Если я сейчас скажу коротко и ясно, что раненого избили, то все подумают, что в Советской Армии служила куча идиотов. Как можно избить раненого?! Поэтому я расскажу всё по порядку.
В Советской Армии, да-а-а-а, в Советской Армии, действительно, попадались идиоты. Даже, если призывная комиссия отсеет их всех до одного и не пустит в армию, то, рано или поздно, природа, всё равно, возьмёт своё. Природа не любит пустоты. Армия большая, военных в ней много. Не у одного, так у другого, не у другого, так у третьего! Либо, девушка обидное письмо пришлёт, либо, планиды какие-нибудь на небосводе сойдутся, либо, взорвётся что-нибудь и напугает военного. Так что, с идиотами, так или иначе, но столкнуться в армии придётся. Надо просто разобраться – кто, именно, идиот! Те, кто били раненого? Или тот, кого били? Поэтому, рассказываю по порядку. Разбирайтесь сами.
Вернулись мы с водой. Жить стало легче. И морально, и материально. На Первой точке, на импровизированной кухне, из принесённой воды приготовили фасолевый суп. В цинк от патронов налили свежую вкусную воду. Туда из банок «Глобус. Фасоль с мясом» вытряхнули содержимое. Бузруков, как всегда, нарвал в горах каких-то травок и насыпал в этот суп. Получилось чудесное лобио! Правда, от цинка отлущилась зелёная краска, когда то лобио варилось. И теперь пласты краски попадали в ложку вместе с фасолью и бульоном. Ерунда какая! Краска – не навоз. Её можно вытащить и выкинуть. А кому не нравится, тот может отдать свой суп мне!
И вот сидим мы на Второй точке втроём. Орудуем ложками. У меня – армейская алюминиевая ложка с наполовину обломанной ручкой. Андрюха Шабанов удивляется – что это с ней?
- Ы-гы-гы! – Бендер лыбится с набитым фасолью ртом. – Это он из ложки АКСУ (автомат Калашникова складной укороченный) сделал! Чтобы легче
по горам таскать.
Поржали мы над шуткой юмора. Смотрим, Ефремов идёт к нашему месту приёма пищи. Тоже с хавчиком. Он же теперь в нашем СПСе живёт. Значит, и хавчик с нами кушает. Заваливает он. Грит: - «Приятного аппетита!» – Рассаживается. И на меня, грит:
- Чего Хайретдинов тебя студентом назвал? Учился, что ли, где-то?
- Да. – Отвечаю.
- А чего тут делаешь? Отчислили за двойки, что ли?
- Нет. – Говорю. - Раньше давали отсрочку, если в ВУЗ поступил. Чтобы доучился со свежими мозгами. А теперь отменили. И весь наш курс пошёл в первый студенческий призыв.
- А на кого учишься? Кем будешь после окончании?
- Экспертом в криминалистической лаборатории.
- Нормальная профессия! – Ефремов уселся в наш кружок. Раскладывал принесённые причиндалы. – А я после армии буду в цирке работать. У меня даже уже номер есть. Вот, так вот, посередине на арену сверху опускается огромный чан гавна. И из-под самого купола в этот чан влетает огромная
гиря! БАХ!!! – Брызги в разные стороны, буря эмоций! Вся публика – в гавне
и душевных терзаниях. И тут, на арену выезжаю я – на белом коне, в ослепительно белом фраке!.. Номер называется – «Контраст».
- П-ф-ф-ф!
- А-га-га-га!
Это, вот, такие рассказки за столом! Вот так мы кушаем лобио. С зелёной краской.
После приёма пищи Хайретдинов затолкнул мысль. О том, что надо зафиксировать в медицинском учреждении факт получения ранения. Чтобы Бурилов мог получить Орден Сутулого Третьей Степени. А для этого его следует снести вниз. Потому что – медсанчасть внизу.
Для переноски раненого товарища была выделена плащ-палатка и четыре мордоворота, которые не ходили за водой, а теперь ещё нажрались и набрались сил. Бурилов со своей раной валял ваньку так убедительно, что ему надо было, либо поставить 6:0 по артистизму, либо выделить плащ-палатку. Хайретдинов выделил плащ-палатку. И четырёх мордоворотов.
И вот, Сёмин, Маламанов, Фарид, и Бузруков взяли за четыре угла плащ-палатку, в которую уложили будущего Помошника Героя Советского Союза, и потащили её вниз!
Вообще-то, переносить раненого в горах, это – одна из самых тяжёлых задач. Почва кривая, пацаны – то один проваливается, то другой… Плащ-палатку дёргает, раненый стонет. А по камням и по скалам раненым стучать не станешь. Поэтому, пацаны корячатся, поднимают каждый свой угол. И так – до самого полка! А тут – не просто раненого в полк снести – тут раненого надо, сначала, с Зуба Дракона вниз спустить. А спуск – крутизна страшная! Максимальный уклон - 56 градусов. Среди скал и булыжников. Это – тихий ужас! И вот, пацаны корячились, корячились. Тащили плащ-палатку с Буриловым, тащили… И световой день кончился. Пока воевали, пока за водой ходили, пока пожрали. Время-то шло. И вот, в сумерках пацаны ввалились в Мариштан. Потащили раненого по заминированному кишлаку. Пока тащили стемнело так, что стало вообще ничего не видно. В темнотище они напоролись на какую-то рухлядь, разбросанную из окон дувала. Рухлядь загремела. С Тринадцатого поста этот грохот прочувствовали. И открыли по пацанам огонь из ДШК!
Хайретдинов, как мог, «вёл» группу по рации. В полк «Графику» сообщил, возле рации дежурил. Но на Тринадцатом Старцев уехал в отпуск. И дать бойцам под зад, чтобы, хотя бы, поорали в темноту «Стой, кто идёт?!» было некому. Старцева не стало, часовые очканули! Молча выкатили ДШК и открыли огонь.
Наши пацаны с плащ-палаткой ломанулись утекать от этого огня. В темноте заблудились. Проскочили мимо навесного мостика. Вымотались, выдохлись. А на Тринадцатом пацаны развернули миномёт и вдарили из него по нашим эвакуаторам. Вот тут Бурилов, проявляя чудеса исцеления, пулей вылетел из плащ-палатки и побежал! В конец вымотанные пацаны побежали за ним. Чтобы догнать и избить! Полдня они корячились, тащили его, а он, оказывается, в состоянии бегать. Если бы догнали, то был бы Мишке – Орден Красной Звезды! Посмертно. Но он был отдохнутый. А пацаны усталые. Нечестная гонка.
Кончилось всё тем, что Хайретдинов по рации устроил бучу. Из полка к обрыву над подвесным мостиком подогнали БТР с фарой-искателем. БТР шарил по темноте Мариштана своим прожектором, и Бурилов смог догадаться, куда ему убегать. Пацаны так вымотались, что им было уже без разницы, куда бежать. Лишь бы догнать эту сволочь!
Бурилов первым пронёсся по мосту через реку, вскарабкался на обрыв и побежал мимо БТРа в санчасть. Там его врачи вряд ли выдадут верным боевым товарищам. Прибежал он в Санчасть… И чё?! Врачи ему и говорят – чё ты сюда прибежал? У нас здесь – военные медики, а не спортивные. Бегать иди в своё подразделение. Он грит, раненый же я! А ему в ответ – раненых сюда на плащ-палатках приносят. И тогда он взмолился человеческим голосом – не прогоняйте меня! Там, на улице, мои боевые товарищи меня ждут уже! Убьют, ведь, нахрен. А врачи грят – с хрена ли им тебя убивать? Ранение у тебя не мучительное, добивать тебя – не надо. Если не будешь бухать и много курить, то доживёшь до почтенных седин, как Бузруков. Ой-ёй-ёй, как погорячились врачи! Ай-яй-яй, какую проявили черствость и какое трагическое недопонимание ситуации!..
Короче, намазали они Мишку зелёнкой и прогнали. Соответственно, запись о ранении в книгу учёта не сделали. А, значит, и Ордена Сутулого Третьей Степени не видать теперь Мишке, как своих ушей!
А вот звёздных искр Мишке в глазах и звездюлей пришлось повидать и неслабых. Ребята от души постарались! Ребята себя ни в чем не стесняли и ничем не сдерживали.
Вот и верь теперь в здравый смысл и логику "Красного Креста", когда кто-нибудь утверждает, что бить раненых, это крайне негуманно...
На следующее утро нам сообщили, что на наш пост выдвигается «караван». У душманов караван катается на верблюдах и на ослах. А в Советской Армии караван катается исключительно на ос… на осс… э-э-э… на осознавших всю глубину крутого переломного момента солдатах и сержантах срочной службы. То есть, те пацаны, которые вчера гонялись по ночному Мариштану за Буриловым, эти пацаны получили на горб по вещмешку с патронами, жрачкой и взрывчатыми веществами. И весело попёрли обратно на Зуб Дракона.
Только Бузрукова в полку отловил начальник кадрового отдела, зачитал приказ об увольнении и отправил с седой башкой в Узбекистан. Наверное, Бузруков расстроился из-за цвета волос. Но точно должен был обрадоваться – что не на Зуб Дракона!
Прапорщик Хайретдинов посчитал на пальцах потери в личном составе, прикинул тангенту к носу… и принялся орать на «Графика». Смысл его рёва был такой, что надо прислать бойцов взамен выведенных из строя злым противником и добрым Начкадром. И сразу же, чтобы не тянуть резину в долгий ящик, чтобы сразу направили под командование Хайретдинова хотя бы одного СанИнструктора. Чтобы, если чё, то не таскать Бурилова столько часов в плащ-палатке, а намазать его зелёнкой не отходя от СПСа.
«График» проникся. Побыструхе сколотил команду в компанию к Сёмину, Маламанову и Фариду. Прикомандировал к ним СанИнструктора Колю Диркса. И вся ватага весело запылила гамашами к подвесному мостику через реку Панджшер.
А-а-а, нет же! Им дали ещё несколько ос… осознавших крутизну момента чуваков для переноски дополнительного количества патронов и взрывчатки. Точно помню, что Серёгу Кондрашина отправили. Петька Слюсарчук пошёл. Саня Мазык. Миша Гнилоквас. Это – наши пацаны. Из нашей роты. Они потом на Зубе остались. А ещё была куча каких-то дембелей из 8-й роты. Они тупо туда-назад на Зуб Дракона пошли. Чтобы тяжести наверх затащить, и потом обратно вернуться. Этих пацанов я не знал никого. Их отправили погулять по ржавым минам на денёк, а потом всех, кто дожил, их потом всех в Союз на дембель отправили.
И вот, нагрузили пацанов – от души! Шли они так, что у всех глаза от натуги выпучились. И, в принципе, это очень даже хорошо. Потому что поднялись на Зуб они уже по темноте. И если бы глаза не были выпученными, то они в темнотище, вообще, хрен бы чего разглядели. А так, они залезли на самую кручу, под Зуб, и присели передохнуть.
В это время Хайретдинов пошёл по посту. Кряхтя и громко ругаясь матом по-русски. Чтобы в темноте часовые не приняли за духа. Хайретдинов со Второй точки через скалы пролез к Первой. И громко окликнул часовых:
- Эй, урюки! Эй, кто там, не стреляйте – своя идёт!
- Што слючилься?! – Из темноты раздался негромкий голос Султанова.
- Караван к нам идёт. Если ночью к вам выползут, то не перестреляйте их! Сначала в ночник посмотрите. Ясно?
Из темноты раздалось пронзительное шипение. Прапор мгновенно отпрыгнул за скалу. В небе хлопнула и залила всё ядовитым ярким светом осветительная ракета.
- Султанов, это караван. Не постреляйте их! – Прапор выскочил из-за скалы и, пока ракета светит, побежал на Вторую точку.
На Второй уже все были на ногах.
- Герасимович, слушай! – Хайретдинов спрыгнул со скалы к СПСу. Ракета, описав крутую дугу, ткнулась под Первым постом и погасла. – Слушай, надо наших встретить. Давайте, со Студентом сходите? – Хайретдинов, скорее просил, чем приказывал.
- Димыч, слышь?
- Слышу. Сходим, конечно.
- Только так, тарищ прапорщик. Если свистнем, то осветительную ракету пускайте. А если что… Ну, там, что-нибудь такое, то тогда – мы красную запустим.
- Добре, мужики. Давайте, с Богом! – Хайретдинов двинул в окоп Бендера. – Я сам вот здесь, на твоём посту буду. Так что, не сцыте, не замочим.
Я скинул с себя бушлат. Сунул в карманы две гранаты. Вытащил из бойницы пулемёт. И, скрежеща в темноте камнями, осторожно двинул вниз.
Караван нашли под Зубом, на каменной ступеньке, нависающей над распадком. С поста запустили осветительную ракету. Она хлопнула в ночном небе и залила скалы пульсирующим светом.
- Здарова, мужики! Кому стоим? – Я спрыгнул на ступеньку с огромного валуна.
- О, Димыч, здарова! – Ракета погасла и в темноте меня кто-то схватил в охапку. – Это я! Шура Мазык!
- Здарова, Шура. А тут землячок твой!
- Кто?!
- Конь в пальто! – Бендер отобрал у меня из объятий Мазыка. – ЗдоровЕньки булы! Давай сюда свой сраный вещмешок.
- И я здесь. – За спиной Шуры раздался приглушенный голос. – Миха. Вода есть?
- На посту есть. С собой нету.
На радостях в темноте пообнимались, как могли. Тесно же. Ступенька узкая. Миха оказался худющим, как велосипед. Затем караван двинулся дальше. А Миха остался сидеть на стылых камнях. Замыкающим в караване шёл Фарид.
- Ну здароф, горные волки. – Фарид прошёл мимо нас с Михой. – Не засиживайтесь тут. Не самое удачное место.
- Здравствуй, Фарид. Ты там предупреди, что мы сзади идём. Что бы нас не пришили.
- Хоп. Скажу.
Миха достал сигареты, спички. Закурил.
- В роте бардак такой. А я заболел как раз. Ротный хотел меня в госпиталь отправить. А я с БТРа уходить не хотел. Чтобы потом в пехоту не угодить. А потом, всё равно всех водил с техники сняли. Стали на точки направлять. А списков, кто на каком посту, нету. Мне сказали, что ты на Тринадцатом. Я на тринадцатый подался с караваном. Недельку там посидел. А меня колбасит всего. Я сказал, что в госпиталь пойду. Меня с Тринадцатого отпустили. А я не в госпиталь пошёл, а вот сюда, на Зуб. Сказали, что ты здесь.
- А чего не в госпиталь?
- А ну его на*ер! Там дедовщина. И заразы только больше нахватаешься. Чем они там лечат – глюкозой? Ну, буду сахар жрать. Какая разница?!
- Докуривай, Мих. И пойдём. Не в кайф здесь сидеть, вот так, двоим. Давай вещмешок.
Пришли на пост достаточно быстро. Весь караван загнали на Четвёртую точку к Манчинскому. И разрешили им ночевать лёжа с открытым ртом. На посты их ставить не стали. На постах стояли те, кто не таскал Помошника Героя Советского Союза. То есть Бендер, Азамат, я, Орёл и Манчинский.
И вот стою я на посту. Патрон – в патроннике. Сорок шестой. Пулемёт включён на автоматический огонь. Палец – на спусковом крючке. Дубак редкостный. И тишина-а-а-а!
Часа в два ночи раздаётся на Третьем посту очередь! Потом жахает граната. Эргэдэшка (ручная наступательная граната РГД-5). Мы уже приловчились отличать их по звуку. Эфка рвётся с таким крякающим «КРРРАК!». Потому что она чугунная. А эргэдэшка рвётся со звоном и свистом осколков. Потому что она жестяная, и в ней есть побитая на сегменты осколочная рубашка. И вот, слышим, жахнула РГДшка. Потом ещё одна. И крик Орла:
- ДУХИ! ДУ-У-У-УХИ!
Я давай водить стволом пулемёта. Высматривать духа пожирнее. В него попасть будет проще в темнотище. Не видно ж нифига!
Тут Орёл прибегает. Прапорщик из своего блиндажа тоже к нам перебрался вслед за Ефремовым. Грит, мыши по ночам макароны жуют, чавкают и спать мешают. Ну, вообще-то, не совсем так всё было. Там за мышами кошка залезла в блиндаж к прапорщику. Он её шуганул. Она кинулась наутёк и сорвала сигналку, которую прапорщик ставил перед входом. А в это время за моим пулемётом дежурил Герасимович. Он так удежурился, что захотел покурить. Поэтому он накрылся с головой плащ-палаткой и чиркнул спичкой. Спичка вспыхнула, ослепила Герасимовича. И тут кошка срывает сигналку! Бендер бычок выплюнул себе под ноги, высунулся из-под плащ-палатки, а … нифига не видит! И думает, что душманы прапорщику собрались отрезать все яйца. И ка-ак давай ослеплённый Герасимович длинными очередями отсекать душманов от блиндажа! Отсекал до тех пор, пока Ефремов не выскочил и не дёрнул Бендера за плечо. Типа, окстись, чувак – Прапора убьёшь! Вот с тех пор Хайретдинов стал жить с нами.
Ну ладно. Дальше продолжаю про СанИнструктора:
Орёл уже добежал на нашу точку. Запыханный весь. Орёт, как наскипидаренный:
- Тарищ прапорщик, духи напали! Я одного из пулемёта срезал. И побежал к Вам на доклад. Побежал, а ракету запустили, я оглянулся, а там ещё один дух ползёт! Я пару гранат ему туда закинул. И к Вам добежал.
Хайретдинов внимательно выслушал. Вдохнул побольше воздуха и ка-а-ак рявкнет на весь Хисарак и Зуб Дракона:
- Приготовиться к бою! Пленных не брать! Самим жрать нечего! Мочи их, ребята! Наградных всем хватит!
После такого боевого клича мы готовы были штыками и прикладами растерзать кого угодно. Даже если бы на нас напало стадо озверевших бронтозавров. Мы готовы были голыми руками порвать их за нашего Командира. Но, тут вспомнили, что нам же с караваном принесли боеприпасы. И понесла-а-ась! Гранаты рвутся, снайперки жахают… Куда они без батареек жахают? Не видно ж ночью в прицел нихрена! Фарид АГС развернул. Он раньше в Гардезе был АГСчиком. Это потом его в водители перевели. Он с желтухой загремел в госпиталь, и из госпиталя его – к нам. На должность водителя. Но мастерство-то не пропьёшь! Тем более, что не много питья на Зубе.
И вот АГС шмаляет, автаматы строчат, снайперки шпинделяют. Фейерверк – мама не горюй! Пули из скал искры высекают. Осколки снопами, как электросварка, в разные стороны разлетаются! Всё свистит, всё воет!
Это не моя фотка. Это не Зуб. Но, ночная война в горах выглядит именно так. Фотку взял в группе "Афган без цензуры".
«График» в рацию орёт-надрывается. Что за хрень, спрашивает, там у вас? Хайретдинов ему докладает – двух духов уже замочили, сейчас всех остальных в бастурму настрогаем.
Я тоже решил какого-нибудь духа строгануть на бастурму. Шмальнул из своего пулемёта в никуда. Ну, ещё раз шмальнул. А зачем? Чего я делаю? Прапорщик как заорал, так я думаю, что все душманы наложили в свои широкие кальЦоны и разбежались кто-куда подобру-поздорову. Чарз курить в Хисараке. И чего я буду тут пыль пускать?
Посидел я ещё с полчаса. Подумал про всех всякую ерунду. А все увлеклись! Боеприпасов караван принёс много. Все воюют, все заняты. А мне грустно что-то сделалось. Обнял я свой пулемётик и пополз в наш СПС прикорнуть под шумок. Когда ещё такое счастье выпадет, чтобы за меня в ночную смену вся точка дежурила. Ну и улёгся я на пыльный матрас…
Утром просыпаюсь. Уже рассвело. Наши всё пуляют. То-та пацаны с караваном засветло не смогли подняться. Попробуй, затащи на гору столько боеприпасов, чтобы на всю ночь воевать хватило!
Ну, значит, проснулся я. От того, что Ефремов сказал Шабанову засунуть два пальца в рот. И свистнуть! Подпрыгнул я, как ужаленный, а наши же перестали тогда стрелять. Хайретдинов орёт: - «Орлов! Ко мне бегом марш!»
Примчался Орёл с закопчённой рожей. Он ей всю ночь об раскалённый пулемёт тёрся. Духов мочил длинными очередями.
- Иди – показывай своих душманов! Которых ты ночью замочил.
А тут и Манчинский на доклад к Хайретдинову несётся. Прибегает, докладывает. За время ночного дежурства напали душманы. И утащили с поста СанИнструктора Колю Диркса! Вот такое происшествие случилось.
Хайретдинов грязно выругался. И сказал, что если хоть один из душков ещё жив, то он его выпотрошит. И пошли мы злые искать недостреленного душмана.
Орёл сказал, что вот с этой скалы снёс душмана из пулемёта. И душман упал в темноту, на минное поле. Лазить по минному полю захотели не все. Полез Хайретдинов, Шабанов, Герасимович, Манчинский полез. И меня с собой взяли. И вот, слезли мы по булыжникам со скалы. Полезли между валунов. И нашли…
Лежит на песке среди скал на спине Коля Диркса. Целенький. Только струйка запёкшейся крови из носа.
- Вот, ЖОПА! Что я «Графику» скажу?! – Хайретдинов угрюмо смотрел на погибшего. - Дали мне СанИнструктора, а я его не сберёг. Он у меня на посту даже до утра не дожил! …
Потом мы сгоняли на пост за щупом. Пробили к Коле тропу. Прощупали всё вокруг. Взяли плащ-палатку, на которой он лежал. Да, он лежал на плащ-палатке. Вот мы взяли её за углы, и вытащили Колю на пост.
«График» сказал, что вертолёта не будет. Поэтому погибшего следует с караваном отправить вниз. Дембеля из Колиной роты, которые принесли сюда дополнительный БК, подняли плащ-палатку и ушли с ней вниз.
- Жопа ихнему Хисараку. Сожгу! С землёй сравняю! С говном смешаю за моего бойца! – Проводил Хайретдинов Колю взглядом в последний путь.
Сносить Хисарак, сравнивать его с землёй и смешивать с говном «График» Хайретдинову запретил. Сказал – выполняй поставленную задачу, и, чтоб, без самодеятельности! Хоть одного солдата с Поста Боевого Охранения снимешь – пойдёшь под трибунал. Хайретдинов в своей манере ревел в рацию, как будто, это он – Конев, а не Конев – Конев. Успокоился только после того, как Конев пообещал, что даст духам просраться за нашего Сержанта. И то, не успокоился, а просто перестал рвать и метать. Вызвал меня.
- Так, слушай Боевую Задачу! – Хайретдинов смотрел на меня исподлобья, когда я возник из пыли и грязи по его приказу. – Пойдёшь на Третий точку (Хайретдинов – татарин. Иногда, когда волнуется, у него проскакивают вот такие мелкие особенности в языке). Возьмёшь у Фарида АГС. Сделаешь позицию, чтобы не хуже, чем у Герасимовича. И вечером посмотрим, кто кого под трибунал отправит. Я этим гадам покажу в их сраном Хисараке!
- Ой, неспроста всё это. – Ефремов сидел на тёплой уже скале и задумчиво курил. – Что-то тут нехорошее получается.
- Ты о чем? – Хайретдинов отвернулся от меня. – Что там у тебя ещё на мою голову?!
- Вот, смотри. – Ефремов затянулся и выпустил дым струйкой вверх. – Душманы ночью напали на пост. Утащили с поста солдата. Но потащили его не на сторону Хисарака, а, зачем-то, поволокли на скат, обращённый к полку. Да ещё – на минное поле! Там два подрыва уже было. Зачем они туда пленного тащат?
- Ну, да. Странно как-то. – Хайретдинов принялся чесать себе обросшую бородой репу.
- Потом убивают его и бросают на минном поле. Зачем? Чтобы мы полезли за ним и подорвались? Дурость редкостная! Проще – убить, и труп заминировать. Кстати, наша разведка так частенько с душманскими трупами делает. Но, он-то был не заминирован.
- Ну да. Не был.
- Значит, так. Вызывай сюда Орлова. И зададим ему пару вопросов.
Орёл воплотился из пыли точно так же, как и я. Быстро, оперативно и слаженно. А как ещё должны воплощаться солдаты у Хайретдинова? Это тебе не «Сёма! – Чаво?… Ага… Пойди, обмани Командира Полка от моего имени». Боевая единица должна быть боевой единицей. Это же – боевая единица!
И вот, Орёл воплотился. Оттарабанил, зачем пожаловал. И принялся сбивчиво отвечать на поставленные перед ним вопросы. Из его бормотания получалось, что он стоял на посту. Очень сильно – не спал! Потому что, он, вообще, никогда не спит на посту! И тут он увидел какое-то движение со стороны минного поля. А сильный ветер был. Звуков не слышно, только движение в темноте. Орёл быстренько метнулся к пацанам, сказал: - «Дайте ночной бинокль!». Пацаны дали. Орёл навёл резкость и увидел, как на скале стоит душман. И на нём ветер развевает эту ихнюю накидку, похожую на халабуду.
- Точно душман стоял? – Ефремов придвинул свои глаза к грязной Андрюхиной роже.
- Так точно, товарищ лейтенант. С ножом в зубах. Стоял и оглядывался – кого бы из нас зарезать!
- Поня-атно. Ну, нож в зубах – это обычное явление. Когда часовой от страха обосрался. Ну ладно, идём, покажешь. Где он стоял с ножом в зубах.
Ефремов, Хайретдинов и Орёл потопали на «Третий точка». И я потопал туда же. Мне ж Хайретдинов про АГС дал распоряжение. И вот, приходим мы. Я не начинаю пока позицию делать. Я рот открыл и подошёл к Командирам поближе. Чтобы лучше слышать.
- Вутут! – Орёл показал на огромный валун.
Ефремов забрался на тот валун, заглянул ему за край вниз. – Гакил, глянь! Вот там погибший и лежал.
- Так точно. – Хайретдинов заглянул за край. – Там и лежал.
- Получается, что СанИнструктор вылез, закутанный в плащ-палатку со стороны минного поля. Стоял, озирался. Холодно же было. И темно. А ты, Орлов, из пулемёта его и срезал.
- Как, я?! – Орёл сделал шаг назад и открыл от удивления глаза вместе со ртом.
- Лучше б ты спал сегодня! – Ефремов насупился. - Нахера я позавчера ходил твой пост проверять!
- Как, я?
- Что «как я, как я»! – Хайретдинов повернулся к Орлову. – Красную Звезду теперь на тебя писать надо. Когда часовой на посту своего убивает, то теперь, либо – Красная Звезда, либо, красная … короче, либо – в тюрьму.
- Да, ну нафиг, товарищ Прапорщик! Как это, я?!! Я же… Нет… Не может быть! … Я не мог своего… – Андрюха отвернулся от Хайретдинова и побежал, хер пойми куда.
Коля Диркса служил в 9-ой роте. И по призыву он был «черпаком». Молодых он гонять не желал, и за это «деды» из 9-ой роты гоняли его самого. По принципу: не бьёшь молодых, получай сам! Он часто ныкался куда-нибудь от этих гандонов из расположения роты. В какое-нибудь укромное местечко. Скажем, за кочегарку, или на кладбище разбитой техники. И туда же частенько ныкался Андрюха Орлов. От «дедов» 7-ой роты. И «черпак» с «душарой» часто курили одну на двоих сигаретку, неспешно обсуждали горькие будни солдатской «духанской» жизни. Они почти скорешились. Понимали друг друга от «а» – до «я»… Друзья по несчастью!
И вот Орёл убивает Колю из пулемёта.
Первый убитый человек в жизни 19-ти летнего пацана. И это – не душман, не отвратительный «дед». А это – друг по несчастью. Который не хотел бить таких, как Орёл…
- Бли-ин. Надо же, херня получилась какая. – Хайретдинов вёл блуждающим взглядом по окрестностям. Довёл взгляд до меня. – О! Да, насчет АГСа. Ничего не отменяется насчёт АГСа. Ты с ним управляться умеешь-то?
- Справлюсь, товарищ прапорщик.
- Тогда, выполняй!
В Советской Армии нет такого ответа, как «справлюсь». Только «есть», «так точно», «никак нет». Всё, больше никаких вариантов. Но я ответил «справлюсь». Потому что я не умею обращаться с АГСом. Но собираюсь справиться. То есть – научиться. Незаметно от Хайретдинова.
Потому что в детстве, когда я был ребёнком, на уроке Белорусской литературы меня вызвала к доске училка. Сказала, чтобы я изложил перед всем классом повесть Василя Быкова «Журавлиный крик». Я вышел, начал излагать. И в классе немая была тишина. Было слышно, как на коридоре муха билась своей балдой об стекло. Потому что, повесть – мощная, повесть – сильная! В ней – любовь к Родине, прямо, рядом с подлостью. Отвага рядом с трусостью. Там, буря эмоций, и это всё настолько живо, настолько понятно, с точки зрения человеческих страхов, судеб… Если говорить коротко, то было всё – вот так: Наши обороняют от фрицев переезд. Подбивают фашистский бронетранспортёр. Добивают раненых, снимают с бронетранспортёра пулемёт. Командир приказывает чуваку по имени Пшеничный – возьми пулемёт. А тот – «Я не умею». А сам думает: «Вот возьму пулемёт, а потом в бою придётся ответить». Сосцал, короче, Пшеничный! Сначала он пайку зажал от товарищей, потом сосцал взять пулемёт. А потом, и вовсе предал своих. Бросил позицию. И за это его наши грохнули…
И я вот эту всю историю на уроке рассказываю собственным пятаком. То есть, я всё это прочитал, всё прососал, всё запомнил. Я так круто это всё пережил, так круто примерил на себя чужие переживания, что мои одноклассники слушают меня, тоже переживают эту всю драму и даже слышат, как муха об стекло убивается…
И как я теперь могу сказать Хайретдинову: «Я не умею с АГСа»? Как такое возможно из себя выдавить? Поэтому я и ответил ему – «Справлюсь». Так что, занимайтесь, дети, изучением Белорусской литературы. И тогда сами допрёте – кому и чего она развивает. Мне, вот, Белорусская литература развила способности к АГСу.
… Не без помощи Фарида. Потому что позицию я так-сяк сложил. Уволок АГС за скалы, пристроил там его. Немного побил киркой, немного камней натаскал. И пошёл же к Фариду. Грю, научи меня способностям к АГСу. И вот тут – ещё один пример Настоящего Пацана! Фарид – Дембель. Я – душара для него. И Фарид не то, чтобы послать меня нафиг, или подзатыльник дать, или голос повысить…
Бывают такие деятели: сам не умеет ничего, как у нас говорят – «не шарит», а на молодых орёт, как будто бы он – самый основной деятель. Как правило, это происходит именно от тупости… – во, конкретный пример вон ходит. Маламон хренов! Вот, насколько Маламон пустой, настолько он и горластый. И насколько Фарид толковый, настолько он обстоятельный, тихий и спокойный.
И вот Фарид спокойно пошёл со мной на позицию. Показал, как разобрать АГС. Показал, как собрать. Показал, грит, вот смотри, вот тут есть такая трубочка. Она может быть установлена вот так, а может – на 180 градусов наоборот. И так устанавливается, и наоборот. И у тебя всё соберётся, всё закроется, только АГС стрелять не будет. А я тогда ещё подумал «а какого хрена завод-изготовитель не предусмотрел на эту трубочку ПДУ (противо дураковое устройство), ну, чтобы трубочка только правильным образом могла быть установлена. Чтобы неправильной стороной – не влазила. Но это не к Фариду вопрос. Это не он подписывал проект, не он клал кабель…
Ладно, показал Фарид мне как пользоваться таблицей для навесной стрельбы, как перевернуть прицел, чтобы из АГСа получился миномёт.
Это не моя фотка. Это не я. Это не Зуб. Но, по-моему это фотка из Рухи. Первый номер расчета АГС ведёт навесной огонь. Валяются гильзы, валяется отстреленная лента. Воин херачит навесом с закрытой позиции через глинобитную стену. Взял фотку в группе "Афган без цензуры".
Затем Фарид посмотрел, как я 10 раз собрал-разобрал АГС. Затем выбрал несколько целей, сказал, чтобы я навёл, а потом сам проверил. Где-то через час возни (через час занятий) сказал – ну нормально. Можешь докладывать Командиру. Короче, молодец Фарид! Хорошо, что он с той РДВшкой не убился. А смотрите же, ведь Фарид на РДВшку грудью кинулся. Не Маламон! Недаром потом говорят, что первыми погибают самые лучшие. В этом весь смысл. Всё же понятно, как на ладони!
Ну ладно. Обтряхнул я штаны, попёрся докладывать Прапорщику. Долго я провозился с той позицией. Потом долго осваивал матчасть. Темнеет уже. И вот я возникаю перед Хайретдиновым. Докладываю. Хайретдинов такой: - О! Пойдём, пока не стемнело. Хватай кассету с гранатами. И – за мной!
Хватанул я кассету. Хватанул ещё пару ручных гранат. До Хисарака я их не докину. Но, что Конев подумает, если АГС будет колбасить, а ручные гранаты будут молчать? Подумает, что мы по Хисараку самовольно херачим. А если ещё и ручные гранаты пару раз жахнут, то у него будут все шансы подумать, что мы верой и правдой обороняем пост «Зуб Дракона».
- ХитрО придумано! – Подытожил мою черепно-мозговую деятельность Хайретдинов. – Занимай место Первого Номера.
Это не моя фотка. Это не я. Это не "Зуб". Взял фотку из группы "Афган без цензуры" потому что ситуация один-в-один. Но, здесь первый номер ещё как-то аккуратно сидит. Я расположился ближе к АГСу и ноги закинул на лапы станины как в акушерском кресле. Это от неопытности и молодецкой дурости.
И вот, видно – также, как на фотке, я закинул ноги на две задние лапы АГСа. Типа, Ремба такой.
Фарид мне всё рассказал. А что выпендриваться не надо, это он не сказал. А я решил перед Хайретдиновым выпендриться. Типа, умею-умею из АГСа мочить по душманам. Для душманов – сплошная беда! Ну, и нажал на гашетку тогда. А там сильно надо нажимать. АГС новый. Я ка-а-ак тисканул двумя большими пальцами. А то, если с первого раза не выстрелит, если с первой спички не зажгётся, то, што ж ты тогда за пионер? Что тогда Хайретдинов подумает?..
Да, и надо же всем салом навалиться! Ну, и я всем салом ка-а-ак навалился. А АГС – как ДАСТ!!! Да очередью. А он, когда даёт, он подпрыгивает! Очень сильно, очень высоко и очень резко. А у него на лапах же – мои ходули.
И вот, ТА-ТА-ТА-ТА!!! И по моим ходулям снизу, по двуглавым мышцам БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ!!! У меня – искры из глаз. Больно так! Хайретдинов перестал смотреть на Хисарак. Поднял брови, и давай смотреть на меня. Искры мои привлекли. А АГС прыгает! Я ору: «А-А-А-А-А!!!» И у меня только ноги подлетают, как у тёти в интересной позе.
- Ну ты дал им! – Восхищённо выдохнул Хайретдинов с поднятыми бровями. После того, как я догадался отпустить гашетку, согнул ноги коленками к груди, обхватил их снизу обеими руками и начал кататься в новой позиции по земле. Тихо скуля.
- А представляешь, что теперь в Хисараке делается?! Если тебе так херово?
Хайретдинов немного постоял надо мной. Пытался оценить – требуется ли мне медицинская помощь. Пришёл к выводу, что требуется. Но не его помощь, а психиатра. Поэтому решил закрепить усвоенный материал:
- Вообще-то, я являюсь командиром взвода АГС. У меня целый взвод АГСчиков. Но, вот, ТАКОГО ЧУДА я вижу в первый раз. Нет, не возьму я тебя к себе в АГСчики! – И он пошагал с позиции.
А я валялся на тёплой афганской земле и думал – какое счастье! Что не придётся мне таскать по горам на своём горбу вот эту штуковину. Пусть я облажался, пусть я ушибся… шестнадцать раз подряд. Но дальнейшая моя служба будет – не с АГСом по горам! Пять минут позора и тридцать два синяка – не сильно огромная плата.
Поэтому, Хайретдинов уходил и ржал.
И я лежал и ржал.
Всё ништяк!
