Уже пару дней где-то в юго-восточном направлении громыхало так, что я иногда просыпался. Хотя, как мне раньше казалось, я к канонаде совершенно привык. Оказывается, не так все просто.
    По легким, едва уловимым изменениям в поведении старших начальников, я понял, что скоро мы передислоцируемся. И вполне возможно, именно в этом направлении.

    — Там что — бой идет?! — закричал, обернувшись к нам, Джимми Хендрикс.
    Джимми Хендрикс — это сержант Ескин. Он очень любит западную музыку, и неплохо в ней разбирается. Слишком уж часто он рассказывал сослуживцам об этом знаменитом гитаристе. И дорассказывался.
    Это я начал его так называть, а потом и остальные подхватили.

    Моя «шишига» колыхалась вслед за последним БМП Бандеры.
    Наших, которых недавно так «удачно» обстреляли, мы объехали, так что встретиться ни с Найдановым, ни с Молчановым мне не удалось. Но, как сказал Степан, они двинулись еще раньше нас.

    …Июль 93-го. Над степью марево. Мы сидим в кружке около полуразрушенного дома, в тени деревьев, и по очереди ориентируем буссоль. Сегодня вторая неделя военных сборов в Прудбое.
    Около меня привалился спиной к дереву Слава Клюшкин. Периодически он засыпает, но тут же вздрагивает, широко открывает глаза, и делает вид, что ничего не было.

    …Июнь 94-го. Поезд затормаживает. Слышится последний скрежет колес, последний рывок — и состав замирает. Я подхватываю наши сумки, и устремляюсь к выходу. Это Минеральные Воды, здесь мы будем пересаживаться на электричку до Нальчика.
    Выхожу на перрон, и вижу до боли знакомое лицо. Ба, да это же Ибрагим — мой однокурсник! Ничего себе встреча! Что он тут делает?

    — Здорово! — воскликнул едва увернувшийся от меня Косач. — Всем привет!
    — Ха, Косач! — закричал грубый Бандера.
    В углу что-то приветственное, но совершенно не разборчивое пробормотал Салий. В большой сумке замполита явственно звякнуло и забулькало. Мы, все трое, разом подняли головы.

       С очередной «шишигой», привезшей Степану еду, у нас появился новый офицер — лейтенант Салий. Между прочим, однокурсник Степана. Знакомы они были, видно, очень давно, так как Бандера приветствовал приятеля очень странно: «Привет, свин!!!». Знаете, если бы они не были настолько хорошо знакомы, я думаю, кто-то очень сильно пострадал бы. А так Валера Салий просто улыбнулся, и потащил свой вещмешок в палатку к ротному. 

    — Где палатки? — спросил меня прапорщик Чорновил.
    Блин, откуда он вообще взялся, в этом Дагестане с такой западенской рожей и фамилией? Говорят, уже пару десятков лет тут служит. Ему и правда, меньше пятидесяти дать трудно. Такой весь из себя морщинистый, но глаза живые. Хитрые такие глаза, цепкие. Бандера его «жидом» называет. А я его называю на «вы». У меня просто язык не поворачивается на «ты» к нему обратиться. Мне все кажется, что он мне в отцы годится… А может, так и есть? Я в паспорт ему не заглядывал.

    Так оно и получилось. Насколько я понимал ситуацию, наша бригада выполняла функцию устрашения. Мы окружали поселок с нескольких сторон, разворачивались к бою, и ждали пока внутренние войска пройдут по нему, и, может быть, даже кого-то обыщут. Если все проходило нормально, а чаще всего так оно и было, то мы снимались с одного места и переезжали на другое.
    Постепенно все привыкли к кочевому образу жизни, приспособились, и начали потихоньку волынить.

    В кабину кто-то застучал. Я проснулся.
    Тихо шипела рация, сопел водитель, а за стеклом маячила чья-то невысокая фигура.
    Я открыл дверцу:
    — Чего тебе, боец?
    — Товарищ лейтенант сказал, что ваша очередь дежурить.

    Ну, все, мы тронулись. Помчались вперед БРДМ, затем тронулась первая рота, (я увидел, как за БМП Тищенко закачались на рытвинах «шишиги» Найданова с прицепленными сзади «васильками»), потом тронулись БМП Бандеры, а затем двинулись и мы. Оставляемый лагерь проплыл мимо меня, и остался позади. Впереди было шоссе, хорошая накатанная дорога, и путь в Чечню.

    На четвертый день бессмысленного и бестолкового пребывания под Хасавюртом я совсем упал духом. Целыми днями тупо бродить по лагерю, играть в карты, переминаться с ноги на ногу на строевом смотре? Этого ли я хотел? Это ли я себе представлял в Темир-Хан-Шуре? Нет, конечно!

    Пробуждение было не таким муторным, как засыпание. Все-таки, что ни говори, первую ночь в лагере я уже провел.
    Мне неудержимо хотелось на оправку, (собственно говоря, это меня и разбудило), я, согнувшись, вылез в предбанник, нашел свою обувь, (слава Богу — на месте), и зашагал по уже известному мне маршруту в сортир. Идти было также легко, как и вечером. Грязь еще не успела раскиснуть под солнцем.

    Нет, все-таки в этом коллективчике мне было тяжело. Не явно, но очень хорошо бойцы давали мне понять, что я здесь абсолютно лишний. Я им мешал. И мешал очень. Одним своим присутствием.

    Я задремал. А проснулся тогда, когда наш грузовик свернул с хорошей асфальтированной дороги в сторону — на проселок. Тряска меня и разбудила. Я огляделся: позади оставалась трасса с негустыми лесопосадками, а впереди простиралась обширная равнина. Меня начали терзать нехорошие предчувствия.