Моё возвращение в родные пенаты училища с войсковой практики оказалось богатым на неожиданности. Как приятные, так и не очень.

Редко какая неделя в нашем авиационном полку обходилась без учебной тревоги. Как правило, объявляли ее поздним вечером или ранним утром. Вот и это ранее утро ознаменовалось очередной учебной тревогой, после которой наши офицеры долго смеялись.

Мотострелковая дивизия, куда меня направили на войсковую практику после третьего курса училища, не понравилась мне, что называется, с порога. То, что добираться до неё больше суток с пересадками, на перекладных, это ещё куда ни шло. Сама аура в штабе дивизии, куда я прибыл вечером, как-то пришлась не по душе.

В тот день я собирался выехать в один из дивизионов нашей бригады. Нужно было посмотреть забарахлившую спецтехнику в кодогруппе, так как солдату-срочнику это было не по зубам. Ну и заодно проверить общее состояние дел на месте. Уже почти на выходе меня поймал начальник штаба бригады и попросил по дороге захватить из города в дивизион одного из офицеров дивизиона.

До поступления в военное училище я почему-то был уверен в том, что все военные, а в особенности офицеры – люди серьёзные, вольностей во время службы не допускают. Но вся моя дальнейшая офицерская служба напрочь опровергла это заблуждение...

 То, что лётно-подъёмный состав советской истребительной авиации во все времена считался элитой, никто не оспаривает. Всё громадьё наземных служб авиаполка и приданных ему частей денно и нощно пашет только для того, чтобы эти 40 лётчиков могли беспрепятственно взлететь и выполнить боевую задачу

Все наши училищные отцы-командиры, начиная с командиров взводов, были исключительно из наших выпускников. Однако представленный нам 1 сентября на третьем курсе новый командир взвода, не имел к нашей спецуре никакого отношения. Новый взводный окончил общевойсковую бурсу, чем он жутко гордился и даже успел там послужить, не понимая того, что для нас он был залётной птицей.

Первым местом моей службы в авиации на Дальнем Востоке, куда я прибыл зелёным лейтенантом из училища, оказалась маленькая режимная часть. Действующего шифроргана там как такового не было, и заниматься мне приходилось в ней только вопросами режима.

Первый курс обучения в стенах нашей бурсы был занят в основном общевойсковыми дисциплинами, в числе которых была военная топография.

Начальник восьмого отделения нашей авиадивизии майор Захов был уже в том солидном возрасте, когда многие офицеры служат, что называется, не прикладая рук. Можно сказать дембель. (А вы думали дембеля – это исключительно солдаты-срочники?) Ну и отношение к службе у него было, прямо скажем, прохладное.

День авиации во всех военных авиагарнизонах советских времен по масштабам празднования мог запросто сравняться с Новым годом. Не стал исключением и этот праздник в нашем боевом авиаполку. Торжественное построение утром, награждения, днём концерты самодеятельности, спортивные мероприятия, прыжки с парашютом, вечером танцы в гарнизонном доме офицеров.

Что бывает, если шифровальщик-ротозей покинет своё рабочее место, оставив на столе шифры, очень наглядно и доходчиво показано в фильме «Турецкий гамбит». Кстати, фильм хороший, советую посмотреть, если кто-то не видел.