Прошло какое-то время после того, как наш полковой особист защитил меня от несправедливого взыскания комполка. И тут подошло время присвоения мне очередного воинского звания «капитан». Здесь комполка и показал свою гнилостность во всей красе.
Приносит ему наш строевик на подпись представление на звание, а тот отказывается его подписывать. Чуть ли не матом посылает ни в чём не повинного капитана с этой бумагой. Я, узнав об этом, естественно, расстроился. Строевик попытался утешить меня, сказав: «Ничего, через месячишко я ещё раз зайду к нему с представлением. Глядишь, к тому времени и забудет обо всём». Но этот злыдень ничего не забыл, а принесённое через месяц строевиком представление чуть было не порвал, сказав, чтобы тот больше «эту бумажонку» ему не подносил, и вообще, ходить мне в старлеях до тех пор, пока он командует этим полком.
Надо сказать, что в те времена в старом звании можно было перехаживать хоть сколько, даже если твоя служебная карточка совершенно чиста от взысканий. «Не достоин очередного звания» и всё тут. Это позднее за необоснованную задержку в представлении на звание с командира могли и спросить, а тогда с этим всё было хуже.
Что было делать? Жаловаться кому-либо бесполезно, комполка в своём праве и ничего не нарушил. Давить сверху? А кто станет это делать? Так в грустных раздумьях я ходил пару месяцев, когда подошло время ехать в штаб армии на очередные сборы начальников шифрорганов армии. Там-то я и подошёл к начальнику восьмого отдела со своей грустной историей, пожаловавшись на глумливого комполка. Наш шеф, надо сказать, старался внимательно отслеживать моральный климат вокруг шифровальщиков. А как же иначе, ведь от этого зависит многое. И пропустить мои слова мимо ушей он никак не мог. «Не беспокойся. Я понял. Только подожди две-три недели. Тут у нас ожидается гость из Москвы. Мы заедем к тебе вдвоём. Но смотри, чтобы у тебя самого всё было в порядке».
Так оно и вышло. Через несколько недель начальник восьмого отдела позвонил мне, сказав, что завтра он будет в моём полку со своим гостем. Гостем оказался полковник в возрасте, как я понял, старший офицер восьмого отдела Главного штаба ВВС, представительный офицер с умными глазами. Представившись начальнику штаба, впавшему в немалое волнение от этого визита, и заглянув на несколько минут в кабинеты замполита полка и особиста, оба прибывших офицера приземлились в моём шифроргане.
«Ну что же, историю твоих взаимоотношений с командиром полка я знаю. Но прежде чем идти к нему с разговором, я хочу посмотреть, как ты работаешь», – сказал прибывший полковник. Следующие час – полтора он листал мои планы работ, планы по безопасности шифрсвязи, конспекты занятий с сержантом – шифровальщиком, журналы учёта и ещё многое другое. Как я понял по его вопросам и репликам, претензий у него ко мне не возникло, скорее наоборот, он остался вполне доволен увиденным. Но вот он дошёл до дела с исходящими и входящими шифртелеграммами и тут его просто перекосило. «Старший лейтенант, да в своём ли ты уме? Докладывать командиру полка телеграммы главкома с опозданием на пять суток! Да где такое видано!?» «Никак нет, товарищ полковник. Все телеграммы докладываются командованию строго в пределах установленных нормативов», – говорю я и раскрываю журнал вручения шифртелеграмм адресатам и исполнителям. «Смотрите сами».
Тут надо сказать, что у нашего командира полка имелась дурная привычка полного игнорирования всех требований вышестоящих начальников, касающихся шифрованной связи. У нас была армейская директива, предписывающая все шифровки возвращать в шифрорган в конце рабочего дня. Наш же командир попросту забил на неё, возвращая телеграммы иной раз через пять дней после моих неоднократных напоминаний. Более того, получив в свои руки шифровку, скажем, первого числа, он расписывал её пятым числом. Вот и выглядело всё на первый взгляд так, будто я вручал её с таким кошмарно-недопустимым опозданием.
Но в журнале-то у меня стоят не только даты всех реальных вручений ему телеграмм, но и время их вручения. И всё это подтверждено его же подписями. Истину не скроешь. Тут моего приезжего полковника перекосило уже в другую сторону. Найдя несколько таких телеграмм и ругнувшись вполголоса в адрес комполка, он заложил в них закладки и сказал, что ему всё понятно. Стало ясно, что моего комполка ждёт серьёзный разговор. После этого он поднялся, пожелав заглянуть в секретную часть.
В секретке мы пробыли недолго. Проверяющий лишь поинтересовался наличием секретных документов на руках у командира, спросил, возвращает ли он их в конце рабочего дня, и, получив отрицательный ответ, попросил проводить его в кабинет командира полка.
К командиру мы зашли втроём. Представившись и показав свои корочки, прибывший полковник попросил для начала открыть командирский сейф. Тот открыл, а там… А там совершенно секретные документы, мои телеграммы, несекретные бумаги, пистолет и бутылка водки. И всё это вперемежку. Секретные документы и телеграммы, естественно, в опись исполнителя даже не вносились. Прокомментировав увиденное неодобрительным тоном, прибывший полковник перешёл к основной части.
– Скажите, товарищ подполковник, по какой причине вы вот уже несколько месяцев задерживаете присвоение очередного воинского звания вашему помощнику начальника штаба по спецсвязи? В карточке у него нет ни одного взыскания.
– Я считаю, что он недостоин звания «капитан». Служит недостаточно хорошо.
– Странно слышать. Начальник штаба своим подчинённым доволен, у замполита никаких претензий, оперуполномоченный отзывается положительно, а вас он не устраивает чем-то. А теперь скажите, почему это шифртелеграммы Главнокомандующего вы отписываете исполнителям на пятые сутки после их получения?
– Значит, мне приносят их с таким опозданием.
– Вот как? Скажите, а это ваша роспись в журнале?
– Да, моя.
– В таком случае обратите внимание: вот дата и время расшифрования, вот дата и время вручения её вам, а вот дата и время возвращения в шифрорган, почему-то совпадающая с датой и вашей росписью за ознакомление с ней. Заметьте, возвращение на пятые сутки. Как вы можете это объяснить? Шифрработники вручают вам телеграммы главкома чуть ли не через минуты после их расшифрования, а вы изволите расписываться в них только на пятый день! Как вы полагаете, если Павел Степанович Кутахов узнает, что в каком-то полку его командир так относится к его, можно сказать выстраданным, директивам, что будет с этим командиром полка?
После этих слов комполка стал белее мела. Я такого ещё ни разу не видел
– В общем так, товарищ подполковник, – продолжил мой гость, – через три дня я буду в штабе армии, и в тот же день улетаю в Москву. Если до отъезда я не увижу своими глазами представление на звание вашему подчинённому, я выполню своё обещание, и не сомневайтесь, главкому будет доложено ВСЁ.
После этого наш гость попросил меня покинуть кабинет и подождать его у себя. Вернувшись через десять минут вместе с моим шефом, он обронил: «Поговорили по душам. Объяснили вашему командиру кто есть кто. Можешь служить спокойно».
Уже выходя из кабинета, я увидел начстроя, который мчался в кабинет командира с представлением на меня. Надо ли говорить, что это представление материализовалось в штабе армии даже раньше установленного срока, и в скорости мы с друзьями обмывали четвёртую звёздочку, упавшую мне на погон. А командир полка с этого дня старался даже не смотреть в мою сторону. Видимо, впервые он получил такую взбучку от столь высокого начальника за какого-то старлея.
Но всё-таки его сняли через два-три месяца после какой-то крупной комиссии, отправив служить на некомандную должность в Забайкальский ВО. Видимо, и без меня какие-то грехи нашлись.
