Горец

  

    Мне вот это точно в голову не приходит уже давно по причине того, что результат этого генетического эксперимента я наблюдал воочию в течение нескольких лет – и звали этот эксперимент  Кирилл, по записи в документах, и Горец, по жизни.

     С виду абсолютно невозможно было угадать в нём мутанта:  обладал он банальной деревенской внешностью,  был средненького росточка, невероятно бледен, худ почти на грани приличия, сутул и лохмат даже тогда, когда стригся ёжиком; учился только на пятёрки, и красный диплом светился на его лбу с первого курса так ярко, как не у всех прыщи горят в юношеском возрасте.

 

    Триггером, включающим у него суперспособности, служил алкоголь: Горец с ним не дружил, а вернее, он-то с ним дружил и очень уважал, а вот алкоголь взаимностью не отвечал и напрочь сносил ему крышу чуть не с первого стакана. Делая при этом бессмертным.

 

    Тихий и спокойный в повседневной размеренной жизни, необычайно добрый и приветливый, Кирилл нравился всем: начальству за то, что не имел замечаний по службе, товарищам за то, что безотказно помогал в курсовых, рефератах и лабораторных, а преподаватели так вообще на руках его готовы были носить из аудитории в аудиторию за светлый пытливый ум, вежливость и таланты к любым без разбора наукам.  Но коварный алкоголь загонял личность Кирилла на самые дальние задворки его сознания, выпуская наружу Горца, и это был форменный пиздец, кратко доложу я вам, чтоб не заводить рака за камень.

    Горец, в отличие от Кирилла, не видел границ вообще – ни моральных, ни физических и обладал буйным нравом дикого мустанга с тягой к приключениям и опасностям, как у героев Жюль Верна, только сильнее. Намного сильнее.  Вырываясь наружу из тщедушного тела Кирилла, Горец бешено вращал красными глазами, рычал, брызгал пеной отовсюду и перманентно искал, чем бы себя убить, по всей видимости, не находя уюта в своём бессмертии. Горец разбивал об голову  военные телефоны, рассчитанные на прямое попадание артиллерийского снаряда, перекусывал электрическую проводку под напряжением, прыгал по балконам четвёртого этажа, дрался с патрулями, милиционерами и всеми, кто казался ему подозрительным, плавал в море в любую погоду и рвал на себе одежду. Ох, как он любил рвать на себе одежду!  

     На следующий день, вернувшийся из заточения, Кирилл ничего не помнил, удивлённо хлопал глазами на рассказы о своих подвигах и обречённо вздыхал, глядя на свои разорванные тельняшки, фланки, бушлаты и шинели.

- Вы всё врёте? – с дрожью надежды в голосе уточнял Кирилл. - На мне ведь ни синячка, ни царапинки…       Это-то и было самым удивительным. Горцу не причиняли вреда ни кулаки, ни дубинки, ни гравитация, ни даже всемогущий электрический ток! Мало того, даже эбонитовые телефоны не оставляли на нём ни малейших отметин.

- Это что такое? – спрашивал утром командир, тыча пальцем в тушку очередного разбитого телефона.
- Упал, - докладывал дежурный по роте.
- Кто упал?
- Телефон упал.
- Куда упал? В Марианскую впадину?
- Никак нет. С тумбочки на пол.
- Вот с этой тумбочки вот на этот пол?
- Так точно!
- Сочно! Я что, на дебила похож? Вот скажи мне, я похож на дебила?

      И в подтверждении своих слов, не дожидаясь ответа, сбрасывал телефон с тумбочки на пол. Даже разбитый этот телефон ожидаемо не получал дополнительного вреда, чего нельзя было сказать о линолеуме, на который он падал.

- Или ты сейчас показываешь мне новую дырку в асфальте под окном и приводишь тушку того, кто его скинул, или готовься заступать сегодня по второму кругу.

    И приходилось заступать по второму кругу, да. А как иначе? Потом уже телефоны прятали от него, если успевали и, поняв, что появление альтер эго – это инвариантная традиция, стали назначать ответственного дежурного по Горцу вытягиванием спичек.  

    В обязанности дежурного по Горцу входило сидение с компанией в абсолютно трезвом состоянии, при этом делать вид, что он пьёт, и притворяться пьяным, потому  как Горец не выносил абсолютно, когда в его компании сидели и не пили, а потом бегать за Горцем и страховать его от увечий, начальства и разорванной одежды. С последним было особенно сложно. Хорошо, что тогда уже появились степлеры, и можно было оперативно привести его в более-менее приличествующий вид. Да и с остальным не очень выходило – если бы не демоническое везение Горца, то всё неизвестно чем и закончилось бы.

    Шли мы однажды с ним по улице Гороховой под утро, то ли из Вислы, то ли из ещё какого не менее аристократичного места, но точно несколько заплетающимися ногами, как Горец увидел машину на тротуаре: машина была чёрного цвета, не то мерседес, не то бмв, и спереди сидели два классических «братка». Слюнявя пальцы, они сосредоточенно считали американские деньги, которые пачками были разложены везде вперемешку с пистолетами.

- Ааааааа!!! – заорал Горец. - Пидарасы!!!!

    И ринулся к машине.

     Схватив пальцами пустой и стылый питерский воздух, в тот же миг ставший неожиданно неуютным,  там, где только что была его куртка, я моментально начал трезветь, наблюдая как он бегает вокруг машины, бьёт её по колёсам ногами и по капоту руками, непрерывно вызывая на бой «безмозглых животных»,  «рогатых тварей» и «одноклеточных амёб». Да, точно это был мерседес – горец прицел же ему пытался отломать.     До сих пор не понимаю, отчего нас тогда не убили. Видимо, бандитам было просто лень прерывать счёт и заново потом всё перемусоливать и перетягивать резиночками.  Они только лениво помахали, мол, проходите, детишки, ну что вы, в самом-то деле, безумства какие-то вытворяете в столь прекрасное раннее утро. Очнувшись, я подхватил Горца на руки и побежал с ним в училище, как Прометей с огнём бежал к людям, а может даже и быстрее.

 

     Хотя это ещё не самая замечательная история с его участием, это просто зарисовка  – самую замечательную сейчас расскажу.

    Учились мы тогда в Обнинске, о чём я уже несколько раз упоминал, и учёба эта была несколько странной – заточен учебный центр был под определённые проекты лодок, но попадём мы на них после выпуска или нет, не знал ещё никто. Я, например, точно знал, что буду проситься на Акулу, и в старые советские времена меня уже на этом этапе отправили бы в Палдиски, но где сейчас был тот СССР и тот Палдиски?  Ну и сидели мы там, вяло изучая устройство подводной лодки не скажу какого проекта. От скуки и бурлящей во всех местах тяги к героизму, конечно же, приходилось в основном пьянствовать. Ну не то что постоянно, конечно, и не то что прямо все, ну на выходных-то да, старались не покрываться мхом и катились, кто куда мог.

    В один из очередных понедельников нас неожиданно выстроили всех в холле общежития и приказали ждать начальника учебного центра. Не, ну ждать не мешки ворочать – спина не болит, правильно? Отчего бы и не подождать. Ждём, шушукаемся и строим версии, что сейчас будет-то: может, медалями награждать станут или именным оружием, например, а может, паёк увеличат или там телевизор цветной в холле поставят вместо этого чёрно-серого рубина. И как только разговоры дошли до падших женщин (а любые разговоры юношей всегда доходят до падших женщин), пришёл начальник учебного центра. Был он мрачен, как черничный кисель, из чего сразу стало понятным, что ни медалей, ни телевизора нам не видать. Походя вдоль строя и насверлив в нас дырок глазами, он, наконец, остановился посерединке и, посмотрев некоторое время в пол, начал удовлетворять пожар нашего любопытства:

- Жизнь сложная штука, да?
-Даааа…
- Пизда! Откуда вам знать-то, дрищи малолетние? Слушайте молча, стойте: дакают они, как дятлы. Ты! Выйти из строя!

      Кирилл вышел из строя и немедленно сделал виноватый вид: покраснел ушами и опустил глаза.

- Вот служишь ты такой, служишь, гниёшь на северах, потом в академии учишься, в штабе штаны просиживаешь, получаешь полковника и назначение начальником учебного центра. Ну скажите же: довольно серо и обыденно, правда? Что за жизнь такая без ярких лучей света, правильно? И тут. Приезжают к тебе очередные курсанты, типа учиться: по служебной необходимости и от чувства глубокой ответственности за выполняемую работу ты листаешь их личные дела с выписками всякими и табелями, и тут: оргазм! Натуральный, доложу я вам, оргазм предвкушаешь, когда попадаются документы этого. Там пятёрками прямо насрано везде: куда ни плюнь, сплошные грамоты, благодарности, поощрения и эти пятёрки по всем предметам, и такие, знаете, жирные уверенные пятёрки – шестёрки почти, а не то что хиленькие, натянутые оценки. Вот, думаешь ты себе, вот он – смысл твоей никчёмной жизни: взять под крыло этого самородка и уберечь его от пагубного влияния военно-морского флота, затребовав немедленно после выпуска назначить его преподавателем, чтоб научить, наконец, этих подводников, как правильно клапана крутить и кнопки нажимать. Окрылённый вновь обретённым предназначением ходишь неделю, другую, уже черновик рапорта набрасываешь Главкому ВМФ, как звонит телефон. Кто говорит? Начальник ОВД города Обнинска! Что он говорит? Он, хлюпая слезами в трубку, говорит, что не соизволю ли я быть так любезен и не выслушаю ли от него рапорт дежурного наряда милиции, который он прямо сейчас держит потными пальцами. Ну отчего же не соизволить, например? Может, человеку душу излить некуда, а для чего ещё нужен  офицер военно-морского флота, с точки зрения сухопутного населения? Конечно, говорю, зачитывайте, выслушаю со всем возможным вниманием, несмотря на крайнюю занятость. Ну он говорит, что весь зачитывать не будет, так как он на четырёх листах, а зачитает  основными фрагментами, чтобы передать суть. А эта самая суть заключается в том, что вчера вечером дежурный патруль, прогуливаясь у ресторана «Версаль», обнаружил там трио крайне выпивших молодых людей, в чём не заметил ничего подозрительного, так как для чего ещё ходить в ресторан, как не выпивать? Ну не поесть же марципанов, в самом деле!  Люди эти курили в мусорку, чем даже импонировали милиционерам, и те двинулись было дальше следить за порядком, но не тут-то было! Самый худой, бледный и не опасный с виду юноша неожиданно обратился к ним с вопросом, отчего же они, такие все стражи правопорядка, не сделают им хотя бы замечания  за нахождение в общественном месте в непристойном состоянии? Патруль ответил, что видали они и непристойнее состояния, и посоветовал ребятам отдыхать дальше, не отрывая их от несения дежурно-постовой службы по плану. Ах так, скотины, прокричал им тот самый юноша, а это вы видели – и  с этими словами разорвал на себе рубаху. Чего там видеть-то, удивились патрульные: ни сисек, ни наколок. Ах так, снова закричал тот самый юноша и бросился к ним с явным намерением  вступить в бой. Двое остальных пытались его удержать, просили не обращать внимания и вели себя вежливо. На тот момент. Но удержать у них не получилось, и дежурным пришлось вступить в неравный бой, и на всякий случай они вызвали себе подкрепление. Когда подкрепление подъехало, бой уже кипел вовсю: милиционеры вместе с товарищами нашего д’Артаньяна пытались угомонить этого самого д’Артаньяна, ловя его и лениво отмахиваясь дубинками. Но несмотря на свой  тщедушный вид, он оказался вообще неугомонимым: наносил разрозненные удары всем подряд,  ловко маневрировал и при этом ещё давал советы бить его дубинками по ногам, а не по голове, потому что по голове его бить бесполезно, а если по ногам, то у них хотя бы  будет шанс завалить его и скрутить. Увидев подъехавший уазик, друзья д’Артаньяна, очевидно, Атос и Арамис, закричали, ах так?! Все на одного?! И началось. Как будто до этого и не начиналось. Дрались уже все со всеми, и чтоб не дать ситуации выйти из-под контроля, вызвали ещё милиционеров в подкрепление. В итоге четыре. Четыре! Наряда милиции общим количеством  в одиннадцать человек скрутили наших трёх мушкетёров и загрузили их в дежурный уазик.  Далее цитирую дословно: «После этого дежурная машина с песней про усталую  подлодку направилась в отдел милиции». Хули вы ржёте? Это ещё не всё! Утром, придя на службу, начальник ОВД, по счастливому стечению обстоятельств мой хороший знакомый и в некотором роде даже друг, обнаружил что бы вы думали? Что все они сидят дружно в дежурке и пьют чай, макая в него печеньки, при этом разучивая песни про подводников. И только что не целуются. На удивлённо поднятые брови милиционеры слёзно просили сурово ребят не наказывать, потому что ребята-то хорошие оказались, душевные такие, из Севастополя и на подводников учатся. И вот что мне делать? Это он у меня спрашивает, а не я у вас – не надо тут рты разевать. Я бы, конечно вас….

    И начальник учебного центра потряс сжатым кулаком, показывая, как бы он их что-то там.

 

- Ты, - обратился он к Кириллу, - испытываешь горькие сожаления от бездарно профуканной карьеры преподавателя в тёплом учебном центре близ Москвы?
- Никак нет! Я не хочу преподавателем. Я на флот хочу.
- В ебеня?
- А хоть даже и дальше.
- Глубже.
- Что глубже?
- Говорить надо не дальше, а глубже, когда речь про флот идёт. Вот отличник круглый, а такой дурак. Итак. Моё решение. В субботу у милиционеров субботник по случаю наступления весны. Ты и двое твоих подельников отправитесь туда с самого утра и отмоете там все окна на втором этаже так, чтоб мы с женой щурились от нестерпимого их блеска, прогуливаясь там перед закатом. А если щуриться не будем, то рапорт этот я лично направлю дальше по инстанциям. Всё ясно? Стать в строй!

    Конечно, никуда бы он рапорт не отправил, что точно знали и мы, и он; и он знал, что мы это знаем, но что это меняло? Конечно же, ничего, и Горец с подельниками драили те окна всю следующую субботу. Благо, у милиционеров тоже есть обязательная подписка на какую-то их газету, и было чем.

    Окончив училище с красным дипломом, Горец отправился служить куда-то на Камчатку, и следы его там для меня со временем растаяли, но пока были видны, то и там всё было сплошь в пятёрках, условно говоря, куда ни плюнь. Правда я ни одного милиционера из тех мест не встречал, так что про остальное сказать не могу.

    Какую основную мысль следует вынести из этого рассказа? Пить – вредно, а дружить – полезно, то есть, если пить с друзьями и следить за мозгом, то не так уж и вредно это выходит. Плюс на минус даёт минус только в математике, открою вам такой секрет, а в осязаемой жизни –иногда даже и восклицательный знак может получиться.