, и наступление на западе Гитлер планировал провести до того, как возникнет необходимость в отражении наступления на востоке, для чего понадобились бы войска, снимаемые с Западного фронта. Однако решительного прорыва не получилось, положение стабилизировалось. Не смирившись с мыслью, что рейху не удалось вернуть себе инициативу на западе, Гитлер санкционировал новое наступление, начавшееся 1 января 1945 года и вначале давшее хорошие результаты.
На Западном фронте все опять повисло на волоске не только для немцев, но и для союзников. Тогда-то, 4 января 1945 года, командующий 3-й американской армией генерал Джордж Паттон и записал в своем дневнике: «Мы еще можем проиграть эту войну».
ПОЧТИ КАК В 1914-М, НО – УСПЕШНО
Со временем вереницы пленных немецких солдат уже перестали быть чем-то особенным. Фото Федерального архива Германии. 1945 год
6 января 1945 года Черчилль направил «маршалу Сталину» следующее послание:
«На западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного Командования могут потребоваться большие решения. Вы сами знаете по Вашему собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной утери инициативы. Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях.... Я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление в районе Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января и в любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть… Я считаю дело срочным».
Сталин, получив эту просьбу о помощи, отчаянность которой была лишь слабо завуалирована сухостью изложения, 7 января 1945 года ответил так:
«…Очень важно использовать наше превосходство против немцев в артиллерии и авиации. В этих видах требуется ясная погода для авиации и отсутствие низких туманов, мешающих артиллерии вести прицельный огонь. Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению. Однако, учитывая положение наших союзников на Западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам».
В некотором смысле зимой 1945 года повторялась ситуация осени 1914 года, когда кровью наступления русской армии Самсонова был обеспечен успех союзников во Франции. Теперь, конечно, все было иначе – наступать мы вскоре собирались и так. Но британцы и американцы считали возможным наступать лишь тогда, «когда будет пришита последняя пуговица к мундиру последнего солдата». Естественно – солдата англосаксонского… А ведь и русским не помешали бы те неделя-другая, которые оставались до начала нашего всесторонне подготовленного наступления на Западе с общим направлением на Берлин.
Однако пришлось наступать – от Балтики до Карпат – раньше, чем намечалось. Надо было спасать союзников от угрозы нового Дюнкерка.
И наше наступление действительно спасло союзников от катастрофы. 12 января 1945 года началась Висло-Одерская операция, и в тот же день немцы были вынуждены прекратить наступление и перебросить на восток 5-ю и 6-ю танковые армии. Позднее 6-я танковая армия будет играть роль тарана на Балатоне, но там ей, что называется, не обломилось.
Противник был не тот.
Заместитель начальника Генерального штаба Красной Армии генерал армии Антонов, докладывая 4 февраля 1945 года на Ялтинской конференции о ходе советского наступления, сказал: «Вследствие неблагоприятных погодных условий предполагалось эту операцию начать в конце января, когда ожидалось улучшение погоды. Поскольку операция эта рассматривалась и подготавливалась как операция с решительными целями, то хотелось провести ее в более благоприятных условиях. Однако ввиду тревожного положения, создавшегося в связи с наступлением немцев в Арденнах, Верховное командование советских войск дало приказ начать наступление не позже середины января, не ожидая улучшения погоды… Наступление было начато в крайне неблагоприятных условиях... что совершенно исключало работу авиации...»
Антонов также прибавил, что артиллерийское наблюдение ограничивалось сотней метров. А ведь мы сосредоточили в полосе прорыва огромное количество артиллерии крупного калибра, и точность стрельбы была очень важна.
Так или иначе, ко времени февральского доклада Антонова успех был достигнут. Но уже 15 января 1945 года Сталин писал Рузвельту: «После четырех дней наступательных операций на советско-германском фронте я имею теперь возможность сообщить Вам, что, несмотря на неблагоприятную погоду, наступление советских войск развивается удовлетворительно. Весь центральный фронт, от Карпат до Балтийского моря, находится в движении на запад. Хотя немцы отчаянно сопротивляются, они все же вынуждены отступать. Не сомневаюсь, что немцам придется разбросать свои резервы между двумя фронтами, в результате чего они будут вынуждены отказаться от наступления на Западном фронте...
Что касается советских войск, то можете не сомневаться, что они, несмотря на имеющиеся трудности, сделают все возможное для того, чтобы предпринятый ими удар по немцам оказался максимально эффективным».
На Крымской конференции в феврале 1945 года Черчилль выразил «глубокую благодарность и восхищение той мощью, которая была продемонстрирована Красной Армией в ее наступлении».
Сталин в ответ сказал, что «зимнее наступление Красной Армии, за которое Черчилль выразил благодарность, было выполнением товарищеского долга». Он также заметил, что «согласно решениям, принятым на Тегеранской конференции, Советское правительство не обязано было предпринимать зимнее наступление». Сегодня это тоже забыто или сознательно заслонено злостными и злобными мифами о сути и значении действий Красной Армии в 1945 году и вообще в той войне.
Но это было!
Удивительно при этом вот что… Казалось бы, ситуация вокруг «арденнского синдрома» настолько выигрышна для нас, что этот яркий пример выполнения своего союзнического товарищеского долга надо было включать в школьные учебники истории. Однако даже в советской академической «Истории Второй мировой войны» 70-х годов арденнские коллизии были описаны как с самого начала для немцев проигрышные. Но тогда получается, что не таким уж и значительным был факт ускорения советского зимнего наступления в 1945 году?
«Скромность» со стороны авторов капитального советского труда странная, уходящая, впрочем, корнями еще в хрущевские времена, поскольку в изданной в 1957 году МИДом СССР и Политиздатом «Переписке Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.» отсутствуют как письмо Черчилля Сталину от 6 января 1945 года, так и ответ Сталина.
Понятно, почему о значении советского наступления на востоке для спасения союзнического фронта на западе помалкивают Фуллер, Лиддел Гарт, Меллентин, Типпельскирх, Гудериан, Погью, Дарси и прочие западные историки. Понятно, почему американский генерал Брэдли с ловкостью шулера объясняет успех советского зимнего наступления «стратегическим влиянием успеха союзников в Арденнах».
Но почему этому не дали жесткий отпор советские военные историки? И почему не расставлены все точки над «i» даже сегодня?..
СИЛЬНЫЕ ДУХОМ СЫНЫ РОССИИ…
Нам, повторяю, есть чем гордиться – в Европу пришли не «Иваны в лаптях», а сильные духом воины, которым противостоял все еще сильный противник.
Союзники – даже оказываясь в Европе под реальными бомбами, снарядами и пулями – относились к войне скорее как к игре. Чтобы убедиться в этом, достаточно почитать мемуары их генералов. Немцы же, противостоявшие им на западе, знали, за что воевали – за Германию. Фельдмаршал Рундштедт, вступая в должность командующего войсками на западе, заявил, что будет бороться «за выигрыш времени для подготовки своего наступления с целью ликвидации угрозы немецкой земле». Рундштедт – это «верхи» вермахта.
А вот армейский «низ» – показания пленного обер-лейтенанта Эриха Лиса, командира 7-й роты 112-го моторизованного полка 20-й танковой дивизии, приведенные в информации разведотдела штаба 5-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта от 9 марта 1945 года. Лис заявлял: «Сверху нам говорят, что придет и наше время. Будут созданы новые соединения. Эти соединения выбросят русских из Германии».
В цитируемой информации разведотдела 5-й гвардейской армии приводятся разные мнения – это был уже, как-никак, март 1945 года. И если пленный командир роты лейтенант Хольц был убежден: «Война будет закончена в этом году нашей победой», – то пленный фольксштурмист Кройс Корнел признавал: «Успехи Красной Армии... приводят солдат в ужас... Поражение Германии убивает дух немецкого солдата, в то время как русских их успехи только лишь ободряют».
Однако дух сопротивления в немцах угасал лишь постепенно. Под новый 1945 год генерал Меллентин вновь попал на фронт – командовать 9-й танковой дивизией. Позднее он писал: «В большинстве своем мои солдаты были австрийцами, и, несмотря на большие потери, их боевой дух был еще высок».
Это австрийцы!
Что уж говорить об «имперских» немцах!
По-настоящему немцы были сломлены только в конце апреля – сломлены не столько материально, сколько морально. На этот счет можно приводить много доказательств, но сошлюсь на мемуары дважды Героя Советского Союза маршала авиации Савицкого. Как раз в последних числах апреля 1945 года он неожиданно получил возможность наблюдать с земли наземный же бой и даже участвовать в нем.
Организуя взаимодействие с танковой армией генерала Богданова, Савицкий заночевал с начальником штаба армии генералом Радзиевским в селе под Бранденбургом, и в результате им пришлось ввязаться в ночной бой нашей танковой роты с батальоном немцев. Позднее Савицкий вспоминал:
«Втроем, с оказавшимся рядом офицером и солдатом, я поднялся на второй этаж пустого... дома. Радзиевский с двумя другими офицерами остался внизу... Я выбил раму прикладом. Площадь была как на ладони. Залитая желтоватым лунным светом, она превратилась в поле боя. Можно было легко отличить наших солдат от немецких. И не только по цвету формы. Как-то иначе наши ребята вели бой, споро и деловито. Будто не со смертью поневоле в орлянку играли, а выполняли привычную, хотя и трудную работу».
Вскоре эта ратная работа должна была закончиться. Но для того, чтобы это стало фактом, надо было воевать до последнего дня войны. А порой – и после него.
На Западе об Арденнской операции написано много, но не так уж много – правдивого. И забавно, например, читать некоторые места мемуаров знаменитого Отто Скорценни, командовавшего в Арденнской операции особым подразделением «коммандос» под маркой 150-й танковой бригады.
Есть и более чиновные, а одновременно и более забавные примеры. Так, уже после войны фельдмаршал фон Рундштедт, оправдывая свой провал в Арденнах, заявил английскому военному историку Лиддел Гарту, что во время Арденнского наступления «единственными войсками, которыми ему (Рундштедту. – С.Б.) было разрешено распоряжаться, была охрана, стоящая против его штаба».
Нет, в конце 1944 года и в начале 1945 года на Западном фронте командовали и распоряжались германские генералы, не утратившие ни полноты власти, ни способности выигрывать – при везении – битвы. В то время многие генералы Западного фронта, а также их подчиненные, не утратили еще веры и в то, что они способны выиграть войну или по крайней мере удержать ситуацию от катастрофы. Лишь когда это не удалось, начались послевоенные генеральские и фельдмаршальские побрехушки типа той, о которой рассказано выше.
А ведь если бы не русское наступление – катиться бы союзникам от Арденн до Парижа и дальше. В море бы их не сбросили, но вряд ли союзники смогли бы тогда продвинуться в Германии так далеко, как они продвинулись. И еще вопрос – были бы наши успехи в 1945 году оплачены тогда большей русской кровью, чем вышло на деле? Ведь необходимость противостоять более мощным силам немцев компенсировалась бы более подготовленным нашим ударом, нанесенным в благоприятной погодной обстановке.
