Нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов (1963 г.): «…Военно-морской атташе Воронцов прибыл в Москву около 18 часов 21 июня 1941 г. В 21 час был назначен его доклад мне. Он подробно в течение 40-45 минут докладывал мне свои соображения. «Так что - это война?» — спросил я его. «Да, это война», — ответил Воронцов…
В 23 часа меня вызвали к маршалу С. Тимошенко. Со мною был В. Алафузов. Когда вошли в кабинет, нарком в расстегнутом кителе ходил по кабинету и что-то диктовал. За столом сидел начальник ГШ Г. Жуков и, не отрываясь, продолжал писать телеграмму. Несколько листов большого блокнота лежали слева от него: значит прошло уже много времени, как они вернулись из Кремля… и готовили указания округам.
«Возможно нападение немецко-фашистских войск, флоты нужно привести в полную боевую готовность», — начал разговор С. Тимошенко. По его словам, приказание привести войска в состояние боевой готовности для отражения ожидающегося вражеского нападения было получено лично от И. Сталина, который к тому времени уже располагал, видимо, соответствующей достоверной информацией…
С. Тимошенко показал нам телеграмму, только что написанную Г. Жуковым. Мы с Алафузовым прочитали ее. Она была адресована округам, а из нее можно было сделать только один вывод - как можно скорее, не теряя и минуты, отдать приказ о переводе флотов на оперативную готовность №1. Особенно беспокоило меня положение Балтийского флота, находящегося в опасной близости от врага...
Не теряя времени, В. Алафузов бегом (именно бегом) отправился в штаб, чтобы дать экстренную радиограмму с одним условным сигналом…, по которому завертится вся машина. Еще несколько вопросов к наркому: какие у него последние данные, можно ли без предупреждения открывать огонь по нападающему, и я также отправился к себе… «Соедините с командующим Балтийским флотом», — приказал я адъютанту, проходя через приемную. Было уже 23 ч 30 мин 21 июня 1941 г.»
Руководство КА не насторожило, что адмирал Алафузов убежал передавать приказ о переводе флотов в боевую готовность №1 (готовность №2 уже была объявлена по флоту). Мало ли какие причуды у водоплавающих…
В мемуарах Н. Кузнецова не отмечено, что Нарком Обороны диктовал текст Директивы с листа бумаги и, следовательно, Директива рождалась в данном кабинете. Ниже будет показано, что вариант Директивы №1, показанной Н. Кузнецову, состоял из двух листов. Почему тогда адмирал Н. Кузнецов написал: "Несколько листов большого блокнота лежали слева от него [Жукова]"? Возможно, это были черновики предыдущих версий этого документа. Это говорит о том, что до поездки в Кремль у руководителей КА не было проекта Директивы и ее не правил И. Сталин. После возвращения из Кремля у них тоже не было полного понимания, что должно быть отражено в Директиве для войск. Как такое могло вообще быть?
На рисунке приведен (якобы) черновик Директивы №1, подписанный С. Тимошенко и Г. Жуковым. На сайтах отмечается, что на обороте листа 259 среди прочих пометок имеется указание фамилий шифровальщиков: Агапов и Храмцовский. После ухода Г. Жукова из ГШ Храмцовский станет его личным шифровальщиком.
На представленном рисунке видно, что Жуков писал светлыми фиолетовыми чернилами, а Тимошенко подписался черными. В то же время на листе присутствуют правки темно-фиолетовыми чернилами: «тщательно ее замаскировать», вычеркнут абзац текста. По сообщениям, опубликованных на сайтах, лист 258 (2-й лист черновика) написан карандашом. На листе 258 имеется текст, включающий пункт перечисления г) Директивы №1.
На рисунке представлен (якобы) текст Директивы №1. Поскольку на бланке отсутствует наименование «Директива №1» или «Приказ…», то ниже по тексту при упоминании этого документа будет использоваться термин «Директива».
В сообщениях на сайтах указывается, что на ШТ имеются следующие пометки: «Поступила в ШО в 23-45 21 июня 1941 г. Машинистка Грибова отпечатала две копии в 23-50. Первый экземпляр машинописной копии передан НКВМФ. Второй экземпляр машинописной копии передан генерал-майору Покровскому А.П. Директива отправлена в 00-30 в ЛВО, ЗОВО, КОВО, ОдВО, ПрибОВО под номерами: 19942, 19943, 19944, 19945, 19946 соответственно.» Генерал П. Покровский с октября 1940 — адъютант, затем генерал-адъютант маршала С. Буденного.
В пункте 1 ШТ зачеркнуто «в ночь» - правящие текст товарищи, вероятно, посчитали что нападение произойдет не в ночь на 22-го июня. Также они должны были понимать, что до рассвета ШТ уже могла не дойти до войск. Это показывает, что высшее руководство КА проигнорировало прямое указание И. Сталина. Если бы руководство КА хотело предупредить войска о нападении именно в ночь с 21 на 22 июня, то они обязаны были сообщить основные положения Директивы в ВО по телефону. Однако высшее руководство КА звонило в округа по другому поводу…
Около 23-15…23-20 нарком Н. Кузнецов видел черновик Директивы, которая попала в ШО в 23-45. Кто видел Директиву и проводил правки после ухода Н. Кузнецова? И. Сталину показать Директиву не успевали по времени. Позвонить? Сталин не работал с текстами по телефону. Сведения, изложенные в Директиве, относились к наивысшему грифу секретности, а телефонные переговоры с таким грифом было запрещено вести и по ВЧ. Кроме того, вождь мог уехать из Кремля после 23 часов. Получается, что И. Сталин так доверялся военным и «не влазил в их дела», что не стал смотреть Директиву? Если бы произошло невероятное и Сталин дал бы поправки по телефону (он буквально соблюдал все требования и требования режима секретности тоже), то эти правки мы бы увидели на листке черновика Директивы. А некоторые правки появились позже...
Кто мог править текст черновика ШТ после подписания Наркомом Обороны и начальником ГШ? Только тот человек, который высказал свои предложения в кабинете Сталина - Семен Буденный. Ему отправлена копия, которой нет в рассылке ШТ. С. Буденный находится в том же здании, что и Тимошенко с Жуковым. Буденному не нужна эта пространная Директива в группе резервных армий (которыми ему поручили командовать) – ее просто можно уничтожить в том же ШО ГШ, когда надобность в ней отпадет. Именно он мог дописать текст карандашом на листе из блокнота Жукова, которому потом присвоили в архиве номер 258 (не может быть последний лист ШТ без подписи).
В 23-45 черновик попал в ШО. Машинистка к 23-50 отпечатала копии. Одну копию унесли С. Буденному, а черновик Директивы отправился к шифровальщикам.
В Директиве синим цветом подчеркнут текст, который отсутствует в ШТ, принятой ЗапОВО. В то же время он присутствует в черновике ШТ. Это свидетельствует о том, что в текст ШТ правки вносились вторично. И это должен был сделать человек, которому текст Директивы не нравился – это мог быть и Буденный после получения копии. Он мог внести изменения с согласия подписавших (или же они все находились в приемной ШО). Правка касается удаления текста «войска держать рассредоточено и замаскировано» и «противовоздушную оборону привести в боевую готовность». Указанные мероприятия и так проводятся при приведении войск ВО в боевую готовность (выйти в запасной район, замаскироваться и развернуть средства ПВО; поднять по боевой тревоге все части, включая части ПВО, как окружного подчинения, так и входящих в состав дивизий, корпусов и т.д.). Конечно, на сайтах имеется версия, что шифровальщики были усталые и пропустили текст. Так не бывает...
ШТ Директивы имеют пять номеров: с №19942 по №19946. Это означает, что в каждый ВО ушла своя индивидуальная ШТ, каждую из которых необходимо было набрать на ШМ.
Автор оценил длину ШТ (по ШТ ЗапОВО для армий), которая составляет около 205 групп. Длина приблизительная и нужна нам только для оценки времени передачи ШТ разными службами. Если шифровальщики работали с указанными выше скоростями, то на обработку одной ШТ при «З» уходило около 6 минут, а на ее «Р» – до 8. Мы знаем, что черновик выполнен на трех листах и с ШТ работали два специалиста, которые должны были работать параллельно, передавая листы черновика друг другу. Зам.дежурного по ШО обеспечивал их шифрами и забирал материал для отправки на узел связи. В этом случае один специалист обработал три ШТ за время около 18 минут, а другой две ШТ за 12. Получается, что с учетом дополнительных правок все пять ШТ могли быть сданы на узел связи до 00-30.
Но существует еще один неучтенный фактор: дежурный по ШО должен был узнать где находится командование ВО и куда отправлять ШТ: в штаб ВО или на фронтовой пункт управления. Для каждого адресата имелись свои шифры. ШТ для штаба ВО не смогут расшифровать в пункте фронтового управления. Отправлять ШТ в оба адреса – это значит удвоить работу, которая на контроле у начальника ГШ.
Из мемуаров начальника ГШ ВС СССР М. Захарова, который в июне 1941 года был НШ ОдВО. Вечером 21 июня М. Захаров находился в Тирасполе на полевом КП, оборудованном на случай войны, а командующий ВО еще оставался в Одессе.
«Около 22 часов [вероятно опечатка] 21 июня по аппарату БОДО меня вызвал на переговоры из Одессы командующий войсками округа. Он спрашивал, смогу ли я расшифровать ШТ, если получу ее из Москвы. Командующему был дан ответ, что любую ШТ из Москвы расшифровать смогу. Последовал опять вопрос: "Вторично спрашивают, подтвердите свой ответ, можете ли расшифровать ШТ из Москвы?"
Меня крайне удивило повторение запроса. Я ответил: "Вторично докладываю, что любую ШТ из Москвы могу расшифровать". Последовало указание: "Ожидайте поступления из Москвы ШТ особой важности. Военный совет уполномочивает вас ШТ немедленно расшифровать и отдать соответствующие распоряжения …
Оценив создавшееся положение, около 23 часов 21 июня я решил вызвать к аппаратам командиров 14-го, 35-го и 48-го ск и НШ 2-го кк... Всем им были даны следующие указания:
1. Штабы и войска поднять по боевой тревоге и вывести из населенных пунктов.
2. Частям прикрытия занять свои районы.
3. Установить связь с пограничными частями».
Существует одна неточность – в Журнале боевых действий 9-й армии записано: «В 24-00 21.06.41 части армии, прикрывающие границу, телеграфным распоряжением приведены в боевую готовность по тревоге. Дан приказ занять районы по плану прикрытия.» Можно сказать одно: НШ ОдВО принял на себя ответственность поднять войска округа по тревоге до получения Директивы из Москвы. Это поступок!
Автор не знает сколько времени требуется для отправки ШТ по телеграфу. Передача текста ШТ по телеграфу, вероятно, составит те же 8 минут, которые требуется для «Р». С учетом обмена служебной информации и подготовки к приему (когда телеграмму ожидают), возможно, это время не превысит 10 минут.
Из мемуаров Багромяна: «…В 00-25 22 июня окружной узел связи в Тарнополе начал прием телеграммы из Москвы… Только в половине третьего ночи закончился прием этой пространной Директивы…»
Комментировать это событие и время «около половины третьего» достаточно сложно – недостаточно информации.
Если этот факт имел место на самом деле, то вероятны две причины такой длительной работы с Директивой.
1) группа шифровальщиков штаба КОВО, переезжающая в Тарнополь, по ошибке взяла шифры, относящиеся ко схеме шифросвязи со ГШ со штабом ВО;
2) на узле связи ГШ (или в ШО) перепутали бланки (каждая ШТ это несколько бланков телеграмм с наклеенной телеграфной лентой с группами букв). Передали на узел связи фронтового пункта управления бланки в другой последовательности или перепутали бланки от разных ШТ.
На рисунке мы видим Директиву в виде ШТ, отпечатанную на ПМ в ШО ЗапОВО. Чтобы сократить время до отправки из ЗапОВО в подчиненные армии откорректировали текст прямо на бланке входящей ШТ, превратив ее в исходящую с номерами 5203-5206.
ШТ поступила в ШО 01-45, отправлена 02-25. Сорок минут – уложились в норматив. Но время?! Даже если бы работал один человек на шифровальной технике, он управился бы, как мы уже знаем, за 20 минут. Плюс оформление журнала исходящих ШТ – не более пяти минут. Итого 25 минут. Директиву ждали в ВО и должно было быть в ШО не менее 2-3 шифровальщиков, что сократило бы время обработки ШТ. Почему столько ушло времени? Из представленных материалов следует только одно – в подчиненных армиях не было шифровальной техники. ШТ из ВО в армии обрабатывались ручным шифром (циркулярная схема связи). В этом случае текст условно разбили на четыре части и каждую из них шифровали, как отдельную ШТ. Длину ШТ в группах без книг определить невозможно. Время 02-35 – это время отправки с узла связи ВО последней части всем адресатам.
Вопрос: должен ли был знать начальник ГШ - куратор шифрослужбы, что в звеньях передачи шифросвязи «ВО-Армия» и «Армия-Корпус» (не говоря о звене «Корпус-Дивизия») отсутствует шифровальная техника и время передачи ШТ (с учетом доклада командованию) от ГШ до армии составит не менее 1,5 часа, а «ГШ-Корпус» до 3,5 часов? В лучшем случае в корпусах получили бы Директиву около 4-00. В дивизиях штат шифровальщиков еще меньше – там бы получили и расшифровали Директиву около 6-00. Почему так поступило руководство НКО и ГШ? Вариантов два: 1) не верили в войну на рассвете 22-го июня или 2) пытались переложить всю ответственность «на плечи» руководства ВО (самоустранившись от подъема войск по тревоге и от объяснения, как этим войскам действовать при нападении).
Также никто из высшего руководства КА (включая руководство ВО и армий) не думал о возможных нарушениях связи диверсионными группами противника. Это просто не предусматривалось. За это их винить нельзя - они с таким еще не встречались... Потеря связи на всех уровнях - это «бич» советских войск на начальном периоде войны. Автор не знает, кто в этом виноват – но не вождь - это точно.
Около 23 часов 21 июня 1941 года Г. Жуков по аппарату ВЧ предупредил НШ западных ВО: «Ожидать особых указаний!» Генерал Климовских доложил об этом генералу Д. Павлову и приказал командующим и НШ 3, 10 и 4-й армий находиться в своих штабах. Никаких особых указаний им не давалось, кроме как «всем быть наготове». В час ночи 22 июня генералы Павлов, Климовских и ЧВС, находясь в штабе, получили по ВЧ указание наркома обороны утром собрать начальников управлений и отделов и странное предупреждение: «…будьте поспокойнее и не паникуйте… ни на какую провокацию не идите».
Согласно полученным из Москвы указаниям, генерал Павлов вызвал на связь командующих армиями, приказав им постоянно находиться на командных пунктах вместе с начальниками их штабов и оперативных отделов. Командующий 4-й армией генерал Коробков около часа ночи 22 июня под свою ответственность приказал разослать во все подчиненные соединения и отдельные части опечатанные «красные пакеты» с инструкциями о порядке действий по боевой тревоге. Эти документы хранились в штабе армии и не вручались командирам соединений потому, что не были утверждены.
Командующий 3-й армией генерал Кузнецов, вернувшийся поздно вечером 21 июня из поездки в район Августова, получив указание округа, вызвал в штаб всех офицеров полевого управления и политотдела армии. Во втором часу ночи командарм приказал командирам корпусов и дивизий постоянно находиться у телефонных аппаратов. Около двух часов ночи 22 июня по ВЧ Кузнецов получил приказ генерала Павлова: «Поднять войска по боевой тревоге, частям УР немедленно занять ДОТы и привести их в полную боевую готовность, ввести в действие план прикрытия госграницы».
Одновременно командующий округом сообщил, что по секретным средствам связи идет передача важного документа. Генерал Кузнецов приказал передать полученный текст приказа командирам корпусов и дивизий, немедленно вернуть артиллерийские и зенитные подразделения с учебных сборов к своим частям. Но к этому времени со многими соединениями армии связь уже была потеряна.
Примерно в 2 часа ночи 22 июня прекратилась проводная связь штаба округа с 4-й армией, которую удалось восстановить только в 3-30. После восстановления связи командующий армией получил переданное открытым текстом по телеграфу приказание генерала Павлова о приведении войск в боевую готовность (ШТ с приказом народного комиссара обороны СССР была получена руководством армии около 3 часов утра). На вопрос генерала Коробкова, какие конкретно разрешены мероприятия, командующий округом ответил: «Все части армии привести в боевую готовность. Немедленно начинайте выдвигать из крепости 42-ю дивизию для занятия подготовленной оборонительной позиции. Частями Брестского УР скрытно занимайте ДОТы. Полки авиадивизии перевести на полевые аэродромы».
До 4 часов утра 22 июня генерал Коробков успел лично по телефону передать полученное распоряжение НШ 6-й и 42-й сд, коменданту Брестского УР, а через 10–15 минут связь с войсками вновь оборвалась.
В 10-й армии еще 20 июня 1941 года генерал К. Голубев на совещании с руководящим составом дал указание о повышении боевой готовности войск. Распоряжение о подъеме войск в эту армию поступило по телефону лично от командующего округом в 2-30 минут 22 июня, приказавшего генералу Голубеву: «Вскрыть „красные пакеты“ и действовать, как там указано». Переданный шифром приказ Народного комиссара обороны № 1 был расшифрован в штабе армии уже после начала боевых действий. Штабом 10-й армии сразу были отданы распоряжения командирам корпусов и дивизий о приведении войск в боевую готовность и выдвижении их на свои участки обороны. Для приведения в боевую готовность артиллерийских частей, находившихся на учебных сборах в районе Червоны Бур, туда был срочно направлен начальник артиллерии армии. Все начали действовать слишком поздно…
Мы теперь знаем, что никаких директив Наркома Обороны и ГШ КА о приведении ВО в боевую готовность от 18 июня 1941 года не существовало. Директива ВО о носимом боекомплекте, о снаряженных магазинах и лентах для пулеметов, о количестве снаряженных мин, снарядов, снаряженной боевой технике и прочее имеется и в КОВО, и в ЗапОВО, и в ОдВО – они отражали позицию руководства ГШ.
Последнее, что мы рассмотрим в этой части сообщения – это Директива ПрибОВО в войска. Она отличается от всех Директив. Видно, как продумали руководители ПрибОВО свои действия – им тоже не дали времени на реализацию действий, изложенной в Директиве.
ШТ с Директивой в ШО ВО также набирали ручным шифром. ШТ вышла несколько длиннее и вышла из шести частей: №70/ш, №72/ш - №76/ш. До начала войны Директива до войск не дошла…
ВОЕННЫМ СОВЕТАМ 8-й и 11-й АРМИИ 22 июня 1941 г. 2 часа 25 минут
1. Возможно в течение 22-23.6.41 г. внезапное нападение немцев на наше расположение. Нападение может начаться внезапно провокационными действиями.
2. Задача наших частей – не поддаваться ни на какие провокационные действия немцев, могущие вызвать крупные осложнения.
Одновременно наши части должны быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев и разгромить противника.
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять оборону основной полосы. В предполье выдвинуть полевые караулы для охраны дзотов, а подразделения, назначенные для занятия предполья, иметь позади. Боевые патроны и снаряды выдать.
В случае провокационных действий немцев огня не открывать. При полетах над нашей территорией немецких самолетов не показываться и до тех пор, пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать.
2. В случае перехода в наступление крупных сил противника разгромить его.
3. Крепко держать управление войсками в руках командиров.
4. Обстановку разъяснить начальствующему составу и красноармейцам.
5. Семьи начальствующего состава 10, 125, 33-й и 128-й стрелковых дивизии перевозить в тыл только в случае перехода границы крупными силами противника.
6. В случае перехода крупных сил противника в наступление:
а) саперные батальоны управлений начальника строительства передать командирам дивизий на участках их местонахождения и использовать для усиления войск;
б) строительные батальоны, автотранспорт и механизмы управлений начальника строительства отвести на тыловые рубежи по планам армий.
7. Командующему 11-й армией немедленно выдвинуть штаб 126-й стрелковой дивизии и возможное количество пехоты и артиллерии ее в район Кальвария, куда будут продвигаться все части 126-й стрелковой дивизии.
8. Средства и силы противовоздушной обороны привести в боевую готовность номер один, подготовив полное затемнение городов и объектов.
9. Противотанковые мины и малозаметные препятствия ставить немедленно.
10. Исполнение сего и о нарушении границы доносить немедленно.
Командующий войсками Прибалтийского особого военного округа генерал-полковник Ф. Кузнецов
Начальник управления политпропаганды округа бригадный комиссар Рябчий
Начальник штаба округа генерал-лейтенант Кленов
Продолжение следует
