В пятницу свершилось давно ожидаемо мной событие – украинский президент Зеленский наконец-то признал, что украинское наступление, длившееся с июня, закончилось ничем. Теперь официально можно подводить его итоги. Собственно, я это сделал уже давно, не дожидаясь, когда всеукраинский атаман закроет сезон. Поэтому по большому счету остается повторить тезисы, которые я сформулировал еще в июне – никакого наступления не случится, будет лишь позиционное бодание лбами.
Нечто подобное уже случалось в 1914-1918 годах на фронтах Первой мировой войны, когда ни одна из сторон оказалась не в силах проломить эшелонированную оборону противника. И раз уж украинцы и русские в этот раз решили воевать по калькам 100-летней давности, то подобный исход был неизбежен. И если ЧТО произойдет в результате украинского «контрнаступа» можно было уверенно предположить заранее, то ПОЧЕМУ это случится – вопрос не столь очевидный. Попробую объяснить произошедшее понятными словами.
Главным образом из-за развития артиллерии в конце XIX века войскам, находящимся в статичном положении, пришлось зарываться в землю. Развитие артиллерии в свою очередь произошло благодаря революции в металлургии и химии – промышленность могла производить тысячи стальных нарезных стволов фактически любого калибра и миллионы снарядов. Пушки стали стрелять на расстояние в 10-20 км, унификация снарядов сделала их убийственно точными, а бездымный порох и казнозарядное заряжание – скорострельными.
Если сторона А, наступающая силами пехоты и кавалерии, сталкивалась с сильным сопротивлением противника, у нее был убедительный аргумент – надо было как можно более быстро подтянуть тяжелую артиллерию, боекомплект, перемешать с землей полевые позиции и стационарные укрепрайоны врага, дабы продолжить наступление. У стороны Б, если она не обладала возможностью вести активную оборону, то есть контратаковать с целью разбить наступающих, оставался единственный выход – вгрызаться в землю, создавая эшелонированную, то есть многополосную оборону, и концентрировать свою артиллерию, дабы уравновесить огневую мощь стороны А – по возможности выбить ее орудия и перемешать с землей ее пехоту, когда та пойдет в атаку.
И в данном случае по чисто техническим причинам решающее преимущество было бы за тем, кто сможет обеспечить перевес в суммарном залпе и объемах накопленных для наступления снарядов, если бы не одно НО, точнее два НО – пулеметы и колючая проволока. В предыдущих войнах массы пехоты сближались друг с другом на открытой местности, давали ружейный залп, иногда даже два-три залпа, после чего сходились в рукопашной. Соответственно плотность пехотных порядков имела значение, поскольку она же определяла плотность огня и силу штыкового удара. Теперь же плотность огня пехоты не зависела от численности солдат в линии, она определялась, главным образом числом пулеметов, переживших артподготовку, которую вела наступающая сторона.
Как не перепахивай передний край противника, а пулеметчики отсидятся в глубоких бункерах, оперативно выдвинутся по ходам сообщения из второй линии окопов, или даже из третьей, из четвертой, пятой. Время у них будет благодаря дешевому и эффективному средству – колючей проволоке. Ее задача не в том, чтобы создать непреодолимые препятствия (в чем проблема сделать пару раз чик-чик саперными ножницами?), а в том, чтобы задержать атакующие массы врага на простреливаемом пулеметами пространстве – а уж те наштабелируют трупы, выкосив цепи наступающих буквально за несколько минут.
Все это вынуждало прогрызать эшелонированную оборону эшелонированием наступающих порядков и сложными огневыми маневрами. После многодневной артподготовки пехота стороны А идет в атаку, пулеметы стороны Б оживают – и артиллерия снова наносит удар по переднему краю противника, после чего пехота опять поднимается в атаку. При этом артиллеристы переносят огонь на вторую линию обороны врага, отсекая возможность пехоте стороны Б, отсиживающейся там в укрытиях, выдвинуться на передовые позиции, подтянуть пулеметы и боеприпасы. А тем временем в атаку поднимается второй эшелон наступающих, за ним – третий. Это, во-первых, создает непрерывное давление на противника, во-вторых, заставляет рссредоточить огонь уцелевших пулеметов.
Сейчас бы это назвали мясным штурмом, но тогда это была единственно возможная тактика прорыва полевой обороны. Допустим, пехоте стороны А удалось преодолеть нейтральную полосу и захватить первую линию окопов. Пехота стороны Б тут же бросается в контратаку и выбивает ее оттуда. Почему контратакующим в данном случае легче? Во-первых, для этого она может заранее подготовить удобные проходы. Собственно, пути сообщения позволяют передвигаться не высовывая голову над поверхностью земли. Во-вторых, с тыла линию окопов атаковать удобнее, а оборонять – нет. Хотя бы потому, что их глубина может быть два метра и более, и чтобы стрелку высунуться, надо встать на приступок в 70 см. который обращен в сторону врага, а не в тыл.
Но, самое главное, у только что ворвавшихся в передовые окопы вражеской пехоты, сильно поредевшей, нет пулеметов. Станковые пулеметы весили так много, что в атакующих порядках их использовать было невозможно. Для усиления огневой мощи пехоты на ходу начали создавать ручные пулеметы, но погоды они не делали. Таким образом в преимущество оказывалось на стороне пехоты Б. Она стремительно сближалась по ходам сообщения с противником, захватившим первую линию окопов, и вступала в рукопашную схватку, в которой преимущество всегда на стороне того, кто может бросить в бой численно большие силы. А это могут сделать именно обороняющиеся, которым требуется сделать рывок буквально в пару сотен метров, в то время как наступающим надо подтягивать силы и снабжать атакующих через перепаханную снарядами и усеянную трупами нейтралку в километр шириной, по которой, кстати, артиллерия Б может вести заградительный огонь.
В общем, чаще всего, к концу дня стороны, понеся большие потери, оказываются на тех же позициях, что и утром. На следующий день сторона А, подтянув за ночь свежее пушечное мясо, повторяет атаку, потом снова и снова, пока ей не удается закрепиться на захваченных позициях. Закрепиться – значит подтянуть пулеметы и наладить снабжение. Тогда можно использовать первую линию вражеской обороны как исходный рубеж для атаки на вторую линию, потом на третью, и так далее, пока не удастся выйти на оперативный просто и ввести в прорыв маневренные силы, то бишь кавалерию и уже появившуюся мотопехоту.
Да вот в чем проблема – пока ты прорываешь три линии укреплений, а распространение получила именно трехлинейная организация обороны, состоящая из передовой (предполья), основной и резервной линий, противник может возвести четвертую, пятую, шестую, линию обороны, и так далее, поскольку подготовка к прорыву эшелонированной обороны длилась месяцами (ведь надо накопить вблизи фронта тысячи тонн боеприпасов, прежде всего, снарядов), а сам прорыв мог растянуться на недели, то обороняющиеся имели возможность укрепить фронт в угрожаемом месте и перебросить туда резервы, артиллерию и накопленные запасы снарядов. Не имело особого значения, насколько продвинется противник в ходе своего «наступления», важно было то, удастся ли атакующей стороне нарушить целостность обороны. Просто изменение линии фронта без выхода на оперативный простор, то есть перехода к маневренной войне, не давало абсолютно ничего.
Ставка на концентрацию огневой мощи оказалась совершенно тупиковой. Всю войну шла техническая гонка и поиск так называемого геймчейнджера – чудо-оружия, меняющего правила игры. На море таковой вудервафлей стали подводные лодки, к которым до войны было совершенно несерьезное отношение. На земле надежды возлагались на химическое оружие и танки. Настоящая революция произошла в авиации, сделавшей войну трехмерной и поставившей под удар тыловые районы воюющих сторон. Под конец войны американцы даже всерьез подошли к разработке проекта массированного воздушного десанта, как средства выхода из позиционного тупика.
Но противоядие от всех этих убийственных новинок находилось довольно быстро – против подлодок начали эффективно применять сонары и глубинные бомбы, от газов спасал противогаз, и даже на массированное применение танков немцы быстро нашли ответ, применив «самоходную артиллерию», то бишь пушки, поставленные на грузовики. Ну и полевую оборону, конечно, пришлось дополнять противотанковыми рвами и надолбами.
Выход из тупика позиционной войны находился не в технике, а в тактике. Стратегия блицкрига – молниеносной войны – базировалась не на отразимом чудо-оружии, не превосходстве в огневой мощи, а превосходстве в маневре. Собственно, во Второй мировой войне стороны воевали ровно тем же оружием, пусть и более совершенным, что и в предыдущую бойню – артиллерия вообще осталась той же самой, как и стрелковое вооружение. Автомобили, танки, бомбардировочная, штурмовая и истребительная авиация, подводные лодки, даже авианосцы – все это уже существовало к 1918 г. Но военная мысль катастрофически отстала от технического прогресса, и потому толково использовать все это генералы не смогли.
Объяснить, что такое тактика блицкрига попытаюсь на таком образном примере. Представьте, что на ринг вышли два бойца: один – двухметровый амбал в 120 кг, с пудовыми кулачищами, другой – шибздик в метр с кепкой, но очень ловкий, движущийся в два раза быстрее своего противника. Если амбал хоть раз достанет кулаком-кувалдой шибзика – тому хана. Если он сожмет его в своих объятиях – пиши пропало. Но тот ему просто не дает такого шанса: он, легко уклоняясь от пудовых кулаков громилы, рассекающих воздух впустую, наносит серию слабых, но быстрых и точных ударов в уязвимые точки – в солнечное сплетение, по ладыжке, в пах, в шею, в глаз, под колено, под локоть, в нос, в поясницу – и вот уже через полминуты великан лежит на полу и судорожно хватает ртом воздух – в глазах у него темно, в ушах звенит, в носу хлюпает.
Блицкриг – это война, выигрываемая в ходе одной стремительной кампании в 20-60 дней. Смысл маневра не в захвате территории, не в нанесении катастрофических потерь противнику, а в дезорганизации его войск, навязывании таких темпов наступления, не позволяющих ему не то что создать эшелонированную оборону, но даже перебросить резервы, чтобы парировать очередной удар. Никаких оперативных пауз, на одном участке фронта наступление разгаре, а на другом уже начинается новое наступление. При блицкриге значение имеет не столько численность и огневая мощь, сколько организация, выучка и взаимодействие войск, то есть качественные показатели.
Если в течении всей Первой мировой войны наступающие несли катастрофические потери, то в ходе блицкрига сторона, обладающая инициативой, наоборот, имеет потери кратно меньшие, чем обороняющиеся. Именно это позволяет вести боевые действия без оперативных пауз или с минимальными по продолжительности тайм-аутами до достижения полной победы. И расход ресурсов поэтому оказывается небольшим.
Возникает вопрос: а что же тогда мешает украинской стороне ответить напавшим, делающим ставку на методы империалистической войны, стратегией блицкрига по хорошо известным шаблонам 70-летней давности? Или что мешает русским, имеющим преимуществ в авиации, плотности артиллерии, дальнобойных ракетах и численности войск, чуть усовершенствовать тактику мясных штурмов и совершать глубокие прорывы в духе Гудериана и Рокоссовского? Ведь как преодолевать тупик позиционной войны, к сегодняшнему дню хорошо известно. Ответ вам покажется до банальности простым, но… (Продолжение следует)
