Главным тактическим свойством подводных лодок является скрытность. С учетом этого, резкое увеличение эффективности средств их поиска и поражения за последние четверть века жестко поставило вопрос пересмотра облика современных и перспективных подлодок, их роли и моделей применения в современной войне.
Вышедшая в октябре статья «Что спросить у «Ясеня»?» вызвала большой резонанс и обсуждение. Наиболее острая реакция была по информации о «прорывных средствах поиска подлодок на самолетах ВМС США» продемонстрированных на одном из прошлых учений Северного флота, – вплоть до заголовков в СМИ «США отыскали «невидимые» российские подлодки». Однако это было совсем не «американской находкой», а … нашей (!), – так называемые «нетрадиционные» средства поиска подлодок. Не смотря на то что по теории этого вопроса наука спорит до сих пор (вплоть до прямого отрицания), фактом остаются целый ряд успешных обнаружений и поисковых операций выполненных противолодочными самолетами авиации ВМФ с «специальной настройкой» обычных поисковых РЛС «Инициатива» (1960-х годов разработки), обеспечивавшей обнаружение погруженных подлодок по «следам» на поверхности.
Сомневающимся можно привести еще пример, – журнал «Гангут», статья советского начальника отдела перспективного проектирования ЦНИИ им. Крылова А.М. Васильева с оценкой этого вопроса последним советским Заместителем Главкома ВМФ по кораблестроению и вооружению адмиралом Новоселовым: … на совещании не дал слово начальнику института, рвавшегося рассказать об экспериментах по обнаружению всплывшего следа подлодки с помощью РЛС. … Уже много позже, в конце 1989г.,. спросил его, почему он отмахивался от этого вопроса. На это Федор Иванович отвечал так: «Об этом эффекте я знаю, защититься от такого обнаружения невозможно, так зачем расстраивать наших подводников»?
Возникает вопрос – а в отношении военно-политического руководства страны также действует принцип «не надо расстраивать»? Вопрос весьма актуальный, с учетом огромных наших материальных и финансовых вложений в подплав.
Сегодня мы имеем резкий рост («революцию») возможностей противолодочных сил (и особенно авиации), которые ставит крайне жесткие вопросы по облику современных подлодок, их тактике, оружию. И с этими вопросам (как и с другими новыми условиям подводной войны) необходимо объективно разбираться, в т.ч. с проведением специальных НИР, испытаний, исследовательских учений. И только после проведения этой работы может быть поставлен вопрос по началу технического проектирования и создания атомоходов 5 поколения! Иначе мы завтра получим не современные (перспективные) корабли 5 поколения, а «тюнинг» четвертого (а то и 3 поколения) с крайне ограниченной боеспособностью.
Здесь есть еще один аспект – а нужно ли ставить такие острые «специальные вопросы» в публичных СМИ? Это зависит от ситуации, но в той что сегодня мы имеем с ВМФ РФ, когда многие критические проблемные вопросы «давятся» и «лакируются», когда на вооружение под видом «новых и перспективных образцов ВВСТ» поставляется порой «антиквариат» (причем без проведения полноценных испытаний), иного не остается. Наши проблемы не в «технике», а в «организации», – нежелании объективно оценивать обстановку и принимать трудные, но необходимые решения. Патриотизм – это «лакирование» и сокрытие «неприятной правды», а способность объективно видеть проблемы и обстановку, жестко ставить и решать, в т.ч. «тяжелые» вопросы обороноспособности страны.
Наглядный пример этой ситуации – многократно упомянутая цитата контр-адмирала Луцкого о проблемах противоторпедной защиты наших подлодок 4 поколения! Об этом знали и знают все объективные специалисты, вопрос многократно ставился на всех уровнях. Однако «удивительным образом» крайне дорогостоящий и малоэффективный «антиквариат» о котором писал Луцкий в «Морском Сборнике» 2010 г. до сих пор закупается ВМФ (находится в свежих тендерах на сайте госзакупок)!
Ниже приведены основные проблемные вопросы скрытности и перспективного облика подводных лодок и их краткая характеристика.
Скрытность подводных лодок
Скрытность по первичному гидроакустическому полю («малошумность»). Характеризуется уровнями широкополосных шумов (ШШ) и узкополосных дискретных составляющих (ДС) спектра, причем крайне важным фактором сегодня является сохранение низких уровней ШШ и ДС на повышенных скоростях движения и на больших глубинах (при обжатом давлением прочном корпусе и средствах акустической защиты подлодок).
Вопреки рекламным заявлениям некоторых лиц и организаций, имело и имеет место заметное отставание наших подлодок от западных по малошумности (особенно на повышенных скоростях), однако, с учетом достигнутых низких уровней шумности современных подлодок эта разница не велика и при грамотных тактических действиях наших подлодок позволяло на достойном уровне действовать против «оппонентов». Подчеркну – реальный успех целого ряда успешных боевых служб и поисковых операций наших подлодок (уступавших «оппонентам» по шумности) был обусловлен в первую очередь их грамотными тактическими действиями (в т.ч. на уровне «военной хитрости»).
Вместе с тем, с учетом всех реальных проблем нашего машиностроения достижение и поддержание в серии достигнутых (низких) уровней шумности наших подлодок является выдающимся достижением нашей промышленности (и сделано это было в весьма неравных условиях). Сегодня главным направлением снижения шумности подлодок должно быть не уменьшение «спецификационных уровней» шумности (которые и так низки), а расширение «диапазона малошумности» по скорости и глубине.
Скрытность по вторичному гидроакустическому полю («гидролокационная заметность»). С учетом широкого распространения новых активных низкочастотных систем поиска (в т.ч. многопозиционных) роль фактора малой гидролокационной заметности сегодня становится исключительно важной (в ряде случаев – более приоритетной чем малошумность). Новые средства обеспечивают эффективное обнаружение даже полностью обесшумленных подлодок. В этом вопросе ключевыми являются размеры, форма и конструкция корпуса, наличие специальных поглощающих покрытий (или средств активной компенсации).
Здесь же возникает вопрос архитектуры корпусов новых подлодок. Обычно о преимуществах однокорпусной конструкции говорят при рассмотрении вопросов малошумности. Однако эта проблема еще более остро встает в условиях активной низкочастотной «подсветки» – когда не только резонируют легкие конструкции корпуса, а значительно увеличивается отражающая способность подлодки за счет отражений от набора наружных (внешних) шпангоутов. И если по вибровозбудимости легких конструкций появились решения за счет применения композитов, то проблема сильного вторичного «отклика» набора (и соответственно увеличенных дистанций обнаружения двухкорпусных подлодок) стоит остро.
Скрытность по «СНЧ полям» (условное название, подразумевающее колебания «столба воды» с подлодкой) зависит от размеров подводных лодок и точности удержания ими глубины и маневрирования в вертикальной плоскости. Ввиду дискуссионности самих теоретических обоснований «нетрадиционных средств», необходимо отталкиваться не от «теории» а от «эксперимента» (фактических результатов в море по реальным целям), однако с этим вопросом необходимо разбираться очень серьезно, в первую очередь с практической стороны – при каких условиях может быть обеспечена скрытность наших подлодок в окраинных морях с малыми глубинами.
Сегодня для подлодок малые глубины (когда-то часто оптимальные для скрытности) стали «проблемной зоной». «Нырять глубже»? Возможно, – если позволяют глубины … Кроме того на большой глубине из за обжатия резко снижается эффективность средств акустической защиты и растет шумность.
При этом регистрация «аномалий» РЛС – только одно из направлений «нетрадиционных способов» поиска, причем имеющее целый ряд ограничений по условиям («эффект нестабилен» – и это мягко выражаясь).
Сегодня, несмотря на значительное увеличение роли неакустических средств обнаружения, гидроакустика продолжает оставаться ключевым способом обнаружения подлодок.
Поля следа подлодки. Вопреки широко распространённому мнению о «не имеющих аналогов» отечественных системах поиска следа, за рубежом имеются свои подобные системы, причем не «исследовательские образцы» а именно серийные, и на подлодках боевого состава.
Эффективность таких западных средств поиска как радиоэлектронная разведка усугублена для наших подлодок грубой конструкторской ошибкой – в погоне за сокращением числа отверстий в прочном корпусе (и выдвижных устройств) мы совместили на одной «мачте» РЛС и станцию радиотехнической разведки (РТР). В результате высокая радиолокационная заметность РЛС демаскирует наши подлодки (в т.ч. последнего поколения) и крайне затрудняет ведение РТР в зоне активного поиска авиации противника.
Кроме того – в последние годы значительно (хоть и существенно менее чем многопозиционные РГАБ) повысилась эффективность магнитометрических средств поиска.
К «классическим» оптическим средствам обнаружения в последние годы добавились лазерные сканеры, обеспечивающие обнаружение подлодок (в т.ч. сверхмалых на грунте) в приповерхностном слое (менее 50-100 м).
С учетом возможностей новых средств поиска задача обеспечения скрытности, не имеет сегодня абсолютных технических решений. Даже полностью бесшумная подложка будет обнаружена за счет низкочастотного активного «подсвета», а высокая поисковая производительность новых средств и возможность их применения с авиации позволяет быстро наращивать противолодочный потенциал в районе «первичного обнаружения» подлодки, практически исключив ей возможность уклонения.
В этих условиях решение проблемы скрытности и боевой устойчивости подлодок возможно только на тактическом и оперативном уровнях. Во многих случаях сегодня наиболее эффективным способом восстановления скрытности обнаруженной подлодки будет тактический, – «убить» носитель противолодочных средств «взявших контакт» с нею.
Очевидно также необходимость включения подлодок в сетецентрическую систему управления и обмена данных на ТВД (причем на «оперативном» уровне). Здесь есть проблема обеспечения скрытности связи, однако скрытность – комплексное понятие, и «включение в сеть» становится сегодня одним из условий обеспечения скрытности подлодок. Фактически именно это сегодня реализуется на западе (в первую очередь в ВМС США).
Вопросы гидроакустики
Вопросы гидроакустики (как в части обнаружения и управления, так и скрытности). Объективно – наша гидроакустика отстает от того что имеют современные западные страны. Однако это отставание технически минимально, а с учетом того для нашей промышленности это соревнование весьма неравное в техническом отношении (например с учетом существенного отставания в мощных средствах обработки информации), мы реально имеем высокий и достойный уровень отечественной гидроакустики. Речь разумеется идет о новых образцах, и сохранение на кораблях ВМФ просто антикварных изделий разработки конца 60х-начала 70х годов прошлого века (причем не прошедших даже минимальной модернизации) – «Рубикон», «Платина», «Шелонь», МГ-89 это просто позор ВМФ. Однако этот достойный уровень мы имеем только в технике. При этом у нас имеет место катастрофическое отставание в внедрении новых (современных) концепций гидроакустических средств и тактики их применения.
Автор этой статьи в 2007 г. выходил с инициативной проверки многопозиционных и «подсветных» режимов работы современных гидроакустических средств на базе ГАК «Ирбис» подводной лодки К-152 (в т.ч. с участием организаций Академии наук). Дополнительного времени испытаний это не требовало и могло быть выполнено на «фоне» заводских или Государственных испытаний, обеспечив обнаружение иностранных подлодок отслеживавших проведение испытаний К-152 на значительно увеличенных дистанциях. Однако эти предложения вызвали резко негативную реакцию бывшего руководства ОАО «АСЗ» (сбежавшего за границу после гибели людей на К-152) и не были приняты.
Самый серьезный недостаток наших новых противолодочных кораблей с вертолетами – корвета проекта 20380 и фрегата проекта 22350 – нет многопозиционной работы гидроакустических средств (т.е. того что на западе было реализовано четверть века назад), причем доработкой программного обеспечения эту проблему не решить – так как буи вертолета, его опускаемая гидроакустическая станция и гидроакустика кораблей работают в абсолютно разных частотных диапазонах.
Проблема «концептуального отставания» по гидроакустике еще более обостряется в силу нашего непонимания вопросов в вопросах оперативной океанографии (того что для наших «так называемых партнёров» является фундаментом современных противолодочных действий).
Адекватная модель системы оперативной океанографии (аналогична западным)
Учет факторов среды (условий распространения звука) резко повышает возможности сил как по поиску подлодок, так и обеспечению своей скрытности, однако эффективная система требует комплексного рассмотрения вопросов: «датчиков», «моделей среды» и «потребителей» (гидроакустические средства поиска или подлодки обеспечивающие свою скрытность). Логично? Как сказать ….вместо этого у нас есть ряд «разрозненных работ», исследующие факторы «датчиков», «моделей среды» и «потребителей» не просто по отдельности, но часто без какой-либо связи друг с другом. Практическая полезность таких работ крайне низка.
С учетом состояния вопросов скрытности, гидроакустики и общей оперативной обстановки в большинстве тактических ситуаций бой будет начинаться для нас с внезапной атаки нас.
Ключевая проблема подводных дуэлей для нас – «где противник»?
Дуэльные возможности подлодок
Некоторые вопросы активного противодействия авиации были рассмотрены в вышедшей в ноябре 2018 года статье «Нужны ли ЗРК подплаву?».
В «дуэльных ситуациях» надводный корабль – подлодка, в силу значительного нашего отставания в торпедных вопросах у нас сложилась необоснованная надежда на ракеты (ПКР). Однако с момента старта первой ПКР наша лодка фактически теряет скрытность, после чего сильный противник устроит ей «облаву» с авиацией с новыми средствами поиска. Безусловно, что в ситуации «хорошего гидроакустического контакта» с подлодкой у корабля с противолодочными ракетами (ПЛР), счет идет буквально на секунды, и здесь «быстрый ракетный удар» для подлодки безальтернативен («упредить в применении оружия»).
Вместе с тем сегодня имеются технические возможности выполнения скрытных торпедных атак с большой дистанции (из-за пределов зоны противолодочной обороны цели), и в новых образцах торпедного оружия на западе это реализовано (за счет высоких транспортных характеристик новых торпед, эффективных систем телеуправления, комплексирования оружия с гидроакустическим комплексом носителя и скрытности) .
У нас же возникает острая проблема скрытности (шумности) наших торпед. Фактически вопрос стоит так – возможно ли вообще для нас (с учетом возможностей наше промышленности) выполнить перспективные требования по малошумности торпед в калибре 53 см, или необходим переход на увеличенный калибр? Вопрос этот прямо влияет на облик наших перспективных подводных лодок, и без его тщательного изучения ни о каких «Хаски» в практическим смысле не может быть и речи.
Ввиду целесообразности уменьшения размеров подводных лодок возникает вопрос необходимого боекомплекта оружия (особенно – ракетного боезапаса). Очевидно, что ответ на этот вопрос невозможен до тех пор пока уверенно не залетает новейший «Циркон». При этом при всей перспективности, реальности и крайней важности для обороноспособности страны этой темы, технически задача весьма сложна и ни о каких его «Государственных испытаниях в 2019 г.» (о чем заявили некоторые СМИ) не может быть и речи.
Подчеркну – облик и эффективность оружия являются определяющими параметрами (наряду с вопросами скрытности) облика перспективных подводных лодок 5 поколения. Мы же, не имея удовлетворительных ответов ни по оружию, ни по вопросам скрытности уже «активно осваиваем бюджетные средства» на «проектирование лодок 5 поколения».
Вопреки широко распространённому у нас мнению ключевым фактором подводного боя является не «малошумность» и «первый выстрел», а характеристики оружия и средств противодействия.
При этом «тренд» «малошумность это все», бы внедрен нам ВМС США в виде «информационной диверсии» (в т.ч. публикациями в западных СМИ и заявлениями представителей командования ВМС США, имевшие целью преднамеренную дезинформацию нас). Для себя ВМС США еще с 50-х годов прошлого века разрабатывали тактику и технические средства обеспечивающие выигрыш подводных боев даже для более шумных подлодок (например «дуэль» американского атомохода «Стерджен» и нашей дизель-электрической подлодки, с первым нашим залпом). Размах спецучений по этой тематике в США с 50-х годов впечатляет даже сейчас – расход торпед и средств гидроакустического противодействия (СГПД) шел на многие десятки. Фактически с конца 50-х годов наличие большого боекомплекта эффективных СГПД стало аксиомой для всех западных подлодок.
До появления цифровых помехозащищенных систем самонаведения (ССН) торпед помехозащищенность всех ССН была недостаточной. Своевременное применение даже таких малоэффективных средств противоторпедной защиты (ПТЗ) как газовые завесы и механические излучатели шума, обеспечивало хорошие вероятности уклонения атакованной ПЛ. В этих условиях главным фактором обеспечения помехозащищенности залпа на западе стало телеуправление (с возможности управления торпедой с ССН с недостаточной помехозащищенностью с мощного гидроакустического комплекса носителя).
Мы же и по телеуправлению и по СГПД проигрывали, и очень сильно, причем не «технически», у нас были разработаны очень достойные изделия по этой тематике, – например самоходный имитатор МГ-44 или самоходный прибор отведения торпед МГ-104. Проблемы были организационные, – СГПД у нас «потерялись» между «минерами», «акустиками», «механиками», «вычислителями», формально относясь к «средствам РЭБ». В результате основными СГПД подлодок ВМФ СССР были дрейфующие приборы ГИП-1 и МГ-34, эффективность которых уже в начале 80-х годов оценивалась как крайне низкая. У нас так и не появилось ничего подобного американскому комплексу СГПД GNATS, а его «самодельные аналоги» типа комплексного бортового прибора «Проба» на единственной черноморской подлодке С-37, лишь подчеркивали весь наш катастрофический провал по этому направлению.
Учитывая закрытость информации по современных системам самонаведения, управления и телеуправления целесообразно для их оценки и сравнения обозначить основные поколения развития послевоенного торпедного оружия:
— Первое – прямоидущие торпеды.
— Второе – торпеды с пассивными ССН (1950-е годы).
— Третье – внедрение активных высокочастотных ССН (1960-е годы).
— Четвертое – низкочастотные активно-пассивные ССН с допплеровской обработкой (1960-70-е годы).
— Пятое – внедрение вторичной цифровой обработки (классификаторов) с массовым переходом (тяжелых торпед) на шланговое телеуправление (1970-80-е годы).
— Шестое – цифровые ССН с увеличенным частотным диапазоном (1990-е годы).
— Седьмое – сверхширокополосные ССН с оптоволоконным шланговым телеуправлением.
Главным фактором, определяющим эффективность современного торпедного оружия является совершенство ССН (в первую очередь помехоустойчивость) и системы управления (включающей в себя телеуправление). Недостатки по этим двум ключевым позициям не могут быть компенсированы высокими транспортными характеристиками.
Синхронно с развитием гидроакустических средств и торпед развивались и средства противодействия (СГПД).
С учетом значительного уровня «боковых лепестков» диаграмм направленности аналоговой гидроакустики 1980х годов того времени, своевременное применение пары мощных дрейфующих приборов Mk3 и Mk4 (высокочастотного – против ССН торпед и низкочастотного – против гидроакустических средств целеуказания) практически гарантировало в 80е годы уклонение ПЛА ВМС США от атаки противолодочных сил ВМФ СССР (успех для нас был возможен, но только путем «нетрадиционных» способов применения оружия, – на уровне «военной хитрости»).
Однако сегодня эффективность даже мощных одиночных дрейфующих приборов СГПД типа Mk3 и Mk4 против современных торпед (типа УГСТ или МТТ) и ГАК (типа МГК-400ЭМ) низка. В связи с этим недоумение вызывает наличие в закупках Минобороны (и ВМФ) таких средств как крайне дорогой «дрейфующий прибор противоторпедной защиты «Удар»». Возникает вопрос – «Удар» вообще проходил испытания против современных торпед? Или с ним было «как обычно» у нас – «нам пожалуйста на испытания вот ту торпеду» (устаревшую) и «ни в коем случае не новую»?
Однако появление в 1980-х годах сначала цифровых гидроакустических комплексов, а в последующем, в 1990-х цифровых ССН торпед резко снизило эффективность таких СГПД. Фактически сегодня не может быть и речи о эффективном применении дрейфующих СГПД для ПТЗ (дрейфующие СГПД могут сегодня быть только частью комплексной модели противодействия торпедам).
Примером следующего поколения СГПД является комплекс C303S фирмы WASS, разработки 90-х годов. Главная особенность C303S – групповое, адаптивное к тактической и помехосигнальной обстановке комплексное применение в одном эпизоде группы дрейфующих и самоходных СГПД. Основной идеей этого комплекса было то что узкополосные ССН торпед имели недостаточную дальность классификации целей (менее 1 км), что в сочетании с групповым применением дрейфующими приборами, самоходные имитаторы комплекса C303S с высокой вероятностью уводили на себя торпеды, обеспечивая уклонение подлодки.
Переход на сверхширокополосные ССН торпед резко снизил эффективность существовавших средств противодействия (включая такие «брендовые» системы как С-303S), поставив вопрос о принципиальной возможности эффективного противодействия таким ССН средствами ГПД (и соответственно создания нового поколения СГПД).
Решение может быть только в комплексном применении активных средств противодействия (антиторпед) и разработка нового поколения СГПД противоторпедной защиты (ПТЗ), обеспечивающих:
• массированного применение за минимальное время;
• резкое повышение энергетического потенциала широкополосной помехи;
• высокую чувствительность и адаптивность к помехосигнальной обстановке.
Очевидное решение в этой ситуации – комплексная совместная отработка новых ССН и СГПД, с реальным моделированием самых разных вариантов «дуэльных ситуаций». Однако на это якобы «нет денег» (ввиду крайне высокой стоимости тех же «Ударов» и выстрелов торпеды «Физик»). Возникает вопрос – а строить подводные лодки с заведомо необеспеченной защитой (то что мы делаем сейчас) у нас «деньги есть»?
Кроме того, имеются эффективные способы резкого сокращения стоимости испытаний, например возрождение забытых у нас стоповых («батисферных») испытаний, когда ССН торпед и СГПД «вывешивались» на глубине аналогично «удочке». Более того – в СССР существовали и применялись буксируемые батисферы! Т.е. способы исследования вопросов «бокса» ССН-СГПД есть, причем с весьма умеренной стоимостью этих работ. Нет только желания ответственных должностных лиц так делать, ввиду того что для ряда «принятых ВМФ» образцов СГПД и ССН торпед последствия таких испытаний будут разгромны и скандальны.
Что мы имеем сегодня? (оценка некоторых наших СГПД)
До сих пор на наших кораблях широко представлены (используются) древние и абсолютно устаревшие приборы МГ-34 и ГИП-1.
«Новый» дрейфующий прибор «Вист-2» при хороших технических параметрах был уместен в 80х-90х годах, но сегодня очевидно полностью устарел, – сменилось несколько поколений торпедного оружия, и с устаревшей концепцией «Виста» его эффективность против современных торпед низка.
Самоходный многоцелевой прибор ГПД «типа МГ-74М» является повторением на современном техническом уровне давно устаревших концепций СГПД 70-80-х годов (и соответственно – с ограниченной эффективностью).
Самоходный прибор отведения торпед МГ-104, был на момент создания вероятно лучшим образцом этого назначения в мире. Однако условия его размещения на подлодках (разработчик комплекса СПБМ «Малахит») весьма затрудняли эксплуатацию и не обеспечивали необходимого боекомплекта на борту (971 проект – всего 6 приборов, при необходимости не менее трех десятков!).
В СМИ приводились данные по закупке МО РФ дрейфующих приборов защиты «Удар-1» и «Оплот». С учетом их крайне высокой стоимости и малого количества очевидно, что речь идет об новых изделиях, но созданных под давно устаревшие требования и условия подводной войны 80-х годов и соответствующие низкой эффективности.
СПБМ «Малахит» является в РФ головной организацией по комплексам торпедного вооружения и самообороны подлодок. Анализ сравнительно свежего патента по теме – RU 2412855 20.11.2009 «Пусковая установка подводной лодки». (права: Министерство обороны РФ, ОАО «СПБМ «Малахит») показывает что в отличии от западного аналога (С-303S), пусковая установка «Малахита», неспособна к залповому применению и исключает применение «длинных» изделий (самоходных с высокими характеристиками), – т.е. обладает заведомо неудовлетворительной эффективностью и потому неспособна обеспечить эффективное противодействие современным торпедам.
На одном из ресурсов сети «интернет» была представлена «система защиты подводных лодок» на основе выстреливаемых приборов, с которых «розочкой» расходятся и зависают дрейфующие СГПД. «Картинка» – красива. Ее «рекламный проспект» – видимо то же.
Универсальные двухсредные средства РЭП для активной защиты ПЛ
Только вот с «практикой» возникают «неудобные вопросы» – приборы малогабаритные, значит о серьезной (необходимой) мощности широкополосной помехи не может быть и речи … прицельная по частоте помеха? – а кого будет давить эта «стая» СГПД? – да самих себя же! Фактически, при реальных стрельбах мы получим «собачью свадьбу» группы этих СГПД, – когда по первому сработавшему прибору начнут работать («давить») остальные! А что же атакующие торпеды? А они (если современные) будут спокойно наводится на нашу подлодку!
Здесь же уместно вспомнить что комплекс вооружения 885 проекта («Ясень») является фактически ухудшенным вариантом комплекса вооружения подлодок 3 поколения! Как такое вообще могло получиться? Крупный отечественный специалист: «размещение комплекса на лодках 3 поколения «Лазурита» и «Рубина» получилось на порядок продуманней чем на «барсе» (СПБМ «Малахит»), и причина в том что для «Рубина» и «Лазурита» мы – оружейники (и отношение к нам соответствующее), а для «родного Малахита» мы – «придаток прочного корпуса».
При этом комплекс вооружения «Лады» (677 проект ЦКБ «Рубин»), не смотря на ряд ошибок, по ряду ключевых характеристик продемонстрировал значительное превосходство над «малахитовскими».
При «обосновании» облика комплексов вооружения и самообороны в 2000-х часто говорилось о их «моделировании применения и эффективности» в «Малахите». В одной из таких дискуссий автор просто «срезал» оппонентов простым вопросом – как изменились расчетные оценки эффективности «эффективности» «Малахита» в 2007 г. (с поступлением боекомплект американских подлодок новейшей модификации торпеды Mk48 mod.7). Да никак они не изменились! – при том что оружие «так называемых партнеров» стало фактически другого поколения, с резко увеличенными боевыми возможностями.
«Математические модели» заложенные у нас в основу расчетов эффективности и обоснования облика (так называемый «сухой полигон») имеют весьма отдаленное отношение к реальности. Очевидно, что математическая модель «сухого полигона» может быть корректной только тогда когда она успешно верифицируется (проверяется) фактическими испытаниями (стрельбами) в реальных условиях («мокрый полигон»). Например именно комплексный анализ моделирования «сухого полигона» и результатов «мокрого» позволил ГНПП «Регион» в 90-х — 2000-х в условиях ограниченного финансирования и малой статистики стрельб совершить мощный рывок и создать ССН торпед «Физик», УГСТ, торпеды и антиторпеды комплекса «Пакет». И можно только сожалеть что вопросы новых СГПД оказались в этот период в «сфере ответственности других организаций», а не «Региона», имевшего наиболее высокий потенциал для их решения.
При этом у нас слишком часто и абсолютно некритично заимствуются западные идеи по СГПД, причем как правило давно устаревшие. На «сухой виртуальной модели» – «все прокатит»!
По испытаниям в реальных условиях добавлю еще один факт, и просто «убойный». У нас вообще никогда не было реальных торпедных стрельб с включенными ССН в условиях Арктики. Последний раз «включенные ССН» отечественных торпед были в Арктике в …1970 г. (!!!), и применялись они с батисферных (стоповых) комплектов (как «удочка в прорубь»). Учитывая ряд скандальных подробностей тех испытаний (а участие принимали там в т.ч. опытные образцы ныне стоящих на вооружении ВМФ ССН «Керамика» и «Водопад»), больше такого просто не проводилось.
Для сравнения – ВМС США и Великобритании проводят ежегодные (!) противолодочные учения в Арктике с выполнением массовых торпедных стрельб (доходит до двух десятков на одну подлодку). То есть в то время, когда мы в Арктике занимаемся «просто патрулированием с элементами фитнеса», противник занимается там же жесткой боевой подготовкой, в готовности по команде перестрелять наши подлодки.
Ситуация с системой испытаний торпед и СГПД просто катастрофическая и необходимы жесткие и экстренные меры и решению этой проблемы. И решение этого вопроса является ключевым инструментом для разрешения «торпедного кризиса» ВМФ! Технически – потенциал и задел для решения имеющихся проблем есть, нет правильной постановки задач и концентрации усилий для этого. И создание полноценной, эффективной и честной системы проведения испытаний морского подводного оружия ВМФ является системообразующим фактором для всей тематики МПО.
Выводы:
1. Новые возможности противолодочных сил и средств жестко ставят вопросы обеспечения скрытности подлодок, и без проведения специальных исследований и испытаний решение их невозможно. Соответственно – без решения этих вопросов не могут быть выработаны.
2. Создание боевых средств 5 поколения должно упреждать разработку их носителей, и до тех пор пока не решены принципиальные вопросы облика нового оружия (и его боекомплекта на борту) ни о каких «Хаски» 5 поколения не может быть и речи.
3. Критически важный вопрос – проведение совместных испытаний и исследований новых ССН торпед и СГПД (в т.ч. якобы уже «прошедших испытания» и «принятых ВМФ».
