Как отмечает В.М. Фалин, «обычно опускается, что советская сторона после подписания [Московского — С.Л.] договора пыталась сохранить контакты с Лондоном и Парижем. Молотов заявил французскому послу Наджиару: «Договор о ненападении с Германией не является несовместимым с союзом о взаимной помощи между Великобританией, Францией и Советским Союзом». Однако официальные и официозные сигналы из Москвы, рекомендовавшие «демократам» не рубить швартовы, оставлялись без внимания. Англичане и французы демонстративно отворачивались от вчерашнего партнера по переговорам. Зато на порядок возросла тяга тори к нахождению консенсуса с нацистами» (B.M. Фалин. К предыстории пакта о ненападении между СССР и Германией// Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну? — М.: Вече, 2009. — С. 95).
24 августа 1939 г. в разговоре с временно поверенным в делах СССР в Германии Н.В. Ивановым 1-й секретарь посольства США Хис выразил «надежду, что все кончится мирно, вторым Мюнхеном, что президент Соединенных Штатов Америки Рузвельт уже собирается предпринимать кое-какие шаги» (Год кризиса, 1938-1939: Документы и материалы. В 2 т. Т. 2. 2 июня 1939 г. — 4 сентября 1939 г./ М-во иностр. дел СССР. — М: Политиздат, 1990. — С. 322). И действительно, Рузвельт обращался «к королю Италии (23 августа), к Гитлеру (24 и 26 августа), к полякам (25 августа). Содержание обращений перекликалось с американскими увещеваниями, что за год до этого вздабривали почву для Мюнхенского сговора» (Фалин B.M. Указ. соч. — С.97-98).
Тем временем «25 августа 1939 года в Лондоне окончательно был оформлен и подписан англо-польский союз в виде Соглашения о взаимопомощи и секретного договора. Статья первая англо-польского Соглашения о взаимопомощи гласила: «В случае если одна из Сторон Договора будет втянута в боевые действия с европейским государством агрессией, устроенной последним против указанной Стороны Договора, другая Сторона Договора немедленно предоставит Стороне Договора, втянутой в боевые действия, всю необходимую от неё поддержку и помощь». Под «европейским государством», как следовало из секретного договора, имелась в виду Германия» (Странная война// https://ru.wikipedia.org). В тот же день «последнее английское торговое судно покинуло Германию» (Широкорад А.Б. Великий антракт. — М.: АСТ, АСТ МОСКВА, 2009. — С. 344).
«Не доверяя своим итальянским союзникам, Гитлер еще в середине … 25 августа, думал, что может вовлечь западные державы в сделку» (Вайцзеккер Э., фон. Посол Третьего рейха. Воспоминания немецкого дипломата. 1932-1945/ Пер. Ф.С. Капицы. — М.: Центрполиграф, 2007. — С. 219) и «на британский призыв «не совершать непоправимого» ответил предложением (переданного через посла Гендерсона 25 августа) войти в пару на следующих условиях: а) возвращение Данцига и польского коридора в состав рейха; б) германские гарантии новых польских границ; в) достижение соглашения о бывших германских колониях; г) отказ от изменения германских границ на Западе; д) ограничение вооружений. В свою очередь рейх обязался бы защищать Британскую империю от любых внешних посягательств. … Изложенное выше фюрер снабдил примечанием: ничего страшного не произойдет, объяви англичане из соображения престижа «показную войну». Гроза послужит лишь очищению атмосферы. Надо только наперед проговорить ключевые элементы будущего примирения.
По окончании встречи с Гендерсоном Гитлер связался с Муссолини. Собеседованием с Дуче он остался доволен и в 15:00 отдал приказ ввести в действие план «Вайс». Нападение на Польшу должно было свершиться на рассвете 26 августа. Однако все пошло через пень колоду. … Посольство Италии уведомило Берлин, что Рим к войне не готов. В 17:30 французский посол в берлине предупредил — его страна выполнит обязательства перед Польшей. Около 18:00 Би-би-си выдала в эфир сообщение, что англо-польский союзный договор введен в силу. Гитлер еще не знал, что известие — Италия не примет участия в нападении на Польшу — было передано Лондону и Парижу раньше, чем союзнику. Генерал Гальдер, начальник главного штаба вермахта, занес в дневнике: «Гитлер в растерянности, слабая надежда, что путем переговоров с Англией можно пробить требования, отклоняемые поляками» (Фалин B.M. Указ. соч. — С.95-96). «Вечером 25 августа Гитлер отозвал приказ о наступлении, который уже был напечатан, опасаясь, что Англия в конце концов вступит в войну, а итальянцы этого не сделают» (Вайцзеккер Э., фон. Указ. соч. — С. 219). «Пока же В. Кейтель получил приказ тотчас остановить выход сил вторжения на означенные по плану «Вайс» рубежи, а начавшуюся передислокацию войск выдать за «учения» (Фалин B.M. Указ. соч. — С.96).
26 августа Гендерсон прилетел в Лондон и на заседании британского правительства заявил: «Реальная ценность наших гарантий Польше в том, чтобы дать Польше возможность прийти к урегулированию с Германией» (Фалин B.M. Указ. соч. — С.97). В тот же день полномочный представитель СССР в Великобритании И.М. Майский записал у себя в дневнике: «Вообще же в воздухе пахнет новым Мюнхеном. Рузвельт, папа римский, Леопольд бельгийский — все стараются открыто. Муссолини старается за кулисами. Чемберлен спит и во сне видит «appeasement» [умиротворение (англ.)]. Если Гитлер проявит хоть минимум сговорчивости, может повториться прошлогодняя история. Но вот проявит ли? От Гитлера все зависит» (Документы внешней политики СССР, 1939. T. XXII. В 2 кн. — Кн. 1. Январь — август. — М.: Международные отношения, 1992. — С. 659).
Тем временем Гитлер через шведа Далеруса отправил «в Лондон предложение о полнокровном союзе: англичане помогут Германии вернуть Данциг и коридор, а рейх не поддержит ни одну страну — «ни Италию, ни Японию или Россию» в их враждебных действиях против Британской империи. Раньше Г. Вильсон от имени премьера Чемберлена манил Гитлера возможностью аннулирования гарантий, выданных Лондоном Польше и ряду других европейских стран. Теперь рейхсканцлер ставил на кон все, что наобещал и Риму, и Токио, и еще тепленький пакт с Москвой» (Фалин B.M. Указ. соч. — С.96-97). В свою очередь Н. Чемберлен очевидно уже соглашался на новый договор с А. Гитлером — «вчитайтесь в заявление Н. Чемберлена на заседании кабинета 26 августа 1939 года: «Если Великобритания оставит господина Гитлера в покое в его сфере (Восточная Европа), то он оставит в покое нас» (Фалин B.M. Указ. соч. — С.92).
«27 августа Гитлер заявил своим преданным сторонникам, что придерживается идеи «тотального решения», но мог бы согласиться и на поэтапной урегулирование. Все равно приближается вторая кульминация кризиса, поскольку Гитлер не получил того, чего хотел» (Вайцзеккер Э., фон. Указ. соч. — С. 222). В тот же день Н. Чемберлен «сообщил своим коллегам по кабинету, что он дал понять Далерусу: поляки могут согласиться на передачу Германии Данцига, хотя у премьера никаких консультаций на сей счет с поляками не проводилось» (Фалин B.M. Указ. соч. — С. 97). По мнению полномочного представителя СССР в Великобритании И.М. Майского план Гитлера состоял «в том, чтобы, обеспечив себе нейтралитет СССР, в течение трех недель разгромить Польшу и затем повернуть на Запад против Англии и Франции.
Италия, вероятно, останется нейтральной, во всяком случае на первой стадии войны. Именно об этом Чиано беседовал недавно в Зальцбурге с Риббентропом и затем в Берхтесгадене с Гитлером. Итальянцы не хотят проливать кровь из-за Данцига, война из-за германо-польского спора была бы крайне непопулярна в Италии. Кроме того, боевые качества итальянской армии весьма сомнительны. Экономическое положение Италии печально. Ни нефти, ни железа, ни хлопка, ни угля у нее нет. В случае участия Италии в войне она легла бы тяжелой обузой в военном и хозяйственном смысле на Германию. Поэтому Гитлер в конце концов не возражал против того, чтобы Италия осталась нейтральной. Германия мобилизовала уже 2 млн. человек. Три дня назад призваны под ружье и еще 1,5 млн. человек. С такими силами Гитлер надеется реализовать свой план в одиночку» (Документы внешней политики СССР, 1939. T. XXII. Кн. 1. Указ. соч . — С. 646).
28 августа Гендерсон возвратился в Берлин и в 10 час. 30 мин. вечера вручил Гитлеру ответ британского кабинета. Его суть сводилась к тому, что «британское правительство рекомендует разрешение возникших затруднений путем мирных переговоров между Берлином и Варшавой и, если это будет принято Гитлером, обещает в дальнейшем рассмотрение на конференции тех более общих проблем, которые подняты им в разговоре с Гендерсоном 25-го. Одновременно британское правительство твердо заявляет о своем намерении выполнить все обязательства по отношению к Польше» (Документы внешней политики СССР, 1939. T. XXII. Кн. 1. Указ. соч. — С. 679). «Фюрер слушал Гендерсона в пол-уха. За несколько часов до приема британского посла Гитлер самоопределился: вторжение в Польшу — 1 сентября» (Фалин B.M. Указ. соч. — С. 97).
«На следующий день, 29 августа, в своем ответе на это послание Гитлер потребовал передачи Германии Данцига и «коридора», а также обеспечения прав немецкого национального меньшинства на территории Польши. В послании подчеркивалось, что, хотя германское правительство скептически относится к перспективам успешного исхода переговоров с польским правительством, оно тем не менее готово принять английское предложение и начать прямые переговоры с Польшей. Оно делает это исключительно в связи с тем, что им получена «письменная декларация» о желании английского правительства заключить «договор о дружбе» с Германией» (Год кризиса, 1938-1939: Документы и материалы. В 2 т. Т. 2. Указ. соч. — С. 407).
Таким образом Гитлер согласился на прямые переговоры с Польшей и просил британское правительство использовать свое влияние для того, чтобы к нему немедленно прибыл полномочный представитель Польши. Однако эта часть ответа была «средактирована таким образом, как если бы Гитлер ожидал приезда в Берлин польского Гахи. … Гитлер заранее требует согласия Польши на возвращение Германии Данцига и «коридора». Прямые переговоры должны это лишь санкционировать, а сверх того послужить «урегулированию» польско-германских отношений в экономической области, что, очевидно, надо понимать, как установление экономического протектората Германии над Польшей. Новая граница Польши должна быть гарантирована с участием СССР» (Документы внешней политики СССР, 1939. T. XXII. Кн. 1. Указ. соч. — С. 681).
По свидетельству Э. фон Вайцзеккера «в два или три часа ночи 29 августа царит всеобщее воодушевление в связи с весьма радужным посланием от скандинавского эмиссара, посетившего Чемберлена. Геринг сказал Гитлеру: «Давайте прекратим игру «все или ничего». На что Гитлер ответил: «Все мою жизнь я играл по принципу «все или ничего». На протяжении всего дня настроение колеблется между величайшей дружбой с Англией и развязыванием войны во что бы то ни стало. Отношения между нами и Италией становятся все прохладнее. Позже вечером все мысли Гитлера, кажется, связываются с войной, и только с ней. «За два месяца с Польшей будет покончено, — говорит он, — и тогда мы проведем большую мирную конференцию с западными странами» (Вайцзеккер Э., фон. Указ. соч. — С. 222).
Тем временем Риббентроп в беседе с временно поверенным в делах СССР в Германии Н.В. Ивановым просил довести до сведения советского правительства, что «изменение политики Гитлера по отношению к СССР абсолютно радикально и неизменно. … Договор между СССР и Германией, безусловно, не подлежит пересмотру, остается в силе и является поворотом в политике Гитлера на долгие годы. СССР и Германия никогда и ни в коем случае не будут применять друг против друга оружия. … Германия не будет участвовать ни в одной международной конференции без участия СССР. В вопросе о Востоке все свои решения она будет выносить вместе с СССР» (Документы внешней политики СССР, 1939. T. XXII. Кн. 1. Указ. соч. — С. 680).
По словам Э. фон Вайцзеккера 30 августа руководство Третьего рейха ждало, «что станет делать Англия, убедит ли она (как намеревалась) Польшу пойти на переговоры» (Вайцзеккер Э., фон. Указ. соч. — С. 222), причем со слов Риббентропа именно этим днем «с германской стороны рассчитывали на прибытие польского представителя» (Год кризиса, 1938-1939: Документы и материалы. В 2 т. Т. 2. Указ. соч. — С. 339). В тот же день британский кабинет провел заседание, на котором Галифакс заявил, что концентрация Германией войск для удара по Польше «не является действенным аргументом против дальнейших переговоров с германским правительством» (Фалин B.M. Указ. соч. — С. 97).
По окончании заседания в Берлин с Гендерсоном немедленно было отправлено сообщение, в котором британское правительство соглашалось «использовать свое влияние в Варшаве для того, чтобы убедить польское правительство вступить в прямые переговоры с Германией, однако при условии, что на время переговоров сохраняется статус-кво, прекращаются всякие пограничные инциденты и приостанавливается антипольская кампания в немецкой печати. … После «мирного решения» польского вопроса британское правительство будет согласно на созыв конференции для обсуждения более общих вопросов (торговля, колонии, разоружение), поднятых Гитлером во время свидания с Гендерсоном 25 августа» (Год кризиса, 1938-1939: Документы и материалы. В 2 т. Т. 2. Указ. соч. — С. 353). По словам Э. фон Вайцзеккера с пришедшим в полночь Гендерсоном Риббентроп обращался «как со сбродом, говоря, что мы все ближе подходим к войне. Сияющий Риббентроп отправился к Гитлеру. Я же испытываю отчаяние. Немного позже присутствую во время разговора Гитлера с Риббентопом. Теперь я окончательно понимаю, что война неизбежна» (Вайцзеккер Э., фон. Указ. соч. — С. 222).
Во время встречи Риббентроп заявил Гендерсону, что «до полуночи с германской стороны от поляков ничего не было слышно. Поэтому вопрос о возможном предложении больше неактуален. Но чтобы показать, что Германия намеревалась предложить, если бы приехал польский представитель, имперский министр иностранных дел зачитал прилагаемые германские … предложения: 1. Вольный город Данциг на основе своего чисто немецкого характера и единодушной воли его населения незамедлительно возвращается в состав германского рейха. 2. Район так называемого коридора … будет сам решать вопрос о своей принадлежности к Германии или к Польше. 3. Для этой цели в этой области будет проведено голосование. … Для обеспечения объективного голосования и гарантирования необходимой для этого обширной подготовительной работы упомянутый район будет аналогично Саарской области подчинен немедленно образующейся международной комиссии, которая будет образована четырьмя великими державами — Италией, Советским Союзом, Францией и Англией» (Год кризиса, 1938-1939: Документы и материалы. В 2 т. Т. 2. Указ. соч. — С. 339-340, 342-343).
Поскольку британское правительство через Гендерсона предложило «германскому правительству начать переговоры нормальным дипломатическим путем, т.е. передать свои предложения польскому послу, с тем чтобы польский посол был в состоянии в согласии со своим правительством подготовиться к ведению прямых германо-польских переговоров» 31 августа Риббентроп спросил у посла Польши в Германии Липского о его возможных полномочиях на ведение переговоров. На что Липский «заявил, что вести переговоры не уполномочен» (Год кризиса, 1938-1939: Документы и материалы. В 2 т. Т. 2. Указ. соч. — С. 355). В тот день Гитлер «снова безучастно реагировал на все варианты, приказал начать наступление на Польшу, хотя и знал, что ничего не изменилось. Иначе говоря, Италия останется в стороне, а Англия, как и обещала, поможет Польше» (Вайцзеккер Э., фон. Указ. соч. — С. 219).
Тем временем «Муссолини предложил Англии и Франции созвать 5 сентября конференцию Англии, Франции, Италии и Германии для обсуждения «затруднений, вытекающих из Версальского договора». Это предложение встретило поддержку в Лондоне и Париже, которые 1 сентября, вместо оказания обещанной помощи Польше, продолжили поиски путей умиротворения Германии. В 11.50 Франция уведомила Италию о согласии участвовать в конференции, если на нее будет приглашена Польша» (Мельтюхов М.И. 17 сентября 1939. Советско-польские конфликты 1918-1939. — М: Вече, 2009. — С. 288). В тот же день И.М. Майский внеочередной телеграммой информировал Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР: «В последние 2-3 дня отдел печати форин офиса рекомендует прессе вести себя спокойно и не нападать на СССР. Одновременно отдел печати всем журналистам — английским и иностранным — заявляет, что судьбы войны и мира находятся сейчас в руках СССР и что если бы СССР захотел, то он мог бы своим вмешательством в происходящие переговоры предупредить развязывание войны. У меня создается впечатление, что британское правительство подготавливает почву к тому, чтобы за войну или за новый Мюнхен попытаться свалить ответственность на СССР» (Документы внешней политики СССР, 1939. T. XXII. В 2 кн. Кн. 1. Указ. соч. — С. 682).
По мнению Э. фон Вайцзеккера «дневники Чиано показывают, что на последней стадии, по крайней мере после 25 августа, между Римом и Лондоном существовали близкие контакты, несовместимые с римско-берлинским союзом» (Вайцзеккер Э., фон. Указ. соч. — С. 221). Во Франции «Боннэ умолял дать ему время на еще одну попытку переговоров. Он сообщил, что Муссолини в случае согласия со стороны Франции и Великобритании готов вмешаться, как это было в 1938 году. … Даладье приказал Боннэ приготовить обращение к Муссолини с положительным ответом, но пока не известна британская реакция, не посылать его. На следующий день Галифакс сообщил: несмотря на то, что правительство Великобритании не может пойти еще на одну Мюнхенскую конференцию, оно не отвергает возможность мирного решения. В Рим было отправлено официальное послание.
А в это время германские войска пересекли польскую границу» (Мэй Э.Р. Странная победа/ Пер. с англ. — М.: АСТ; АСТ МОСКВА, 2009. — С. 222). «Ратифицировав без 5 минут 12 пакт о ненападении с Германией, СССР избежал 1 сентября 1939 года быть ввергнутым в омут без дна» (Фалин B.M. Указ. соч. — С.99). Тем временем «Чемберлен продолжал носиться с идеей мирного соглашения, вслед за которым последовала бы конференция, подобная Мюнхенской встрече глав Англии, Франции, Германии и Италии. Он думал, что время еще есть, поскольку Франция медлила с объявлением войны, а Галифакс также считал, что войну пока не следует объявлять» (Мэй Э.Р. Указ. соч. — С. 223). «В 21.30 1 сентября министр иностранных дел Польши Бек заявил французскому послу: «Сейчас уже не время говорить о конференции. Теперь Польша нуждается в помощи для отражения агрессии. Каждый спрашивает, почему до сих пор Англия и Франция не объявили войну Германии. Каждый хочет знать не о конференции, а о том, как скоро и как эффективно будут выполняться обязательства, вытекающие из альянса» (Мельтюхов М.И. Указ. соч. — С. 289).
«2 сентября Г. Вильсон по поручению премьера известил германское посольство: рейх может обрести желаемое если остановит военные действия против Польши. «Британское правительство готово (в этом случае) все забыть и начать переговоры» (Фалин B.M. Указ. соч. — С.98). «Ранним утром итальянцы сделали последнюю попытку ... добиться перемирия» (Вайцзеккер Э., фон. Указ. соч. — С. 224). «В 10.00 2 сентября после переговоров с Англией и Францией Муссолини сообщил Гитлеру, что «Италия ставит в известность, конечно, оставляя любое решение за фюрером, что еще имеется возможность созвать конференцию Франции, Англии и Польши на следующей основе: 1) установление перемирия, по которому войска останутся на занятых сейчас позициях; 2) созыв конференции через 2-3 дня; 3) разрешение германо-польского конфликта, которое, учитывая нынешнюю обстановку, будет благоприятным для Германии... Данциг уже немецкий..., и Германия уже имеет в своих руках залог, обеспечивающий наибольшую часть ее требований. Если предложение конференции будет принято, то она добьется всех своих целей и одновременно устранит войну, которая уже сегодня выглядит как всеобщая и чрезвычайно продолжительная». В ответ фюрер заявил: «В течение последних двух дней германские войска чрезвычайно быстро продвинулись по Польше. Нельзя добытое кровью объявлять полученным в результате дипломатических интриг... Дуче, я не уступлю англичанам, потому что я не верю, что мир будет сохранен более полугода или года. При этих обстоятельствах, я полагаю, что, несмотря на все, нынешний момент более подходит для войны». …
В 17.00 2 сентября Англия заявила Италии, что «примет план конференции Муссолини только при одном условии... Немецкие войска должны быть немедленно выведены из польских областей. Британское правительство решило дать Гитлеру время сегодня до полудня, чтобы вывести из Польши войска. По прошествии этого срока Великобритания откроет военные действия». В то же время выступая в парламенте, Чемберлен заявил, что «если германское правительство согласится вывести свои войска из Польши», то Англия будет «считать положение таким же, каким оно существовало до того, как войска пересекли польскую границу». Понятно, что парламентарии были возмущены, но германской стороне давалось понять, что возможен компромисс. Несмотря на то, что в Париже стало известно об отрицательном отношении Варшавы к созыву конференции, ее союзники продолжали надеяться на эту возможность, причем в отличие от Англии, Франция была не против того, чтобы германские войска остались на польской территории» (Мельтюхов М.И. Указ. соч. — С. 288-290).
Чемберлен был уже практически в шаге от заключения второго Мюнхена, однако его «время уже вышло. «Заднескамеечники» из тори угрожали поднять бунт в правительственной фракции, если правительство тотчас же не объявит войну. Двенадцать министров встретились в кабинете министра финансов сэра Джона Саймона для закрытого совещания. Они решили сказать Чемберлену, что правительство больше не имеет права ждать, как бы ни вела себя Франция. Вскоре после полуночи 3 сентября Чемберлен назначил голосование в кабинете министров. Наутро премьер, который выглядел «подавленным и состарившимся», выступил с радиообращением к нации: «Все, на что я работал, все, во что я верил в течении своей карьеры, разрушено». Своим сестрам он жаловался на то, что «Палата общин была неуправляема», а некоторые его коллеги «подняли мятеж» (Мэй Э.Р. Указ. соч. — С. 223-224).
Учитывая, что «широкие массы английского и французского народов ненавидели и презирали фашизм, его методы и цели» (Блицкриг в Европе: Война на Западе. — M.: ACT; Транзиткнига; СПб.: Terra Fantastica, 2004. — С. 17) позиции умиротворителей Гитлера действительно были крайне зыбкими, непрочными и неустойчивыми. Ради предотвращения взрыва недовольства Чемберлен был вынужден отказаться от мира с нацистами и заключения второго мюнхенского соглашения. 3 сентября Англия, а вслед за ней и Франция объявили Германии войну. Помимо прочего «в тот же день Уинстону Черчиллю было предложено занять пост Первого Лорда Адмиралтейства с правом голоса в Военном Совете» (Черчилль, Уинстон// https://ru.wikipedia.org) и уже утром 4 сентября он «взял в свои руки руководство министерством» (Черчилль У. Вторая мировая война// http://militera.lib.ru/memo/english/churchill/1_22.html).
Таким образом британцы пресекли заключение Чемберленом нового четырехстороннего союза, в то время как Черчилль вернулся во власть и начал претворять в жизнь свой план заключения англо-советского союза против нацистской Германии. «Уже пост-фактум 4 сентября было подписано франко-польское соглашение. После этого посол Польши во Франции стал настаивать на немедленном общем наступлении» (Странная война. Там же). Помимо прочего для ведения войны Великобритания воспользовалась ресурсами всех стран Содружества: 3 сентября 1939 года войну Германии объявили правительства Австралии и Новой Зеландии, а британским парламентом был принят закон об обороне Индии, 5 сентября вступил в войну Южно-Африканский Союз, а 8 сентября — Канада. США 5 сентября 1939 года заявили о своем нейтралитете.
Вместе с тем при пристальном взгляде никакой катастрофы не произошло и Гитлер имел все основания полагать, что, «если они [Англия и Франция] и объявили нам войну, то это для того, чтобы сохранить свое лицо, к тому же это еще не значит, что они будут воевать» (Мельтюхов М.И. Указ. соч. — С. 290). 4 сентября Э. фон Вайцзеккер несколько раз проходил мимо британского посольства на Вильгельмштрассе и «видел, как Хендерсон вместе со своими помощниками укладывали багаж — как будто между Англией и Германией существовало полное согласие, не было ничего похожего на демонстрацию или выражение ненависти» (Вайцзеккер Э., фон. Указ. соч. — С. 224). Все это разительно контрастирует с событиями 4 августа 1914 года, когда Германия оказалась в состоянии войны с Великобританией, и «огромная «ревущая толпа» принялась швырять камни в окна посольства Великобритании, а затем двинулась к расположенному по соседству отелю Ablon, требуя выдать английских журналистов, которые там остановились» (Ахамед Л. Повелители финансов: Банкиры, перевернувшие мир/ Пер. с англ. — М: Альпина Паблишерз, 2010. — С. 48).
И только официальное вступление Черчилля 5 сентября в военный кабинет в качестве военно-морского министра не на шутку встревожило Гитлера. «Со злосчастным сообщением прессы в руке Геринг появился на пороге из апартаментов Гитлера, плюхнулся в ближайшее кресло и сказал устало: «Черчилль в кабинете. Это означает, что война действительно начинается. Теперь у нас с Англией война». По этому и некоторым иным наблюдениям можно было понять, что такое начало войны не соответствовало предположениям Гитлера. … Он видел в Англии, как он однажды выразился, «Нашего врага номер один» и все же надеялся на мирное урегулирование с ним» (Шпеер. А. Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930-1945// http://wunderwafe.ru/Memoirs/Speer/Part12.htm).
Опасаясь начала Англией и Францией активных военных действий Гитлер, по свидетельству Э. фон Вайцзеккера, «был удивлен и даже чувствовал себя не в своей тарелке» (Вайцзеккер Э., фон. Указ. соч. — С. 219). Действительно, «чтобы сокрушить Польшу, немцам пришлось бросить против нее почти все войска» (Шамбаров В. «Странная война»// http://topwar.ru/60525-strannaya-voyna.html). При этом «в Берлине прекрасно понимали опасность активизации англо-французских вооруженных сил, которая была тем выше, что Рурская индустриальная область находилась фактически на западной границе Германии в радиусе действия не только авиации, но и дальнобойной артиллерии союзников.
Обладая на Западном фронте подавляющим превосходством над Германией, союзники имели в начале сентября полную возможность начать решительное наступление, которое, скорее всего, стало бы роковым для Германии. Участники событий с немецкой стороны единодушно утверждали, что это означало бы прекращение войны и поражение Германии» (Мельтюхов М.И. Указ. соч. — С. 299). По свидетельству Кейтеля «при наступлении французы наткнулись бы лишь на слабую завесу, а не на реальную оборону» (Шамбаров В. Там же). «Генерал А. Йодль считал, что «мы никогда, ни в 1938, ни в 1939 г., не были собственно в состоянии выдержать концентрированный удар всех этих стран. И если мы еще в 1939 г. не потерпели поражения, то это только потому, что примерно 110 французских и английских дивизий, стоявших во время нашей войны с Польшей на Западе против 23 германских дивизий, оставались совершенно бездеятельными».
Как отмечал генерал Б. Мюллер-Гиллебранд, «западные державы в результате своей крайней медлительности упустили легкую победу. Она досталась бы им легко, потому что наряду с прочими недостатками германской сухопутной армии военного времени и довольно слабым военным потенциалом... запасы боеприпасов в сентябре 1939 г. были столь незначительны, что через самое короткое время продолжение войны для Германии стало бы невозможным». По мнению генерала Н. Формана, «если бы пришли в движение эти силы (союзников— М.М.), имевшие чудовищное превосходство, к которым затем, вероятно, примкнули бы голландцы и бельгийцы, то война неизбежно закончилась бы. Сопротивление группы армий «Ц» могло продолжаться в лучшем случае несколько дней. Если бы даже это время использовали для переброски войск с востока на запад, то это все равно не помогло бы. В этом случае любые действия были бы бессмысленными. В Польше нужно было бы прекратить боевые действия еще до достижения решающих успехов, а на запад дивизии не поспели бы вовремя и подверглись разгрому поодиночке — конечно, при наличии энергичного, целеустремленного руководства у противника. Самое позднее через неделю были бы потеряны шахты Саара и Рурская область, а на вторую неделю французы могли бы направить войска туда, куда они сочли бы необходимым. К этому следует добавить, что поляки тоже снова обрели бы свободу действий и привели бы в порядок свою армию».
Генерал-лейтенант З. Вестфаль полагал, что «если бы французская армия предприняла крупное наступление на широком фронте против слабых немецких войск, прикрывавших границу (их трудно назвать более мягко, чем силы охранения), то почти не подлежит сомнению, что она прорвала бы немецкую оборону, особенно в первые десять дней сентября. Такое наступление, начатое до переброски значительных сил немецких войск из Польши на Запад, почти наверняка дало бы французам возможность, легко дойти до Рейна и, может быть, даже форсировать его. Это могло существенно изменить дальнейший ход войны... Не воспользовавшись временной слабостью Германии на Западном фронте для немедленного нанесения удара, французы упустили возможность поставить гитлеровскую Германию под угрозу тяжелого поражения». Таким образом, Англия и Франция, оставаясь верными своей политике «умиротворения» и не подготовившись к действительной войне с Германией, упустили уникальный шанс совместно с Польшей зажать Германию в тиски войны на два фронта и уже в сентябре 1939г. нанести ей решающее поражение. Однако события развивались иначе, и в результате, «отказавшись воспользоваться сложившейся в самом начале войны обстановкой, западные державы не только покинули в беде Польшу, но и ввергли весь мир в пять лет разрушительной войны» (Мельтюхов М.И. Указ. соч. — С. 299-301).
«В 1965 году крупный (и обычно очень осторожный) немецкий историк Андреас Хильгрубер был вынужден написать: «Французская атака на слабую немецкую линию Зигфрида … могла бы, насколько можно судить, привести к военному поражению Германии и, таким образом, к концу войны». Четыре года спустя Альберт Мерглен защитил в Сорбонне докторскую диссертацию, детально анализирующую французские и немецкие силы на Западном фронте в период немецкой кампании в Польше. Его выводы совпадали с выводами Хильгрубера. Позже он опубликовал очерк, в котором разработал правдоподобный сценарий разгрома группировки Лееба — так же, как немцами были разгромлены французские войска в 1940 году. Составляя сценарий, он приложил не только скрупулезность ученого, но и свой многолетний опыт профессионального военного — ведь Мерглен стал историком после ухода в отставку в чине генерал-майора французских элитных парашютно-десантных войск» (Мэй Э.Р. Указ. соч. — С. 301-302).
Между тем все опасения Гитлера были напрасными. «В планах Чемберлена не значилось силовое воздействие на Германию» (Фалин B.M. Указ. соч. — С.98). Он в очередной раз предал Францию, заявив дескать он не думает, что «нужно вести беспощадную борьбу» (Широкорад А.Б. Указ. соч. — С. 341), убедительно настояв «на том, чтобы Франция не предпринимала никаких наступательных действий» (Мэй Э.Р. Указ. соч. — С. 302) и позволив Гитлеру беспрепятственно уничтожить Польшу. Ввиду категоричной позиции Британии Франция была вынуждена вместо начала полноценных боевых действий и скорейшего разгрома Германии в результате блицкрига (нем. Blitzkrieg от Blitz — «молния» и Krieg — «война») согласиться на ведение экономической войны — фр. Drôle de guerre «Странная война», англ. Phoney War «Фальшивая, ненастоящая война» или The Bore War «Скучная война», нем. Sitzkrieg «Сидячая война». Активные военные действия велись исключительно военно-морскими силами противоборствующих сторон и были напрямую связаны с блокадой и экономической войной. «Пользуясь бездействием Англии и Франции, германское командование наращивало удары в Польше» (Мельтюхов М.И. Указ. соч. — С. 301). Однако «руководителей союзных держав бездействие их армий не смущало: они надеялись, что время работает на них. Лорд Галифакс как-то заметил: «Пауза нам очень пригодится, и нам, и французам, потому что весной мы станем намного сильнее» (Широкорад А.Б. Указ. соч. — С. 341).
Дело в том, что «союзники, продолжавшие исходя из опыта Первой мировой войны считать себя в безопасности за Линией Мажино, готовились вырвать стратегическую инициативу у Германии путем активизации действий на периферийных театрах и ужесточения экономической блокады. Германия восполняла понесенные потери и готовилась к наступлению на Западном фронте, так как в позиционной войне на истощение она была обречена на поражение» (Блицкриг в Европе: Война на Западе. Указ. соч. — С. 5). Как мы помним «Германия сильно зависела от поставок железной руды из Северной Швеции. Зимой, когда замерзало Балтийское море, эту руду доставляли через норвежский порт Нарвик. Если заминировать норвежские воды или захватить сам Нарвик, суда не смогут доставлять железную руду. Норвежский нейтралитет Черчилль игнорировал: «Небольшие нации не должны нам связывать руки, когда мы боремся за их права и свободу… Мы должны скорее руководствоваться гуманностью, чем буквой закона» (Широкорад А.Б. Указ. соч. — С. 342-343).
По утверждению Дж. Батлера «в британском министерстве экономической войны считали: «Чтобы избежать «полного краха своей промышленности», Германии, по нашим подсчетам, необходимо было в первый год войны импортировать из Швеции не менее 9 млн т, то есть по 750 тыс. т в месяц. Главным железорудным бассейном Швеции является район Кируна — Елливаре на севере, недалеко от финской границы, откуда руда вывозится частью через Нарвик на норвежское побережье и частью через балтийский порт Лулео, причем Нарвик является незамерзающим портом, а Лулео обычно с середины декабря до середины апреля закован льдом. Южнее, примерно в 160 км к северо-западу от Стокгольма, находится железорудный бассейн меньшего размера. Имеются также более южные порты, из которых важнейшими являлись Окселёсунд и Евле, но в зимний период через них ежемесячно можно было отправлять не более 500 тыс. т из-за ограниченной пропускной способности железных дорог. Таким образом, если бы удалось прекратить снабжение Германии рудой через Нарвик, то в каждый из четырех зимних месяцев она получала бы руды на 250 тыс. т менее необходимого ей минимума и к концу апреля недополучила бы 1 млн т, а это по меньшей мере поставило бы ее промышленность в весьма затруднительное положение» (Широкорад А.Б. Указ. соч. — С. 343).
Как отмечает Э.Р. Мэй «во французском и английском кабинетах и в англо-французском военном комитете по взаимодействию, учрежденном в сентябре 1939 года, главным предметом обсуждений была война экономическая. Министры, высшие официальные лица, ведущие офицеры армии и флота отслеживали немецкий импорт и экспорт, собирали информацию по промышленному производству, анализировали изменение уровня жизни, а также слухи о моральном состоянии немцев. В среднем они отводили обсуждению проблем экономической войны в четыре раза больше времени, нежели изучению ситуации на сухопутном фронте. Тот факт, что с немецкой стороны пропорция была обратной, обусловил и немецкий успех в 1940 году, и позднейшие неудачи Германии.
Столь большое внимание к экономическим аспектам войны расставило свои приоритеты и при сборе разведывательной информации. Французское разведывательное управление в сентябре 1939 года было реорганизовано; из него выделилась служба экономической разведки (SR), названная «Пятым бюро». … Пятое и второе бюро постоянно поддерживали веру генерала Гамелена в то, что Германия может рухнуть сама собой. … Гамелен явно доверял этим предсказаниям». Причем он «был еще относительно осторожен. … По словам Леже [в 1933—1940 годах генеральный секретарь французского МИД — С.Л.], дело Германии уже проиграно. Вильелюм [начальник Генерального штаба военно-воздушных сил Франции — С.Л.] слышал, как в штаб-квартире Жоржа английский генерал говорил: «Война закончена. Она уже выиграна». Он также видел, как офицеры оперативного штаба Жоржа разрабатывали условия мира и вешали на стену карту Германии, разделенной на пять частей.
В конце года Женевьева Табуи напишет в Л’Овр: «Всем кажется неоспоримым, что союзники выиграли войну» (Мэй Э.Р. Указ. соч. — С. 312-314). «Англичане были твердо уверены, что нацистская экономическая система вот-вот развалится. Предполагалось, что все отдано на производство вооружения и у Германии фактически нет сырья, необходимого для ведения войны. Начальники штабов докладывали: «Немцы уже истощены, впали в уныние». Англии и Франции оставалось только удерживать свои оборонительные линии и продолжать блокаду. Германия рухнет тогда без дальнейшей борьбы» (Широкорад А.Б. Указ. соч. — С. 341). «В письме Рузвельту 5 ноября 1939 г. Чемберлен выражал уверенность в скором окончании войны. Не потому, что Германия будет побеждена, а потому, что немцы поймут, что в войну можно обнищать» (Фалин B.M. Указ. соч. — С.98). Все, наверное, так и было бы на самом деле, не объяви Чемберлен очередную «показную войну», на сей раз уже экономическую. Ведь, как мы уже знаем, «объявить войну — еще не значит воевать» (Блицкриг в Европе: Война на Западе. Указ. соч. — С. 19).
Таким образом мы установили, что Чемберлен согласившись было на реализацию американского плана разгрома Польши, Франции и СССР в последний момент решил таки переиграть ситуацию в свою пользу и внезапно вернулся к своей прежней идее заключения четырехстороннего союза и последующего уничтожения СССР под британской эгидой. Гитлер поначалу было хотел проигнорировать предложение Чемберлена, однако после нажима Дуче согласился. В свою очередь Муссолини уже было договорился о созыве второго Мюнхена, причем и Англия, и Франция были согласны на возврат Германии Данцига, Коридора и колоний. Вторжение немецких войск в Польшу 1 сентября 1939 года должно было быть легитимировано уже в ходе конференции.
Между тем созыв второго Мюнхена так и не состоялся — ввиду его острого неприятия британским обществом. Англия и Франция объявили Германии войну, однако раскаявшийся и вернувшийся к реализации американского плана Чемберлен предотвратил французский блицкриг и настоял на ведении экономической войны, предав тем самым Польшу на растерзание нацистам. А принявшись саботировать и зицкриг, Чемберлен подписал смертельный приговор и Франции. Несмотря ни на что, американцами он уже был, фигурально выражаясь, вычеркнут из списка номенклатуры — в правительство был введен Черчилль, который при первом же удобном случае, т.е. при малейшем промахе Чемберлена, должен был занять его должность премьер-министра и приступить к реализации плана обретения Америкой гегемонии за счет Германии. Как мы помним, данный план предусматривал уничтожение Германии совместными усилиями Англии и СССР, последующую помощь Англии Америке на правах уже младшего партнера в уничтожении СССР и обретении таким образом американцами вожделенного мирового господства.
