«Значные» чувствовали себя как завоеватели в только что покорённом крае. Их не оставляло ощущение, что они выступают в качестве временщиков, волею судьбы вознесенных на вершину власти. Поэтому старались воспользоваться этим временем и обогатиться. В любой момент случай мог погубить их счастье.
Когда 1672 г. в ссылку отправили гетмана Демьяна Многогрешного, правительство, опасаясь возможной смуты, послало в различные места Малой России специальных представителей с целью изучения настроений населения и его реакции на событие. Вернувшись, посланники сообщили, что «за гетмана никто не вступается, говорят и про всю старшину, что им, черни, стало от них тяжело, притесняют их всякою работаю и поборами…» Кроме того, про старшину говорили, что если бы не солдаты великого государя, «то всю бы старшину побили и пограбили…»
Также ненавидели и не подчинявшегося Москве гетмана Правобережной Малороссии Петра Дорошенко (1665—1676). Гетман всё своё правление ориентировался на Османскую империю и Крымское ханство, что вызывало постоянные войны с Речью Посполитой, Россией и Левобережной Малороссией. Край постоянно наводняли поляки, крымские татары, османы и различный разбойничий сброд. Чигирин был превращён в настоящий центр по продаже людей в рабство. По городам и селения не было продыху от крымских татар. По этой причине Дорошенко все ненавидели. В итоге его деятельность привела к тому, что Правобережная Малороссия пришла в состояние, близкое к пустыне.
Не меньшую ненависть вызвал и Мазепа. Начальник Стрелецкого приказа Шакловитый, который в 1688 г. посетил Малороссию по поручению царевны Софьи с милостивым словом к гетману и тайным поручением проведать о его верности, сообщал, что в поступках Мазепы нет наклонности к измене, но население его не любит. Ему не доверяют, считают, что он «душою поляк» и ведёт тайную переписку с польскими панами. Переход же Мазепы на сторону шведского короля вызвал к нему всеобщую народную ненависть. Его называли не иначе как «проклятый Мазепа», «проклятый пес Мазепа» и т. д.
Фигуры гетманов, выражая в себе основные черты господствующего в крае социального слоя, лишь аккумулировали на себя ту откровенную ненависть, которую народ питал к старшинам, мечтая о её уничтожении. И население Малой России неоднократно предпринимало попытки уничтожения «значных». Так, в 1663 году на «чёрной раде» в Нежине гетманом был избран Брюховецкий, а его соперник Яким Сомко (Самко) и его товарищи были убиты. Этот конфликт привел к избиению новоявленной «знати». Народ удалось успокоить только через несколько дней.
Боязнь собственного народа была настолько велика, что казачья старшина всеми силами старалась изменить систему выборов, чтобы на них присутствовали только заранее подобранные «представители» казачества. Весной 1672 года старшина провела специальное совещание в Батурине. На нём приняли челобитную к государю, в ней старшина просила царя провести выборы нового гетмана без рядового казачества, крестьян и мещан, чтобы не было какой-нибудь смуты. Попросили также прислать войска, чтобы в случае беспорядков они защитили старшину. Кроме того, раду предлагали провести в Конотопе, поближе к уездам Великой России, чтобы была возможность быстро сбежать вглубь России. Правительство выполнило желания старшины. Причем выборы пришлось проводить в пожарном порядке, втайне от народа. Так выбрали Самойловича.
Выборы следующего гетмана вообще провели в обозе русской армии, которая возвращалась из Крыма. Падение Самойловича вызвало народные волнения. Казаки и мужики совершали нападения на знатных и торговцев. Казаки гадячского полка вообще подняли бунт, убили своего полковника и начали истреблять других «значных». Только вмешательство солдат остановило бунт. Главнокомандующий русской армией князь Голицын решил не тянуть с выборами, чтобы избежать новых вспышек народного недовольства. Из 50-тыс. малороссийского войска тщательно отобрали выборщиков: 800 конных и 1200 от пехоты. Они единогласно провозгласили гетманом Мазепу.
Гетманы и старшины не верили рядовым казакам. Уже при гетмане Иване Выговском (с 1657 по 1659 год) опорой гетманской власти стали служить отряды иностранцев — немцев, сербов, валахов и даже поляков. В дальнейшем процесс опоры на наёмников только усиливался (ещё одно сходство с современной Украиной). С 1660-х годов не только гетманы, но и полковники стали заводить себе «компании» — наёмные отряды. Наряду с казачьими полками формируются полки «сердюцкие», составленные исключительно из иностранцев (в основном из поляков). Дорошенко имел до 20 тыс. сердюков. Мазепа также имел при себе несколько таких полков. Современники отмечали, что гетман Мазепа постоянно при себе имел только «полки охотницкие, компанейские и сердюцкие», надеясь на их верность, и в этих полках нет ни одного человека природного козака, все поляки».
О причинах ненависти народа к малороссийскому «шляхетству»
Таким образом, между «знатью» Малой России и остальным населением существовал непримиримый антагонизм, настоящая внутренняя война. Казачья старшина захватила все плоды народной победы в войне 1648-1654 гг. и стала настоящим проклятием освобождённой от поляков Малой России, доведя её до Руины. «Русское панство» заменило польское магнатство, сохранив те же понятия и традиции, которые господствовали в Речи Посполитой. Новая господствующая социальная группа захватила земли изгнанных польских панов, стала претендовать на владение их бывшими крепостными и на наследование политической власти магнатства.
Понятно, что это вызвало ненависть народа к самозванным господам. Универсал Хмельницкого и характер освободительной войны обещали народу распространить права казаков на все южнорусские земли и изгнать панов навсегда. Однако народ был обманут в своих ожиданиях. Сразу после разгрома поляков, казацкая старшина стала превращаться в новое шляхетство по образу и подобию польского, то есть с сохранением и даже развитие наиболее худших черт польского дворянства. Уже при Хмельницком те шляхтичи, которые перешли на сторону казаков, получили подтверждения прав на владение селами. Старшины за воинские заслуги стали получать села. Новые землевладельцы, особенно крупные, стали пользоваться своим положением для развития новых крепостных отношений. С одной стороны, они стремились подчинить себе и усмирить крестьян, отписанных им гетманами сел, с другой, старались превратить в крестьян казаков, пользуясь отсутствием точного разграничения между двумя сословиями.
Это был типичный самозахват, присвоение чужой собственности. Народ возмущался и подавал в Малороссийский приказ многочисленные жалобы. Люди жаловались на самоуправство «значных». Однако шла война, и правительство закрывало глаза на эти нарушения. Государственная поддержка вселяла уверенность и поощряла казачью старшину на новые захваты. Они уже не только села, но и города воспринимали как свою собственность, облагая их произвольными платежами и податями.
Интересно, что новые землевладельцы довольно часто доказывали свои права с помощью Литовского статута — свода законов Великого княжества Литовского, то есть опираясь на законы Речи Посполитой, против порядков и законов которой и воевал народ. В своей третьей редакции (1588 г.), уже после заключения унии с Польшей, Литовский статут предусматривал полное закрепощение крестьян. Опираясь на польские законы, старшина старалась провести в жизнь принципы сословности и шляхетских привилегий. Старшина рассматривала себя как шляхетское сословие — термин «малороссийское шляхетство» с середины XVII столетия прочно вошёл в официальный язык. Старшина стала претендовать на такие же права и привилегии в Малороссии, какими раньше пользовалась польская шляхта. Народные массы при таком строе превращалась в бесправных «хлопов».
Понятно, что это вызывало активное сопротивление простых казаков, крестьян и мещан. Ссылки на законы Речи Посполитой не имели веса в народе. Новоявленных «малорусских панов» народ воспринимал однозначно: как банду ненавистных выскочек, которые пытаются захватить то, что им никогда не принадлежало и не может принадлежать. Собственность, присвоенная «значными», и в особенности владение крестьянами, с точки зрения народа не имели под собой никаких законных оснований, так как фактически были захвачены, «взяты саблей». Это вопиющее противоречие между притязаниями казачьей старшины и отсутствием какой-либо опоры на обычай или закон было очевидно всем.
Гетманы в качестве высших должностных лиц Малороссии не только не препятствовали нещадной эксплуатации и грабежу местного населения, но и поощряли, часто сами были в первых рядах воров и грабителей. Киевский воеводы Шереметьев о гетмане Брюховецком доносил в 1666 г.: он «очень корыстолюбив… во всех городах многие монастырские маетности (имения), так же и мещанские мельницы отнимает; да он же, гетман, со всех малороссийских городов… с мещан берёт хлеб…» О повальном грабеже города сообщал и переяславский воевода Вердеревский.
Гетман Многогрешный также оправдывал свою фамилию. Без удержу грабил и гетман Самойлович. Понятно, что пример гетманов разжигал аппетиты старшины до невероятных размеров. Алчность новой знати не знала границ, переходя границы элементарного инстинкта самосохранения. В погоне за наживой многие «значные» теряли даже то, что с большим трудом и риском смогли приобрести, иные лишались и головы. И всё равно они не могли остановиться. Жили сегодняшним днём, стремясь обогатиться любыми способами, не гнушаясь самыми грязными и кровавыми.
Из крестьян выжимали все соки, что привело к повальному бегству из Гетманщины. К концу XVII столетия это движение достигло своего пика. Если ранее, спасаясь от поляков, крымских татар и турок, русские целыми городами и уездами уходили с правого берега Днепра на левый, то в гетманство Мазепы переселение приобрело обратное направление. Если после Руины (гражданская война в период между 1657 и 1687 годами) Правобережная Малороссия представляла собой совершенную пустыню, начисто лишенную населения, то теперь там заново возникли многочисленные слободы, куда поляки заманивали людей обещанием всевозможных льгот и освобождением от повинностей на определённое число лет. Царь Пётр в 1699 году был вынужден обратиться к польскому королю с просьбой — не дозволять коронному гетману и местным панам заселять Правобережную Малороссию. Тогда же царь поручил гетману Мазепе усилить строгость надзора, чтобы люди не сбегали в слободы на правую сторону Днепра.
Однако это не могло остановить массовое бегство населения. Хищничество новой знати вынуждало людей снова бежать под власть поляков. А польские власти были рады заселить пустующие земли, предоставляя на первых порах льготы новоприбывшим. Не менее интенсивно люди бежали из Гетманщины в Слободскую Украйну и соседние великорусские уезды. Но движение в эту сторону было затруднено энергичными действиями местных властей. По сути, свой неимоверной жадностью и циничным ограблением народа «малорусское шляхетство» обрекало Малороссию на обезлюживание, социальный протест, нищету и хозяйственную разруху.
Москва способствовала этому процессу, активно поддерживая «малороссийское шляхетство». Опять же и здесь видна аналогия с современной Украиной и РФ: Москва более двух десятилетий экономически поддерживала украинские власти и украинскую «элиту», олигархию, давая хищникам спокойно грабить простой народ и пользоваться «трубой», идущей в Европу, да и другими способами поддерживала украинскую верхушку. Итог печален — новые украинские «значные» предали народ, перешли на сторону США и Евросоюза, устроили террор против тех русских, которые открыто сопротивляются политике информационного, социально-экономического геноцида. А Малороссия превращается в плацдарм для войны с Россией.
Российское правительство практически всегда шло навстречу материальным вожделениям старшины, щедро одаривая её новыми поместьями и многочисленными льготами. Почти каждый гетманский визит в Москву сопровождался выдачей очередной порции жалованных грамот на села, мельницы, земельные владения и различные промыслы. При Мазепе был фактически завершён процесс закрепощения южнорусского населения, растянувшийся более чем на полвека. Мазепа универсалом 1701 г. принудил всех крестьян, даже живущих на своих участках, к еженедельной двухдневной барщине (панщине) в пользу старшин-помещиков.
Об огромных масштабах воровства и эксплуатации населения в Гетманщине красноречиво говорит тот факт, что Мазепа, убегая вместе со шведами из-под Полтавы, предусмотрительно взял с собой столько денег, что смог ссудить самому шведскому королю 240 тыс. талеров. А после смерти оставил 100 тыс. червонцев, бесчисленное количество драгоценностей, золота и серебра.
Именно во время гетманства Мазепы обогащение «значных» (знатных) за счёт остального населения Малой России и закрепления за ними привилегированного статуса достигло высшей степени. Мазепа сознательно формировал «малорусское шляхетство». В Малороссии окончательно сложились две противостоящих группы: шляхетство и «чернь». Гетман настойчиво приглашал на службу польских шляхтичей и составил из них почётный отряд («гетманские дворяне»). Мазепа пытался создать ядро наследственного дворянства в Малороссии. При Мазепе же достиг пика начавшийся ранее процесс «расказачивания». Гетман поощрял старшин приписывать казаков в число своих тяглых людей и отнимать у них земли. Одновременно строго следили, чтобы крестьяне и мещане не покидали своих сословий и не попали в казачьи сотни.
Казачья верхушка с момента Переяславской рады стремилась ввести крепостное право, уничтоженное в ходе освободительной войны. Причём это крепостное право стремились восстановить по польскому образцу. Заимствовать его в России старшины не могли, так как отношения крестьян и дворян там были принципиально иными. В России крестьяне не были бесправными «хлопами». Малорусское шляхетство стремилось скопировать именно польские порядки. Понятно, что социально-экономические отношения, вводимые малорусской старшиной, не могли быть приняты населением. Они строились по польскому образцу, чуждому и ненавистному русским людям.
В результате власть «значных» держалась только на авторитете русского царя, его солдатах, а также саблях иностранных наёмников. «Малорусское шляхетство» не имело социальной опоры. Причём дело было не только в социальном эгоизме и экономическом гнёте, но и ярко выраженном антинациональном характере старшинской власти. Казачья старшина фактически заново создала оккупационный режим, который душил русский народ чуждыми социально-экономическими порядками.
Как отмечает исследователь Сергей Родин («Отрекаясь от русского имени. Украинская химера»), Гетманщина была скроена по образцу панской Речи Посполитой, «отличаясь жестокостью, бесчеловечной эксплуатацией, правовым беспределом, беспрецедентной коррупцией и постоянной угрозой измены…» Поэтому подавляющая часть населения выступала за уничтожение Гетманщины и установление в Малороссии той системы социально-экономических отношений, которые были характерны для остальной России. Причем эти требования появились сразу же после смерти Богдана Хмельницкого. Царский гонец Иван Желябужский, вернувшись из Малороссии в 1657 г., доносил, что казаки и мещане выражают недовольство гетманским правлением. Они неоднократно говорили послу, что «было бы хорошо, если бы великий государь прислал в Малороссию управлять краем своих воевод». В дальнейшем эти требования не раз были повторены.
Нельзя сказать, что в Москве не понимали опасности ситуации. Однако нарушить сложившийся порядок так и не решились. Фактическая власть принадлежала «значным», они имели в руках военную и экономическую силу. С этим приходилось считаться. К тому же они были опасны постоянной готовностью опереться на внешних врагов России: поляков, крымских татар, османов и шведов. С шатанием и хищнической сутью «малороссийского шляхетства» центральное правительство из-за внешней угрозы было вынуждено смириться. Только при Екатерине Великой, когда шел процесс присоединения и освоения Северного Причерноморья, созидания Новороссии, при резком ослаблении внешних врагов — Турции, Польши, Швеции, ликвидации Крымского ханства и серьёзном росте военно-экономической мощи Российской империи, давно назревший вопрос о уничтожении Гетманата и устройства Малороссии на общероссийских основаниях будет положительно разрешён.
Что привлекало «малороссийское шляхетство» в польских порядках
Русская власть не могла полностью устроить казачью старшину, так как она сдерживала процесс безудержного грабежа Малороссии и повального закрепощения её населения. Это раздражало старшину и служило источником её постоянной готовности к измене. Польша с её шляхетской вольностью или даже Османская империя (Швеция, Австрия) в качестве удаленного сюзерена, который не будет вмешиваться в дела старшины, представлялись более предпочтительным вариантом, чем Россия. Русское самодержавие пугало старшину.
Польские порядки и жизнь были наиболее привлекательны для малорусских «панов». Здесь старшину более всего привлекали взаимоотношения землевладельцев и крестьян. Крепостное право в Польше начало складываться ещё в конце XV столетия. По статуту 1496 г. крестьяне (хлопы) были лишены личной свободы. Единственный сын крестьянина не имел права покидать господских владений, был прикреплен к земле. Если в семье было несколько сыновей, только один из них сохранял право отправиться в город для получения образования и обучения ремеслу. Статут 1505 г. прикреплял к земле крестьян уже без всяких исключений. До 1543 г. сбежавший крестьянин мог откупиться от возвращения. Статут 1543 г. запретил денежный откуп, помещики получили право не только взыскать денежные потери, но преследовать сбежавшего. С этого же времени помещик мог продавать, закладывать, дарить и завещать крестьян, с землей или без, с семьей или одного. Это было полное закрепощение. Освобождение крестьянина теперь зависело только от воли помещика. Земля была в собственности шляхтича. Крестьянин был пользователем земли и нёс за неё повинности, род и количество которых полностью зависело от шляхтича. Крестьянин должен был покупать товары, которых не было в натуральном хозяйстве (соль и пр.), только в хозяйской корчме, а продукты своего хозяйства сдавать только в панскую усадьбу. Зерно молотили на господской мельнице, орудия труда покупали и чинили в господской кузне. Свобода заработка также была ограничена. Число крупного и мелкого скота было оговорено, как и ткачество крестьян. Существовало множество и других ограничений свободы крестьян, и уловок, которые обогащали господ.
Крестьяне не имели права являться в суд без своего помещика и жаловаться на своего пана. Помещик вершил суд над крестьянами лично или через своих комиссаров. Помещики могли применять пытки во время следствия и применять все виды наказаний, вплоть до смертной казни. Помещик мог казнить хлопа и никому не давал отчёта. Шляхтич мог убить и чужого крестьянина, и большинстве случаев оставался без наказания. Разве что возмещал материальный ущерб хозяину. Польское крепостное право было исключительно жестоко и бесчеловечно к крестьянам (подавляющему большинству населения). По сути, это было рабовладение. Жизнь хлопа ценилась настолько низко, что собака была порой дороже. Именно такую бесчеловечную и изуверскую систему и хотели ввести малорусские «паны». Они мечтали быть полными господами в Малой России.
При этом паны сами не хотели и не умели управлять поместьями. Они в подавляющем большинстве «красиво жили» — прожигали жизнь, проводя её в различных развлечениях. Жили и веселились во дворцах, в крупных городах и столице, уезжали за границу, где поражали иностранцев своей роскошью (созданной за счёт беспощадного грабежа простого народа). Паны отдавали как родовые, так и коронные, пожалованные в пожизненное владение поместья в управление приказчикам, обычно евреям (жидам). Поэтому жиды, вместе с поляками стояли в первых рядах врагов южнорусского населения. Во время восстаний их истребляли беспощадно. Евреи, получая в аренду имение, получали все права помещика, вплоть до права смертной казни. Понятно, что для того чтобы отбить расходы — арендную плату, приказчики эксплуатировали крестьян беспощадно.
Особенно тяжело было русским крестьянам. Всё же польские «хлопы» были своими по крови и вере. Они молились в одних костёлах вместе с шляхтичами, говорили на одном языке, имели общие обычаи, традиции и праздники. Издеваться над верой, национальностью и традициями польских «хлопов» помещик не мог, сдерживал он в этом отношении и евреев. Иное дело русские: по отношению к ним социально-экономический, правовой беспредел дополнялся религиозной и национальной дискриминацией. Жизнь русских крестьян под властью панов и евреев превращалась в ад. А участие евреев в экономической жизни, оккупированной поляками Малой России, была огромна. Так, к 1616 году более половины принадлежащих Польше русских земель арендовалась евреями. Только у князей Острожских было 4 тыс. евреев-арендаторов.
За счёт полного ограбления крестьянства паны могли вести беспечную, «красивую» жизнь. О расточительстве и роскоши польской шляхты ходили легенды. Иностранцев удивляло, что обыкновенный обед в панском дворце походил на королевский пир в какой-нибудь западноевропейской стране. Серебряная и золотая посуда, множество кушаний и яств, иностранные вина, музыканты и толпы слуг составляли обязательный порядок панского обеда. Расточительность господствовала и в одежде, все старались поразить окружающих своим богатством. Бережливость считалась плохим тоном. Каждый пан и магнат имел множество прихлебателей, товарищей. Они существовали за счёт своих господ и ничего не делали. Паны и пани окружали себя и толпами дворянок. У некоторых магнатов существовали целые «гаремы», по примеру знатных мусульман. После того как девушка надоедала, её пристраивали — отдавали замуж за более бедного «товарища», скрашивая порченный товар подарками. Таких дармоедов при дворах наиболее крупных магнатов насчитывалось по несколько тысяч. Магнаты имели целые собственные армии и их союзы (конфедерации) сажали своих королей на трон.
На пустую роскошь и увеселения уходили огромные деньги. А на оборону границ или выкуп пленных из турецкого плена денег всегда не хватало. Деньги брали у еврейских ростовщиков. Брали под огромные проценты, без всякой надежды когда-нибудь выбраться из долговой кабалы.
Фактически блеск и роскошь польской шляхты скрывали его духовную убогость, социальный паразитизм и хищничество. Речь Посполитая спускала огромные средства на развлечения. При этом денег не хватало на нужды армии, когда требовалось отразить удар внешних врагов, на надежную защиту границ и другие первоочередные нужды. Само шляхетство находилось в финансовой зависимости от еврейства, хотя и презирало его. Паны и шляхта предпочитали проводить жизнь в удовольствиях, путешествиях по европейским городам, удивляя тамошний народ безумной роскошью и тратами. Да и в самой Польше, особенно в Варшаве и Кракове, пиры, балы и театры шли непрерывной чередой. Всё это привело к полному закрепощению и ограблению большей части населения — крестьянства. В итоге это привело к гибели Речь Посполитую. Она полностью разложилась.
Именно эту систему и мечтали скопировать малорусские «паны». Они также хотели пировать и ездить по границам, ни за что не отвечая. Хотели полностью закрепостить крестьян и рядовых казаков, превратить их в «хлопов» — бесправных рабов, «двуногие орудия». Естественно, что народ отвечал на это лютой ненавистью. Сбросив ярмо польского и еврейского господства, русские люди не собирались снова стать рабами новоявленных хозяев. Это и вызвало внутреннюю нестабильность Малороссии. Народ ненавидел «новое шляхетство», а старшина хотела полной вольности (безответственности), которой мешала власть русского царя.
Надо сказать, что в будущем, в эпоху дворцовых переворотов, ущербная психология польских панов и «малорусского шляхетства» получит значительное распространение и в среде русского дворянства. В это время был принят западноевропейский идеал благородного человека. Это станет одной из предпосылок гибели Российской империи.
В современном русском мире духовная убогость и социальный паразитизм «элиты» привели к гражданской война в Малороссии и создают страшную угрозу будущему Российской Федерации.
